Читать книгу: «Хроники Каленара: Истинное время», страница 2
– Ты ничего не знаешь! – выкрикнул Мел, схватив Видящую. – Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей семье! – Мелла начало трясти. – Моя мать не могла. Ты путаешь!
– Успокойся, – совсем тихо сказала Видящая, но голос ее вонзился в самый мозг. У Мелла в голове все резко прояснилось. Он присел там, где стоял, вспышка гнева прошла так же внезапно, как началась
– Прошу прощения, – все еще переводя дыхание, проговорил он. – Не знаю, что на меня нашло. Обычно я более… сдержан.
– Ничего страшного, это не твоя вина. Это последствия наложенных на тебя защитных чар. Можешь радоваться, твоя мать тебя действительно любила, она очень не хотела, чтобы ты знал, кто ты.
– И кто я?
– Ты человек. А это уже немало. И возможно, только это и может нас спасти.
– Хватит говорить загадками. Откуда вообще вам все это известно? Про мою мать.
– Мне неизвестно. И до того, как ты сбежал от нас, оставив на пути много своей крови, я даже не знала, что кто-то из того рода жив. Я не помню времен Миротора – память тех эпох скрыта от меня. Я смогла отследить его потомков до десятого колена. Некоторые становились великими людьми, пропитывая земли Каленара2 кровью. Я смогла найти потомков тех, кто оставил свой след в истории, но большинство из них жили обычной непримечательной жизнью, а что стало с их детьми, мне неведомо. Многие из тех, кого мне удалось отыскать, умирали, не дожив до седин.
– Почему-то мне кажется, что не без помощи со стороны, – невесело усмехнулся Мелл.
– И это тоже. Кого-то убивали люди, кого-то, не буду скрывать, находили мы. Тайны, которые мог передать Миротор, не должны были увидеть свет. Но мир меняется. У людей короткий срок, но и потомков они рождают много. Нельзя уследить за всеми. Пять веков назад я потеряла из вида последнего представителя старшей ветви рода. Я думала, он погиб, не оставив детей и не передав память предков. Но я ошиблась. Потеряла бдительность. И ты живое тому доказательство.
– Ты это поняла по капле моей крови? – недоверчиво спросил Мелл, вглядываясь в собственные руки.
– И да, и нет. Кровь лишь открыла мне глаза. Сейчас я вижу, что те плетения, что окутывают тебя с ног до головы, не принадлежат этой стороне. Они намного старше. Твоя мать была поистине сильна. Одно мне непонятно: почему она не передала эти знания тебе.
– Она не успела, – Мелл тяжело вздохнул. – Она умерла, когда мне было десять.
– Соболезную, – тихо прошептала Видящая. – Мне знакома боль утраты. Она не стихает даже спустя сотни лет.
– Спасибо, – Мелл замолчал, подбирая слова. – Отец считал, что ее убили. Не знаю уж, с чего он это взял. Но он бросил свой пост при королевской палате. Уехал в глушь, а меня отправил в пансион в Ветенгейме. Не знаю, кого он подозревал и что делал, но спустя пару лет по личному приказу короля его лишили имени, обвинили в подстрекательстве к восстанию и повесили на него столько бредовых обвинений, что вспомнить страшно. Я тогда не сразу понял, что произошло… помню только, как сидел у себя в спальне в академии и мне пришло письмо запечатанное лаской, – это знак нашего рода. Я не думал, что там что-то серьезное, бросил его в стол и открыл только спустя неделю… Стоп, почему я вообще тебе это рассказываю?! – Мелл резко замолчал и удивленно уставился на Видящую.
– Прости, я не думала, что дух покоя подействует на тебя так. Видимо, заклинания защиты твоей кровной памяти намного сложнее, чем я подозревала. Первым была злость, теперь это. Наверное, ты с радостью рассказал бы мне всю свою жизнь, лишь бы уйти от вопросов, касающихся твоей матери.
– Да не знаю я ничего про нее. Она была магом. Входила в большой круг Ветенгейме. И то не за свои заслуги, а как жена магистра второй ступени.
– Хочешь сказать, она не была великим магиком? – недоверчиво спросила Видящая. В этот момент узоры на ее теле пришли в движение, а глаза загорелись теплым мягким светом.
– Нет, она магией почти не пользовалась. Максимум – коленки залечить. Все отец делал. Даже магии меня он учил. До смерти мамы он был добрым, спокойным. Он научил меня самым простым узлам. После ее кончины он очень изменился. Стал нервным, пытался давать мне уроки, но любая ошибка выводила его из себя. Мне кажется, он поэтому меня отослал в школу. Просто чтобы не убить ненароком. Я не был хорошим учеником. Помню, как-то раз, когда он знакомил меня с рунами, я… Так, стоп! Сколько можно-то? Выключи эту хрень уже! Не хватало еще начать рассказывать о том, как меня выпороли на конюшне за то, что я яблоню сжег. Асхан тебя побери!
– Успокойся. Я поняла. Все. Темя закрыта, – она мягко коснулась рукой моей головы. – Давай поговорим о деле. Выдыхай. – Мелл глубоко вдохнул. – Так лучше? Нет желания рассказывать мне про все подряд? – усмехнулась она. – А то времени, конечно, мало, но я бы послушала про яблони.
– Очень смешно. Прям обхохочешься, – мысли вернулись в нужное русло. – Ты сказала, что я должен пройти по следам Миротора? – мурашки пробежали по коже от одного его имени. – Я должен уничтожить половину мира? Стать великим магом и сойти с ума? Так себе перспектива.
– Не кощунствуй. Твой предок и правда оставил память о себе в человеческой истории не самую хорошую, но все его предсмертные деяния ничто по сравнению с тем, как он начал свой путь. Он принес в наш мир заклинание расщепления миров.
– Ты хочешь, чтобы я изобрел заклинание, равное по силе ему? Ты с ума сошла? Я магию первой ступени-то с трудом освоил. И кем бы ни были мои предки, в одночасье гением в этой области я не стану.
– В этом ты прав. Гением тебе стать не дано. Ты даже слушать не умеешь. Миротор не создавал это заклинание. Он его принес. Принес из Сейтавалинави.
– Откуда? – опешил Мелл. – Я могу поверить в богов, могу поверить в саму бездну и сотни миров. Но Сейтавалинави?! Это полный бред.
– Я удивлена уже тому, что ты знаешь, о чем я, – Видящая одобрительно улыбнулась.
– Мне мать в детстве читала о нем сказки. Мир первоначальной магии, где нет горестей и страха. Мир единения и грез. Ты серьезно?!
– То, что ты говоришь, это явное преувеличение. По крайней мере, насколько мне известно, это не похоже на место покоя и единения. Но точно могу сказать, что магическая сила пришла оттуда.
– Ты была там? Не проще ли тебе туда и сходить?
– Я не знаю. Вернее, не помню. Мои воспоминания путаны. Я не могу разобраться, что было моей жизнью, а что – лишь истории, услышанные извне.
– Ты издеваешься? И на чем тогда основана твоя вера в то, что тот мир действительно существует?
– В этом нет сомнений. Неважно, была там я или кто-то из предков. Суть древид основана на этом. Мы пришли оттуда.
– Так в чем проблема? Вернитесь туда. Зачем тебе я?
– Я бы рада была вернуться, вот только мне нет пути назад. Наш народ изгнали за то, что мы когда-то пожалели людей. Не позволили уничтожить только научившихся колдовать существ, мы поклялись, что будем хранить эту реальность. Я бы все отдала, чтобы вернуться туда. Ты даже не представляешь, как мне тесно здесь. В месте, где силы так мало, что вы не пускаете ее в мир, снова и снова связывая ее заклинаниями. Это ужасно! Противоестественно, омерзительно, но это теперь мое место и мы должны спасти его, во что бы то ни стало! – глаза ее начали гореть огнем. Рисунок на коже ожил, распускаясь и открывая взгляду тонкие трещины на теле, сквозь которые начал пробивать золотой свет. Последние сходства с человеком утратились. Мелл неосознанно сделал шаг назад. Вдруг весь свет резко погас. Она подняла на него затуманенные бездонной печалью глаза. – Прости, что напугала. Я редко теряю контроль, но, видимо, твое плетение действует и на меня. – Она попыталась улыбнуться.
– Да ладно, все нормально. Меня таким не напугаешь. Я ж избранный, – попытался пошутить он, садясь на место.
– Твои слова бы да в уши дюжине, – невесело ответила она, беря в руки стакан. – За избранного я бы душу отдала, будь она у меня. Последний на моей памяти был Эретор, да и того на битву благословили только десять из двенадцати.
– Не придирайся к словам. А то обидно как-то.
– Ты прав. Я же тебя избрала, так что теперь ты избранный, хоть и не богами – мной. Так теперь тебя звать и буду.
– Я за. Великий избранный Мелл, гроза всех лесов и гор. Хорошо звучит. Мне нравится. По крайней мере, это будет нескучно. Куда мне идти?
Почему-то Меллу казалось, что как только он согласится, ему тут же ему вручат карту и отправят в путь, но Видящая потому и мудрее, что ничего подобного даже не планировала.
Стоило ему согласиться, как напряжение в комнате исчезло. Мелл только сейчас осознал, что воздух во время их разговора оставался недвижим, и в помещении стояла абсолютная тишина – ни звука не проникало сквозь тонкие плетеные стены. Но стоило ему сказать «да», как кокон, отделяющий их от остального мира, треснул, и с улицы послышались детские голоса, шелест листьев и скрип ветвей.
В тот день они больше не обсуждали дел. Весь вечер они просидели, попивая странный травяной чай из деревянных чашек. Видящая любила поговорить, но стена, воздвигнутая подобострастным уважением ее народа, вынуждала ее днями находиться в полном одиночестве. Она рассказала, как строился мир, как воздвигались империи и как их народ покинул Сейтавалинави. Она говорила много, но каждый раз, когда Мелл заикался про его будущее путешествие, она как-то незаметно уводила разговор в другую сторону, взглядом давая понять, что время еще не пришло.
К вечеру Мелл понял, что если для Разговора время не пришло, то для сна оно уже наступило. Глаза слипались под мерный шелестящий голос. По невидимому ему сигналу в комнату поднялись две молодых древиды, они молча помогли ему подняться и показали следовать за собой.
Каким бы волшебным ни был вечер, но спускаться с высоченного дерева посреди кромешной ночи, темноту которой прорезают только далекие блики звезд, не самое приятное занятие. Засыпающий мозг не сразу осознал, что происходит, когда ветви оплели его тело и потащили вниз. Мелл дернулся и попытался схватить нож. И только звонкий голос сопровождающих, говорящий ему что-то на непонятном языке, но с очень мирной и певучей интонацией, остановил его. Ветви аккуратно поставили его на землю, и как только ноги коснулись травы, мягко отпустили и поползли куда-то вверх.
Жить его поселили на точно такое же дерево, только размером оно было меньше. Комната была совсем пустой. У стены лежали несколько подушек и одеяло. Рядом стоял кувшин с водой. Древиды стояли и смотрели на него, будто чего-то ожидая. Мелл было хотел уже распрощаться, но вдруг с ужасом осознал, что хочет в туалет. Мысль была столь неуместной, но желание столь сильным, что это породило в нем отчаянье.
Было понятно, что никакого горшка или чего-то подобного здесь просто нет. И Мелл сомневался, что гордые древиды справляют нужду по ветру прямо с дерева.
– Не подскажете, где у вас туалет? – уже чувствуя себя полным идиотом, спросил он, обращаясь к древиде, что была пониже по их нечеловеческим нормам. В рунном рисунке у нее еще виднелись зеленые линии. Почему-то ему подумалось, что она здесь самая молодая.
– Вейрем али том? – ответила она, всем своим существом показывая, что не понимает его.
– Туалет, – почему-то громче и медленнее произнес он. Это не возымело никакого эффекта. В порыве отчаяния, понимая, что мочевой пузырь уже на пределе, он попытался показать, что расстегивает штаны, и изобразить расслабленность на лице, имитируя звуки воды.
Это повлияло на поведение древид. Не успел он закончить свою пантомиму, как старшая из них размахнулась и ударила его по лицу. Что-то выкрикнула в темноту и, подхватив ничего не понимающую подругу, выбежала в ночь. Мелл остался один.
Внизу слышались восклицания и крики, начались громкие споры. Мелл хотел было выйти наружу и попытаться объясниться, но, выглянув за дверь в черную бездну ночи, вернулся, с ужасом ожидая неминуемой расплаты. Но, к его удивлению, вскоре голоса стихли, оставив его наедине со своими проблемами, которые, к его большому сожалению, так никуда и не делись.
Мелл еще раз осмотрел помещение в надежде все же отыскать вожделенный горшок. Он внимательно обошел все углы и окна. Заглянул за дверь, прикидывая расстояние до земли, и ему даже удалось найти лозу, которая так лихо поднимала его наверх, но, покрутившись вокруг нее минут пять, он пришел к неутешительному выводу, что заставить ее двигаться ему не под силу. Спускаться в кромешной темноте по стволу дерева он тоже не решился. Пришлось вернуться.
Посреди комнаты вызывающе стоял кувшин. На сомнения не оставалось времени. Мелл аккуратно слил воду на живую стену. Кувшин так кувшин. Сами напросились.
Ночь прошла спокойно, Мелл думал, что мысли о предстоящем пути не дадут ему уснуть, но лишь голова коснулась тонкого одеяла, как тихий шелест листьев окутал его со всех сторон, и он погрузился в сладкий сон.
Меллу снился Сейтавалинави. Таким, каким он знал его из сказок матери. Высоченные стеклянные замки, парящие над землей, с разноцветными флагами, развевающимися на морском ветру. Веселые улыбающиеся люди в ярких одеждах, вальяжно расхаживающие по узким уютным улочкам города, где из каждого окна лилась чарующая музыка. Мелл смотрел на тонущие в облаках шпили, на мосты, выгнутые над прозрачными, переливающимися на солнце реками. Отовсюду были слышны смех и песни. Тысячи фонтанов и садов украшали город. Не было в этом волшебном месте горестей и зла.
Он взлетел выше, и яркие крыши с цветущими садами остались далеко внизу. Его уносило все дальше, и вот города превратились лишь в яркие пятна средь бескрайних зеленых лугов.
Картины терялись, сливаясь в единый цветастый пейзаж, он летел куда-то на запад, не разбирая дороги. Один город сменял другой, как будто пытаясь своей красотой затмить собрата. Изрезанный бухтами берег лазурного моря остался позади. Внизу раскинулись белые пески пустынь, раскаленное красное солнце тонуло в барханах. От красоты закатного неба у него перехватило дыхание, он хотел зависнуть на мгновение, но его неумолимо тянуло вперед. И вот уже пустыня сменилась скалами, скалы сплелись друг с другом, образуя горную цепь, разрезавшую мир на две части. Он летел все выше и выше. Горы, укутавшись в снежные шапки, проносились внизу. Солнце, отражаясь от них, слепило глаза. Он зажмурился всего на мгновение и вдруг увидел, как под ним расстилаются до боли знакомы места.
Накир. Место некогда живое и опасное сейчас являло собой печальное зрелище. Выжженная земля уродливыми язвами покрывала степь. От поселений и постов не осталось и следа. Лишь гонимые ветром пепел и дым. В нос ударил запах паленой плоти. Кое-где еще виднелись непотушенные пожары, продолжающие пожирать уже мертвые поля. И на лемы3 вокруг ни одной живой души.
Наконец степь сменилась болотом и лесами. Иногда на глаза ему попадались небольшие города и села. Грязные улицы, низкие приземистые дома и замученные испуганные люди. Весь край был пропитан страхом и горем. По размытым дождями дорогам под черно-пурпурным знаменем на восток шли армии, вбирая в себя все новых и новых людей. Он хотел последовать за ними, но его резко развернуло и потянуло на север. Внизу раскинулся Священный лес.
Ему показалось, что он падает. Все быстрее и быстрее приближалась земля. Он уже мог различить средь зарослей узкие линии тропинок. Плетения веток и даже рисунок листьев. А потом он увидел себя, лежащего на тонком одеяле в углу древесного дома. У него перехватило дыхание, и он открыл глаза.
В комнате ничего не изменилось. Была глубокая ночь. Еще по-летнему теплый ветер задувал в окно. Мелл подошел и выглянул наружу. Безумно хотелось закурить, он редко потакал этой вредной привычке, но сейчас это было нужно. Он, не глядя, сунул руку в ларец, в глубине нашарил давно забытые трубку и кисет. Пальцы дрожали – то ли от холода, то ли от странного возбуждения. Он с трудом сдерживался, чтобы не начать бесцельно ходить по комнате. Тело хотело действий. Прямо сейчас бежать к Видящей, собирать вещи и отправляться в путь. Дорога звала его. Сияющие стены городов стояли перед взором, маня и требуя, чтобы он нашел их. И, что странно, он и сам жаждал этого. Видение было настолько реальным, что теперь все на фоне этой красоты будет казаться ему пресным и уродливым. Он должен там быть. Нет сомнений в том, что там он сможет найти ответ. Впервые за долгое время он почувствовал желание жить. Что бы ни ждало его впереди, это всяко будет интереснее того, чем он занимался последние годы.
Он закурил. Эреторский табак никогда не славился качеством, но старую заначку, что была привезена им еще пару лет назад из Идиэи, была давно утеряна в его бесконечных путешествиях. Трубка горчила, но все же приводила мысли в порядок.
Уснуть снова он не надеялся, а до утра за ним явно никто не придет. Чтобы хоть как-то скоротать время, он закрыл глаза, пытаясь увидеть перед собой линии силы, на которых можно было бы потренироваться.
Мир пронизывали мириады разноцветных нитей. Одна не похожая на другую. Мелл залюбовался столь чуждым и прекрасным узором. Следы от используемых им знаков еще теплились в воздухе, медленно теряя силу. От его прикосновений нить задрожала, и в комнате раздался едва уловимый звон. Спустя мгновение снизу послышались голоса, а на пороге вскоре возник темный высокий силуэт древида.
***
Империя бурлила. За те недолгие четыре месяца, что он отсутствовал, настроение страны изменилось до неузнаваемости. Лето двигался вдоль Ленивого тракта. Сначала он шел по дороге, но, несколько раз чуть не наткнувшись на вооруженные отряды, что маршировали на восток, решил перестраховаться и теперь пробирался узкими тропами средь пожелтевших кустов.
В воздухе пахло надвигающейся битвой. Войска тонкими ручейками стягивались к стенам Ветенгейме. Неделю назад Лето рискнул подобраться ближе и подслушал разговор ночного патруля. Империя готовилась к осаде магического города. Причин столь странного поведения никто не понимал, но императорский указ гнал вперед всех, кто мог держать оружие.
На подходе к Мулхану4 стало совсем невыносимо. У самых стен раскинулись тренировочные лагеря, куда сгоняли крестьян из ближайших деревень. Место, где готовили мясо на убой, что пойдет в первых рядах, дабы принять на себя магический удар защитных укреплений, было на удивление радостным. Туда-сюда сновали еще молодые и розовощекие мужики, впервые взявшие в руки что-то опаснее вил. У костров слышались песни и смех. Лагерь жил, еще не ощущая надвигающейся смерти. Людям обещали славу и деньги, почет и приключения. Вербовщики умеют красиво рассказать о войне, умалчивая лишь тот факт, что вернуться удастся единицам. И то если повезет. А в магической бойне шансы на выживание стремились к нулю.
Лето всего однажды видел, как умирает человек под ударом боевого заклятия. Его товарищ, что взял тогда еще юного Лето на задание, однажды попал в магический круг охраны. И в мгновение ока сгорел, охваченный липким изумрудным пламенем, даже не успев понять, что произошло. На опаленном лице навсегда застыла удивленная улыбка. Лето потом еще долго не мог заснуть. Он проторчал с десяток часов в парилке, до крови раздирая щеткой тело, но запах горелой плоти преследовал его еще неделю. Как давно это было. Теперь смерть стала для него нормой. Он давно не теряет сон при виде трупов. Но забыть тот зеленый огонь он не сможет уже никогда.
Поэтому сейчас, глядя из укрытия на этих наивных трудяг, что гордо размахивали совершенно бесполезными при осаде длинными кривыми пиками, Лето понимал, что жить тем осталось не больше месяца, да и то, если их батальон пойдет не первым.
Он легко в ночи преодолел путь до городских ворот. Ворота на ночь не закрывали – то ли из-за уверенности, что опасности нет, то ли понимая, что закрытые ворота не остановят магическую атаку.
Люди продолжали входить и выходить даже после заказа солнца. В город шли обозы с провизией и оружием. Из города на ночь выходили девки, укутанные в грязные разноцветные тряпки, надеясь проникнуть в лагерь и заработать на неумелом молодняке свои пару монет.
Лето не походил ни на работниц досуга, ни на торговцев. Его черный дорожный костюм был очень удобен, что бы прятаться в низкой придорожной траве, но вот в городе он бы привлекал к себе слишком много внимания.
Он просидел недалеко от ворот почти до самого утра. В третьем часу, когда темнота достигла своего пика, а доблестная стража утратила бдительность, Лето, привычно сосредоточившись, поймал движение ночной тени. Его дыхание замедлилось, движения стали мягче и плавнее, и он, слившись с ночью и неслышно ступая, зашел в город прямо под носом охраны, которая увлеченно играла в змея прямо на посту.
В городе дела обстояли еще хуже. Стража сновала по всем углам. Фонари горели на полную мощность, высвечивая даже самые дальние уголки. Пришлось укрываться в переулках и за фасадами домов. Путь его лежал в рыбацкий район.
Чем дальше он уходил стен, тем многолюднее становились улицы. Рыбаки уже проснулись. Невидящим заспанным взором шаря под ногами и зевая, они шли к порту, дабы успеть уйти подальше в море к рассвету. Лето замедлил шаг. Опустив голову и водрузив торбу на плечи, он вразвалочку брел следом, влившись в ряды. Любой внимательный зритель сразу бы вычислил его, но время было раннее, а рыбаков сейчас больше интересовали улов и возможность занять рыбные места раньше конкурентов, чем грязный сутулый тип, идущий куда-то по своим делам.
Лето добрался никем незамеченный почти до самых доков и, не доходя какую-то сотню мефид, свернул в грязный проулок. Здесь ютились покосившиеся дома, давно переделанные под склады. Место это было не особо популярным. Лет десять назад, во время наводнения, когда волны достигали в высоту трех этажей, весь этот район ушел под воду вместе с хранившимся здесь товаром. И с тех пор все ценное представители торговых гильдий решили хранить подальше от берега, а тут доживали свой век старые лодки, снасти и непроданная рыба – в общем, все то, что не жалко было бы потерять.
Смрад здесь стоял невыносимый, и даже соленый утренний бриз, что тянулся с берега, не разбивал тяжелый запах. Почему-то пахло специями. То ли какой-то пришлый купец, первый раз оказавшийся в этих местах, позарился на низкую ренту, то ли утром стоит ждать обозы, что перевезут отсюда товар. Лето сделал пометку в мыслях, что стоит это учесть. Незваные гости ему были ни к чему. Его присутствие в городе должно оставаться секретом как можно дольше.
Он еще пару раз свернул между домами, пробираясь почти на ощупь в пыльной темноте. Ветхое, завалившееся на бок здание с тяжелой дверью смотрело на него пустыми глазницами забитых досками окон. Он огляделся, удостоверившись, что за ним никто не следит, сделал три шага влево и нащупал шероховатый камень фундамента. Пришлось немного напрячься – осевшая соль мешала его вытащить. Наконец камень поддался и выпал из узкой щели, скрытой за ним. Лето вытащил громоздкий витиеватый ключ. Камень встал на место.
Нашарив на двери скрытый под поддельными петлями замок, он вставил ключ и два раза повернул. Послышался протяжный скрип, говорящий о том, что соль добралась и до замка. Лето оглянулся, ища глазами того, кто мог бы прибежать на звук. Но, никого не обнаружив, быстро юркнул в дом, захлопнув за собой дверь.
Лет пять назад, когда Йорин, один из немногих в его гильдии, кто не скрывал своего имени, предложил Лето на пару обзавестись этим логовом, как он его называл, Лето отнесся к предложению скептически. Он никогда не питал особой любви к этому городу, да и не думал, что когда-то ему понадобится скрываться здесь. Но Йорин особо ничего не требовал, кроме небольших финансовых вложений, а доверие этого странного, уже немолодого – что было редкостью в их профессии – и не утратившего дух авантюризма и веру в чудо (что было еще более редким) Лето воспринимал как особую честь.
Йорин ему нравился, несмотря на то, что о нем говорили. Обычно своих клиентов он устранял красиво и даже следовал какому-то своему, только ему понятному пониманию чести. Он никогда не убивал женщин, никогда не трогал детей, даже если ему обещали суммы, от которых любой купец в этом городе бы лишился дара речи. Он всегда был весел и в отличие от всех членов гильдии спокойно относился к молчаливой и закрытой натуре Лето. Они несколько раз работали вместе, а после сошлись на любви к растениям и мелким животным, как-то незаметно став друзьями – в меру возможного. Йорин многому научил его, хоть никогда в открытую и не называл себя учителем.
О нем Лето не слышал ничего с момента Нового времени, он даже пытался его искать по прибытии в город, но о старом Йорине никто ничего не слышал.
Лето на ощупь прошел в глубь дома. Окон тут не было, все-таки здание задумывалась как склад. Вдоль темных стен стояли полки, заваленные всякой чепухой, которую можно было бы выдать за товар. Тут были веревки, какие-то снасти, пара ящиков с разномастной медной посудой, с десяток фонарей, коробка свечей и много другого барахла. Когда они обустраивали это место, Йорин таскал сюда все, что мог найти по бросовой цене, он пытался максимально захламить помещение, чтобы средь сотен куч бесполезной рухляди можно было скрыть действительно полезные вещи. Он всегда говорил, что если ты хочешь что-то спрятать, просто положи это в кучу подобного, и тогда ищейки сломают голову, пытаясь понять, что ты тут скрываешь.
Из гор хлама Лето уверенным движением фокусника извлек потертый камзол, какие носят бывшие военные, пару сапог и штаны. Тут же на свет показалась небольшая плоская деревянная коробочка, покрытая лаком.
В углу стояла старая бочка с водой. Вода уже зацвела, значит, их тайное место давно никто не посещал. Времени на то, чтобы идти за водой не было, так что Лето достал из соседней кучи таз и скинул с себя грязную одежду. Вода воняла затхлостью, но, несмотря на это, смывая с себя гарь и грязь дорог, он почувствовал облегчение.
Переодевшись в городской костюм, зажег лампу и открыл коробочку. На тонких пластинах в ней лежал театральный грим. Лето не особо любил им пользоваться, и первое время, когда Йорин заставлял его учиться этой странной, не подобающей ему науке, он громко возмущался, но со временем признал удобство данного изобретения.
Все же его лицо привлекало слишком много внимания, а ходить, обмотавшись в шарфы или маски, было равносильно размахиванию флагом и крикам, что по мирным улицам города ходит подозрительный тип, замышляющий неладное.
Он нанес толстым слоем бежевую пудру, сверху жирным слоем легли белые мазки густой липкой пасты, тонкой кистью дорисованные до жутких шрамов. И вот, спустя каких-то полчаса, из зеркала на него смотрел человек неприятной наружности, с одним глазом и жуткими шрамами через все лицо. Когда Йорин посоветовал ему подобную маскировку, Лето не мог взять в толк, как можно скрываться среди людей с такой примечательной внешностью, но старый плут оказался прав. Люди, что встречались ему на пути, стыдливо отводили взгляд, стараясь не смотреть на изуродованное лицо молодого человека. Они не запоминали ни цвет его разных глаз, ни цвет волос или рост. Ничего. Единственная примета – шрамы, которые он легко смывал в ближайшей бочке.
Удостоверившись, что выглядит он нормально и ничего не отклеится в самый неподходящий момент, Лето спрятал пару кинжалов в сапог, пристегнул старый меч к поясу, чтобы уже полностью соответствовать образу наемника, и вышел в город.
С маскировкой он явно угадал. Город проснулся, и на улицы высыпались толпы людей самого разного вида с единой целью – найти себе работу в готовящемся к войне городе. Времени было мало, он почти физически ощущал, как оно бежит. Император уже точно в курсе, что произошло и что виноват во всем этом Лето. Жизнь Эйтели перестала что-либо стоить. Нужно было действовать и быстро.
Соваться во дворец с боем было глупо. Сначала необходимо было узнать, где расположен гарем, да и вообще глянуть, как обстоят дела с охраной. Поэтому Лето двинулся вслед за толпой.
Людской поток вынес его к Базарной площади, где собралось очень много народу. Люди обступили что-то со всех сторон. Они живо обсуждали, ругались и спорили. Лето пристроился к одной компании и стал вслушиваться в слова толстоного верзилы, который громче всех кричал и размахивал руками.
Средь бесконечной брани и восхвалений императора удалось узнать, что сейчас будут кого-то пороть за дела, противные государству.
Народ всегда любил зрелища. А сейчас – на грани войны – любое развлечение было в радость. Люди пришли посмотреть на кровь, не понимая, что совсем скоро улицы города зальет красными реками.
Лето проталкивался вперед. Люди возмущались, кричали, но, увидев его, в страхе расступались, и лишь самые смелые шепотом проклинали его.
Он вышел почти к самому эшафоту. Посреди деревянного настила был возведен резной столб высотой с человеческий рост. Рядом с ним стоял огромный, мускулистый, волосатый мужик в маске палача. Он с наслаждением покручивал ус кнута и, вальяжно расхаживая, демонстративно играл на публику, рассекая плетью воздух. От этих пируэтов по толпе разносились радостные крики и возгласы.
Вдруг толпа ожила, со стороны тюремных стен послышались гомон и ругань разгоняющих зевак стражей. Они вели, удерживая с двух сторон за связанные руки, человека.
Уже изрядно побитый, со сломанным зубом и почти не открывающимся глазом, тот шел, подставляя ветру свою рыжую бороду, и не замечал никого вокруг. Он улыбался, кивал в сторону молодых женщин и вообще всячески наслаждался процессом. Стража рядом периодически пинала его, дергала, но тот становился только веселее. Не узнать этот хитрый взгляд было невозможно. Йорин продолжал вышагивать к помосту пружинящей походкой.
Его подтащили к платформе. Он гордо поднялся по лестнице и, изящно изогнувшись, поклонился на радость толпы.
Когда стражи наконец привязали его к столбу и разодрали рубаху на спине, он весело рассмеялся. Прокричав пару неприличных фраз в сторону доблестных хранителей порядка, он получил напоследок увесистый удар по ноге от не оценившей его юмор охраны.
На помост вышел глашатай – на фоне палача и высокого и все еще крепкого Йорина тот казался карликом. Он прочистил горло и, дождавшись внимания толпы, заорал:
– Дорогой народ! От имени императора сегодня на ваших глазах будет наказан преступник, который был обвинен в подстрекательстве и неповиновению императорской воле. Также он повинен в дезертирстве и пропаганде упаднических настроений. За это Йорин Бельфис по прозвищу Рыжий приговорен к пятидесяти ударам плетью и тридцати дням у позорного столба, дабы за это время он смог познать тяжесть своих поступков. Всех, кто попытается помочь ему едой или питьем или каким-либо другим способом захотят облегчить его наказание, признают соучастниками и покарают по всей строгости закона. Во славу императора!
