Читать книгу: «Дневник выжившего», страница 5

Запись 4. 17. 04. 10 с д. к. Радиация (Нижний Новгород)

Мы называем их мертвяками. Они безумны. То есть в их голове нет разума. Словно бездушные куклы, потерянные в этом прогнившем мире. Заблудшие души, неспособные найти путь в мир мёртвых. Остались на перепутье среди живых. Полуживые. Это люди, которые больше всего подверглись влиянию радиации. Они не погибли. Их организм мутировал. Их тела стали разлагаться, но не умирать. Облученные, обожженные, ужасные. Одна из самых худших участей – это стать мертвяком. И никто ведь не знает, что движет ими.

Очередной умерший город, будто свалка. Разграбленные магазины с разбитыми окнами, заколоченные дома, потрескавшийся асфальт, кругом мусор и засохшая грязь. Показалось здание торгового центра, возможно там можно нарыть новую одежду. И что-нибудь поесть. Было тихо.

Я зашёл внутрь. Тихо поднялся по застывшему эскалатору. Звук шагов отскакивал от стен. Хорошее эхо.

Тут я заметил странное движение. Шмыгнув быстро за прилавок, я огляделся. Неужели пёс ничего не почувствовал? Я выглянул и заметил фигуру, похожую на человека. Он был в разодранной одежде, чуть ли не сгнившей, его движения казались медленными, неповоротливыми, и даже несуразными, а кожа в некоторых местах вовсе облезла. Это был мертвяк.

Люди, которые подверглись сильнейшему облучению впервые дни войны. Бомба в купе с биологическим оружием дала такой результат. Город, который подвергся бомбежке, располагался далеко. Но людей оттуда развозили в разные города в больницы, чтобы хоть чем-то помочь. Но они не умирали, они мутировали. Однако были совершенно безобидны. Когда начался этот хаос, мертвяки остались единственными обитателями заброшенных городов.

Я вышел из-за прилавка и спокойно прошёл дальше. Как и ожидалось, магазины одежды пестрили разным ассортиментом. Заглянув вниз, в продуктовый, я нашёл лишь пару шоколадных батончиков и пачку печений. Воды не было. Но я смог добыть собачий корм.

Всё это время, бродя по ТЦ, я наталкивался на бродящих туда-сюда мертвяков. Они словно не замечали меня. И просто ходили, ходили. Найдя ещё пару полезных вещей, типа компаса, верёвки, и осмотрев аптеку, я наткнулся на книжный. Посреди никому не нужных разбросанных книг стоял мертвяк, опустив руку на столик. Он водил пальцем по обложке и что-то неразборчиво мычал.

Я поспешил убраться, но нечаянно задел стеклянную неразбитую дверь ногой и с грохотом упал на пол. Стекло осыпалось мелкими кусочками. Мертвяк среагировал. Он повернулся в мою сторону и зашевелил губами.

– Ж-ж-жвой, – утробным голосом он кое-как выдавил из себя.

Я не то чтобы удивился, я просто обомлел. Неужели мертвяки сохранили разум? Я встал. Он всё так же стоял у столика. Просто повернул голову в мою сторону. Его глаза загноились и вместо них оказались видны лишь непонятного цвета вмятины.

– П-п-ро-читай, – обратился ко мне мертвяк.

Пёс не выдавал никакой тревоги. Разум же твердил, что лучше бежать отсюда и не нарываться, но любопытство брало вверх. Мне действительно было интересно, чем ещё может удивить этот мир. Я вошёл в книжный и приблизился к прилавку. Мертвяк стоял, не двигался. Его ладонь лежала на одной из книг. Я медленно вытянул её. Небольшой томик пушкинских стихов. Я начал читать, старательно, пытаясь подобрать правильную интонацию.

Мертвяк тихо слушал. Я взглянул на его лицо. По щекам тонкими струйками текли слёзы.

Запись 5. 18.04.10 с д. к. Жизнь – феникс

Пустошь. Лишь одним единственным словом возможно описать этот разрушенный мир. Тихо, холодно и пусто. Руинный город, неживое поле, замеревшая вода. Такое же холодное, мёртвое белое поле с угасающими лучами. Мир разрушен. И как бы сильно я не желал исправить всё – не мог, и навряд ли смогу вообще. Слышали про Чернобыль? А может про Хиросиму и Нагасаки? А кто мог предположить, что таким же станет весь земной шар?! Страшным, тихим, заражённым…

Война – само по себе пугающее слово. Но оно есть… И существует на протяжении многих веков.

Но сейчас исчезло даже оно. По-сути, нет ничего, всё уничтожено. Лишь маленькие отголоски человечества разбросаны по всей Земле; они борются, хватаются своими костлявыми руками за жизнь. Все, как могут…

Все, как могут? Да. Порой в разъяренном существе, жаждущем еды и воды сложно угадать человека. Но что ещё его волнует? Нажива. Власть. Могущество. Даже в этом прогнившем мире они никак не могут забыть про то, что можно получить угодную душеньке вещь совершенно бесчестным путем, иногда жестоким и гнусным. Эти людские пороки не исправит ни Война, ни Голод, не Смерть, не Чума.

Люди же, настоящие, должны в эти моменты держаться друг за друга, не отнимать руки, и уж тем более не враждовать, но нет… Уж не знаю, как это всё задумано, но так устроен человек. Это подтверждалось из года в год мировой историей.

Но, подождите! Возможно человек, как бы мне выразится, не до конца эволюционировал, поэтому сейчас так яро выступают его животные инстинкты, хоть и был пройден путь социализации. Но я уверен, что не всё до конца потеряно. Есть, есть, но немного, людей, которых действительно можно назвать людьми.

Поэтому я один. Хотя, нет. Человек не сможет быть один, так ведь очень легко свихнуться. Природа и тут всё продумала. Даже тот самый Робинзон не мог жить… не разговаривая с кем-то. Да! Вот что отличает человека от животного: язык, слова, мысли, чувства.

И лучший мой друг, как вы могли уже догадаться – пёс. Мой милый пёс, за которого я готов отдать жизнь. Сколько раз в этом страшном мире он спасал мою шкуру. Сколько раз! Не сосчитать. Собака всё знает, всё видит, всё чувствует. Самое преданное и любящее существо на свете. Уж не знаю, за что нам, людям, природа подарила такое благородное создание.

На улице светло, но небо задёрнулось серыми облаками. Редко, когда можно теперь увидеть его голубизну. Вчера мы с Рексом набрели на этот полуразрушенный городок, но тут были люди! Об этом я узнал только ночью, когда послышался дурманящий запах костра, ну а за ним тихие разговоры на знакомом языке. Кажется, эти люди нормальные, то есть не одичали, как некоторые. Устроили здесь что-то типа лагеря, живут и пытаются хоть как-то привыкнуть, воссоздать атмосферу невозвратимого прошлого. Но это слишком отдаленно напоминает прежнюю жизнь.

Я не решился выйти к ним. Сам, пожалуй, одичал. Поэтому спокойно сидел в руинном здании, за обвалившейся стеной. Нам нужно отдохнуть перед предстоящей длинной дорогой, которая никуда не ведёт. Я умиротворённо прикрыл глаза, подперев стену спиной. Пёс мирно сопел под боком, и я уже почти погрузился в сон. Вдруг отдалённое жужжание поразило слух. Затем оно переросло в гул, и этот гул становился всё громче и громче, сильней и сильней. Я, судорожно вздохнув, распахнул глаза. Звук мотора. Машины. Это могло означать лишь одно. Мародёры…