Читать книгу: «Врачебная тайна доктора Штанца», страница 5

4 глава

Абелард Вагнер из большого хрустального бокала сделал глоток красного вина и взял в дрожащие руки свежий выпуск местной газеты. Положение первого советника бургомистра города Вюрцбурга обязывало его знать все последние новости. И даже если большая их часть была ему уже известна, так как всё проходило через магистрат, он всегда находил в прессе что-нибудь новое.

Как и подобает бюргеру, у него даже сейчас был напыщенный, галантный и представительный вид. Русые длинные лохмы хоть и не прикрывал белоснежный парик, к этому времени уже умирающий символ социального статуса, были напудрены и хорошо уложены. Брови вразлёт учёсаны, взгляд больших синих глаз глубокий, гармошка складок на щеках и чёрточки уголков широкого рта выражали озабоченность и строгость. Рубленая форма худого лица, крупный нос и выставленный вперёд подбородок, сами собой выказывали породу, выправку, статность. Однако рдеющий румянец и мешки под глазами, всё же выдавали в нём большого любителя вина. Но, правда, на то имелись свои причины.

В какой-то момент он так увлёкся изучением свежей прессы, что даже вздрогнул, когда в дверь его спальни, где он предпочитал (в принципе вынужденно) завтракать в одиночестве, громко и настойчиво постучали.

– Войдите, – раздражённо пригласил он того, кто стучал, и положил газету обратно на стол.

Одного глотка вина для снятия утреннего раздражения оказалось мало, и он сделал ещё парочку.

В спальню вошёл его личный слуга Фредди. Безликий сухой старик.

– Прошу простить меня за беспокойство, – извинился с порога слуга, прочитав по взгляду хозяина недовольство, – но вам принесли письмо из магистрата.

Абелард отставил бокал и махнул рукой, как бы призывая подойти и отдать письмо. Слуга смело шагнул к столику и протянул своему хозяину поднос, на котором лежал запечатанный конверт. Взяв его, Абелард жестом приказал слуге незамедлительно удалиться. Тот поставил на поднос две опустошённые ещё с вечера бутылки вина, валявшиеся на полу возле не заправленной кровати, и направился к выходу.

Как только старик закрыл за сбой дверь, Абелард вскрыл лежащим рядом ножом конверт и прочитал:

«Уважаемый герр Вагнер, сообщаю вам, что сегодня будет рассматриваться выдача лицензии на ведение врачебной практики в нашем городе доктору Штанцу, письменное прошение которого поступило к нам не далее, как вчера вечером. А потому прошу вас прибыть в магистрат, не позднее одиннадцати часов утра».

Письмо было без подписи, но Абелард и так знал от кого оно. Взглянув на часы, стоящие на комоде из красного дерева, он убедился, что у него в запасе есть ещё целый час. В конце концов, он первый советник и без него никто не начнёт заседание в отсутствие бургомистра. Хотя заглянуть в спальню супруги и попрощаться с ней, как это обычно он делал перед уходом, Вагнер уже не успевал.

Отложив письмо, он снова взял в руки газету. Пробежав все колонки с уже устаревшими новостями, его взгляд, вдруг, привлекла маленькая, но бойко написанная статья, находящаяся в криминальном разделе.

«Вчера днём в нашем славном и тихом городе произошла страшная трагедия. В одном из домов по Малой улице были найдены мёртвыми, всем известные нам, почтенные и многими уважаемые, жители нашего города, Георг и Эльза Хорьх. А так же их дочь, Герти. Чета Хорьх вела спокойный обыденный образ жизни и никогда не была замешана в каких-либо скандалах. Они сдавали в своём доме приезжим жильё и всегда исправно платили налоги.

Первыми забили тревогу соседи и местный пресвитер, заметив, что никто из четы Хорьх уже несколько дней не появлялся на улице и в лавках, где они всегда закупались продуктами.

Пришедшие к ним домой люди к своему ужасу обнаружили лишь растерзанные тела хозяев. Георг и Эльза были зверски и цинично убиты неустановленным орудием. Их совсем ещё юная дочь лежала мёртвой в подвале дома. В её смерти криминала не обнаружено. Тем более по утверждению пресвитера Георг Хорьх сам просил его отпеть девочку, умершую якобы из-за тяжёлой продолжительной болезни.

К нашему счастью дело о расследовании этого страшного преступления было поручено лучшему, правда и единственному, криминальному инспектору нашего города Иоахиму Леманну».

Заметка была небольшой, но сильно бросалась в глаза.

– Чёрт бы их побрал! – выругался магистр и отбросил от себя газету.

Вскочив с места так, что зацепил коленями крышку столика, и, опрокинул бокал с остатками вина, которое тут же впитала брошенная газета, он схватил со стула камзол, и громко хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Вся администрация города и магистрат располагались в здании Вюрцбургской резиденции, которая находилась почти в самом центре города. Это был огромный архитектурный комплекс, построенный в стиле барокко. Оформленный и внутри и снаружи по всем канонам того времени и представляющий из себя настоящий шедевр зодчества многих именитых художников и мастеров великой венецианской школы, он вызывал трепет, уважение и интерес у всех жителей и гостей Вюрцбурга.

Герр Вагнер проживал недалеко от дворца, поэтому через какую-то четверть часа он был уже на месте.

В дверях резиденции его встретили депутаты. Они стояли, разбившись на небольшие группки, которые бурно обсуждали самые последние события города.

– А вот и наш Абелард! – воскликнул один из них, когда Вагнер ворвался в здание.

– Не сейчас! – отмахнулся от него первый советник.

Он пробежался быстрым взглядом по присутствующим и, выхватив из толпы одного из них, резко и громко заговорил:

– А, герр Браун! – обратился он к тучному невысокому господину с огромной головой и обвисшими щеками. – Кажется, наша пресса находится под вашей юрисдикцией, не так ли?

– Всё верно, господин Вагнер, – ответил мужчина, делая шаг навстречу.

– Тогда, что за ужас пишет ваша газета? Я уже не говорю о жёсткой форме описания самого инцидента.

– Но, но…, – заикаясь, пробормотал герр Браун. – Я не понимаю?

В приёмном зале воцарилась тишина.

– Хорошо, я вам напомню, – раздражённо ответил Вагнер. – Я говорю об ужасном убийстве семьи Хорьх, которое описывает наша газета в неприличных подробностях. Я не позволю! Если это прочтёт бургомистр; ни вам, ни мне не поздоровится. Где ваши цензоры? Вы хотите, чтобы вас закрыли, как «Райнише Меркур»?

– Что же я мог сделать, если вёрстку делали без меня? – ответил герр Браун. – А к тому же, сам редактор «Unser Stadt» пропустил эту заметку в данный выпуск. Приказ был, какой? Ни слова о политики. Этого правила, мы и придерживаемся. А что же вы тогда прикажете печатать? Французских газет и журналов нам теперь не привозят, тоже запретили. Людям больше негде просвещаться.

Вагнер лишь махнул рукой, словно показывая, что теперь это уже не важно.

– Ладно, – сказал он, осмотрев остальных присутствующих, – через десять минут прошу всех быть в зале заседаний.

После этих слов он прошёл через толпу и исчез за дверями, ведущими в тот самый зал.

Когда все присутствующие заняли в зале заседаний свои места, Вагнер и два его помощника уже сидели за столом. Само помещение и расположение скамеек в нём, напоминали университетскую кафедру.

В центре стола было оставлено место для бургомистра, который сейчас отсутствовал. Справа от него сидел первый советник Абелард Вагнер, который временно выполнял функции бургомистра, а слева – просто советник, Адольф Менгер, медик по образованию. Рядом, в нише под архитектурным сводом, украшенным лепниной в виде венка, сидел прокурор и он же секретарь городского собрания Отто Гюйгц.

Как только в помещении воцарилась тишина, Отто Гюйгц встал и сообщил о повестках дня. Первым вопросом для рассмотрения стала выдача лицензий и их налоговых обложений.

Сначала зачитали прошение некого пекаря, просившего разрешить открыть свою лавку. Для оценки он принёс с собой целый лоток хлебобулочных изделий, но его, конечно же, с ним даже не подпустили к зданию дворца. Пришлось все изделия раздать уличной страже. Ему назначили налог в виде пятидесяти талеров или ста гульденов. Для начала, это были небольшие деньги, но магистрат оставлял за собой право в дальнейшем увеличить этот налог, если дела пекаря пойдут в гору и он захочет расширить сеть своих лавок.

Следом было рассмотрение ещё нескольких подобных дел. И наконец, речь зашла о выдаче разрешения на ведение постоянной врачебной деятельности на территории города Вюрцбурга. Прошение было подано неким Хенриком Штанцем.

– Пригласите господина Штанца за кафедру, – сказал Вагнер, рассматривая прошение.

С ближайшей скамьи встал человек и подошёл к кафедре. Это был мужчина неопределённых лет, очень высокого роста, с довольно волевыми чертами лица, которое мы описывали ранее. Он снял с себя шляпу и встал лицом к заседателям.

– Итак, вы утверждаете, что вы доктор, – обратился к нему Вагнер.

– Так и есть, – твёрдо ответил мужчина, и звук его мощного голоса пронзил слух всех присутствующих чуть ли не до самого их мозга, несколько раз отразившись от стен огромного помещения.

– У вас есть документы, подтверждающие вашу квалификацию? – вновь задал ему вопрос Абелард.

– Есть, – ответил мужчина, и, вынув из внутреннего кармана, надетого на него чёрного камзола свёрнутые листы серой бумаги, подошёл к главе заседания и протянул их ему.

Абелард принял листы из рук в руки, и, развернув, стал внимательно изучать. Через несколько минут он удовлетворённо кивнул головой и положил бумаги рядом с собой, прикрыв их своей ладонью.

– Значит, вы окончили Пражский университет, отучившись в Каролинуме на медицинском факультете с 17..года по 17..год, – как бы констатируя, проговорил он.

– Да, окончил, – подтвердил доктор. – С отличием. За что был включён штатным врачом в состав экспедиции на остров Тобаго. А потом, вернувшись обратно, всё в том же университете читал лекции в рамках естественных наук, которые включали в себя конгломератную группу из анатомии, биологии, химии, минералогии и зоологии. Также имею несколько изданных трудов по инфекционным заболеваниям и военно-полевой хирургии, чему поспособствовала моя служба военным лекарем во время наполеоновских войн, где я получил самую лучшую практику за всю свою жизнь. Много путешествовал. Был в южно-амазонской сельве, Египте и даже Индии. Издал несколько книг и по ботанике, посвящённых ядовитым тропическим растениям и их лекарственным свойствам.

– Есть у вас с собой хоть одно из этих изданий? – с любопытством спросил Вагнер.

– К сожалению, с собой у меня их нет.

– Позвольте задать доктору несколько простых вопросов? – спросил у Вагнера, Адольф Менгер.

– Задавайте, – ответил тот, облокачиваясь на высокую спинку кресла.

– Я, как человек, имеющий докторскую степень, хотел бы проверить ваши знания, – обратился Адольф Менгер к Штанцу. – Что, по-вашему, означает аблепсия и делирий.

– Думаю, что ответить на эти вопросы в состоянии даже студенты первого курса, – будто немного обиженно, прокомментировал заданный ему вопрос доктор Штанц. – Но извольте: аблепсия – это полная слепота человеческого глаза. Делирий – это словесный бред лишённого разума человека.

– А каков будет диагноз человека с постоянным жаром тела, выделением кровавой мокроты при кашле и жалобами на сильные боли в грудной клетке?

– Скорей всего этот человек окажется болен чахоткой, – спокойно ответил Штанц, – но без предварительного личного осмотра больного я не был бы так однозначен. Ведь есть и другие болезни с подобными симптомами. Для более точного диагноза я бы применил метод аускультации лёгких.

– И каково будет назначенное вами лечение? – язвительно спросил Менгер.

– Прописал бы болеутоляющие препараты, способные облегчить страдания больного при уходе из жизни, так как человек всё равно обречён на смерть.

– Как? – изумился подобному ответу герр Менгер. – И вы, доктор, не назначили бы больному кровопускание, диету и свежий воздух? Я уже не говорю о применении пневмоторакса.

– Боюсь вас огорчить, но вижу, что вы сторонник старой школы и не читали моих трудов об инфекционных заболеваниях, одним из которых и является чахотка. Только на запущенной стадии заражения больному уже ничего не поможет. Но уверяю вас, что это ненадолго. Рано или поздно мы, учёные мужи, обязательно изобретём методы борьбы с этой инфекцией.

Такая речь вызвала негодование у герр Менгера и показалась ему слишком пафосной, но он сдержался от резких высказываний и решил задать другой вопрос.

– Назовите основные тезисы гуморальной теории Гиппократа, – не унимался советник.

– Если вы имеете в виду учение о четырёх элементах земли, каждому из которых соответствуют жидкости текущие в человеческом теле, то я её не разделяю, – бесстрастно сказал доктор Штанц. – И полагаю, что теперь, она устарела.

– Вы бросаете вызов учениям самого Гиппократа? – возмущённо спросил его герр Менгер.

– Я не имею такой чести и такого ума, чтобы бросить вызов, нашему отцу медицины, – приложив руку к груди, ответил Штанц, – но я полагаю, что с течением времени, знания и опыт людей возрастают и дарят нам новые открытия. Я нисколько не умоляю трудов и заслуг Гиппократа, но с тех пор медицина ушла далеко вперёд и нельзя не принимать во внимание современных научных достижений и пришедших с ними неоспоримых истин.

– Как смеете вы рассуждать об истинах, о которых не имеете никакого понятия? Вы, обыкновенный хирург, мясник! – вспылил герр Менгер, привставая. На этот раз он не смог себя сдержать. – Вы профессор? Доцент? Магистр?

– Для меня неоспоримой научной истиной в медицине служит то, что можно применить на практике, а не то, что выражается только в теориях. Теоретическими знаниями вы не спасёте жизнь человека, и не вылечите его, предложив посмотреть на луну, когда Марс в Козероге, как советуют шарлатаны и псевдо-маги. И у человека с кровавым мочеиспусканием не злой дух поселился в теле, а выходит накопившийся в его почках песок. А снижение жара у больного кровопусканием, лишь увеличит его шансы на скорую встречу с Всевышним. Костёр инквизиции ещё не погас! – после этих слов Штанц погрозил указательным пальцем как заправский учитель нерадивым ученикам. – И я бы изгонял пламенем не бесов из несчастных больных, а чистил бы им ряды нерадивых лекарей назначающих неверное лечение и ставящих своим пациентам несусветно глупые диагнозы.

– Да как вы можете объяснять этими примитивными примерами…, – чуть ли не крича на него, заголосил герр Менгер, вскочив со своего места, но тут же был одёрнут рукой Вагнера.

Просто глава заседания и первый советник вовремя понял, что так мирно начавшаяся дискуссия перерастает в горячий спор двух сильных, образованных и имеющих каждый свою точку зрения, людей. А на подобные дебаты у их собрания не было времени.

– Доспорите потом господа, – сказал он им обоим, устав от этой перепалки. Тем более что он был весьма далёк от медицины, имея за плечами лишь юридическое образование.

– Надеюсь, мы не сильно оскорбили вас, этими вопросами? – спросил доктора Штанца, Вагнер. – Просто ваше имя мы слышим впервые, а между тем, вы утверждаете, что человек достаточно известный в своих кругах. Но не будем больше злоупотреблять вашим самолюбием и временем. Я вижу, что вы человек учёный, и достаточно серьёзный. Я подписываю вам лицензию на ведение врачебной практики в нашем городе, и назначаю ежегодную налоговую ставку в сто двадцать гульденов. И если вы действительно хороший доктор, то с лёгкостью сможете вносить в нашу городскую казну эту небольшую сумму.

После этих слов он взял поданную ему секретарём бумагу и подписал её. Затем собрал те документы, которые взял у доктора Штанца и все их отдал ему.

Штанц с почтением поклонился и, приняв бумаги, снова занял своё место на скамье, под пристальным и немного ненавистным взглядом Адольфа Менгера.

Дело в том, что у советника бургомистра в городе была своя частная врачебная практика и довольно большое количество постоянных клиентов, поэтому в лице доктора Штанца он усмотрел явную угрозу и соперничество.

Дальше, доктор Штанц спокойно просидел часть заседания, пока речь не зашла о политических вопросах. Они решались без присутствия посторонних. Доктор и ещё несколько лишних человек откланялись и покинули здание главной резиденции города по просьбе главы магистрата.

В зале же заседаний разгорелась нешуточная дискуссия. После пары вопросов, касающихся политики, перешли к тому, с чем Абелард Вагнер пришёл с самого утра.

– Я хотел бы видеть начальника местной жандармерии, а с недавних пор полиции, Генриха Штольца, – объявил он неожиданно.

– Я здесь герр Вагнер, – отозвался высокий пожилой человек, с длинными тонкими усами, по выправке которого, можно было смело утверждать, что он бывший военный.

– Отлично, – сказал Вагнер. – Прошу вас спуститься сюда и рассказать подробнее об убийстве семьи Хорьх, о котором так красноречиво написано в нашей сегодняшней прессе, – и после последних слов он косо посмотрел на того, кто отвечал за проверку подобных публикаций в их местной газете.

Высокий господин быстро спустился со своего места и встал за кафедрой.

– Надеюсь, вы обладаете достаточной информацией, чтобы информировать нас о случившемся?

– Конечно, – ответил высокий господин.

– Отлично. Иначе я бы усомнился в необходимости существования вашего нового подразделения в нашем городе и счёл его финансирование военным министерством бесполезной тратой государственных денег.

Так герр Вагнер намекнул на своё недоверие к недавно открытому в их городе подразделению криминальной полиции, учреждённому департаментом внутренних дел Мюнхена, вследствие принятия новой конституции и реорганизации местных администраций.

– Итак, мы вас слушаем.

– Ровно сутки назад, в своём собственном доме, расположенном по Малой улице, были найдены тела мужа и жены семьи Хорьх, – начал свой доклад начальник жандармерии. – На месте работала наша группа, которую возглавил лучший инспектор города Иоахим Леманн. Пока, мотив этого преступления нам не ясен. К сожалению, на обычное ограбление это не похоже. Опрос соседей показал, что незадолго до этого, у них останавливался человек. Приезжий. Он прожил у Хорьхов всего пять дней, а на шестой съехал.

– А как они были убиты? – поинтересовался заместитель главы магистрата Менгер. – А то газета очень мутно и невнятно об этом пишет.

Абелард Вагнер недовольно кхекнул.

– Им разорвали горло, – громко ответил шеф полиции.

По залу пронеслись гул и оханье.

– Тише! – потребовал герр Вагнер. – Каким орудием убийства, мог, по вашему мнению, действовать убийца? – обратился он с очередным вопросом к шефу полиции.

– Не знаю, – ответил герр Штольц, – но их шеи разодраны так, словно это сделал дикий зверь своими клыками, нежели человек каким-то предметом.

По залу вновь пронеслась волна негодования.

– Ну что же, – проговорил, наконец, герр Вагнер, когда гул затих, – прошу вас лично проконтролировать расследование этого дела и не позднее чем через неделю, ко дню нашего следующего заседания, иметь гораздо больше информации об убийстве семьи Хорьх.

– Кстати, – обратился к шефу полиции Адольф Менгер, – а вы узнали, кто был их последним квартиросъёмщиком?

– Конечно, – спокойно ответил герр Штольц, под небольшой гомон присутствующих людей.

– И какого же его имя?

– Это был герр Хенрик Штанц!

В зале моментально воцарилась тишина.

– Хорошо, – сказал Вагнер, нарушив молчание из-за наступившего недоумения у всех. – К сожалению, герр Штанц уже ушёл, поэтому прошу вас в ближайшее время встретиться с ним и как следует расспросить о его последних днях в доме четы Хорьх. А куда он, кстати, переехал сейчас?

– По имеющимся у нас сведениям, герр Штанц купил дом фон Веберов, – с улыбкой иронии ответил шеф полиции, довольный тем, что может показать свою осведомлённость почти обо всём, что происходит в городе.

– Теперь я вижу, что вы не зря тратите деньги из нашего военного бюджета и справляетесь с возложенными на ваше подразделение обязанностями, – похвалил его герр Вагнер, удовлетворившись полученными ответами, и тут же добавил, – будем надеяться, что ваш инспектор во всём разберётся.

Затем, немного помолчав, он встал из-за своего стола и, вытирая со лба пот, громко объявил:

– Позвольте на этом закончить наш сегодняшний рабочий день. Заседание закрыто!

Через несколько минут зал опустел, а от здания резиденции стали отъезжать, один за другим, ожидавшие своих господ экипажи.

5 глава

Фридрих Брудер даже не ожидал такого. Только что он вернулся из бывшего аббатства Святого Андрея, при котором состоял приходским лекарем, а дома его уже поджидал сюрприз в виде приглашения на светский раут, который давал в своём особняке доктор Хенрик Штанц.

Никто толком ещё не знал и не видел этого человека, а о нём уже все говорили. Новость о том, что у них в городе появился доктор, окончивший Пражский университет и вступивший в полемику с самим Адольфом Менгером, разнеслась сразу после собрания в президиуме.

– И чего о нём столько говорят? – пожав плечами, сказал Брудер, откладывая приглашение в сторону и скидывая дорожный плащ обшитый мехом.

– Ты о ком, дорогой? – спросила его жена, которая вошла в гостиную, как только услышала приход мужа.

– Да об этом новом докторе, поселившемся в доме фон Веберов, – ответил ей супруг, направляясь к камину, в котором горел огонь.

– А! Я что-то слышала о нём. Правда совсем немного, – сказала жена, заботливо пододвигая мужу стул, чтобы он мог сесть и как следует отогреться.

Осень в этом году выдалась необычно холодной.

– Вот видишь Марта, даже ты слышала о нём, – заметил Брудер, садясь на стул и протягивая к огню замёрзшие ноги, обутые в старые поношенные башмаки. – А между тем; что этот человек сделал для нашего города? Я пока не слышал ни об одном вылеченном им больном.

– Да ведь он только с месяц, как поселился у нас, – сказала Марта, садясь рядом с мужем на другой стул. – Я так понимаю, ты не собираешься совершать визит вежливости и ответить своим приходом на его приглашение? – спросила она.

– Ах, значит, ты уже прочла приглашение?

– Ну конечно, – ответила Марта, – и даже заказала себе у фрау Диммар новое платье. Ведь мы так редко куда-нибудь выбираемся. Да и неплохо было бы познакомиться с новыми людьми. Кажется, у доктора Штанца есть жена. Вдруг мы подружимся.

– Марта, тебе поменьше нужно ходить на карточные вечера к Генриетте, – сказал ей муж. – Похоже, вы там не только проигрываете состояния своих мужей, но и собираете сплетни со всего города. Насколько мне известно, он живёт один. А главное, я не понимаю, зачем ему такой особняк и откуда у него столько денег, что он смог позволить себе купить его, да ещё нанять туда целый штат слуг.

– Так ты пойдёшь на приём? – не обращая внимания на рассуждения мужа, спросила молодая женщина.

– Ну, разумеется, пойду, дорогая, – улыбнувшись, ответил герр Брудер. – Всё-таки мне тоже хочется познакомиться с новым коллегой. Возможно, он действительно окажется не только интересным собеседником, но и хорошим доктором.

Жена радостно встала со своего стула и, чмокнув мужа в щёку, захлопала в ладоши и, кружась, словно в танце, позвала служанку, которую тут же отправила к фрау Диммар за своим новым платьем.

Чета Брудеров была типичной провинциальной семьёй. Фридрих Брудер приехал из дорфа под Мюнхеном, окончил в университете Вюрцбурга медицинский факультет и остался здесь же, выбрав себе в жёны дочь местного адвоката. И если получению образования и степени бакалавра он был обязан отцу, до самой смерти проработавшему сельским преподавателем, то своим положением и службой – именитому тестю.

Сейчас Фридриху было всего лишь двадцать восемь, а его жене – двадцать. Он был невысоким, с тёмными волосами и острыми чертами лица, молодым интересным мужчиной. Его жена Марта имела миловидное лицо и длинные прямые светлые волосы.

Живя в доме, купленном на деньги отца жены, Брудер всегда чувствовал душевное обременение и из-за этого никогда не мог ощутить себя в нём полноправным хозяином. Лишь только безмерная любовь к собственной жене, и осознание того, что девушка не сможет существовать в более аскетичных условиях, а на свои доходы он мог позволить им лишь снимать дешёвое жильё, заставляли его прятать свою гордыню подальше и продолжать жить именно здесь. Тем более на Родине его ждали лишь могилы родителей и чуть восстановленный после пожара небольшой дом, из которого он ещё в юном возрасте едва спасся со своим отцом. Мать же Брудера навсегда почила задохнувшись от дыма.

Фридрих никогда не мог забыть её почерневшего от копоти лица и открытых стеклянных глаз. И сколько он не пытался её спасти, когда соседи вытащили женщину из огня, ему это так и не удалось. Видно данная детская травма и повлияла на осознанный выбор его настоящей профессии.

На следующий день, на который и был назначен приём, Марта Брудер облачённая в новое платье, скрывшееся под тёплым пальто из-за наступивших на улице холодов, весьма неестественных для этого времени года и наступивших как-то сразу после лета, села со своим мужем в фиакр и поехала к дому доктора Штанца.

Время приёма было назначено на три часа воскресного дня. Немного рановато для обычного раута; но не обсуждать же с хозяином часы своего приезда?

Фиакр остановился на приличном расстоянии от особняка Штанца, так как вся ближайшая округа была уже забита экипажами, которые всё продолжали и продолжали прибывать.

– Боже! – вырвался возглас удивления у Марты Брудер, когда она вышла из фиакра. – Кажется, здесь сегодня действительно собрался весь цвет общества нашего города.

Её муж, Фридрих, был в ни меньшем недоумении. Молодая пара взялась за руки и проследовала к воротам усадьбы пешком. Ещё большее удивление у них вызвал факт отсутствия экипажей на самом дворе особняка, ведь в воротах была раскрыта только калитка.

Сразу же у входа в дом Фридрих встретил больше половины знатных и авторитетных людей города. Он немало этому удивился, так как знал, что пригласивший их доктор Штанц, появился в Вюрцбурге всего лишь чуть больше месяца назад, и как ему удалось собрать столь значительную публику у себя на первом же светском приёме, стало для молодого человека наиглавнейшей загадкой дня.

– О, посмотрите, кто там идёт, – обратился один из знакомых Фридриха к тем, кто находился на крыльце.

Народ обернулся и некоторые учтиво, но без лишних многозначительных знаков внимания, поприветствовали молодого доктора Фридриха Брудера и его жену Марту. Сразу стало понятно, что Брудер не имел какого-либо значимого положения в светском обществе и вообще среди собравшихся здесь людей.

Почувствовав волнение мужа, Марта, привыкшая к подобному окружению куда больше, прижалась к нему как можно сильней, чтобы тем самым выказать ему свою поддержку.

Фридрих выдавил дежурную искусственную улыбку и, поднявшись по ступенькам, не задерживаясь, переступил порог особняка.

Здесь всё было великолепно. Просторный вестибюль ярко освещали десятки, если не сотни свечей, горевших в огромных люстрах и напольных канделябрах. Колонны, упиравшиеся в сводчатый потолок и державшие арочные антаблементы над проходами в коридоры северного и южного крыла дома, сверкали своей мраморной белизной. Два ряда пологой лестницы, ведущей на второй этаж, были застелены великолепными персидскими коврами, а оштукатуренные стены с лепным орнаментом, увешаны прекрасными живописными картинами.

На хорах над самым входом гостиного зала, куда из вестибюля вела узенькая железная витая лесенка, расположились музыканты, готовые в любой момент начать играть вальс или полонез. В сам же зал двери оставались закрыты. Но два лакея замерли в состоянии готовности в любую секунду по приказу хозяина их отворить.

Фридриха изумило только одно обстоятельство; все окна вестибюля и двух коридоров, где в настенных канделябрах также горели свечи, были наглухо зашторены тяжёлыми толстыми зелёными портьерами, которые на фоне прочего интерьера смотрелись, по меньшей мере, очень странно, тем более что на улице ещё пока занималось солнце. Жечь такое количество свечей для искусственного освещения настолько большого дома в дневное время суток всё-таки являлось достаточно беспечным расточительством даже для состоятельных феодалов.

Хотя, казалось никого из гостей, кроме разве что самого Фридриха, это не смущало. Куча народа стояли небольшими группками, словно маленькие рифовые островки в океане; что-то обсуждали, о чём-то спорили, но не обращали на эту маленькую странность никакого внимания.

– Дружище! – вдруг выкрикнул кто-то из толпы.

Брудер с женой обернулись и увидели махавшего им молодого человека, стоявшего с ещё одним, таким же молодым собеседником.

– Рад приветствовать тебя Иоганн, – подходя к нему, поздоровался Фридрих.

Марта же, в знак приветствия, лишь кивнула небрежно головой, протянув молодому человеку свою руку в белой перчатке, которую тот так же быстро и небрежно поцеловал.

– Как я рад, что и вы тоже пришли сюда, – продолжая улыбаться, сказал Иоганн.

Этот парень, уже не юноша, но ещё и не взрослый мужчина, был одним из немногих друзей Фридриха. Когда-то они вместе учились в университете и тесно общались. Их свёл один большой и общий интерес к медицине. И даже несмотря на свои столь молодые годы, оба подавали неплохие надежды. Только Фридрих стал приходским лекарем при аббатстве, а Иоганн Рихтер был одним из докторов военного гарнизона в крепости Мариенберг.

– А как ты сам тут оказался? – задал вопрос приятелю Фридрих.

– Думаю так же, как и остальные – по приглашению. Хотя большинство присутствующих, не имеет к медицине ровным счётом никакого отношения. Ты не находишь?

– Да, ты абсолютно прав, – согласился с ним Фридрих, – и если бы не Марта, меня здесь сейчас тоже бы не было.

– Тогда не учтиво оставлять даму одну, – вступил в разговор другой собеседник, молодой человек, которого Фридрих едва знал. Посмотрев на него, он даже напрягся, чтобы вспомнить его имя. – Так и быть, можешь ехать домой, а свою супругу оставь в нашем весёлом мужском обществе. Уж мы такой красотке не дадим скучать.

Фридриху крайне не понравилась такая шуточка со стороны малознакомого человека, но он не знал, как правильно на неё отреагировать в данной ситуации. Будь они где-нибудь наедине, он бы мог по-простецки набить ему физиономию, но тут, приходилось строить из себя такого же бесцеремонного и весёлого человека.

– Да забудь ты обо всех предрассудках, дружище, – хлопнув Фридриха по плечу, сгладил ситуацию Иоганн. – Я считаю, ты здесь по тому же, почему и я; познакомиться со знаменитым доктором Штанцем.

– Знаменитым доктором? – удивлённо переспросил своего друга Брудер.

– Только не говори, что не читал его работ. Это что-то! В библиотеке нашего университета хранится одна из них. Её привезли туда, по приказу деканата, как одну из лучших работ по практической полевой хирургии.