Читать книгу: «Четыре странных истории», страница 2

– Это Дом Прошлого, – прошептал Торп рядом с ним, когда они молча переходили из комнаты в комнату. – Дом твоего прошлого. Он от подвала до крыши наполнен воспоминаниями о том, что ты делал, думал и чувствовал с самых ранних этапов своей эволюции до настоящего времени.

– Дом возносится почти к облакам и простирается в самое сердце леса, который ты видел снаружи, но дальние залы наполнены призраками прошлых веков, которых слишком много, чтобы сосчитать, и даже если бы мы смогли их разбудить, ты не смог бы вспомнить их сейчас. Однако однажды они придут и потребуют тебя, и ты должен знать их и отвечать на их вопросы, потому что они никогда не успокоятся, пока снова не исчерпают себя через тебя, и правосудие не свершится в совершенстве.

– Но теперь следуй за мной внимательно, и ты увидишь особое воспоминание, по которому мне позволено быть твоим проводником, чтобы ты мог узнать и понять великую силу в твоей нынешней жизни и мог использовать меч правосудия или подняться до уровня великого прощения, в зависимости от твоего желания, степень могущества.

Дрожь пробежала по телу дрожащего клерка, и, медленно шагая рядом со своим спутником, он услышал, как снизу, из-под сводов, а также из более отдаленных уголков огромного здания, доносятся шевеление и вздохи сомкнутых рядов спящих, звучащие в неподвижном воздухе подобно аккорду, исходящему от невидимых струн, натянутых где-то далеко среди самого фундамента дома.

Крадучись, пробираясь между огромными колоннами, они поднялись по широкой лестнице, миновали несколько темных коридоров и залов и вскоре остановились перед маленькой дверью в арке, где царили очень глубокие тени.

– Оставайся рядом со мной и не кричи, – прошептал голос его проводника, и когда клерк повернулся, чтобы ответить, он увидел, что его лицо было суровым до белизны и даже немного светилось в темноте.

Сначала комната, в которую они вошли, казалась погруженной в кромешную тьму, но постепенно секретарь заметил слабое красноватое свечение в дальнем конце, и ему показалось, что он видит фигуры, бесшумно передвигающиеся взад и вперед.

– Теперь смотри! – прошептал Торп, когда они прижались к стене возле двери и стали ждать. – Но не забывай соблюдать абсолютную тишину. Это сцена пыток.

Джонсу стало страшно, и он повернулся бы, чтобы бежать, если бы осмелился, потому что его охватил неописуемый ужас, и колени его задрожали; но какая-то сила, которая делала побег невозможным, безжалостно удерживала его на месте, и, не сводя глаз с пятен света, он прижался к стене и стал ждать.

Фигуры начали двигаться быстрее, каждая в своем собственном тусклом свете, который не излучал ничего, кроме нее самой, и он услышал тихий звон цепей и голос человека, стонущего от боли. Затем послышался звук закрывающейся двери, и после этого Джонс увидел только одну фигуру – фигуру старика, совершенно обнаженного и прикованного цепями к железной раме на полу. Когда он взглянул, его память внезапно наполнилась страхом, потому что черты лица и белая борода были ему знакомы, и он вспоминал их так, словно это было вчера.

Остальные фигуры исчезли, и старик оказался в центре ужасной картины. Медленно, с жуткими стонами; по мере того как жар под ним усиливался, превращаясь в ровное свечение, старое тело изгибалось в агонии, опираясь на железную раму только в том месте, где цепи крепко удерживали запястья и лодыжки. Воздух наполнился криками и судорожными вздохами, и Джонсу показалось, что они исходят из его собственного горла, что цепи впились в его запястья и лодыжки, а жар опалил кожу и плоть на его спине. Он начал извиваться.

– Испания! – прошептал голос рядом с ним, – четыреста лет назад.

– А цель? – выдохнул вспотевший клерк, хотя прекрасно знал, каким должен быть ответ.

– Чтобы вымогать имя друга, обрекая его на смерть и предательство, – донесся ответ из темноты.

В стене прямо над стеллажом с легким стуком открылась выдвижная панель, и появилось лицо, обрамленное таким же красным сиянием, которое смотрело на умирающую жертву. Джонс едва удержался от крика, потому что узнал высокого темноволосого мужчину из своих видений. Ужасными, злорадными глазами он смотрел на корчащееся тело старика, и губы его шевелились, как будто он что-то говорил, хотя на самом деле слов было не слышно.

– Он снова спрашивает имя, – объяснил другой, в то время как клерк боролся с сильной ненавистью, которая каждую минуту грозила вылиться в крики и действия. Его лодыжки и запястья болели так, что он едва мог усидеть на месте, но безжалостная сила удерживала его на месте.

Он увидел, как старик с яростным криком поднял свою измученную голову и плюнул в лицо на панель, а затем ставень снова скользнул в сторону, и мгновение спустя усилившееся свечение под телом, сопровождавшееся ужасными корчами, говорило о том, что к нему приложили еще больше тепла. Запахло горелой плотью; белая борода скрутилась и обгорела до хрустящей корочки; тело безвольно упало на раскаленное железо, а затем снова забилось в новой агонии; крик за криком, самый ужасный в мире, глухо раздавался в четырех стенах; и снова панель со скрипом отодвинулась, и открылось ужасное лицо палача.

Снова спросили имя, и снова ему было отказано; и на этот раз, после того как закрылась панель, открылась дверь, и в комнату медленно вошел высокий худой человек со злым лицом. Черты его лица были искажены яростью и разочарованием, и в тусклом красном сиянии, падавшем на них, он выглядел как настоящий принц демонов. В руке он держал раскаленное добела железо.

– А теперь убийство! – донесся до Торпа шепот, который прозвучал так, словно находился за пределами здания и очень далеко.

Джонс прекрасно понимал, что сейчас произойдет, но был не в состоянии даже закрыть глаза. Он сам испытывал все эти страшные боли, как будто сам был страдальцем; но теперь, глядя на них, он почувствовал нечто большее; и когда высокий мужчина неторопливо подошел к дыбе и погрузил раскаленное железо сначала в один глаз, а затем в другой, он услышал слабое шипение, и почувствовал, как его собственные глаза лопаются от страшной боли в голове. В тот же миг, не в силах больше сдерживаться, он издал дикий вопль и бросился вперед, чтобы схватить мучителя и разорвать его на тысячу кусков. Мгновенно, в мгновение ока, вся сцена исчезла; комнату заполнила темнота, и он почувствовал, как какая-то сила, подобная сильному ветру, подняла его с ног и стремительно унесла в космос.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит прямо перед домом, а рядом с ним в полумраке маячит фигура Торпа. Огромные двери вот-вот должны были захлопнуться за ним, но прежде, чем они закрылись, ему показалось, что он мельком увидел огромную фигуру в покрывале, стоящую на пороге, с горящими глазами и сверкающим оружием в руке, похожим на огненный меч.

– Ну же, скорее, все кончено! Прошептал Торп.

– А темный человек?.. – выдохнул клерк, быстро подходя к нему.

– В этой жизни он управляющий компанией.

– А жертва?

– Был ты сам!

– А другом, которого он… которого я отказался предать?

– Я был этим другом, – ответил Торп, и его голос с каждым мгновением все больше походил на вой ветра. – Ты отдал свою жизнь в муках, чтобы спасти мою.

– И снова, в этой жизни, мы все трое вместе?

– Да. Такие силы не истощаются быстро и не так легко, и правосудие не восторжествует, пока все не пожнут то, что посеяли.

У Джонса возникло странное чувство, что он погружается в какое-то другое состояние сознания. Торп начал казаться нереальным. Вскоре он уже не смог бы задавать больше вопросов. Он чувствовал себя совершенно больным и ослабевшим от всего этого, и силы покидали его.

–О, скорее! – воскликнул он. – теперь расскажи мне больше. Почему я это увидел? Что я должен делать?

Ветер пронесся по полю справа от них и с громким ревом ворвался в лес, и воздух вокруг, казалось, наполнился голосами и шумом торопливого движения.

– Во имя справедливости, – ответил другой, как будто говоря издалека, сквозь шум ветра, – которая иногда передается в руки тех, кто страдал и был силен. Одна ошибка не может быть исправлена другой ошибкой, но твоя жизнь была настолько достойной, что у тебя появилась возможность…

Голос становился все тише и тише, он уже был далеко над головой, уносимый порывами ветра.

– Вы можете наказать или… – Тут Джонс совсем потерял Торпа из виду, потому что тот, казалось, исчез и растворился в лесу позади него. Его голос звучал далеко за деревьями, очень слабый и все усиливающийся.

– Или если ты сможешь подняться до уровня великого прощения…

Голос стал неразборчивым.... Из леса снова донесся вой ветра.

________________________________________

Джонс вздрогнул и огляделся по сторонам. Он яростно встряхнулся и протер глаза. В комнате было темно, огонь в камине погас; он чувствовал холод и оцепенение. Он встал с кресла, все еще дрожа, и зажег газ. Снаружи завывал ветер, и когда он взглянул на часы, то увидел, что уже очень поздно и ему пора ложиться спать.

Он даже не сменил свой рабочий пиджак; должно быть, он заснул в кресле, как только вошел, и проспал несколько часов. Конечно, он не ужинал, потому что чувствовал зверский голод.

III

На следующий день и в течение нескольких недель после этого дела в офисе шли своим чередом, Джонс хорошо выполнял свою работу и внешне вел себя совершенно пристойно. Видения больше не беспокоили его, и его отношения с Управляющим стали, пожалуй, более ровными и простыми.

Правда, мужчина выглядел немного по-другому, потому что клерк видел его одновременно и внутренним, и внешним взором, так что в один момент он был широкоплечим и краснолицым, а в следующий – высоким, худым и смуглым, как бы окутанным какой-то черной атмосферой с красным оттенком. Хотя временами эти два зрелища смешивались, и Джонс видел, как два лица сливались в единое целое, на которое было поистине ужасно смотреть. Но, кроме этих случайных изменений во внешнем облике Управляющего, секретарь не заметил ничего такого, что стало бы результатом его дальновидности, и бизнес пошел более или менее по-прежнему, и, возможно, даже с чуть меньшими трениями.

Но в "комнатах под крышей" в Блумсбери все было по-другому, потому что там Джонсу было совершенно ясно, что Торп приехал, чтобы поселиться у него. Он никогда не видел его, но знал все время, пока тот был там. Каждый вечер, когда он возвращался с работы, его приветствовал хорошо знакомый шепот: "Будь готов, когда я подам знак!" И часто ночью он внезапно просыпался от глубокого сна и осознавал, что Торп в эту минуту отошел от его кровати и стоит, выжидая и наблюдая за чем-то в темноте комнаты. Часто он спускался вслед за ним по лестнице, хотя в тусклом свете газовой горелки на лестничных площадках не было видно его очертаний; а иногда он вообще не заходил в комнату, а зависал за окном, вглядываясь сквозь грязные стекла или посылая свой шепот в комнату вместе со свистом ветра.

Ибо Торп приехал, чтобы остаться, и Джонс знал, что не избавится от него, пока не свершит правосудие и не достигнет цели, которой ждал.

Тем временем, по прошествии нескольких дней, он прошел через огромную борьбу с самим собой и пришел к совершенно честному решению, что "уровень великого прощения" для него невозможен, и что поэтому он должен принять альтернативу и использовать тайные знания, переданные ему в руки, – и вершить правосудие. И как только это решение было принято, он заметил, что Торп больше не оставлял его одного в течение дня, как раньше, а теперь сопровождал его в офис и оставался более или менее рядом с ним в течение всего рабочего дня. Его шепот был слышен на улицах и в поезде, и даже в кабинете управляющего, где он работал; иногда предупреждающий, иногда побуждающий, но ни на мгновение не намекающий на отказ от главной цели, и не раз настолько отчетливо слышимый, что клерк был уверен, что другие должны были его услышать так же, как и он сам.

Это была настоящая одержимость. Он чувствовал, что Торп постоянно следит за ним днем и ночью, и знал, что должен вести себя как подобает мужчине, когда настанет момент, или оказаться неудачником как в своих собственных глазах, так и в глазах других.

И теперь, когда он принял решение, ничто не могло помешать приведению приговора в исполнение. Он купил пистолет и проводил субботние дни, упражняясь в стрельбе по мишени в уединенных местах на побережье Эссекса, отмечая на песке точные размеры комнаты управляющего. Воскресенья он проводил так же, останавливаясь на ночь в гостинице, тратя деньги, которые обычно поступали в сберегательную кассу, на дорожные расходы и патроны. Все было сделано очень тщательно, поскольку не должно было быть никакой возможности потерпеть неудачу; и по прошествии нескольких недель он стал настолько искусен в обращении со своим шестизарядным пистолетом, что на расстоянии 25 футов, которое составляло наибольшую длину комнаты менеджера, он мог выковыривать внутренности из полпенни в девяти случаях из десяти и оставлять чистую, неповрежденную оправу.

Не было ни малейшего желания откладывать. Он обдумал этот вопрос со всех возможных точек зрения, и его цель была непоколебимой. Более того, он испытывал гордость при мысли о том, что его выбрали в качестве орудия правосудия для вынесения столь заслуженного и столь ужасного наказания. Возможно, месть сыграла какую-то роль в его решении, но он ничего не мог с собой поделать, потому что временами все еще чувствовал, как раскаленные цепи обжигают его запястья и лодыжки, причиняя жестокую боль, пробирающую до костей. Он вспомнил ужасную боль в своей медленно поджаривающейся спине и тот момент, когда он подумал, что смерть должна вмешаться, чтобы положить конец его страданиям, но вместо этого в нем пробудились новые силы выносливости, и открылись новые ужасные приступы боли, а потеря сознания казалась еще более близкой, чем когда-либо. Затем, наконец, раскаленное железо попало ему в глаза.... Он вспомнил все это и покрылся ледяным потом при одной мысли об этом… мерзкое лицо за панелью… выражение смуглого лица.... Его пальцы заработали. Кровь вскипела у него в жилах. Было совершенно невозможно полностью выбросить из головы мысль о мести.

Несколько раз ему удавалось на время оторваться от своей добычи. Странные вещи останавливали его, когда он уже был готов действовать. В первый день, например, Управляющий упал в обморок от жары. В другой раз, когда он решил заняться местью, Управляющий вообще не спустился в офис. И в третий раз, когда его рука уже была в заднем кармане, он вдруг услышал зловещий шепот Торпа, приказывавшего ему подождать, и, обернувшись, увидел, что старший кассир бесшумно вошел в помещение, а он этого и не заметил. Торп, очевидно, знал, что делает, и не собирался позволять клерку запутать дело.

Более того, ему казалось, что старший кассир наблюдает за ним. Он всегда встречался с ним в самых неожиданных местах, и у кассира, казалось, никогда не было подходящего предлога для того, чтобы оказаться там. Его передвижения, казалось, внезапно вызвали особый интерес и у других сотрудников офиса, поскольку к нему постоянно подсылали клерков, которые задавали ненужные вопросы, и, по-видимому, существовал общий план держать его под своего рода наблюдением, чтобы он никогда не оставался наедине с Управляющим в отдельной комнате, где они работали. А однажды кассир даже зашел так далеко, что предложил ему взять отпуск раньше обычного, если он того пожелает, поскольку в последнее время работа была очень напряженной, а жара – невыносимой.

Он также заметил, что иногда на улицах за ним следовал какой-то человек беспечного вида, который никогда не сталкивался с ним лицом к лицу и даже не натыкался на него, но который всегда был в его поезде или омнибусе и чей взгляд он часто ловил, наблюдая за ним через окно.

Были и другие признаки, разного рода, которые навели его на мысль, что что-то затевается, чтобы помешать его цели, и что он должен действовать немедленно, пока эти враждебные силы не смогли помешать.

Итак, конец наступил очень быстро и был полностью одобрен Торпом.

Стоял конец июля, и это был один из самых жарких дней в истории Лондона, потому что город был похож на духовку, а частицы пыли, казалось, обжигали горло несчастным труженикам на улицах и в офисах. Дородный управляющий, который сильно страдал из-за своих габаритов, спустился вниз, обливаясь потом и задыхаясь от жары. Он держал в руках светлый зонт, чтобы защитить голову.

– Однако, он захочет чего-то большего! – Джонс тихо рассмеялся про себя, когда увидел, что тот входит.

Пистолет надежно лежал в его набедренном кармане, все шесть патронников были заряжены.

Управляющий заметил улыбку на его лице и пристально посмотрел на него, когда тот сел за свой стол в углу. Через несколько минут он позвонил старшему кассиру – всего один звонок – и попросил Джонса принести какие-то бумаги из другого сейфа в комнате наверху.

Глубокий внутренний трепет охватил секретаря, когда он заметил эти меры предосторожности, ибо он видел, что враждебные силы действуют против него, и все же он чувствовал, что больше не может медлить и должен действовать в то же утро, с вмешательством или без вмешательства. Тем не менее, он послушно поднялся на лифте на следующий этаж и, пока набирал комбинацию от сейфа, известную только ему, кассиру и управляющему, снова услышал у себя за спиной ужасный шепот Торпа:

– Ты должен сделать это сегодня! Ты должен сделать это сегодня!

Он спустился вниз с бумагами и застал Управляющего в одиночестве. В комнате было как в печи, и, когда он вошел, в лицо ему ударила волна холодного воздуха. Как только он переступил порог, он понял, что стал предметом разговора между старшим кассиром и его врагом. Они обсуждали его. Возможно, они каким-то образом узнали о его тайне. Они наблюдали за ним в течение последних нескольких дней. У них возникли подозрения.

Ясно, что он должен действовать сейчас, иначе упустит возможность, возможно, навсегда. Он услышал голос Торпа у себя в ухе, но на этот раз это был не шепот, а обычный человеческий голос, произносящий слова вслух.

– Сейчас! – гласил голос. – Сделай это сейчас!

Комната была пуста. В ней находились только управляющий и он сам.

Джонс отвернулся от своего стола, за которым стоял, и запер дверь, ведущую в главный офис. Он увидел армию клерков, которые что-то строчили, спрятав руки в рукава рубашек, потому что верхняя половина двери была стеклянной. Он полностью владел собой, и сердце его билось ровно.

Управляющий, услышав, как в замке поворачивается ключ, резко поднял голову.

– Что это вы делаете? – быстро спросил он.

– Я только запираю дверь, сэр, – ответил секретарь ровным голосом.

– Почему? Кто тебе сказал…?

– Голос правосудия, сэр, – ответил Джонс, пристально глядя в ненавистное лицо.

Управляющий на мгновение помрачнел и сердито уставился на него через весь зал. Затем выражение его лица внезапно изменилось, и он попытался улыбнуться. Очевидно, это должна была быть добрая улыбка, но получилось только испугать.

– В такую погоду это хорошая идея, – беспечно заметил он, – – Но было бы гораздо лучше запереть ее снаружи, не так ли, мистер Джонс?

– Я думаю, что нет, сэр. Тогда вы могли бы сбежать от меня. Сейчас у вас это не получится.

Джонс достал пистолет и направил его в лицо незнакомцу. Под дулом он увидел черты высокого темноволосого мужчины, злые и зловещий вид. Затем очертания слегка дрогнули, и лицо Управляющего вернулось на свое место. Оно было белым, как смерть, и блестело от пота.

– Вы замучили меня до смерти четыреста лет назад, – сказал клерк тем же ровным голосом, – и теперь вершители правосудия выбрали меня, чтобы наказать вас.

Лицо управляющего вспыхнуло, а затем снова стало белым как мел. Он сделал быстрое движение к телефону, протягивая руку, чтобы дотянуться до него, но в тот же миг Джонс нажал на спусковой крючок, и запястье было раздроблено, забрызгав стену кровью.

– Это одно из мест, где цепи сгорели, – тихо сказал он себе. Его рука была абсолютно твердой, и он чувствовал себя героем.

Управляющий с криком боли вскочил на ноги, опираясь правой рукой о стол перед собой, но Джонс снова нажал на спусковой крючок, и пуля попала в другое запястье, так что здоровяк, лишенный опоры, с грохотом повалился вперед, на письменный стол.

– Ты чертов псих! – взвизгнул Управляющий. – Брось пистолет!

– Это другое место, – вот и все, что сказал Джонс, все еще тщательно прицеливаясь для следующего выстрела.

Здоровяк, крича и спотыкаясь, забился под стол, предпринимая отчаянные попытки спрятаться, но секретарь сделал шаг вперед и быстро выстрелил два раза подряд в его выставленные вперед ноги, попав сначала в одну лодыжку, затем в другую и ужасно раздробив их.

– Еще два места, где сгорели цепи, – сказал он, подходя немного ближе.

Управляющий, все еще вопя, отчаянно пытался втиснуть свое тело в щель под столом, но он был слишком велик, и его лысая голова торчала с другой стороны. Джонс схватил его за могучий загривок и выволок визжащего на ковер. Он был весь в крови и беспомощно брыкался, опираясь на сломанные запястья.

– А теперь быстрее! – раздался голос Торпа.

Послышался страшный шум и стук в дверь, и Джонс крепко сжал пистолет. Казалось, что-то пронеслось у него в голове, на секунду прояснив ее, и ему показалось, что он видит рядом с собой огромную фигуру в вуали, с обнаженным мечом, горящими глазами и сурово-одобрительной позой.

– Помни о глазах! Помни о глазах! – прошипел Торп в воздух над ним.

Джонс чувствовал себя богом, обладающим божественной силой. Мысль о мести исчезла из его сознания. Он действовал безлично, как инструмент в руках Невидимок, вершащих правосудие и сводящих счеты. Он наклонился и приставил дуло к лицу противника, слегка улыбнувшись, когда увидел, как по-детски тот пытается прикрыть голову руками. Затем он нажал на спусковой крючок, и пуля попала прямо в правый глаз, обагрив кожу. Передвинув пистолет на два дюйма в другую сторону, он послал еще одну пулю, попав в левый глаз. Затем он выпрямился над своей жертвой с глубоким вздохом удовлетворения.

Управляющий конвульсивно извивался в течение одной секунды, а затем замер, как мертвый.

Нельзя было терять ни секунды, потому что дверь уже была взломана, и сильные руки сомкнулись на его шее. Джонс приставил пистолет к его виску и еще раз нажал пальцем на спусковой крючок.

Но на этот раз выстрела не последовало. В ответ на нажатие раздался лишь негромкий глухой щелчок, поскольку секретарь забыл, что в пистолете всего шесть патронников и что он израсходовал их все. Он бросил бесполезное оружие на пол, громко рассмеявшись, и повернулся, не сопротивляясь, чтобы сдаться.

– Я должен был это сделать, – тихо сказал он, пока его связывали. – Это был просто мой долг! И теперь я готов столкнуться с последствиями, и Торп будет гордиться мной. Ибо справедливость восторжествовала, и боги довольны.

Он не оказал ни малейшего сопротивления, и когда двое полицейских повели его через толпу дрожащих маленьких клерков в контору, он снова увидел фигуру в вуали, величественно двигавшуюся перед ним, описывая медленные круги пылающим мечом, чтобы не подпускать к себе толпу людей, которые толпились вокруг него, он из другого мира.