Читать книгу: «Боги соседнего подъезда», страница 3

Титов

К Титову постучалась мама.

Он спокойно сидел дома и работал, но вдруг к нему постучалась мама. Мысли как-то сразу смешались.

С одной стороны, мама, конечно, человек современный. В кроссовках на дачу ходит. Смартфоном пользуется. Даже загранпаспорт у нее есть! Но впустить – вот так, сразу! –было как-то боязно. Да что там говорить, было Титову страшно.

А ну как увидит мама, какие тут у него люди зависают? И какие ведутся (боже ж ты мой!) разговоры. Это ведь надо сначала всех предупредить. Всё убрать! А как убрать, если тут годами всё каждый день валится? Не валится, – честно сказал себе Титов, – сам ищешь такое-всякое не очень, и откровенную ерунду, и все это у себя размещаешь. Места-то полно!.. Будь оно неладно, это место.

Но как не впустить? Это ж мама. М-мама!

Титов посмотрел на часы. Мама через час уходит на хор. Вернется только под вечер. Веселая. Или не совсем?.. Вот сейчас у нее дел особых нет, и мама просто ждет, когда Титов ее впустит. А Титов сидит, как мумия Египетская, пальцы растопырил, да так и застыл.

Нет, ну это с ума сойти – мама постучалась! Надо будет Светке сказать, не поверит. Кстати, о Светке. Вот предположим, зайдет мама к нему. Потом к Светке, а от Светки, чего доброго, и к Невозможной. Что мама подумает? Родной сын – и тут, почти рядом, всего через одну Светку – Невозможная. Нет, ну это же совершенно невозможно!

А может, до вечера отложить? Вечером, после работы, к ней заехать. Сказать: мама, вот ты с утра постучалась, я не смог тебя впустить. Ты же мама, а у меня там… ну и вообще. Давай все останется так, как есть. Давай лучше я к тебе чаще приезжать буду. Не обидится?

Мама редко обижается. Но всерьез. Вот, был случай, когда он Светку с восьмым марта поздравил, а маму на следующий день только. Ну, так получилось. Пришел с цветами. Цветы взяла, но долго обижалась. Смотришь – вроде, мама. И все-таки, будто немножко меньше мамы в ней. Ужасное ощущение. Потом, слава богу, все наладилось.

Тут дико затряслось что-то сбоку. Телефон с секунду подергался, потом во всю силу выдал турецкий марш. Самый Шеф звонит! Так впускать маму или нет? Шеф явно по вопросу Того Сайта, и разговор займет минут двадцать, если не больше. Чего доброго, и с продолжением в видео-конференции. За это время мама точно на хор уйдет.

Поэтому Титов медлил. Просто сидел, тупо смотрел в пространство за окном, и пытался поймать хоть одну четко сформированную мысль. Мыслей не было. Мама! Мама, ну зачем, зачем ты постучалась ко мне?..

Титов закрыл глаза и нажал мизинцем на клавиатуру. И вдруг почувствовал, что в груди его что-то оборвалось. Как будто ушло, потерялось что-то ценное и важное.

– Что с тобой? – шеф был в своем стиле и настроении. – Голос у тебя такой, как будто кто-то умер!

Титов уже подключил гарнитуру, положил на телефон на стол, чтобы освободить руки.

Нет, – медленно проговорил он. – Просто я только что добавил маму в друзья.

Вы Ж понимаете?

– Интересный рассказ, – сказал редактор. – Живой!.. Но взять его не могу.

– Почему? – спросил я, глядя на его блестящий от испарины голый череп.

– Ну… вы же понимаете.

От этой фразы я всегда впадал в недоумение. Это, как если бы некто на улице вдруг вручил тебе огурец со словами "Ну ты же проголодался!" Или продавец в магазине вдруг вызвал бы полицию, заявив: "Ну ты же точно замыслил обнести полку с чёрной икрой! Еще бы чуть-чуть, и всё! Сам же понимаешь!"

Поэтому я сказал:

– Нет, не понимаю. Вы же говорите – рассказ интересный.

– Но это не детская литература! Вы же понимаете.

– Ну так опубликуйте его во взрослом разделе! Формат журнала позволяет.

– Во взрослом не могу!

– Почему?

– Вы же понимаете.

Похоже, мы ходим кругами, – подумал я. Все было ясно. Я поднялся, чтобы попрощаться. Редактор протянул мне руку.

– Присылайте! – радостно сказал он. – Присылайте еще! Только пожалуйста… пишите НАСТОЯЩУЮ детскую литературу. Или взрослую, только… ну, вы понимаете.

И я ушел писать НАСТОЯЩУЮ детскую литературу.

Целый день бился над первым абзацем – ничего не выходило. Плюнул, закрыл ноутбук и пошел в кафе. Там уже сидел на своем месте Костик.

– Привет! – сказал Костик. – Ну и как?

Я скорчил кислую мину . Помолчали.

– Ладно, выкладывай, что ты им там отправлял.

Я подал ему сложенный листок. Костик развернул и пару минут читал, сосредоточенно шевеля пятерней в кучерявых волосах.

– Дохляк, – он протянул назад листок. – Это опубликуют лет через десять. Как минимум.

– Почему? – зловредно спросил я.

– Ты же понимаешь.

– Сегодня я слышал эту фразу уже раз десять, – угрюмо процедил я. И поведал ему о дневном разговоре.

– Ладно, – миролюбиво ответил Костик. – Тогда без "Е".

– Что "без Е"? – не понял я.

– Ну, у редактора ты слышал "Ты же понимаешь" как увещевание. Как спущенный флаг. Как капитуляцию. А у меня без "Е". Две большие разницы!

– Вы что, сегодня все решили меня с ума свести? Какие еще "Е"? – хотелось запустить в него кружкой, настроение и без его зауми было поганое.

– "Ж" без "е", – оживленно зашептал он. – Ты Ж понимаешь. То есть видишь, что все мы в этой Ж, и вот про нее и пишешь. Это комплимент, отец. Понимаешь?

Тут я кивнул. Понимаю.

Он продолжал развивать, что если рассказ романтический, то фразу «ты Ж понимаешь» можно наполнить совершенно иными, интимными, смыслами, но я слушал его вполуха.

Ж, – думал я. – Бедный, бедный мой редактор.