Читать книгу: «Распад», страница 5
Мы подошли к трону, на котором восседал нынешний правитель – молодецкий седой чуб, заплывшие свиные глазки, капризно оттопыренные губищи, белая шерсть на голой груди, трусы цвета американского флага, беспалая ручища отбивает ритм по подлокотнику.
– Ой, рябина кудрявая, беее – лыы – е цветы, ой, солдатик, соолдааа – тик, разздевайся тты!
– Прошу прощения, это вы мне?
– Штаа, панимаэш, не панимаэш, што я говорю? Снимай штаны!
– Товарищ верховный главнокомандующий! Не могу выполнить ваш приказ, поскольку ношение такой формы одежды не предусмотрено уставом!
– Гмм, много говоришшш, снимай штанишки, слышшш?
С правого боку от трона отделилась группа из трёх фигур, они копошились, оплетали друг друга, издавая хлюпающие, тягостные для слуха звуки. Татуированный бубноносец неслышно вырос у меня за левым плечом, и горячо зашептал, обдавая ухо слюнявыми брызгами:
– Нравятся? Они не могут не нравиться, это три грации демократии – Лера, Ира и Костя. Давай, снимай штанишки, насладись их молодостью и чистотой!
Одна из грации была одета в коротенькое подобие кимоно, её глаза были скрыты за тёмными очками, тонкие губы крепко сжимали дымящуюся сигарету, вторая была полностью обнажена, бородавчатые, бурые жировые складки растеклись и практически полностью скрывали тело её кавалера, багрового от натуги, грация восседала у него на коленях, судя по выпученным глазам, он был близок потере сознания. Процесс созерцания мною скульптурной группы был прерван мощным рыком главнокомандующего – давай! Удиви меня!
Он поднялся, опираясь на подлокотники, с трудом развернулся, и неожиданно захохотал – портки мои нравятся? Га– ха – ха – хгы… Друг Джордж подарил, цвет матраса, полоски со звезздами…я думал это – вши, спрашшыаю у него – шо за штаны? Матрас со вшшами? Нет, гаварит. Пятьдесят звёзд – пятьдесят штатов,…а я гаварю – пять звёздочек лучше! Га – ха – ха – хы…
Толпа стоящих у трона, громко и визгливо расхохоталась вслед за счастливым обладателем звёздно – полосатых штанов. Он резко рыкнул – харрош! Когда я был в Америке, на мою задницу нацелились 38 негров – снайперов с чёрными, дымящимися обрезами, но не поддался я этому искушению…я – Россию люблю, с её осинами…то дорожка, то рябина, то Гайдар, а то – дубина…Хочу понимаэшш слиться в экстазе с родным, рассиянским народом. Ну, давай…
Он пошевелил бёдрами, и огромные порты упали на пол, освободив бледные, дряблые, стариковские ягодицы.
– Дыавай! Жги! По – нашему! По – рассиянски!
Бубноносец горячо зашептал – давай, влупи ему по самые помидоры, ох, жалко, что он не меня просит, я бы с удовольствием вдолбил бы его в каменный век! Дым бы из жопы пошёл! Не упусти свой шанс, папа просит, давай, давай!
– Я не могу, я не настолько демократичен и раскрепощён, я всё как – то по старинке…
– Ммм, надоел понимаэшш, аххрана! Снимите с него штаны!
Чьи – то сильные руки схватили меня сзади за плечи, расстегнули ремень, с громким звуком отлетела на пол пуговица штанов ПШ, штаны резким рывком спустили до пола.
– Какая прелесть, это – Кельвин Кляйн? – увидев мои кальсоны, подключилась грация в кимоно.
– Нет, это …мм Дольче Габана – прочмокала грация с бородавками.
Бубноносец хмуро потянул меня за кальсоны, и вполголоса прочитал – в/ч 523… МВО, не угадали девицы, эта модная вещичка от кутюрье Пабло Граччини, Папа, солдатик не возбудился, они – люди военные, всё делают по команде, ему надо приказать…
– Павлик! Павлик!
Здоровенный, широколобый, с вытатуированными на плечах символами Мерседеса мужичина в кожаных трусах с заклёпками в виде больших маршальских звёзд, неслышно вырос из сумрака – чего надо?
– Не возбуждается военнослужащий, дай ему команду!
– Без письменного приказа не могу, последствия могут быть непредсказуемы…
– Будет тебе приказ, командуй!
– Равняйсь! Смирно! Для торжественного овладения президентской задницей справа, и слева – на караул! Ну? Помогло?
Бубноносец нежно потрогал мои причиндалы – нет, никакой реакции, то есть эрекции…
Павлик громко фыркнул – бля, забыл, как это по – культурному будет, ну, когда болт стоит? Кто знает?
– Я могу помочь вам коллега, – из толпы, переваливаясь на коротких, полусогнутых ножках выкатился невысокий человечек с тотально наетым лицом, мокрыми, ярко – розовыми чмокающими губками:
– Я понимаю вашу половую немощь, юноша, я тоже когда – то был коммунистом – натуралом, мой нежный половой орган бурно реагировал только на красное, бородатые лики отцов – основателей вызывали у меня мощную, обильную эякуляцию, но! Но! Затем я понял, что это – извращение, поехал в Штаты, прошёл курс лечения, и теперь все цвета радуги вызывают приятную тяжесть внизу живота, особенно мне импонирует голубенький – цвет чистого, классического либерализма. Не помогло? Моя блестящая речь не подействовала? Павлик! Нам нужна шоковая терапия! Давай!
Широколобый наклонился к моему паху – опять забыл, как это называется, когда стоит?
– Эрекция.
– Слушай мою команду! Эрр – рекция! Быстррро! Ррродине нужна твоя эррекция сынок! Поднатужься! Ощетинься! Ну? Есть?
– Неа, всё также, полный штиль – бубноносец подпрыгнул по – козлиному, и громко грохнул в бубен у меня над ухом – помогло? Тоже нет, ну, я не знаю…
Грация в кимоно неспешно отделилась от своих товарок, и подошла ко мне – вы все – грубые дураки, мальчику нужно не это – она грациозно сбросила кимоно, оставшись полностью обнажённой, после чего легла на пол, и стала теребить изящными пальчиками нежные лепестки половых губ, каждый ноготь был украшен символом восходящего солнца, лобковые волосы были причудливо выбриты, стрижка напоминала изображение вооружённого копьём воина. Тяжело дыша, она проговорила – мальчик знает, куда надо смотреть, оо, да … что ты видишь? Ты внимательно смотришь? Тебя заинтересовала моя интимная стрижка? Это – японский иероглиф, его надо произносить чувственно, давай скажем это вместе – её дыхание стало прерывистым – ты готов?
Я мотнул головой – давай малыш, скажем это вместе, страстно и горячо, это произносится так – она задержала дыхание, и затем хрипло вскрикнула – Кай! Повторяй со мной – кай! Кай! Кай!
– Шо за хуйня такая? – возмутился широколобый – какой ещё Кай? Герда…Чего, мы в гостях у сказки что – ли? Ничего не понял…
Бородавчатая грация захлюпала – ему нужна прививка от коммунистической импотенции – она подвигала губами взад – вперёд, выдвинула нижнюю и забулькала – комми всегда были импотентами, всегда…
– Да он – не коммунист, он правильной ориентации придерживается, демократической…
Придавленный воздушными телесами бородавчатой грации, к дискуссии подключился, с трудом шевеля посиневшими губами, грация по имени Костя – коммуняка он, коммуняка, я их невоолузённым…невооолузённым…
– Глазом? – подсказал бубноносец.
– Невоолузённым пахом…чувствую…у меня дазе не стоит на него…потому…он и не хоцет исполнить свой глажданский доуг…осуществить смыцку налода и власти…Лега…золотце…слезь с меня…тошнит…
– Мааалчаать! Выключи музыку! – сиплый вопль папы заставил вздрогнуть всех, музыка затихла, остановилась танцевальная круговерть, грации мгновенно исчезли, словно жуткий кошмар, навеянный послеполуденным сном, «папа» резко развернулся, и вместо известного всей стране лица, я увидел озлобленное, кабанье рыло с оскаленными, истекающими слюной клыками, чудовищная харя открыла пасть, раздался костяной, тошнотворный звук, изображение поплыло перед моими глазами, «папа» вновь был в своём обычном, человеческом обличье, вот только беспалая рука вытянулась на несколько метров вперёд, прочно обхватила моё горло, и начала неумолимо сдавливать, лишая меня возможности вдохнуть.
– Зачем ты убил Пакушу?
– ?!
– Повторяю вопрос – зачем ты убил Пакушу, долбаный душара?
Что за лексикон? Вы же – глава государства, а не какой – то дурень – старослужащий…
– Говори сучара, зачем убил Пакушу? Говори, а то полжизни отниму!
Я пытаюсь вырваться, стараюсь снять руку с горла, но все мои попытки бесполезны, из – за нехватки кислорода я чувствую слабость, сердце бешено колотится в груди, лёгкие готовы разорваться, я отчаянно пытаюсь вдохнуть хотя бы немного воздуха…открываю глаза, и обнаруживаю Филю, комфортно сидящего у меня на груди, он радостно, сладко улыбается и отпускает моё горло.
– Филя, ты что? Ёбнулся? Ты меня чуть не задушил, сволочь…
Меня рвёт желчью, я кашляю, выплёвывая сгустки жёлтого цвета.
– Филя, смотри, у него стоит! Ты доставил сучонку удовольствие, придуши его ещё разок, вдруг кончит!
– Кочумай, Пиночет, хватит с него, и так весь пол заблевал, ну, скажешь нам?
– Что сказать?
– Зачем убил Пакушу? Пакуша был мне другом, лучшим, самым любимым (после Пиночета), я всю ночь проплакал, когда узнал, что его больше нет, (Филя громко всхлипывает) мы с ним с детства дружили, моя сестра за него замуж собиралась, а ты разрушил молодую, российскую семью, я тебя кончу за это!
Он делает выпад в сторону моего горла, и радостно смеётся при виде моей болезненной гримасы – не ссы, я шучу, Пакуша был скудоумный примат, сдох – и хрен с ним, всем похуй, даже если его и вправду ты грохнул, а шейка у тебя цыплячья – тоненькая, синюшная, аж хрустит, если б я захотел, ты бы уже сегодня рядом с Пакушей заночевал, на соседней полке морга – «осознав тяжесть своего преступления, рядовой Злобарь покончил с собой, повесившись на ремне, в сушилке казармы» – похоже на отчёт об обнаружении тела? Живи пока, и помни кто твой господин, благодаря кому, ты ещё дышишь. Оревуар, душара.
12.
– Разрешите войти?
– Разрешаю.
– Товарищ капитан, разрешите сходить в госпиталь?
– Зачем?
– У меня чего – то хрипит в лёгких, тяжело дышать…
– Бросай курить, и всё пройдёт…
– Обязательно, а пока разрешите сходить в госпиталь!
– Ты не понял, чего я сказал? Хрипит у него…тут у всех что – нибудь хрипит…у одного гной из ушей течёт, другой все матрасы в роте обкончал, третий срать бегает через каждые десять минут…
– А у меня не только хрипит, но и ещё и булькает…
– Зашарить хочешь? Поспать на мягоньком, поесть в госпитальной столовой, я понимаю…
– Так я пошёл?
– Куда?
– В госпиталь?
– Какой ты настырный, я с тобой пойду, и как только доктор скажет мне, что ты – симулянт, я тебя лично, пинками под сраку погоню в роту, ты у меня на тумбочке корни пустишь, прорастёшь здесь, понял?
– Угу.
– Не «угу», а так точно, ну что, не передумал? По – прежнему хочешь в госпиталь?
– Угу, в смысле «так точно»!
– Ну, пошли, жду не дождусь момента твоего разоблачения…
– Ну что, товарищ майор – парень симулирует? Я так и знал!
– У него хронический бронхит, его надо госпитализировать.
– Это точно, он ничего там не подкрутил в ваших приборах, посмотрите на его довольную рожу…
– Точно, его надо лечить.
– А это надолго?
– Недели две.
– Повезло тебе, ну ничего, из госпиталя выйдешь, и сразу в наряд – «радость приносит наряд бодрящий, хлорочки вкус всегда настоящий!»…
Медсестра провела меня в палату – устраивайся, через пять минут спускайся на анализы.
Здоровенный брюнет в тельняшке легко встал с койки у окна, и одарил меня золотозубой улыбкой – Борис, можно просто – Барсик.
Барсик показал рукой на лежащего лицом к стене (в дневное время! Это просто святотатство!) солдата в окровавленных кальсонах – это Колян.
– Стесняюсь спросить – а что у него с кальсонами? Дедовщина? Старые лютуют?
Барсик серьёзно посмотрел на меня, вздохнул, и изрёк – не хотелось тебя огорчать брателло, но это – он указал на кровавую корку Коляновых кальсон, это – ждёт и тебя, все через это проходят, Пикулик разорвёт жопу каждому.
– Ппи – кулик? Кто это?
– Майор Пикулик, главный здесь, командует этим госпиталем, ни одной задницы не пропускает, если хочешь остаться целкой, беги обратно в роту…ну да ладно, не будем о грустном, это – Аферист – он указал на худенького азиата, скромно сидевшего у прикроватной тумбочки.
– «Аферист»?
– Да, ещё какой! С большой буквы «А»!
Азиат подошёл бочком, сунул тёмную, твёрдую ладонь для приветствия, и также бочком вернулся на свой стул, и замер, уставившись взглядом в стену. Немного обалдев от увиденного и услышанного, я открыл рот, чтобы уточнить информацию, но Барсик замахал на меня руками – иди на анализы, а потом в столовую, там всё поймёшь.
Сдав анализы, я с трудом нашёл путь к столовой – масса запутанных коридоров, плохо освещённые повороты – всё это затрудняло поиски. У закрытой двери уже притопывал от нетерпения Барсик – о, ты быстро! Слушай, зёма, у тебя бабки есть? Мне немного – полтинничек, до послезавтра, ко мне послезавтра мама приезжает, я всё отдам!
Он смотрит кристально честными глазами прямо в глубину моей души, и мне стоит большого труда соврать – неа, голяк на базе, всё так быстро случилось с этим госпиталем…
– Вот бля, засада…
– Да уж…
Барсик лупит ногой в дверь столовой –э! Сколько можно морить голодом защитников Отечества!
Дверь открывается – не заперто. Барсик рывком пробирается внутрь – ооо, бля! Вот это сила! Котлеты! Ты в столовке, у себя в части, котлеты ел хоть раз?
– Нет.
– А здесь, через день, зауважал котлетки…
Дальше было чавкание, жалобный хруст котлетной корочки на зубах, затем Барсик быстро сожрал суп, громко лязгая зубами, и по его лицу было ясно, что он также голоден, как и в начале трапезы – ссука, я не наелся, ты котлету будешь доедать? Вот же гад, нет, чтобы поделиться с товарищем…ммм, у меня продуктовая ломка, срочно требуется инъекция бутерброда с колбасой, прямо под язык положить, пускай тает там, как мороженое, я даже жевать не буду – пусть рассосётся!
Столовая постепенно наполнялась, выяснилось, что в госпитале лежат и офицеры, и их жёны, и солдаты. Тощий полусогнутый парень сел за наш стол, увидев мой удивлённый взгляд, Барсик объяснил – это Колян, с нашей палаты, просто ты с его тылом познакомился, а рожу не видел.
Колян ел вяло, расковырял котлету на мелкие кусочки, брезгливо выискивал что – то в начинке, Барсик побагровел от такого кощунства – Колян! Пидор ты гнутый! Ты чего продукты переводишь, после тебя и собака побрезгует доедать!
– Так не доедай! Псина длинная…
– Пошёл ты, жертва коллективного изнасилования!
Колян болезненно поморщился, и поёрзал на тощей заднице. Тихонько, чтобы не слышали окружающие, я спросил – сильно болит?
Он недоумённо посмотрел на меня – скоро узнаешь. Барсик поёрзал на стуле, неожиданно сорвался с места, и быстро вернулся назад с двумя тарелками в руках – добавка! Будешь? Этому длинному не предлагаю…
– Конечно, буду!
Мы быстро и сосредоточенно сожрали вторые порции, и тут от дальних столов донеслось возмущённое бурчание – где моё второе? Девушка! Сколько ждать?
Барсик ойкнул, сделался ниже ростом, и потянул меня за рукав – пошли, покурим?
Не понимая этой перемены, я легко согласился – пошли. Колян понимающе усмехнулся, и продолжил ковырять котлету, не успели мы дойти до выхода, как нас нагнала упитанная повариха – стоять! Баринов! Опять твои штучки! Ты украл две порции со стола № 13?
– Кто? Я? Да ни в жизнь! Вы меня оскорбляете! Можете взять отпечатки пальцев! Я – невиновен! Это – грязная клевета!
– Ах ты, гад! Раньше по одной порции таскал, теперь уже по две! Аппетит приходит во время еды? Аааа…
Она увидела меня – так вы теперь на пару работаете, ты кто? Я что – то тебя раньше не видела здесь! Новенький? Как твоя фамилия?
– Злобарь.
– Я запомню, я за вами слежу подонки, всё расскажу товарищу майору! Вы у меня живо в свои роты вернётесь, ворюги! Извините, Николай Сергеевич, я сейчас принесу вам второе, произошла неувязочка.
Радостно посмеиваясь, Барсик вытащил меня за рукав в коридор – ты как насчёт девок? Уважаешь это дело?
– А что?
– Тут такая цыпа лежит! Весь госпиталь на неё шишку точит, дочка полковника Жёлудя…
– Жёлудь? Это который зам по тылу? Крысёныш такой, перепуганный до безобразия, как ссаный барбос, всего боится, если дочечка в него пошла, то я…
– Да похуй на него, дочура у него – что надо, я бы её шоркнул.
– В чём проблема?
– Да вокруг неё все, кто могут ходить, целыми днями вьются, слюни пускают, не пробьёшься…
– Она кому – нибудь дала?
– Неа, только разговорчики, даже за грудь потрогать не даёт…
– Недотрога…
– Да, но попробовать стоит, пошли?
– Нет, я в групповухе не участвую…
– Любишь в одиночку – тихо сам с собою, устал левой, давай правой! Одноглазого своего душить любишь?
– Дурашка, ты по себе – то не суди…
Мы завернули вправо, и увидели любопытную картину – на скамеечке сидела сказочно красивая девушка в дорогом спортивном костюме цвета маренго, вокруг неё, на соседних скамейках, на полу, сидели, лежали, стояли одетые в синие госпитальные пижамы солдаты, их было человек пятнадцать. Девушка мелодично смеялась, периодически (и очень грациозно) поправляя волосы, упорно лезущие на лоб, в каждом её движении сквозило изящество. Большие зелёные глаза были широко открыты, изящный, правильной формы нос, чуть припухлые, чувственные губы, ослепительной белизны зубки – она была прекрасна, и очень неожиданно смотрелась среди разномастных солдатских физиономий. В сторонке, в полном одиночестве сидела грузная, носатая тётка в ярко – розовом спортивном костюме.
– А это кто?
– Это? Бронтозавр.
– В натуре?
– Это – Вита.
– Чего – то лицо у неё знакомое…
– Не знаю – не знаю, дочь прапора какого – то…бля, память на фамилии плохая, Пиписон!
На окрик обернулся невысокий парень – чё?
– Иди сюда, здорово! Как фамилия этого муравьеда в юбке?
– Кого?
–Ну, этой, Виты…
– Ааа, Бейвнос её фамилия.
– Точно! Бей – мать – её – в нос! – Барсик оглушительно расхохотался, продемонстрировав золотой запас России – как я мог забыть, сука…ты куда?
Я уже не слушал Барсиковы бредни, и целенаправленно шёл к Вите – вы позволите?
Она удивлённо смотрела на меня снизу вверх – ты со мной базаришь?
Если долго водить наждаком по ржавой батарее, можно добиться такого же звучания – режущий слух, низкий, скрежещущий, металлический, вызывающий гримасу боли у слушающего, звук.
– Ничё не перепутал? Тебе туда, к этой своре кобелей, красавчик – она показала рукой на толпу, окружающую Соню.
– Нет, я не перепутал, я шёл к вам Вита. А вы знаете, что ваше имя в переводе с латыни означает «жизнь»?
– Прикалываешься надо мной? Я же знаю, что у тебя хуй – стручок, а яйца – орехи, я…
– Ооо, вот это темперамент, будь я художником, я бы картины с вас писал, но не сподобил меня господь…
– Кто? Бог что – ли? Так, дай угадаю – ты поспорил на меня вот с тем длинным, у которого полный рот позолоченного дерьма, как у цыганки?
– Нет, Виточка – я перешёл на полушёпот, заговорил низким, обволакивающим голосом – я с первого взгляда распознал в вас инди – ви – ду – альность, все они – я слабо махнул рукой в сторону толпы – все они тупые, грубые животные, они видят только внешнюю оболочку, и не видят того, что за ней скрыто. Пройдёт лет пятнадцать, и эта девушка – я показал на Соню – превратится в тупую, маразматическую старушку, с грязными ногтями, морщинами, периодически она будет вскакивать с инвалидного кресла и играть в футбол своими сморщенными, как финик грудями, да – да, женский век недолог, а вот ваша чистая душа будет также сиять и через двадцать и через тридцать лет, золото не ржавеет. Мой дедушка был марийским колдуном, он научил меня видеть сияние, исходящее от людей, обладающих чистой, возвышенной душой, как только я вошёл сюда, я сразу увидел исходящий от вас свет, вы озаряете это помещение…
Я легко, быстро прикоснулся к её налитому плечу, и меня ударило током – вот! С этого всё начинается! Между нами пробежала искра! Вы любите читать?
– Кино люблю, Санта – Барбару…
– Вот! Вот! У Круза и Иден всё также начиналось, с проскочившей между ними искры…
Она неожиданно расхохоталась – Сонька будет своими сиськами в футбол играть? Бха – ха – гха – ха! А ты – приколист! Коры мочишь! Расскажи что – нибудь ещё…
Я говорил не переставая, журчал подобно весеннему ручью, деликатно взяв Виту за мощный бицепс, я увлёк её в сторону от кричащей толпы, мы мирно погуляли в роскошном зимнем саду, и договорились встретиться здесь же на следующий день. Утомлённый Витой, я возвращался в свою палату, увидев меня, Барсик радостно проорал – вот же он! Вот этот енот – полоскун вооружённых сил!
– Почему енот?
– Это всеядное животное, жрёт что попало, прямо как ты.
– Особенно приятно это слышать от такого измождённого жизнью аскета, как ты.
– Ну, как тебе нежная девочка Вита? Ты её уже осчастливил?
– Фу, какой ты грубый, так же нельзя, надо быть последней свиньёй, чтобы торопиться в таком случае, со страшилами ещё труднее, чем с красавицами – осторожно, неспешно, очень деликатно…
– Тебя не тошнит?
– С какой стати?
– Она же страшная, усатая, носатая, волосатая…
– Зато вокруг неё нет стаи кобелей…
– Какой ты сука, практичный…
– Да заткнитесь вы оба! – Колян охотно присоединился к дискуссии – Знатоки бабской психологии, «тошнит, не тошнит», достали уже, дайте поспать!
Барсик, широко ухмыляясь, приложил указательный палец к губам, и ловко запрыгнул на кровать – гуте нахт, зольдатен!
13.
– Глубоко вдохните, теперь выдыхайте в эту трубку, с силой. Так, объём лёгких два с половиной литра, нормально, я думал, будет хуже, что у нас с анализами – эритроциты повышены, хм…немного…так, вам молодой человек, вам очень повезло, я использую в своей практике самые прогрессивные методы лечения, мы будем лечить вашу хворь пенициллином! Передовая технология, надеюсь, мы добьёмся успеха! Свободны!
Я возвращаюсь в палату в некотором недоумении, жуткий, страшный начальник отделения, майор Пикулик, «разрыватель задниц», осквернивший кальсоны Коляна жуткими кровавыми разводами, оказался милым, нестрашным толстячком, не имевшим никаких гомосексуальных наклонностей.
– Слышь, Барсик, ты зачем меня пугал Пикуликом? Я – то думал, что там пидор прожжённый, а там милый, маразматический дедан…
– Погоди – погоди, вот лечить тебя начнут, тогда по – другому заговоришь! Что он тебе назначил? Пенициллин?
– Да, а откуда ты…
–Он всем его назначает, от бронхита до триппера, лекарство одно – укольчики. Тебе жопа Коляна нравится?
– Ммм, не знаю, не пробовал…
– Дебил, я не в этом смысле, ты его кальсоны окровавленные видел? Это от уколов, поэтому я и говорил, что тебя ждёт тоже самое, а ты чего подумал?
– Я…я подумал, что он это…пидорок…
– Он намного хуже, ты скоро это поймёшь.
Сердобольные медсёстры кололи мне пенициллин каждые шесть часов, и днём и ночью, некоторые старались сделать укол понежнее, некоторые азартно метали шприц, словно игроки в дартс, очень скоро задница стала, словно набитая изнутри плотной резиной, возникли проблемы с подъёмом по лестнице – плохо поднимались ноги, одеревеневшие ягодицы сковывали движения, и сидеть можно было только на верхней их части, но все это – ерунда, главное, это возможность побыть вдалеке от родной роты. Лечебная физкультура, массаж, уколы, анализы – дни пролетали быстро, Барсик творил кулинарный беспредел в столовой (ему удалось убедить поварих в том, что он – здоровенный, двухметровый детина с покрытыми татуировкой плечами и грудью, ослепительным оскалом золотых зубов, он – жертва дедовщины, и если ему не будут каждый приём пищи давать добавку, то невидимые глазу, злые старослужащие жестоко изобьют страдальца, и (может быть!) вырвут у него золотые зубы), Колян оставался всё тем же мрачным меланхоликом, его окровавленная задница (он спал напротив меня) служила для меня ежедневным momento mori, почему его тощие ягодицы при каждом уколе фонтанировали кровью, остаётся загадкой, Аферист продолжал увлечённо смотреть в стену – каждый был занят своим делом. Всё свободное время я проводил в обществе Виты, она вдохновляла меня тем, что мощным басовитым хохотом, (от звуков которого тряслись волосы на моей макушке) встречала мои шутки, и даже позволяла (изредка) приобнять её за хорошо проработанную, рельефную дельтовидную мышцу. Мы увлекательно проводили время у телевизора, просматривая новые серии «Санта – Барбары», «Маски – шоу», «Музобоза», я значительно повысил свой интеллектуальный уровень, чувствовал, что расту и развиваюсь. Я старательно избегал любого общения с Соней Жёлудь, но однажды она подловила меня на выходе из массажной.
– Здравствуйте, вы…
– Не надо, не надо, я знаю всё, что вы хотите сказать мне: моя загадочность пленила вас, вы не можете понять, почему я избегаю общения с такой неземной красавицей как вы, а предпочитаю проводить время в компании Виты, вы заинтригованы до такой степени, что чувствуете непонятное томление и влечение ко мне, более того, вы меня уже любите, и готовы отдаться мне прямо сейчас и прямо здесь, вообще – то, ваш пористый носик, и толстые, целлюлитные бёдра меня не прельщают – она изумлённо сделала рот буквой «о», и недоумённо оглядывает свою идеальную фигуру, и даже ощупывает нос на предмет наличия пор.
– Я решил сохранить себя для будущей невесты, и врачи запрещают мне возбуждаться, но в виде исключения, только для вас, так и быть – я протягиваю руку к молнии на её роскошном, из жёлтого атласа, спортивном костюме, и плавным движением расстёгиваю его до пояса, она испуганно ойкает, пытается застегнуть молнию, но её заедает, идущие по коридору солдатики несколько секунд наслаждаются волнующим видом её полных, пленительных грудей, слабо прикрытых кружевным бельём.
– Вы любите бюстгальтеры с косточкой, ммм, любопытно!
Она справляется с молнией, раскрасневшаяся от унижения, кричит – ты! Ты! Что ты о себе вообразил! Я плевать на тебя хотела…
– Понятно – понятно, не очень – то и хотелось, с моей стороны это была гуманитарная помощь, жест жалости, ладно, ещё увидимся, извините, график процедур, спешу!
Я гордо ухожу, сопровождаемый матерной бранью неприступной красавицы, на лестнице меня поджидает возбуждённый Барсик – слушай! Есть маза нормально пожрать, по – человечески, наконец – то!
– Как?
– Надо массажистке помочь бельё в баню перетаскать, я бы и сам справился, да тюков сильно до хрена, поможешь?
– А чего мне за это будет?
– Я же говорю, она обещала завтра принести котлет, домашних, целую кастрюлю!
– Вот же ты …я – то думал, она тебе обещала полакомиться пышным телом, а тут…
– Ты чего? Дурак что – ли? Кот – ле – ты! До – маш – ние! У меня уже стоит! Эротичнее этого, я в жизни ничего не видал!
– Понятно, мы не ёбари, мы обжоры – вот твой девиз.
– Короче! Ты со мной?
– Нет, я встречаюсь кое с кем, мне не до грязного белья и вонючих котлет…
– Дурашка, знаю я, с кем ты встречаешься, ты ей хотя бы вдул?
– Фи, какая пошлость, не пачкай своим грязным ртом наших чистых отношений, у нас платоническая любовь.
– Это как? Сзади что – ли?
– Тебе не понять.
– Смотри братан, бабья вокруг полно, а котлеты – сам понимаешь, это «очень хитрый предмет, он, если есть – ааам! И его уже нет!».
– Переживу.
– Ну ладно, смотри не ной потом.
Я захожу в палату, для того, чтобы причесать растрёпанные после процедур волосы (Вита должна видеть меня всегда элегантным), и обнаруживаю необычайно оживлённого Афериста в компании с каким – то улыбчивым азиатом, они радостно гундят, словно голуби на помойке, приседают, похлопывают себя по ляжкам, машут руками – очевидно, что произошло нечто важное. Колян с загадочным видом ковыряет вилкой продолговатую дыню, невесть откуда появившуюся в палате.
– Чего тут происходит? Аксакал победил в конкурсе «лучший по надоям козлиного молока» в нашей части?
– Афериста комиссовали.
– Ого! Вот это да! А что с ним? Чем он болен? Я тоже хочу!
– Я не понял, он так говорит, будто говна поел только что – ничего не понятно, сам спроси.
– Эй, ассалям алейкум!
– Алейкум ассалям!
– Аферист, тебя комиссовали?
– Сен кутек, ак беденладам генделе!
– Чего? Я ничего не понял.
Второй азиат, сдержанно посмеиваясь, перевёл – он говорит, что очень рад был знакомству с тобой, и твоими друзьями, вы – хорошие солдаты, и надёжные товарищи.
– А что с ним? Какой диагноз?
– В жопе амен сижиньин госининишьбашиндан геширди!
– Он говорит, что…
– Мне послышалось, или первое слово было «жопа»? У него что – то с задницей? Геморрой? Анальные трещины?
– Вам показалось, он сказал, что у него «шизофрения», у нас это наследственное, у него, и у его отца, и у деда, у всех была шизофрения.
– А вы ему кто?
– Дядя, по материнской линии.
– Ааа, так у вас нет этого…шизо…
– Нет, у меня шизофрении нет, вы не волнуйтесь так, кушайте – кушайте дыню.
Афериста сгибает пополам от смеха, его «дядя» невозмутимо смотрит мне в глаза, лицо его абсолютно непроницаемо, он неторопливо произносит какую – то длинную фразу, покровительственно похлопывает меня по плечу, чем вызывает новый приступ веселья у племянника, после чего оба степенно уходят. Колян продолжает безуспешно тыкать вилкой в бок дыни, и задумчиво говорит – какие вежливые люди, какой красивый язык! Восточная вежливость, понимаешь!
– Ага, вот только у меня чувство, что они надо мной издевались, в приёмнике были азиаты, если я не ошибаюсь, слово «кутак» у них – ругательное, сдаётся мне, что он меня на хуй послал, очень вежливо, изящно, по – восточному, вот же змей!
В палату вбегает радостно – возбуждённый Барсик
–Ооо, бля, вот это веселуха, укатайка просто! Сейчас один полкан, с какой – то смешной фамилией, Хрентюк кажется, в жопу пьяный, вламывается в приёмный покой – там полно народу, офицерские жёны с детьми, но он настолько бухой, что глаз открыть не может, так вот, он что – то мычит, расстёгивает штанишки, пытается вывалить свой дивный член, но найти его не может, член остаётся у него в штанах, тогда он хватается за конец ремня, держит его в руке (словно это член), и начинает ссать, ссыт долго, с удовольствием, аж стонет от наслаждения, затем стряхивает конец ремня, и засовывает его в штаны…
– И?
– Что и? Человек нассал себе в штаны, со смаком, на виду у всего госпиталя, стряхнул кончик ремня, и абсолютно счастливый упал.
– Разбился?
– Хрена ли ему будет, водитель уволок его из приёмного покоя, завтра будет вспоминать – где он штаны намочил.
– Как в анекдоте, поручик Ржевский просыпается с похмелья, и видит, как слуга чистит его заблёванный мундир, ему становится неудобно, он и говорит – знаешь Васька, вчера на балу был поручик Ростовцев – такая свинья, весь мундир мне заблевал! Васька говорит – ага, он вам ещё и в штаны насрал!
– А вы чего тут – жрёте? Без меня? В две хари? Сучата…ооо дынька! Зауважал! Откуда?
– Аферист подогнал.
– Ммм, сладкая какая – Барсик расколол дыню ударом кулака, и уже вгрызался в сладкую мякоть – сила! Обожаю дыни! А с каких дел, Аферист нас угощает?
– Его комиссовали.
– Вот же сука! Не зря я его так прозвал, индеец сраный оказался хитрее нас всех, а что с ним? Какой диагноз?
