Читать книгу: «Диалоги о главном», страница 3

Александр Архангельский: весь мир школьного образования в кризисе

8 мая 2018 года

Мы встречаемся с писателем, телеведущим и ординарным профессором НИУ «Высшая школа экономики» Александром Николаевичем Архангельским в одном из корпусов вуза на Мясницкой улице. Именно здесь проходят собеседования – финальный этап отбора лучших абитуриентов из числа рекордных для «Вышки» более, чем десяти тысяч человек, подавших документы.

Спускаемся в студенческое кафе с окнами едва ли не во всю стену и, заказав кофе, начинаем разговор.

– Александр Николаевич, вы с коллегами только что провели ряд собеседований со вчерашними выпускниками школ. Какое впечатление они на вас произвели сегодня? Меняются ли они год от года?

– На выходе мы имеем следующее: конкретных знаний меньше, а умение думать и превращать свои знания в компетенции – значительно больше.

Я очень хорошо помню себя на выпуске из школы. Так вот, я был гораздо сильнее во всем, что касалось отвлеченного, и несопоставимо слабее во всем, что касалось конкретного. Я тогда не понимал, как буду применять свои знания – честно говоря, даже не думал об этом.

Теперь же жизнь изменилась: отвлеченное знание перестало быть ценностью. Ценностью стало знание примененное. Сегодня старшеклассники и выпускники школ думают об этом – это, без преувеличения, очень ясные головы. А насытить их объемом знаний можно.

– Связываете ли вы эту трансформацию с теми преобразованиями, которые происходят в сфере образования в целом и в средней школе в частности?

– Здесь нужно понимать, что высшее образование практически становится всеобщим. Первые два курса вуза – это и есть завершение реальной средней школы, вторые два курса бакалавриата – это начало высшего образования, а два курса магистратуры – это, по сути, полное высшее.

На выходе мы получаем чуть более позднее социальное созревание, но зато многократный опыт. Молодые люди очень рано начинают работать на различных площадках и быстро осваивают разные жизненные стратегии. Это их преимущество.

– Эксперты все чаще стали говорить о том, что век традиционной школы подходит к концу. Следите ли вы за этими процессами, и если да, как вам видится школа недалекого будущего?

– Мне кажется, что весь мир школьного образования находится в кризисе. И это хорошо, потому что кризис – это состояние живого организма: мертвое тело не болеет. Болезни роста возможны только тогда, когда есть сам рост.

Что касается традиционной школы, то, если совсем грубо, классно-поурочная система образования возникла в эпоху Яна Амоса Коменского, потому что перед человечеством стояла задача достичь всеобщей грамотности. Классно-поурочная система полностью соответствовала решению этой задачи. Но мир давно уже поголовно грамотный, а мы все по-прежнему пользуемся классно-поурочной системой. Методика преподавания, выработанная под эту систему, – это когда учитель объясняет содержание нового урока. Линейная. То есть учитель сначала проверяет домашнее задание, потом объясняет новую тему, задает вопросы, потом ученики приходят домой и выполняют очередное задание. И снова по кругу.

А может быть в современной школе все должно быть наоборот? К примеру, ребенок предварительно знакомится с завтрашним материалом – так, как он его понимает, а на следующий день они в классе этот материал осваивают совместно с учителем. Делать это можно не в депрессивно-контролирующей, загоняющей ребенка в бесконечный ступор, а в игровой форме.

– Но ведь большая проблема в том, что детей сложно мотивировать на самостоятельную работу…

– Это дискуссионный вопрос. Мы нередко говорим, что новое поколение стало меньше читать и писать, но ведь это же неправда. Оно стало читать и писать в разы больше, только не то, что нам бы хотелось. Количество написанного в сетях и прочитанного в сетях составляет колоссальный объем, только мы не согласны считать это чтением.

Может быть, мы и правы. Тогда мы должны задать себе вопрос – а что сделать, чтобы они читали что-то другое? Может быть, мы им что-то не то предлагаем? Может быть, мы по привычке несем им в клювиках то, что приносили в клювиках нам в детстве? А время при этом изменилось.

Есть современные методики, которые школа должна втянуть в себя, но для этого она должна понять, что эпоха закончилась.

– Это как раз многие понимают, но что делать дальше?

– Если говорить об учителе, то он должен учиться у своих учеников тому, что они могут дать ему. В ответ он может дать им то, что знает и понимает лучше.

Приведу примитивный пример. Вы попробуйте человеку моего поколения или, тем более, чуть старше рассказать, что такое блокчейн, «интернет вещей» и криптовалюты. Если он не вовлечен в современные процессы, он этого не поймет. Попробуйте начать рассказывать об этом городскому старшекласснику – он ведь вас просто засмеет, потому что знает больше.

Должны быть школы взаимного обучения – наподобие тех Ланкастерских школ, которые существовали в XIX веке.

Новой модели школы нет, заимствовать не у кого. Но во всем мире есть попытка вернуться в прошлое, которого тоже уже нет. Нет ни экспериментов 90-х годов, ни застоя позднесоветской школы, ни дрессировки классической гимназии. Есть будущее с его вызовом. Мы либо ответим на него, либо нас спишут в утиль, и наших детей, к сожалению, тоже.

– Мрачный сценарий… Возможен ли поиск новых путей со старыми кадрами? Вы когда-то писали о «золотозубых методических дамах» – так вот, как, по-вашему, должен в этом контексте решаться кадровый вопрос?

– Сразу скажу, что являюсь противником поколенческого расизма и считаю, что замена одного поколения на другое сама по себе ничего не даст. А что даст? Давайте выйдем за пределы школы и зайдем в библиотеку.

Типовая библиотека конца 90-х – это такой застойный осколок советского мира. Фикусы, тесные уголки, решетки на окнах, «гавкающие» на подростков библиотекари и так далее.

Так вот, те же самые люди, когда жизнь поставила их перед выбором – либо вписываются в изменившуюся реальность, либо исчезают, – вдруг начали в эту реальность втягиваться. И за ними уже потянулось следующее поколение.

Так и в школе – не поколенческая зачистка, тем более, что это невозможно из-за отсутствия кадров, но сочетание старого и нового перед общей задачей в очень жестких условиях.

Модернизация вообще начинается только тогда, когда деваться некуда. Дойдем до края – модернизация начнется во всех сферах.

– Не так давно вы с вашим соавтором Татьяной Смирновой объявили об окончании семилетней работы над комплектом учебников по литературе для 5-9-х классов. Расскажите, пожалуйста, об их судьбе, а также о том, в чем была ваша собственная мотивация в этом проекте?

– Мы, прежде всего, пошли на апробацию этих учебников в пятидесяти регионах, она начнется в этом учебном году. А пока шла работа, мы обкатывали класс за классом в подмосковной православной гимназии «Образ» с одной стороны, и в столичной Европейской гимназии с международным бакалавриатом с другой. Для нас было важно, чтобы он не вызывал отторжения ни там, ни там, потому что у нас одна страна – для верующих и неверующих, для ориентированных на европейский путь и на консервативный, архаический, с точки зрения социальных практик и традиций.

Что касается моей мотивации, то первое и самое существенное – это представление о том, как литература должна функционировать в школе. Причем я не настаиваю на том, что наше с моим соавтором представление – единственно правильное. Я – убежденный сторонник вариативности.

– Что сейчас вообще происходит с рынком учебников в России?

– Рынок учебников довольно большой, дорогой, действует он по определенным правилам. Сейчас происходят некоторые не всегда понятные изменения, в связи с чем Ассоциация издателей учебной литературы в полном составе, за исключением лишь «Просвещения», даже подала жалобу в Федеральную антимонопольную службу. Дело в том, что, вопреки указанным ранее срокам, не подводятся итоги экспертизы новых учебных линий и когда будут подведены – доподлинно неизвестно.

В июле на сайте Министерства образования для общественного обсуждения были вывешены обновленные требования к использованию стандартов, над которыми работали разного рода комиссии. И это кое-что меняет в устройстве учебных линий.

Хорошо, что государство в лице министров не просто осознало, но и сформулировало то, что учитель и его методическое творчество – главный элемент учебного процесса. Плохо, что при этом возобновились разговоры о едином учебнике по каждому предмету. Невозможно в одно и то же время делать ставку на учительское творчество и на тотальное единообразие учебников.

Нужна общественная дискуссия – это повод для серьезного, неспешного разговора в учительской среде, среде методистов, авторов учебников, министерских работников. Этот разговор должен начаться, но он не совместим со спешкой. А дальше будем говорить о том, как мы видим эту ситуацию с разных точек зрения – с точки зрения государства, с точки зрения бизнеса, с точки зрения методистов и так далее.

– Вы давно работаете в системе образования, но при этом никогда, даже в пору учебы в педагогическом университете, не хотели быть школьным учителем. С чем это связано?

– У Пришвина есть замечательное выражение: «Надо найти хомут по шее». Я всегда хотел заниматься педагогикой, но я слишком своеволен, чтобы вписаться в школьную систему. При этом, надо сказать, что еще при поздней советской власти я вел занятия в различных кружках.

Советская система образования была монолитной, но она сама прорубила, может быть, не понимая, какие будут последствия, двери в этом бетоне. Я имею ввиду сеть дворцов пионеров и домов юного техника. Там уже абсолютно вариативно, по воле преподавателя, в соответствии с его представлениями о направлении пути, выстраивалась индивидуальная траектория для одаренных детей.

– У многих, кто так или иначе следит за вашей жизнью, возникает вопрос – как вы все успеваете? Художественные произведения, работа на телевидении, преподавательская карьера… Что для вас главное?

– Если говорить глобально, то моя жизнь поделена на три части. Одна, начну с самого примитивного, посвящена заработку, потому что я должен кормить семью и трезво оценивать ситуацию с будущей пенсией (точнее, с тем, что у нас называется пенсией). Треть времени я трачу на то, чтобы самореализоваться и, как правило, это плохо сочетается с первым, потому что обычно дело приносит либо средства, либо дает эмоциональную отдачу. И, наконец, последняя треть – раз уж жизнь так распорядилась, что у меня есть некоторая известность, значит, я должен каким-то образом отплатить за это обществу. Так вот, я участвую в общественных проектах – это правозащитная деятельность в классическом смысле, не связанная с борьбой за личную власть, но связанная с отстаиванием прав другого, как священных и незыблемых.

Но чем бы я ни занимался, я занимаюсь словом. Так что кормит меня и поит, и радость мне приносит слово. Я литератор во всех возможных проявлениях. А дальше это может быть связано с телевизионным говорением, лекционной работой, написанием книг и так далее. В общем, все это разные проявления одного и того же.

– В одном из своих интервью вы говорили о том, что ваши дети учатся в обычных школах. Как вы подбирали для них учебные заведения?

– По географическому принципу. Когда росли старшие, мы жили в районе Октябрьского поля, была школа у метро, куда удобно было ходить из дома. Это была обычная школа с хорошими человеческими отношениями, незлобная. В части образования они добирали с преподавателями, которых я брал на поздних этапах, когда уже нужно было готовиться к поступлению. Эта школа дала ощущение социальной вовлеченности. Не избранности и не гетто для «золотой молодежи», а ощущение социальной среды.

Когда в школу пошли мои младшие дети, мы уже жили в другом районе, и они стали ходить во французскую школу на Арбате. Это спецшкола – одна из множества спецшкол.

– А что вы думаете о российских частных школах?

– Я не против частных школ, но в России их очень мало – чуть более 700, порядка 150 из которых находится в Москве и Санкт-Петербурге. Это так мало, что эти частные школы поневоле превращаются в сгустки золотой молодежи. Не потому, что они так хотят, а потому, что избранность поневоле заложена в их статус.

Если бы их были тысячи, десятки тысяч, тогда другое дело. Нормальная частная школа – это когда родитель платит за чуть более качественное, чуть более штучное, но такое же образование. И там дети – не дети миллиардеров, или дети абсолютной политической или какой угодно другой элиты, а просто дети среднего класса, родители которых способны заплатить.

Здесь мы снова вернемся к разговору о том, почему компетенции важнее знаний – знания всегда можно добрать, а компетенции сформировать в разы сложнее. Так и с опытом социального общения в разнородной социальной среде – он, на мой взгляд, важнее, чем идеальные знания.

Владимир Узун: я получаю колоссальное удовольствие, заходя в школу

10 июля 2018 года

Президент группы компаний «Просвещение» Владимир УЗУН о современном образовании и о достижениях московских школ.

– Владимир Ильич, «Просвещение» уверенно удерживает лидерство на рынке российских учебников, активно включается в региональную повестку развития образования. Возглавляемая вами группа компаний строит новые школы, создает профильные классы, поставляет современное оборудование. Что для вас это значит – ответ на вызов времени и запрос общества или выгодное с точки зрения бизнеса развитие компании?

– Сегодня нельзя говорить о системе образования прямолинейно. Современное образование – сложный комплексный процесс. «Просвещение» почти 90 лет неразрывно связано с российской школой. В разные исторические эпохи у школы были разные задачи и потребности, и всегда «Просвещение» отвечало вызовам времени. Были нужны учебники для ликвидации неграмотности – мы издавали учебники. Нужны были книги по экспериментальным подходам в образовании – мы выпускали такие издания. А еще учебники на национальных языках, для детей с ограниченными возможностями здоровья, пособия для подготовки к экзаменам и многое другое. Сегодняшнее требование образовательного стандарта предполагает наличие целой учебно-методической базы, где учебник лишь ядро этой системы, он общая основа для обучения всех учеников в классе. Но к каждому ученику нужен индивидуальный подход. Поэтому для занятий необходимы дополнительные материалы: рабочие тетради, пособия, контурные карты, атласы, цифровые продукты по диагностике, обучению и аттестации учителей, по подготовке к ГИА и ЕГЭ. А еще для организации учебного процесса нужны оборудование, новая архитектура учебных классов и школьного пространства. Так что одно не мыслимо без другого. Для достижения образовательного результата каждого ребенка необходимо комплексно решать все эти вопросы. Это определяет наши новые направления, выход в новые сферы бизнеса.

– Из ваших слов понятно, что дополнительные учебные пособия помогают делать школьное обучение индивидуальным, то есть направленным на раскрытие потенциала конкретного ученика. Но в то же время это требует некоторой корректировки общего образовательного процесса. Как можно этого добиться в рамках государственных стандартов образования, которые в том числе жестко регламентируют выбор учебников образовательными организациями?

– «Просвещение» стремится к достижению необходимого образовательного результата. Причем каждого из 16 млн школьников надо обеспечить необходимыми условиями для индивидуального обучения. Школа – это коллектив, но каждый ученик этого коллектива должен чувствовать себя уникальной личностью. Когда мы работаем над учебно-методическим комплексом, включающим в себя самые разные учебные пособия, мы сотрудничаем с Академией наук, профильными министерствами, ведущими организациями образования, культуры и науки. Создание новых пособий – это всегда ответ на потребности педагогов, директоров, специалистов и, конечно, самих учеников. Если мы будем ограничиваться только учебниками, по которым занимались сами и предыдущие поколения, то неизбежно откатимся в прошлый век. Нашим детям нужен уже другой подход, поэтому для нас ключевое не только поставки учебников, но и та надстройка, которая приводит к индивидуальному результату. Именно этот аспект в приоритете у каждой российской семьи. Удовлетворение интересов семьи для нас одно из основных направлений развития бизнеса. Использовать дополнительные материалы помимо учебников – это свободное право родителей, профессиональные рекомендации учителей. Поэтому иногда существующие искусственные административные препятствия их использования выглядят по меньшей мере странно. Вам же не запрещают готовить ребенка к ЕГЭ с помощью репетиторов. Так что рабочие тетради и другие материалы – это вопрос выбора семьи. Мы видим понимание и поддержку родителей и учителей в вопросах свободного выбора рабочих тетрадей, методических пособий и прочих материалов, необходимых для того, чтобы индивидуально подготовить каждого ребенка к экзаменам, олимпиадам и дать ему путевку в профессиональную жизнь. И готовы предоставить это право выбора. Пока такой индивидуальный подход к ученикам развивается в российских школах не повсеместно. Если же это станет общим явлением, мы обгоним Европу и войдем в десятку государств с самой развитой системой образования.

– Вы отдельно сказали о надстройке, которую возводите на фундаменте традиционных школьных учебников. Какие еще аспекты деятельности компании (и шире – сферы образования) вы могли бы выделить?

– На повестке дня вопрос оснащения школ необходимой техникой и оборудованием – школа становится предпрофессиональной. С 8-го по 11-й класс у школьников проходит обучение в профильных классах, и здесь требуются различные IT-полигоны, технопарки, аудитории для занятий робототехникой. Современные медицинские и инженерные классы предполагают новое оборудование, новейшие компьютерные технологии. Мы формируем программы, соответствующие требованиям тех вузов, куда будут поступать наши выпускники. Кроме того, мы заключаем соглашение с работодателями – крупные поликлиники и больницы, предприятия ждут наших выпускников школ и вузов на ведущие должности. Подобное образование – часть жизни такого мегаполиса, как Москва. Сегодня требуется образование, не вырванное из контекста современной жизни, образование, которое эту жизнь двигает вперед. Вы представляете, насколько быстро трансформируется современная школа, которая должна соответствовать запросам современного рынка труда, новых технологий.

Само по себе издание учебников – это хорошая и нужная вещь, но без остальных сфер и составляющих образовательного процесса не достичь необходимого результата. Стратегия развития воспитания в России на период до 2025 года утверждает, что важен результат каждого ребенка. На достижение высоких результатов отдельно взятой личности сегодня и настроена группа компаний «Просвещение». Меня радует, что такой же настрой и у российских школ.

– На Петербургском международном экономическом форуме-2018 вы подписали ряд соглашений с главами регионов и сказали, что цель этих соглашений – создание единого образовательного пространства. А какое, на ваш взгляд, это пространство сегодня?

– Президент назвал создание такого единого пространства одной из важнейших задач. Речь идет о единстве образовательных программ, подготовки профессиональных кадров и условий обучения детей. Сегодня ответственность за результаты образования – это сфера ответственности субъекта, точнее – муниципалитетов. Но ведь школы разные – зачастую соседние школы обладают разными ресурсами для обучения, образования и воспитания детей. Например, в одной есть бассейн, а в другой – нет. Эти школы находятся в разных муниципалитетах, и перевести детей через улицу в бассейн целая история для чиновников, кто за это берет на себя ответственность. Финансирование тоже разное, потому как в разных субъектах разное количество административных работников.

Или проблема в единстве образовательных программ, точнее, его отсутствии в разных частях страны. Когда-то в Советском Союзе выпускники армянских школ великолепно работали на автомобильных заводах разных республик, а выпускники ингушских школ трудились на золотодобывающих приисках страны, и программы всех школ соответствовали запросам рынка труда в той или иной сфере. Сегодня программы разные, но требования рынка труда единые. Сегодня есть большой объем работы: создать единое образовательное пространство с учетом современных реалий и возможностей современных технологий, обеспечить равные возможности всем регионам, обязательно принимая во внимание этнические, культурные, климатические и другие особенности каждого из них. Но при этом задача сохранения единства общероссийской школы. Различия не должны мешать главной задаче – единство достижения результатов.

– Вы последовательный сторонник государственно-частного партнерства в развитии образования. Что дает государству такая форма сотрудничества и какую обещает отдачу крупному бизнесу?

– Если уж мы заговорили про бизнес, я отвечу на языке бизнеса. Мы думаем о том, что получат наши клиенты, насколько мы удовлетворим их нужды и воплотим ожидания. А на языке вашей газеты я отвечу, что превыше всего – создать лучшие условия обучения для детей. Дети растут, они все время растут. И вот скажите, пожалуйста, какая связь между проблемами взрослых с финансированием образовательного процесса и детьми, которые в каждом возрасте, начиная с трех лет, должны получать определенный набор знаний, прежде всего современных знаний? Я убежден, что Россия может стать лидером в образовании. Мы можем конкурировать с ведущими мировыми государствами при одном условии – имея отлично оснащенную по мировым стандартам предпрофессиональную старшую школу во всех регионах страны. Если есть нехватка средств у государства, мы предлагаем силами частного бизнеса инвестировать в создание и строительство таких школ, насыщение их необходимым оборудованием, содержанием.

Как показала практика, мы работаем дешевле и с более высоким качеством, потому что мы изначально заточены на требования не строительных компаний, а образовательных учреждений. Мы можем спрогнозировать, каких выпускников и для чего та или иная школа будет выпускать – исходя из этого, необходимо строить школу. Существующая потребность, скажем, двух тысяч школ может составлять порядка двух триллионов рублей. Понятно, что таких средств у регионов нет, поэтому мы предлагаем, чтобы часть этих проблем взял на себя бизнес. Я уверен, что такое решение вопросов финансирования можно назвать наиболее эффективным.

– В бизнесе важен вопрос окупаемости тех или иных инвестиций, прибыль. За счет чего и в какие сроки она предполагается?

– Что касается строительства, мы ведем переговоры с регионами и министерствами о том, что берем на себя все расходы, но единственное – нужно будет вернуть процент, который идет на инфляцию, комиссию банков. В зависимости от условий – три, пять, десять лет. В целом мы рассматриваем проекты окупаемостью до десяти лет. Мы заинтересованы в комплексном обслуживании школьного процесса на протяжении 20-30 лет. В этом наш интерес. Это время требуется на формирование и поддержку самых передовых компьютерных, инженерных, медицинских, других полигонов; нужно постоянно покрывать расходы на оборудование и материалы. Запланировав строительство школ, мы считаем, что они должны оставаться государственными, то есть, построив школу, отдаем ее на баланс региону или муниципалитету. А наш интерес – обеспечение этой школы ресурсами, необходимыми для обеспечения современного образовательного процесса на длительную перспективу. Сам процесс обучения организует государство, а обеспечение этого процесса в соответствии с задачами, которые мы закладывали при строительстве этой школы, осуществляем уже мы. Получается комплексная услуга – мы не просто проектируем здание и закрываем потребность в строительстве новой школы, но сразу говорим о долгосрочных перспективах этого образовательного учреждения. Мне кажется, что это очень важно для родителей, работодателей, а самое главное – для самих детей, потому что они должны понимать, что даст им эта школа не только здесь и сейчас, но и какой потенциал на будущее она закладывает.

– Владимир Ильич, вы отмечали, что для перехода на предлагаемую модель есть ряд законодательных ограничений. Насколько близок переход от традиционного расходования средств в области образования к предлагаемой вами инвестиционной модели? И когда вы планируете преодолеть эти имеющиеся на законодательном уровне противоречия?

– Прежде всего нужно понимать, что речь не идет о замещении одной системы другой. Наряду с существующей должна появиться иная, инновационная. Последние несколько лет государство выделяет на строительство школ порядка 25 млрд рублей в год. Соответственно предусматривается софинансирование самих регионов. Это порядка 50 млрд рублей. Но если мы сопоставим эти цифры с потребностями в школьных местах до 2025 года, мы увидим, что есть большой разрыв между решаемыми этими средствами проблемами и той потребностью, которая есть. Я сейчас говорю о том, что бизнес должен закрыть эту потребность, на которую у государства не хватает средств. Дети должны прийти в современную школу, в современные здания, они не должны учиться во вторую или в третью смену, им нужно обеспечить полноценную и интересную внеурочную деятельность и дополнительное обучение. Само собой, должна остаться существующая система государственного финансирования, но она, повторюсь, не закрывает всех потребностей.

Кроме того, очевидна потребность в новом качестве образования, об этом говорит президент, нужен переход на цифровую школу. Необходимы новые технологии, иная профориентация в начальной школе и для дошкольников. Все это очевидно, объемы финансирования и разница между тем, что есть, и тем, что нужно, тоже понятна. Где искать новые источники? Логичный ответ – бизнес должен взять это на себя, и тогда будет осуществлен крупнейший инфраструктурный проект на много лет. Необходима связь между инфраструктурными проектами, которыми занимается государство, и инвестициями бизнеса. В системе образования эти вещи смыкаются.

Правда, здесь есть один нюанс. Образование – зона ответственности муниципалитетов, и потребности школ сильно раздроблены по территории регионов. Единое образовательное пространство равных возможностей для всех школьников страны сложно реализовать, потому что невозможно договориться со всеми муниципалитетами. Когда мы говорим о создании модели государственно-частного партнерства в образовании, мы имеем в виду, что нужно взаимоувязать как минимум две вещи – дефицит финансирования и потребность в школьных местах.

Кстати, есть содержательный доклад Центра стратегических разработок, НИУ «Высшая школа экономики» «12 решений для нового образования», где четко говорится об эффективности сотрудничества регионов и частного бизнеса, в частности, насколько эффективным с точки зрения госзатрат – значительного их сокращения – может быть участие бизнеса в решении существующих проблем на принципах ГЧП.

В силу того что заинтересованность различных сторон и потребность в решении комплекса этих вопросов велика, я думаю, что в течение года мы найдем вариант решения и с субъектами, и с федеральным центром, и в разработке соответствующих нормативных документов.

– Несмотря на очевидно высокую занятость по основному месту работы, вы возглавляете управляющий совет московской школы № 1409, входящей в межрайонный совет директоров № 33. По словам директора школы Ирины Викторовны Ильичевой, вы очень активны на этом посту, всячески поддерживаете школу, реализовываете различные совместные проекты. Как вы считаете, нужны ли подобные управляющие советы в других регионах?

– Вы знаете, для меня эта работа как отдушина, я получаю колоссальное удовольствие, заходя в школу, погружаясь в жизнь конкретной московской школы с ее проблемами и радостями. Все глобальные вещи, которые мы декларируем и делаем как группа компаний на уровне страны, мы внедряем в конкретных школах. И такой школой является школа № 1409. У школы много ярких результатов – она входит в Топ-200 лучших школ страны, ее ученики неоднократные победители международных олимпиад, практически все выпускники поступают в вузы. О победах этой школы можно говорить много, но все они результат каждодневного, грамотного, терпеливого труда педагогов, которые ведут детей, начиная с трех лет. Конечно, закономерно воспитать победителей престижной олимпиады по английскому языку, если вы с трех лет начинаете с ними заниматься по программе международного бакалавриата IB. Хорошо, что закон позволяет такой выбор и родители выбрали именно это направление. Я вдохновлен результатами кадетских классов – грамотных, воспитанных, умных, образованных молодых людей, я даже уже не назову их просто школьниками. Это вопрос не только обучения, получения знаний, но именно воспитания. Управляющий совет формирует стратегию такого образования и воспитания, и важно, что в это вовлечены родители, они хорошо понимают, что происходит в современном образовании, и помогают своим детям. Их вовлечение приводит к таким замечательным результатам. Зачастую родители навязывают своим детям то, что самим не удалось реализовать, не задумываясь, насколько это интересно им и насколько окружающие условия изменились, тем самым мешая раскрытию и развитию своего ребенка. Здесь же они понимают, что мир изменился, технологии тоже, надо расширять возможности для ребенка, дать раскрыться всем его качествам. Мне кажется, это основное – сделать так, чтобы педагоги и родители создавали условия развития детей совместно. Безусловно, управляющие советы необходимо создавать и активно развивать во всех регионах страны.

– Как, на ваш взгляд, изменилась московская школа за последнее время? Кто они – директора и учителя сегодняшних московских школ, какими вы видите их завтра?

– Школа – традиционный и особый архаичный институт. Изменения происходят медленно. Но я хочу выделить достижения московских школ. Тут дело даже не в финансировании – это ошибочная привычка говорить, что в Москве финансирование больше, чем в регионах. Поверьте мне, я живу реальными цифрами. Расходы на содержание одного ребенка в Москве и регионах практически равные. Но в столице сумели выстроить очень умную систему управления. Она сильно меняет учителей и директоров, а нынешние московские директора стали современными руководителями – они, среди прочего, в совершенстве освоили цифровые технологии. Система оценки эффективности московских школ насчитывает 119 показателей, а семь лет назад их было три.