Читать книгу: «Война солнца», страница 6

– Сэр, – говорит Оскар, – я мог бы поехать в другой лагерь, попытаться установить контакт и посмотреть, могут ли они помочь нам.

– Они, вероятно, в том же положении, что и мы. Путешествие на машине займет время, которого у нас нет. Как сказал Григорий, нам нужно решение, которое вывезет всех безопасно и надежно. – Я делаю паузу, на секунду задумавшись. – Оскар, ты видел какое-нибудь экскаваторное оборудование в ЦЕНТКОМе?

– Да, сэр.

– Хорошо. Мы быстро проведем обзор лагеря, затем отправимся в ЦЕНТКОМ и посмотрим, с чем нам придется работать.

* * *

Григорий бросает на меня тревожный взгляд, и я знаю, о чем он думает – возможно, мы найдем Лину в здании Олимпа. Я надеюсь, что так и будет и что она каким-то образом выжила.

Не говоря ни слова, мы садимся в машину и на максимальной скорости едем к лагерю. Когда мы достигаем первых зданий на окраине, мои опасения подтверждаются. Они сплющены, как деревянные дома в прерии, пораженные мощным торнадо.

Мы въезжаем в лагерь через обломки и куски зданий, валяющиеся на улице (к счастью, армейская машина оборудована для этого). Видеть такое опустошение мучительно. У любого человека в одном из этих зданий не было шансов выжить.

В глубине лагеря здания превращаются из разорванных останков в руины, купола, которые лежат кучами мусора не выше моей головы.

Григорий рядом со мной беспокойно оглядывается вокруг. Впереди, в центре того, что осталось от лагеря № 7, лежат остатки здания Олимпа, в котором размещались НАСА, НОАА и несколько других научных организаций. Олимп был частью кампуса, который включал в себя госпиталь, военный штаб ЦЕНТКОМ и административное здание правительства. То, что здания находились в центре лагеря, безусловно, помогло им избежать всей силы взрыва, но их высота не могла остаться прежней. Все превратилось в груды щебня. Олимп был шестиэтажным. Сейчас он высотой в два этажа и представляет собой просто гору мусора.

Еще до того, как машина останавливается, Григорий выпрыгивает из нее и бежит к куче. Я следую прямо за ним, прислушиваясь к любым признакам жизни – крики, плач или голоса. Но я слышу только ветер, свистящий среди руин.

Запах еще хуже: сточные воды, гниющая еда и смерть.

– Лина! – всхлипывает Григорий.

Он вваливается в груду щебня, перелезая через потрескавшиеся пластиковые стены и скрученные стальные балки, выкрикивает ее имя, скользя и спотыкаясь. Затем он внезапно останавливается, поворачиваясь ко мне со страхом и гневом в глазах.

– Мы должны найти ее. Помоги мне. Джеймс, пожалуйста.

– Григорий…

– Джеймс, пожалуйста.

Я поворачиваюсь к Оскару.

– Возьми другой автомобиль и возвращайся к Цитадели. Привези Идзуми и Гарри. Поторопись. А мы пока начнем искать выживших.

Когда я вхожу в груду щебня, туманное солнце начинает садиться над пустошью, единственным местом, которое я когда-либо хотел назвать домом.

– Хорошо, Григорий. Давай найдем ее.

Глава 16
Эмма

Я лежу на койке, спиной к стене, рядом со мной Элли, и мы с ней оставили место для Джеймса. Я думала, что он вот-вот вернется. Прошлой ночью он оставил записку, в которой говорилось, что он и Григорий выходят на поверхность и вернутся как можно скорее. Я подумала, что увижу его к обеду. Но он не вернулся. Я снова искала его глазами за ужином. И потом – когда Элли и я вышли из ванной. Но его до сих пор нет. Если бы он знал, что его не будет в течение двадцати четырех часов, он наверняка разбудил бы меня, чтобы сказать это вместо того, чтобы просто оставить записку Фаулеру. Я не могу не задаваться вопросом, не случилось ли что-то с ним. И я не могу не оставить ему место в узкой кровати, надеясь, что утром он будет лежать рядом.

– Па? – Элли спрашивает.

– Он на работе, милая.

– Сейчас?

– Да, он должен работать ночью, прямо сейчас.

– Домой…

– Мы пойдем домой. Обещаю. Сейчас самое время вести себя тихо и засыпать.

Несколько недель. Так или иначе, это правда.

У нас достаточно еды еще примерно на шестнадцать дней. С этой страшной мыслью я отправляюсь спать.

* * *

На следующее утро команда встречается на кухне по двум очень веским причинам. Во-первых, мы не хотим, чтобы кто-нибудь услышал нашу беседу. Во-вторых, потому что одному из нас теперь приходится постоянно оставаться на кухне. Никто не называет дежурство на кухне тем, чем оно на самом деле является: несением караула. Еда – наш самый ценный ресурс. Это тикающие часы. Если кто-то нападет на кухню, это может быть смертельно.

Здесь все, кроме Джеймса, Григория и Оскара.

– У нас были кое-какие запросы от некоторых родителей… – Идзуми делает паузу, будто подбирая правильные слова. – Они спросили о суточной норме.

– Мы это уже проходили, – отвечает Фаулер. – Никаких исключений.

– Они не хотят исключений как таковых. Они просят, чтобы им было предоставлено право отказаться от своих пайков в пользу детей.

– Это откроет настоящий ящик Пандоры, – качает головой Фаулер. – А именно, как быть с детьми, которые находятся здесь без родителей? А если мы сделаем это лишь для некоторых, то думаю, что другие будут чувствовать необходимость последовать их примеру.

– Даже если мы скажем «нет», они все равно это сделают, – говорит Мин. – Они просто спрячут свою еду. Кое-что испортится.

– Что вы им сказали? – Фаулер спрашивает Идзуми.

– Только то, что мы это учли. Сойдет?

– Я согласен с Мин, – говорит Гарри. – Какой у нас выбор? У меня нет детей, но я, конечно, с удовольствием откажусь от своих пайков в пользу чужих.

Раздается стук в дверь. Я с облегчением вздыхаю, радуясь перерыву в дебатах.

– Входите, – кричит Фаулер.

Дверь открывается, и быстро входит Оскар.

– Где Джеймс? – спрашиваю я, прежде чем могу даже подумать об этом.

– Он на поверхности.

– Он в порядке?

– Да, мэм. Он и Григорий вышли туда безопасно.

– Можем ли мы эвакуироваться через водоносный горизонт? – спрашивает Фаулер.

– Нет, сэр. Джеймс исключил этот вариант. У него есть другой план. Извините, но он сказал мне поторопиться. Мне нужны доктор Танака и Гарри – они должны идти со мной прямо сейчас.

Глава 17
Джеймс

Мои руки болят и мерзнут. Подъем по стене водоносного горизонта плохо на них сказался. Копаться в обломках здания штаб-квартиры НАСА может быть хуже. Обломки тяжелые и острые, а руки заледенели.

Солнце зашло, и температура падает с каждой минутой, но мы с Григорием продолжаем копать в тишине.

Под тонким слоем снега и пепла мы находим вещи, которые я ожидаю там увидеть: разрушенные солнечные панели, которые когда-то покрывали верхнюю часть здания, жесткие пластиковые балки, которые удерживали конструкцию, и жилы электрического провода, которые были только под крышей, близко к солнечным батареям.

Также мы обнаруживаем кое-что неожиданное: густое, черное, липкое вещество, разлитое по обломкам, словно случайно разбрызганное масло.

Григорий протягивает руку и, коснувшись субстанции, перетирает ее пальцами.

– Что это?

– Точно сказать не могу.

– Может быть, остатки изверженной породы, которая упала на землю, – делает предположение Григорий.

– Она могла смешаться с частью солнечных батарей.

– Если это так, то при формировании могли выделиться токсичные пары, – рассеянно говорит Григорий, все еще растирая вещество на пальцах.

– Это правда. Выжившим есть о чем подумать.

После этого мы копаем в тишине. Запах смерти окружает нас, но ни Григорий, ни я этого не признаем. Иногда мы делаем паузу, чтобы отдышаться и согреть руки. В каждый такой раз я пробую спутниковый телефон и рацию, и каждый раз Григорий зовет Лину.

Никто из нас не получает ответа.

Поэтому мы продолжаем копать.

Я хватаю один конец жесткой пластиковой стены, Григорий – другой, и мы вытаскиваем его из кучи. Внизу лежит металлический стол с разбитым плоским экраном посередине. Григорий знает, что это, и я тоже – это часть нашего командного пункта. Если Лина была в нем в момент столкновения, то мы уже близко.

Вытащив стол из-под обломков, мы продолжаем копать. Если бы это здание было построено традиционным способом, как, например, в Америке, из стали и бетона, гипсокартона и дерева, мы бы ни за что не смогли бы так быстро откопать его вручную. Но здания в лагере № 7 были быстро возведены из легких материалов массового производства. Тяжелые материалы разбить и сломать было бы не так просто.

Я собираю куски столешницы и выбрасываю их из кучи. Несколько дней назад мы писали на этой доске, настраивая наш план по предотвращению столкновения с теми тремя большими астероидами. Теперь мы собираем все по кусочкам – в буквальном смысле слова, потому что мы пропустили настоящую атаку.

Я скучаю по этому.

С каждым кусочком обломков я не могу не думать: без НАСА какой у нас шанс? Возможно, у Стран Каспийского Договора или Тихоокеанского Альянса есть командный центр, о котором никто не знал и который пережил эту атаку.

По правде говоря, мы должны подняться в космос и начать сражаться с новым «сборщиком». Что еще более важно: нам нужно знать, с чем мы имеем дело. И кто остался в живых, чтобы бороться с этим.

Я чувствую, как что-то влажное опускается на мои уши и волосы. Посмотрев вверх, я понимаю, что вокруг кружатся песчано-коричневые снежные порывы ветра. Зима действительно вернулась, и причем вокруг достаточно холодно, чтобы снег выпал и не растаял.

– Джеймс! – вскрикивает Григорий и начинает яростно копать, отбрасывая с дороги изуродованный офисный стул, потрепанный планшет, а затем – модельный космический корабль, разлетающийся на много осколков.

У его ног я замечаю предмет одежды: синие штаны. Григорий поднимает перегородку, открывая кисть руки, а затем и всю руку целиком. Я бросаюсь к нему и лезу в мусор, отбрасывая компьютер и клавиатуру, чтобы открыть человеческий торс.

Человек не двигается. И не дышит.

Григорий протягивает руку и отталкивает стол. Наши фары светят как прожекторы сверху, освещая окровавленное лицо человека.

Это один из техников управления орбитальной защитой. Я не могу вспомнить его имя. Может быть, Томас или Трэвис. Хороший парень. Вероятно, он остался, чтобы попытаться оптимизировать защиту массива. Могу поспорить, что он сделал все расчеты и решил, что если бы он мог убрать хотя бы еще один астероид, это того стоило. Его жизнь обменяна на тысячи других.

– Должны ли мы… – начинает Григорий, но затихает, задерживая взгляд на теле.

Я смахиваю рукой пыль, и мне попадается человеческая нога.

– Давай пока просто вытащим его из-под обломков.

К тому времени, когда мы перебираемся через груду мусора и укладываем нашего коллегу на землю, наступает глухая ночь. Единственный свет сейчас исходит от наших фонарей.

Мне холодно, я голоден и устал. Причем устал еще больше, чем был в течение долгого времени. Но мы продолжаем копать.

Снег скоро покрывает обломки словно одеялом, делая их скользкими, когда мы пытаемся по ним шагать. Холодный ветер пронизывает меня до глубины души, заставляя дрожать. Я продолжаю идти, поднимая столы и стены, а также экраны, стулья и клавиатуры. Руки дрожат, щеки холодные и потрескавшиеся от ветра. Я стискиваю зубы и терплю, потому что Григорий – мой друг, как и Лина, и это то, что мы должны делать прямо сейчас.

Оскар не вернется, по меньшей мере, раньше чем через двенадцать часов. Если ему не удастся быстрее пройти через проход над водоносным горизонтом и туннелем.

Мы находим еще одно тело. А затем еще одно. Каждый раз мое сердце выжидающе замирает и каждый раз разбивается, когда я прикасаюсь к их холодной безжизненной коже. Мало-помалу становится очевидным, что мы можем обнаружить в этой юдоли страдания.

И Григорий, и я вымотались и замерзли. Мы все чаще делаем перерывы, сидя друг рядом с другом, потирая руки. Дыхание вырывается наружу белыми облачками, которые поднимаются в свете наших фонарей подобно призракам из-под надгробных плит. Но Григорий не останавливается. Я уже собираюсь просить его остановиться, воззвать к его рациональности, потому что уже прокрутил это тысячу раз в своем мозгу, когда мы находим ее.

Очевидно, Лина находилась в командном пункте, когда умерла. Я замечаю стоявшие на столах разделители и рабочие станции. Перед тем моментом, когда Григорий заметил кисть ее руки, я обнаруживаю большой обломок настенного экрана. А он сразу же разглядел длинный рукав ее футболки.

Я замираю и наблюдаю, как он неотрывно смотрит на ее тело. Этот момент длится бесконечно долго. Я жду, что он сломается – я бы точно сломался, – но он лишь наклоняется и начинает аккуратно убирать все осколки, покрывающие ее тело. Он смахивает пыль с ее лица и волос, а руки кладет на грудь. Подойдя ближе и заглянув ему в глаза, я вижу настолько сильную разгорающуюся ярость, что она практически рвет его на части. И я чувствую то же самое.

* * *

Из последних сил я помогаю Григорию погрузить тело Лины в заднюю часть электромобиля.

Усталый и замерзший, я приказываю машине подъехать к зданию ЦЕНТКОМа, которое находится в ста ярдах от развалин Олимпа. ЦЕНТКОМ был спроектирован как вытянутое трехэтажное здание с внутренним двором посередине, похожее на Пентагон до того, как его раздавили ледники Долгой Зимы. И, как и ранее Пентагон, штаб-квартира ЦЕНТКОМа Атлантического Союза теперь представляет собой обширную пустошь.

Проектировщики здания дальновидно построили рядом с ним массивный бункер, усиленный, чтобы противостоять прямому воздушному удару. Предполагалось, что они смогут отступить туда, если начнутся боевые действия со Странами Каспийского Договора или Тихоокеанским Альянсом. План состоял в том, чтобы бункер был снабжен всем необходимым для ведения войны: оружием, едой, броней и, что важно для нашей текущей ситуации, беспилотниками. Я просто надеюсь, что за последние два года, пока мы планировали защищаться от крупных астероидов, складские помещения не были оставлены без внимания.

Понятно, что некоторые части бункера разрушены, в основном те, что находились на периферии. Руины здания ЦЕНТКОМа лежат ниже уровня земли, подобно груде мусора, брошенной в овраг. Возможно, именно поэтому они никого не эвакуировали в бункер – не были уверены, сможет ли он пережить падение астероида, или, если это произойдет, какие части строения уцелеют.

К счастью для нас, одна из сохранившихся бункерных секций имеет работающую въездную рампу, и она открыта с того момента, когда сюда добрался Оскар.

Активировав ручное управление машиной, я веду ее к входу в тоннель. Стоит нам из него выйти, как включается верхний свет. Я рад, что здесь у нас еще есть сила. Предполагаю, что это благодаря резервной батарее. Если это так, то эти элементы питания, вероятно, заряжались от солнечных батарей, которые находились наверху ЦЕНТКОМа. Теперь их нет, а значит, скоро и резервные батареи утратят свою силу. Нам нужно установить массив солнечных батарей, чтобы зарядить их. Но по одному за раз.

Одна сторона бункера похожа на гараж с транспортными средствами, бронетехникой и более легкими машинами, такими как вездеход, на котором мы едем сейчас. Еще один из быстрых вездеходов отсутствует – его забрал Оскар, пока мы разбирали завалы штаб-квартиры НАСА. Без сомнения, сейчас он сидит у входа в водоносный горизонт.

Существует несколько единиц землеройной техники, в том числе гигантский бульдозер, большой экскаватор и некоторые варианты навесного оборудования для него, в том числе гидравлический молоток и бур. Эти массивные машины, без сомнения, использовались для строительства бункера, и специалисты по планированию решили оставить их здесь на случай, если вход в бункер будет завален. Они оставили себе возможность выкопать новый проход на поверхность. И теперь эти машины могут стать ключом к тому, чтобы вывести всех из Цитадели.

Оглянувшись вокруг, я оцениваю остальную часть объекта. На открытой площадке находятся три помещения: небольшой медицинский отсек с операционной, командный пункт, заполненный неактивными экранами, и большое подсобное помещение с небольшой водоочистной станцией и системой очистки воздуха.

Другая сторона открытой площадки заполнена ящиками и стойками, полными припасов, включая то, что я надеялся найти: оружием, дронами, броней, средствами связи и ПГУ – пайком, готовым к употреблению.

Я голоден и слаб, и хочу броситься к запасам провизии, но сначала мы с Григорием относим тело Лины к транспортнику и осторожно кладем ее на одну из длинных скамей в хвостовой части. Григорий сидит рядом, не сводя с нее глаз. Я достаю толстое одеяло из ящика с припасами, накрываю ее тело, затем выхожу и закрываю за собой дверцу.

Я рывком открываю один ПГУ и жадно набрасываюсь на еду, едва останавливаясь, чтобы дышать. Задняя дверца транспортника распахивается, выходит Григорий. Его глаза все еще мокрые от слез и налиты кровью. Запустив нагревательный элемент во втором ПГУ, я передаю его ему. Мы не говорим ни слова, так как оба слишком устали и потрясены случившимся. Дрожа в холодном депо, мы едим в тишине.

Наевшись, я устанавливаю обогреватель в другой военный транспорт и выравниваю пол одеялами и спальниками. Спать в командном пункте может быть удобнее, но пространства в автомобиле меньше и его легче обогревать.

– Что теперь? – спрашивает Григорий.

– Нам нужно немного отдохнуть. Когда Гарри доберется сюда, мы уточним наш план и начнем раскопки в кратере.

Григорий кивает и направляется к нашему транспорту.

Внезапно мне приходит в голову мысль.

– На самом деле, есть еще кое-что, что мы можем сделать, прежде чем они попадут сюда.

Он поднимает брови.

– Поиск выживших.

– Как?

– Вероятно, здесь есть несколько беспилотников наблюдения с инфракрасными датчиками. Я настрою их, чтобы сделать полный обзор лагеря. Мы будем спать, пока они закончат облет.

Даже если кто-то пережил взрывную волну, его похоронили под обломками на четыре дня, вероятно, без еды. Маловероятно, что мы сможем кого-то найти, но я не могу заснуть, зная, что мы, по крайней мере, не ищем тех, кто нуждается в помощи.

* * *

Стоит только дронам взлететь и начать передавать информацию нам в командный пункт, как Григорий и я забираемся в спальные мешки внутри транспорта. Будильник установлен на три часа – примерно такое время понадобится дронам, чтобы завершить поиск выживших.

* * *

Я просыпаюсь от того, что чьи-то руки хватают меня за плечи, толкают на пол, трясут. Чей-то голос что-то кричит.

Мое лицо все еще болит от удара локтем, который я получил перед падением астероида. Остальная часть моего тела чувствует себя еще хуже из-за подъема по водоносному горизонту и копания на развалинах Олимпа.

В темноте я понимаю, что меня трясет Григорий, слова, которые он произносит по-русски, возможно, ругательства.

На моем телефоне надрывается будильник.

– Ты установил код на свой будильник? – бормочет Григорий, когда понимает, что я не сплю.

Я переворачиваюсь и нажимаю шесть цифр в телефоне, заставляя его умолкнуть.

– Да, чтобы он гарантированно меня разбудил.

– Разбудил он только меня.

Мы выбираемся из транспортника и открываем блок управления беспилотниками. Он размером с портфель, с панелью управления на одной половине и сенсорным экраном на другой. На экране отображается карта лагеря № 7 со слоями для спутниковых и инфракрасных снимков. Я переключаюсь на инфракрасный порт и чувствую прилив надежды.

Есть признаки жизни.

Их двадцать шесть. Все в завалах под жилищами, что меня удивляет. Как и в других лагерях Атлантического Союза, в лагере № 7 есть склады и оранжереи по всей периферии, за пределами населенных пунктов. Из опроса беспилотников становится очевидным, что склады и теплицы были уничтожены взрывом. Я надеялся, что хотя бы один или два объекта на стороне лагеря напротив взрывной волны могли бы выжить и что мы найдем там выживших. Но нам настолько не повезло.

Двадцать шесть выживших. Я ожидал и наделся на большее.

Спасение их гораздо более важно, чем эвакуация Цитадели. Нам нужно действовать быстро.

На мгновение я раздумываю, не попытаться ли выкопать Оливера из подвала Олимпа. Мы могли бы использовать его помощь. Как и Оскар, Оливер может проплыть через водоносный горизонт и аварийную водопроводную трубу Цитадели. Он мог бы удвоить скорость, с которой мы эвакуируем людей из Цитадели, и спасенные могли бы помочь нам восстановить выживших здесь, на поверхности. Но у нас есть две проблемы, чтобы последовать за Оливером.

Во-первых, потребуется время, чтобы добраться до него, даже с тяжелым оборудованием здесь, в бункере. Я не решался использовать экскаватор на Олимпе раньше, потому что надеялся, что в обломках есть выжившие. Облет территории беспилотниками подтверждает, что среди мусора в живых не осталось никого. Тем не менее, используя в раскопках экскаватор, можно все же непреднамеренно навредить Оливеру. В процессе поиска мы можем разорвать его пополам.

Вторая проблема заключается в том, что я сомневаюсь, что Оливер пережил разрушение здания и остался в рабочем состоянии. Подвал под Олимпом не был построен с той же строгостью, что и ЦЕНТКОМ, а на него обрушилось вдвое больше строительной массы. Если бы Оливер все еще работал, он бы ответил на запрос Оскара. В лучшем случае – он не в сети, а это значит, что он либо сохраняет энергию, либо поврежден.

Нам с Григорием остается спасать выживших людей. Я хотел бы знать, как долго им осталось жить. Несколько дней? Часов? Минут?

Посреди пола я оставляю записку Оскару, Гарри и Идзуми, сообщая им, что мы отправились на поиски выживших.

– За кем пойдем в первую очередь? – спрашивает Григорий.

Ответ приходит ко мне немедленно. Возможно, это не самый мудрый шаг, но единственный, который я могу предпринять.

– Где знаки жизни с самой низкой массой.

– Дети.

– Совершенно верно.