Зеев Дровален

Из глубины «гнезда» на него смотрели мутными остекленевшими взглядами два жёлто-зелёных лица. Затянутые тёмной непрозрачной плёнкой глаза чуть светились в свете фонарика. То, что было кожей, теперь стало плотной ороговевшей тканью, которая чуть искрилась от налёта инея. Ртов и носов не было, они затянулись и едва угадывались. Одним из спящих, видимо, была женщина. Сейчас это можно было определить только по волосам.

Все дома, простоявшие пустыми пусть даже несколько дней, приобретали по мнению Семена Семеновича особую атмосферу. Атмосферу «пустого дома». И если в такой дом войти осторожно, потихоньку, чтобы не вспугнуть его, не растревожить, то можно услышать, а вернее почувствовать особую никому незаметную вибрацию стен, неразличимый скрип деревянных балок, шелест воды в трубах и легкое дыхание едва ощутимого ветерка, свободно гуляющего из одной комнаты в другую, спускающегося в подвал и поднимающегося до самого чердака. «Ну здравствуй,» – мысленно сказал Семен Семенович Дому. «Здравствуй,» – ответил Дом колыханием занавесок.

Как перед грозой ощущается накапливающееся в воздухе статическое электричество, которое вот-вот должно разрядиться ударом молнии, так и над площадью Тахир статическая энергия человеческой агрессии уже достигла своего порогового уровня и с минуту на минуту была готова разразится яростными разрядами ненависти и злобы прямо на головы собравшихся. Не чувствовать это мог только глупец. Махир глупцом себя не считал.

Люди, оказавшись в пустом городе, вели себя по-разному. Безнаказанность – это тяжелое испытание. Заходи, куда хочешь, бери, что хочешь.