Он сам не знал, что с ним делается; нервное расстройство его перешло, наконец, почти в бред, и он долго не засыпал.
Да, со злобы любил, эта любовь самая сильная…
Связь и любовь эта до того сильно владели им, что он был как бы в рабстве у Натальи Васильевны и, наверно, решился бы тотчас на что-нибудь даже из самого чудовищного и бессмысленного.
Это был человек много и широко поживший, уже далеко не молодой, лет тридцати восьми или даже тридцати девяти.
"...Но от «бессмысленной мерзости» спасло его провидение всех порядочных и приличных людей..."
Гм! Он приехал сюда, чтоб «обняться со мной и заплакать», как он сам подлейшим образом вы-разился, то есть он ехал, чтоб зарезать меня, а думал, что едет «обняться и заплакать»…