Повышение по службе

Мелькнувшая было мысль о встрече верткого «МиГ-17» с тяжелым «Фантомом» над джунглями Вьетнама показалась ненужной и неуместной. Суицид – дело ответственное и серьезное, отвлекающие факторы здесь неуместны. Какие могут быть вороны с чайками и какой Вьетнам, когда настала пора осуществить последнее и самое важное решение в жизни? Сам решил, и не с бухты-барахты, не вдруг и не сдуру, а тщательно обдумав и взвесив решение, сам выбрал место и время – а тут, понимаете ли, дурацкие забавы пернатых!

Мешают. Сбивают настрой.

Взвихрился воздух, как гигантской ложкой взбаламученный, и новая порция мокрого снега ударила в лицо, убив наповал всякое легкомыслие. Вот сейчас бы и броситься плашмя с моста… Самый подходящий момент. Одна беда: проклятая баржа все не шла и не шла, ни спереди, ни сзади, а плашмя о воду – еще расшибешься ли насмерть? Уйти не солоно хлебавши, что ли?

Ага. И потом остервенело ругать себя придурком и всякими другими поносными словами, а обнаружив в себе толику радости, животной радости организма, – еще и слабаком, малодушным сукиным сыном. И вновь настраиваться… Очень надо!

Господи, как тошно… Заснули речники, что ли? Забастовка у них? Ну когда же подойдет эта чертова баржа?..

– Через пятнадцать минут с секундами, – послышался справа звучный баритон с хрипотцой. – Со стороны центра города.

Другой бы, находясь в столь издерганном состоянии души, подпрыгнул от неожиданности. Подпрыгнуть молодой человек не подпрыгнул, но вздрогнуть – вздрогнул. Нормальный рефлекс. Пока тело живо, оно во власти всякого непотребства вроде физиологии, а значит, отзывается на рефлексы. Но это временно и поправимо…

Шагах в пяти справа от себя молодой человек обнаружил мужчину лет сорока, непринужденно сидящего на перилах и свесившего ноги в сторону реки. Обоих можно было принять за собратьев по духу с той разницей, что мужчина был изжелта-смугл, горбонос, одет в черную кожаную куртку и черные же кожаные брюки, бороды не имел вовсе, а перетянутый резинкой хвост на затылке отливал не блеклой соломой, а вороненой сталью.

– Вам бы надо сместиться метров на двадцать – двадцать пять вон туда, – как ни в чем не бывало продолжал незнакомец, указав рукой в сторону Киевского вокзала. – Тогда баржа пройдет точно под вами.

В ответ молодой человек лишь дико посмотрел на незнакомца и ничего не сказал. Не каждый же, подобно голливудскому киногерою, никогда не лезет в карман ни за словом, ни за пистолетом.

– Я знаю, где проходит фарватер, – пояснил незнакомец.

Тут только молодой человек начал приходить в себя.

– Какого… – приступил он к произнесению гневной и вряд ли цензурной тирады, целиком оправданной в данном случае, ибо в некоторых ситуациях непрошеный советчик ничем не лучше помехи, – и осекся. До серого вещества наконец дошли и поразительная догадливость незнакомца, и странная его внешность, и не менее странное место, выбранное им для сидения, и то, что позади него сквозь стеклянный туннель по-прежнему двигались спешащие и не очень спешащие пешеходы – причем хоть бы один из них повернул головы кочан! Никому не был интересен сидящий на перилах моста черный человек. Воробей, усевшийся там же, наверное, привлек бы к себе больше внимания.

Тут молодой человек потерялся и забормотал вначале шепотом, потом непроизвольно взвил голос до петушиного дисканта, поперхнулся и вновь зашептал:

– Вы кто?.. Вы… зачем?! Что… кх… вам надо?..

Черный человек расхохотался.

– Вы бы сначала определились с тем, что надо вам, – веско сказал он. – Разбиться о баржу? Ну-ну. Через четырнадцать минут у вас будет такая возможность. Однако я замечаю в вас нерешительность и, простите, некоторую жалость к себе. Это видно по выбранному вами способу самоубийства. Кто хочет уйти из этого мира, тот просто уходит, не изобретая для этого сложных сценариев. На самом деле вы не хотите уйти, я это вижу. Вам просто желательно, чтобы мир вокруг вас изменился настолько, чтобы вы чувствовали себя в нем более приемлемо. Жаль, что с вашими средствами эта задача неосуществима. И никому вы ничего не докажете вашим суицидом, потому что всем в общем и целом наплевать, разве нет? От вашего ухода ровным счетом ничего в мироздании не изменится, уж мне-то вы можете поверить…

Кем бы ни был незнакомец, пришлось признать: он глядит в корень. Но не его, едрена-матрена, собачье дело лезть в душу первому подвернувшемуся человеку со своей непрошеной правдой!

– Настроение дрянь, понимаю, – продолжал тем временем разглагольствовать незнакомец. – Погода тоже дрянь. Одна дрянь влияет на другую, получается суперпозиция и интерференция дряни. Оттого и кажется, что и люди поголовно дрянь, и весь мир вокруг дрянь, и конца этому не будет. А это несерьезно и может быть объяснено лишь слабостью логики или узостью кругозора. Погода… пф! Тоже мне причина!..

– Погода… – забормотал молодой человек, находясь в том странном состоянии, когда соображалка не подсказывает адекватного ответа, а толика разума, затаившись в глубине и не высовываясь, с болезненным интересом ждет, какой фортель выкинет остальной организм. – При чем тут погода?..

– Наступит ведь и лето, – вкрадчиво молвил черный незнакомец.

– Наступит, – без энтузиазма согласился молодой астеник. – Жара. Пот. Комары.

– Слепни, – подсказал собеседник и отчего-то хихикнул.

– Да, и слепни, – терпеливо согласился молодой человек.

– Энцефалитные клещи, – вкрадчивым голосом продолжил незнакомец.

Молчание.

– Муха цеце…

– Ну, может, хватит издеваться? – возопил молодой человек по закоренелой привычке не употреблять походя грязных слов. Потом все-таки употребил.

Черный человек захохотал, раскачиваясь на перилах моста. Казалось, он вот-вот потеряет равновесие и свалится в реку, – однако качался и качался в свое удовольствие, невообразимо кренясь, и вопреки законам физики не падал.

А потом вдруг и вовсе учудил: плавно взмыл на полметра и продолжал сидеть прямо на воздухе, не касаясь перил. Качаться, впрочем, перестал. Смеяться тоже.

– Ну что вы рот разинули? – напустился он на молодого человека. – Ох, люди!.. Одно и то же, всегда и везде одно и то же! Кого ни возьми, все до одного как штампованные, никакого разнообразия реакций. Ну что, теперь небось пуститесь наутек? Валяйте, догонять не стану…

Молодой человек молчал. Закрыть рот ему удалось сразу, а вот отрицательно помотать головой вышло только со второй попытки, да и то мотание получилось неубедительным, словно у заржавленного флюгера на порывистом ветру.

Но незнакомец понял.

– И на том спасибо, – сказал он язвительно. – Полагаю, теперь вы сообразили, что со мною следует хотя бы побеседовать? Или надо предъявить вам рога и копыта?

Бросив взгляд на ноги черного незнакомца, незадачливый самоубийца установил наличие на ногах ботинок – очень хороших черных ботинок с высокой шнуровкой, то ли дорогих туристских, то ли спецназовских. Но что в них пряталось, ступни или копыта, понять было невозможно.

– Ну-ну, – поощрил незнакомец. – Неужели вам не интересно, какие копыта у дьявола: раздвоенные, как у коровы, или цельные, как у лошади? Парнокопытный он или непарнокопытный? А может, мозоленогий, как верблюд? Да, чуть не забыл, еще ведь хвост! Как вы думаете, есть у моего хвоста кисточка на конце?

– А вы покажите, – нашелся молодой человек.

– Еще чего – штаны снимать у всех на виду, – брюзгливо молвил незнакомец, кивнув на стеклянный туннель, хотя никому из проходящих по туннелю пешеходов был решительно не интересен зависший в воздухе черный человек. – Но меня устраивает, что вам не очень страшно, и мне нравится, что хамить вы начали не в полную силу, а так, чуть-чуть… Может, поверите на слово? Нет у меня хвоста. И копыт нет, и рогов. Голову могу дать пощупать… хотя нет. Сделаем иначе.

Черная фигура стала бледнеть. Исчезла кожаная куртка, ее заменил белоснежный балахон до пят, расположившийся на фигуре незнакомца безупречно живописными складками, а на спине выросли солидных размеров крылья такого ослепительно-белого цвета, что захотелось зажмуриться. Трансформировать свою голову незнакомец то ли не смог, то ли посчитал излишним, вследствие чего остался таким же смуглым чуть седеющим брюнетом, каким был. Лишь вокруг головы сгустилось из пустоты радужное сияние в форме нимба.

– Так вам удобнее со мной разговаривать? – с плохо скрываемым сарказмом проговорил незнакомец. – Или когнитивный диссонанс мешает? Мешает? Тогда давайте разберемся, какого рода этот диссонанс. Вы верующий? Ну-ну, не тушуйтесь. Понимаю, что сейчас вам больше всего хочется не отвечать на вопросы, а оказаться в мире привычных для вас представлений… понимаю и терпеливо жду. Кстати, я не дьявол и не собираюсь покупать вашу душу. Я также и не ангел, не смотрите на мой временный облик. Хвоста у меня нет, и отращивать его ради вашего удовольствия я не собираюсь. Хватит с вас и крыльев. Итак, вы верующий?

– Не сказал бы, – выдавил из себя молодой человек.

– Даже сейчас? Замечательно. Значит, атеист?

– М-м… тоже не сказал бы. Вера в отсутствие бога…

– Можете не продолжать. Она тоже вера. Это тривиально. Следовательно, вы агностик?

– Ну… наверное.

– Прекрасно. Чтобы сознавать, что на свете есть и всегда останутся истины, недоступные человеческому разуму, нужно иметь какое-никакое мужество. А чтобы продолжать жить с этим пониманием, нужно еще большее мужество, которое не у всех есть, а уверовать в божественное для них невозможно, психотип не тот, вот и остается поджидать баржу, чтобы разбить о нее голову… Не дергайтесь! С вашим, без сомнения глубоким, внутренним миром мы разберемся немного позже. Сейчас меня интересует…

– А скажите, – вдруг перебил молодой человек, – это вы были вороной? Ну, той, что гонялась за чайкой?

– И чайкой был тоже я, – ответил собеседник. – Знаете, что такое ворона? Та же чайка, только в переводе Гоблина. Вам не смешно? Мне смешно. Думать люди, конечно, не умеют, но их афоризмы порой неплохи. Кстати, я попросил бы вас не перебивать меня. Итак, вопрос чисто для проформы: причина вашего намерения прервать свое существование? Надеюсь, дело не в изменившей вам девушке?

– Нет…

– Очень хорошо. Хотя немного жаль: в этом мире осталось так мало романтиков! И не в неоплатных долгах?

– Нет…

– Совсем хорошо. Значит, кое в чем вы уже не слабак. Впрочем, многие ваши знакомые не примут это во внимание. Все равно скажут: хлюпик, ничтожество. И забудут вас. Не пугает?

– Нет.

– Вероятно, дело в общей неудовлетворенности жизнью?

– Ну, можно и так сказать…

– Так и скажу. Приспособиться пробовали?

– Разумеется.

– О результатах не спрашиваю. Карьера не задалась?

– Знаете, а идите вы!.. – вспылил молодой человек.

Незнакомец в униформе ангела расхохотался.

– Могу пойти, – весело сказал он. – Могу полететь. А могу просто исчезнуть, и вы останетесь один на один с вашими проблемами. Хотите? Ну скажите мне: «Черный ворон, я не твой», – и сигайте. Баржа пройдет под вами примерно через шесть с половиной минут… Нет, я одного не понимаю! Ему предлагают надежду на совсем иную жизнь, ему только что перевернули вверх дном все убогие представления в его бестолковой голове, перед ним могут раскрыться такие горизонты, о которых он за скудостью фантазии и мечтать не мог, – а он воротит нос! Пф! Что меня всегда удручало, так это человеческая психология. Не желаете показаться смешным, жалким, зависимым, так ведь? А вам не все равно за шесть-то минут до смерти? Вон она, баржа, видна уже. Ждать недолго.

– Свинство это – читать чужие мысли, – пробормотал молодой человек, с ненавистью глядя на незнакомца. А мысли были, и не только перечисленные собеседником. Кто он вообще такой, откуда взялся? Галлюцинация? Гм, вряд ли… Если ангел, то фальшивый. Да и не бывает никаких ангелов, ни фальшивых, ни настоящих. Дьявол? Та же фигня: дьявола тоже нет… Кто он?

– Я читаю мысли? – возмутился незнакомец. – По-моему, вы уж слишком возомнили о себе. Зачем мне читать ваши мысли, когда я и так их знаю? Никакого резона нет их читать. У людей вообще не мысли, а мыслишки. Полуфабрикаты и отбросы. Зачем бы я задавал вам вопросы, если бы рылся в мусоре? Я, например, не знаю, как вас зовут. Может, представитесь? – Поглядев на свинцовую воду Москвы-реки у себя под ногами, он добавил: – Напоследок…

– Василий, – с явственным отвращением процедил молодой человек.

– Рудра, – в свою очередь представился незнакомец и даже слегка наклонил голову, причем нимб вокруг нее успел за это короткое время растаять бесследно. – Профессия: ну, скажем упрощенно, бог. Подробности – со временем. Служебная обязанность: надзор за этой планетой. Хобби: изучение человеческих экземпляров. Не всех подряд, естественно. Вы, например, мне интересны… пока. Итак, продолжим. Верно ли я понял, что ваша неудовлетворенность жизнью проистекает не от вашего скромного места в человеческой иерархии, а, так сказать, вообще?.. Ну хоть кивните… Та-ак. Значит, у вас философская неудовлетворенность. Забавно… Знавал я в былые времена одного такого, соотечественники прозвали его Плачущим философом. Толковый был парень, диалектику выдумал, а это не каждому дано, и мог бы стать еще толковее, если бы меньше плакал и темнил… Ну, темнил – ладно… а плакать-то зачем? Не понимаю. Между нами говоря, и философствовать-то ему было совершенно незачем, как и вам. Много вы нафилософствуете, толком не зная мира, в котором живете, а? Я вас спрашиваю! – Василий молчал. Но если бы даже он попытался возразить, незнакомец, назвавшийся Рудрой, не дал бы ему и рта раскрыть. – Ну что вы можете знать? – бушевал он. – Физику этого мира? Не смешите. Люди никогда не познают ее до конца. Ваши теоретики не в состоянии просто представить себе то, что они насчитали в своих моделях, а ведь они только начали подбираться к таким безднам, перед которыми иной раз пасую даже я! Может, вы убеждены, что знаете людей? Тоже смешно: даже я не всегда могу предсказать, чего от них ждать. Только в общих чертах… Ну а вы? Набрали в свое очень серое вещество малую толику информации, сделали скоропалительные выводы и решили, что вы слишком хороши для этого мира?

– Может быть, – зло бросил Василий.

Поражало его только одно: то, что он вовсе не удивляется беседе с этим типом, ангел он там, дьявол или бог. Как он сказал – Рудра?.. Э, стоп! Рудра! Кажется, об этом Рудре что-то когда-то было читано…

Точно! Древнеиндийский бог сил природы, причем бог грозный, родившийся из земли в виде языка пламени… можно себе представить, каков был тот язык – как у взорвавшейся нефтяной платформы, наверное… Людей вроде не любил, а губил, всячески безобразил, предпочитая, чтобы его боялись, а не обожали. Потом… потом вроде смягчился, стал называться Шивой, обзавелся обширной паствой…

– А почему у вас только две руки? – спросил Василий, впервые за время беседы проявив к чему-то неподдельный интерес.

– А сколько бы вам хотелось? – огрызнулся Рудра. – Шесть? Шесть рук плюс две ноги – будет восемь. Паук. Когда я разговариваю с человеком, не желая его напугать, я не арахнид, а человек. Ну что ты будешь делать! Один раз пошутил на сельском празднике – так дураки вообразили себе, что я и впрямь шестирукий… Нет никакого Шивы, Василий, уж мне-то вы можете поверить. И Вишну нет, и Брахмы, и Иеговы. Вицлипуцли – и того нет… Я один. Вы не возражаете, если я приму привычный мне вид?

– Пожалуйста, пожалуйста, – пробормотал Василий.

О барже он уже забыл, как и о своем намерении. Любопытство – наверное, самая великая сила на свете, только не все это понимают.

Крылья исчезли, белоснежный балахон растаял, черная фигура опустилась ниже. Теперь назвавшийся Рудрой незнакомец вновь стал выглядеть как человек и уже не сидел на перилах моста и не висел над ними, а стоял в трех шагах от Василия, грубо копируя его позу.

– Униформа, – ткнул он пальцем себе в грудь, вероятно, имея в виду не только одежду, но и свой телесный облик. – Упрощенный вариант. Некоторые думают, что Рудре полагается еще лук с черными стрелами, но это от невежества. Зачем мне лук? Если уж пугать современных людей, то хотя бы огнеметом… Впрочем, к делу! Верно ли я понял, что вы не верите в бессмертие души?

– Да, – подтвердил Василий, подумав со страхом, что теперь уже, пожалуй, ни в чем не уверен. И с еще большим страхом подумал он о том, что может сделать с ним этот черный тип, кем бы он ни был, богом или не богом. Пожалуй, что захочет, то и сделает…

– Вы грубый материалист, – упрекнул Рудра. – Но знаете, в подавляющем большинстве случаев вы правы. Души… душонки… нематериальная субстанция… информация, одним словом. Человек умирает, и составляющие его тело химические элементы возвращаются в естественный круговорот веществ, а информация, или, если угодно, душа, теряется при этом процессе безвозвратно. На информацию не распространяются законы сохранения, что, между прочим, доказано вашими математиками. То есть чтобы сохранить душу какого-нибудь человека, чье пребывание в числе живых заканчивается, мне пришлось бы предпринять определенные действия, конкретно – переписать информацию на другой носитель, хотя бы и временный… Нудная, утомительная, а главное, почти всегда совершенно бессмысленная работа. Нет, этим я занимаюсь лишь в совершенно исключительных случаях… – Он замолк и выжидательно поглядел на жертву когнитивного диссонанса.

– Например? – как-то само собой вырвалось у Василия, и он похолодел при мысли о том, что разговаривать подобным образом с богом, пожалуй, чересчур самонадеянно.

– Скажите, чего бы вам хотелось, – ушел от прямого ответа Рудра. – Что бы вы желали получить прямо сейчас для того, чтобы навсегда отказаться от вашего глупого намерения лишить себя жизни и впоследствии вспоминать о нем с неловкостью или снисходительной усмешкой? Ну? Говорите же, не стесняйтесь. Вам нужно денег? Всемирной славы? Любви женщины? Может, всеобщего обожания?

– И вы все это мне дадите?

– Не исключено. Но если дам, то лишь то, что в моей власти и что не нанесет никому особого вреда. Вдруг вам придет в голову фантазия уронить Землю на Солнце? Я буду вынужден отказать вам в этой причуде. Не требуйте также, чтобы я прекратил мое существование, – это в принципе возможно, но я, знаете ли, против… – Последовала усмешка. – Итак, подумайте хорошенько: чего вам недостает?

– Ума, – буркнул Василий.

– О! – просиял Рудра и даже всплеснул руками. – Потрясающе! Редкий случай. Но зачем вам избыток ума, коль скоро вы ощущаете его нехватку? Ведь это по минимуму означает, что вы уже не дурак. А о том, что во многой мудрости много печали, вы, надеюсь, слышали?.. Гм, ну если вам так хочется, я, пожалуй, смогу пойти вам навстречу, но только не вдруг. Или вы куда-то торопитесь?

Василий сам не знал, торопится ли он теперь и куда. На всякий случай он пожал плечами.

– Вы получите шанс стать богом, – без обиняков заявил Рудра, по-видимому, воспринявший жест Василия как надо. – Бог, как вы понимаете, теоретически бессмертен. Он также мудрее большинства людей, поскольку имеет время подучиться на своих и чужих ошибках. Мне нужно только ваше согласие. Прошу внимания: речь идет не о вашем согласии стать богом, а только лишь о согласии получить шанс сделать это. Ничего еще не решено, так что потом не жалуйтесь. Не трудитесь задавать вопрос, почему я предлагаю шанс именно вам. Возможно, это просто мой каприз, но лучше считайте, что я нашел вас подходящим кандидатом на данную роль. Подходящим, но, заметьте, не единственным! Если вы не подойдете, я обязуюсь вернуть вас в исходное состояние, то есть поместить в эту же пространственно-временную точку с подчищенной памятью, и делайте с собой что хотите. Годится?

Василий наморщил лоб.

– А можно не стирать память? – спросил он, и в его голосе впервые за весь разговор проявились робкие нотки.

– Можно, можно, – засмеялся Рудра. – Так и быть: если до этого дойдет – я спрошу вас, стирать или не стирать. Неужели вы думаете, что я боюсь огласки информации обо мне? Кричите хоть на каждом углу, никто не поверит. Рудра! Рудра! Да кто он такой? Три четверти людей о нем вообще ничего не слыхали, прочие же решат, что еще у одного психа окончательно съехала крыша. Все боятся когнитивного диссонанса, а что до вас лично, то вы в качестве отвергнутого претендента будете мне уже совсем не интересны, и какое мне дело до ваших душевных терзаний? Хоть самозажарьтесь на газовой плите, хоть сами себя посадите на кол, мне безразлично. Ежедневно сколько-то людей погибает не менее мучительным образом, так почему же меня должна волновать именно ваша судьба? Быть может, вы сами будете умолять меня стереть ту часть вашей памяти, которая касается упущенного вами шанса, откуда мне знать? Я ведь бог простой, не всеведущий. Хотя на вашем месте я бы не слишком держался за лишние воспоминания, потому что вы, насколько я понял, уже и без меня раздумали самоубиться. Ну и останетесь целы, будете жить-поживать, как все прочие люди, и добра, естественно, наживать… Ну что, согласны?