«Пардес» Дэвида Хоупена: Чацкий у врат рая
Сходство с «Тайной историей» Донны Тартт, отсылки к Фаулзу и Джойсу – делимся впечатлениями от романа «Пардес»
История взросления и поисков себя – едва ли не идеальная тема для литературного дебюта. «Пардес» Дэвида Хоупена, безусловно, отлично вписывается в каноны жанра: действие разворачивается в стенах пусть не закрытого, но близкого к элитному колледжа, герои живут пусть не в герметичной, но все же достаточно замкнутой системе. Взрослению, любви, духовным исканиям – всему здесь найдется место. И хотя в романе есть отзвуки и «Волхва» Джона Фаулза, и «Тайной истории» Донны Тартт, даже поттерианы, роман Хоупена далек от подражательности.
«Пардес» начинается в атмосфере ультраортодоксальной общины Бруклина, где семнадцатилетний Арье Иден, ученик закрытой ешивы, проводит дни напролет за чтением: в школе он читает Тору, вне школы – все остальное, запоем.
«Я посещал маленькую ешиву “Тора Тмима”, перевод названия которой, “Тора совершенна”, был нашим кредо. Занимались в школе только мальчики, в каждой ступени по тридцать учеников в черно-белой форме, – правда, “образованием” это можно назвать с натяжкой, скорее, пародией на него. Раввины говорили только на идише и наотрез отказывались преподавать все, хоть как-то связанное с эволюцией».
Тихому и неконфликтному Арье вроде бы уютно в этом герметичном мирке. Уютно и бесконечно скучно. Его искренний интерес к священным иудейским текстам не подавил в нем других увлечений. Арье «устал от неизбывной, неумолимой чеховской скуки, устал сидеть в одиночку в библиотеках и сожалеть о том, что мне не дано изведать», так что известие о переезде во Флориду, где его отцу предложили работу, он принимает с радостью.
Новое место и новая школа открывает Арье совершенно новую жизнь. Школа «Коль Нешаме» совершенно не похожа на закрытый и пропахший книжной пылью мир бруклинской ешивы. Парни и девушки здесь учатся вместе, школьники совсем не чураются неведомых Арье удовольствий. Первая встреча с будущими одноклассниками, обитателями элитного пригорода Майами, случится во время разнузданной вечеринки у бассейна, где Арье переименуют в Ари, где алкоголь и веселящие вещества – нечто привычное для старшеклассников. Неожиданно для себя праведник Ари органично вливается в компанию богатых и независимых школьников. И вот уже плохо одетый, смертельно застенчивый бруклинский паренек разъезжает на дорогих автомобилях с Ноахом, местной звездой баскетбола, и Эваном, сыном богача и филантропа.
Проблема в том, что уже на первой вечеринке Ари встретит Софию, влюбленную в музыку и крайне острую на язык пианистку. Музыка, дискуссия о Набокове и Шекспире – и вот уже Ари определен в «гамлеты». Впрочем, первая влюбленность не мешает бывшему хасиду отрываться с новыми друзьями по полной.
Но роман вовсе не о похождениях вырвавшегося на свободу мальчишки, не о любви и даже не о том, как он познает мир. Постепенно проступает и становится все более очевидным новый пласт – философский. И вот можно сказать, что авторский оммаж Донне Тартт сменяется очевидным влиянием Фаулза. История Ари не сворачивает в колею противоборства начала духовного и начала земного, она выезжает на серпантин осмысления бытия как такового. И правит тут директор школы, рабби Блум, похожий то на профессора Дамблдора, то на учителя из «Общества мёртвых поэтов», а иногда – на самого Господа.
Днем – погружение в глубины философии, иудаистики и шедевры мировой литературы, а вечерами – тусовки с идиотскими выходками. Постепенно градус и того, и другого нарастает. Проделки школьников исподволь становятся экзистенциальными попытками проверить, насколько близко можно подойти к пропасти, а философские дискуссии перерастают в яростное желание прорваться к Истине. И в какой-то момент эти две линии в жизни Ари и в романе Хоупена смыкаются.
«В чем смысл смерти? Существует ли Бог? И если да, то может ли смертное существо открыть “откровения этого высшего мира”?» – поиски высших смыслов заводят компанию все дальше и дальше, и, кажется, рабби Блум теряет контроль над юными неофитами. Или же он умело манипулирует ими. Вообще, удивляет, как мастерски автор-дебютант переключает регистры восприятия героев, как играет он с их амбивалентностью, поворачивая то светлой, то темной стороной.
Кульминации действие достигнет, когда компания попытается постичь одну из самых важных и загадочных в иудаизме притч – о Пардесе и четырех праведниках, вступивших в этот цитрусовый сад осмысления. И тут случится взрыв – сюжетный, эмоциональный, смысловой. Компания школьников, пусть и весьма продвинутых, окажется не готова (или, напротив, слишком готова) к погружению в Истину. Кто-то готов пойти до самого конца, не ведая, что там его ждет, кто-то благоразумно отодвинется от края пропасти, а кто-то пройдет по ее самому краю и уцелеет.
В книге есть два полюса, два антипода: байронический бунтарь Эван и погруженный в книжную мудрость Ари. Но их непохожесть оказывается лишь внешней, а по сути они близнецы, две стороны одного человека. И коллизия их отношений вовсе не сводится к черному и белому, к демонизму одного и праведности другого. Они части друг друга, связанные намертво, как в знаменитом фильме Дэвида Кроненберга. Два тела. Два разума. Одна душа. И одна возлюбленная. И путь им предстоит пройти один – пересечь таинственный Пардес.
Дуэтом двух героев управляют две теневые фигуры. Одна олицетворяет «земное» – красавица София. А другая – «духовное» – рабби Блум. Имя последнего, разумеется, выбрано не случайно. Тень дублинского еврея из романа Джойса, блуждающего в лабиринте города и своего сознания, вполне отчетлива. И София, и рабби Блум манипулируют судьбами не только Ари и Эвана, но в итоге – и всей школы, и оба оказываются в равной степени ответственными за роковую развязку.
Еще одна тема романа Хоупена – преображение. Главные герои претерпевают по ходу истории преображение, как духовно-мистическое, так и рациональное. Это можно было бы назвать взрослением, но для перехода из детства во взрослость перемены, происходящие в героях, слишком радикальны, слишком глубоки и слишком полны всевозможного символизма. При этом преображение носит не только позитивный характер, но и негативный. И тут вспоминается еще одна ключевая книга в мировой литературе – «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Эван и Ари смотрят друг на друга как в зеркало, и в какой-то момент перестают улавливать разницу между собой.
Дебютный «Пардес» оказался настолько «недебютного» уровня, что не верится, что его автор – не просто молодой человек, а в буквальном смысле вчерашний школьник. Роман сравнивают с классикой жанра, с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера и со все той же «Тайной историей» Тартт, но он скорее ближе к «Игре в бисер» Германа Гессе, «Волхву» Фаулза и даже к «Горю от ума».
Ари – мудрая версия Молчалина, Эван – мятежный Чацкий, а рабби Блум – лишенный карикатурности Фамусов. София же равнозначна грибоедовской Софье. Слишком упорная тяга к Истине, слишком пытливый ум влекут человека к бездне. Если уж упомянут Грибоедов, следует неизбежно вспомнить и Достоевского, ибо фигура старшеклассника Эвана прекрасно рифмуется с художественным образом студента Раскольникова, они даже возраста практически одного. Эван, как и герой Достоевского, испытывает себя на прочность – как в физическом, так и в духовном смысле. Ари же, по сути, не отстает от него:
«Как ни крути, целью всего, что я делал, – на свиданиях, в школе, с друзьями, один по вечерам – было произвести впечатление на Софию (неважно, правильно это или нет), доказать, что я, по сути, ее достоин...»
Густо замешанный на символах иудаизма и образах мировой литературы «Пардес» оказывается в итоге не «историей об учениках еврейской школы», а универсальной притчей о двух людях, которые на пути к взрослой жизни сходят с небесных высот на грешную землю и одновременно рвутся к Солнцу, не только сияющему, но сжигающему.
Поразительный автор, литературный вундеркинд Дэвид Хоупен, зрелости, мастерству которого большинство современных писателей могут только позавидовать, начал писать свой роман еще будучи школьником, продолжал работать над ним в студенческие годы, и, по сути, является сверстником своих героев. Но родство с ними он решительно отрицает:
«Я вырос в совершенно иной среде. Хотя у нас с Ари есть кое-что общее: мы оба посещали ешивы – как ортодоксальные, так и более открытые. Мы оба пытались сбалансировать древнюю мудрость с современной светской жизнью, причем так, чтобы они не конфликтовали, а дополняли друг друга. И да, я полагаю, нас объединяют любовь к письму, чтению, учебе. Но на этом сходства заканчиваются».
