Григорий Рачинский

дорога мысли и сердца, одно воспоминание о которой внушает тоскливый трепет

Мы хотели бы избегнуть необходимости воли, воления цели, риска самим ставить себе цель, хотели бы сложить с себя ответственность (мы приняли бы фатализм). В конце концов, вот оно – счастье и, с некоторой долей тартюфства, счастье большинства. Мы говорим себе: 1) определённая цель вовсе не нужна; 2) предусмотреть её невозможно. Как раз теперь, когда нужна воля, причём в высшей мере её силы – она всего слабее и малодушнее.

Великие предметы требуют, чтобы о них молчали или говорили величественно: величественно, то есть цинично и с непорочностью.

Правда, море нередко бывает злым и жестоким, но оно ревет и воет; великое море честно, а река молчалива и коварна. Она не шумит, она всегда течет беззвучно, и это вечное движение текущей воды для меня страшнее высоких валов океана.

Ведь попадаются женщины, которых невозможно купить, - ну что ж, их можно обольстить!

Она была очень бледна, худа, но красивее, чем до родов. Особенно изменились глаза; такого глубокого выражения он никогда раньше не видел в них, и они теперь как будто потемнели. Их голубизна сменилась густой синевой.

-Война-варварство, когда нападают на мирных соседей. Но она священный долг, когда защищают отечество.