Забвение

Согласна, добросовестно прочитала ознакомительный отрывок, пыталась все-таки найти то что могло заинтересовать, но так и не нашла, Бесконечная шутка тоже не поддалась, к тому же очень объемная.

Уоллес как всегда странен и сложен(для меня). Сборник получился не ровный, Мистер Пышка и Душа – не кузница это прям маленькие подобия Бесконечной шутки, остальные рассказы особого восторга не вызвали.

Только собираюсь приступить к чтению ) но автор велик ! Для себя сравниваю его шутку с написанием кандидатской… думаю и это произведение будет не для всех !!!

После некоторого перерыва [длиною в три года, две эмиграции и одну войну] решил почитать Дэвида Фостера Уоллеса, а конкретно — его «Забвение», последний прижизненный сборник [опубликованный в 2004 году (за несколько лет до печально знаменитого перфоманса на заднем крыльце дома в Клермонте, штат Калифорния), а потому неизбежно ассоциирующийся с такими трюизмами как «творческое завещание» и «последний шедевр»]. И знаете: это примерно как вернуться в любимый бар и опрокинуть пинту в компании старого [хотя скорее старшего] приятеля, [поддерживая в меру бессвязный (но эмпатично-эмоциональный) разговор, начатый, казалось, в ваши школьные годы, с тем чтобы длить его всю последующую «седеющую» (и не лишенную тягостных откровений) жизнь] — когда на душе теплеет, а в брюхе булькает.

Считая Д.Ф. Уоллеса наиболее одаренным писателем своего поколения, [а еще: подлинным наследником Джойса в эпоху миллениума, его конгениальным продолжателем (не путать с «подражателем»), наделенным баснословным чувством слова (sic!) и невероятной «технической оснащенностью»] я всегда поражался его умению работать со сложным нарративом, не скатываясь в грошовую постмодернистскую оперетку. Эти тексты нелегко читать; они наказывают за автоматизм восприятия, но вознаграждают за усидчивость; [ведь их реальный сюжет почти всегда сокрыт даже не в сносках и маргиналиях, но в обширном пространстве невербализованного «закулисья», где автор встречает своего редкого (но (с)меткого) идеального читателя] и, в отличие от действительно избыточной и мегаломанской «Бесконечной шутки», [о чем я писал, например, здесь] новеллистика Уоллеса неизменно точна и лаконична: форма в ней адекватна содержанию, а «фишки» [во всем их великолепном разнообразии] — функциональны.

Мир Уоллеса это мир товаров, брендов, вывесок, визуального хлама. Вываливая его на читателя сплошным [но строго контролируемым] потоком, ДФУ уводит свой гипертекст в гиперреализм, [сродни, быть может, фильмам А. Германа (в особенности поздним: «Хрусталев, машину!», «Трудно быть богом»)] наполненный таким количеством деталей, что в какой-то момент они становятся и космосом, и метафизикой, и некоей скорбной [/скудной] духовной практикой. Это мир материального безумия, Победившей Вещи [чей технологический аспект и общая меланхолия в описательных практиках странно-родственны (¿а так ли уж странно?) романам метамфетаминового фантаста Ф.К.Дика] — в чем, конечно, наивно усматривать «критику капитализма» [в духе — о господи! — Драйзера]. Любые идеологические толкования чужды прозе Уоллеса, ведь герметизм этой прозы таков, что ей, кажется, вообще не нужны внешние подпорки. Она самоценна, как волшебный замок внутри snow globe.

And of course, эта проза зубодробильно-рефлексивна [иногда до степени врачебной патологии, описать и «выписать» каковую мог только глубоко «прохававший» ее человек (по итогу, однако, все равно взошедший на приставной стул собственного патио, в чем угадывается настоящая, не вполне (и не столько) литературная драма)]. Персонажи Уоллеса могут быть нелепы-смешны-гротескны, но все в них повествует о хождении по краю, всамделишной трагедии и близком «коллапсе» [и разумеется, эта антично-фатальная в своем «сердечнике» проза куда ближе «патентованному» модернистскому отчаянью, а не послевоенной «смешливой» редукции оного (соприкасаясь с коей порой трудно удержаться от грубых филиппик, заканчивающихся термином «половое бессилие»)]. Они — про горечь жизни, а не глумление над ней.

Last [but not least], это абсолютно фрейдистская проза Осознания и Преодоления Травмы, [привет русской литературе «тридцатилетних», мало того что запаздывающей на пару писательских поколений, так еще и разрабатывающей тему сугубо провинциальными средствами, как гимназист на выселках уездного городка] но и здесь ДФУ заходит дальше многих, творя целые [психоделически-суицидальные] миры на кончике пера, так что за любую из составивших Oblivion новелл иной хороший [среднего помола] писатель продаст не только душу, но и всю родню до седьмого [¿десятого?] колена. A Wiz.

В завершение о субъективном. Знаю, что fandom ценит новеллы Mister Squishy [классический ДФУ-style-текст, вызывающе-пост- по форме, но апатично-истеричный по внутреннему (артикулируемому) чувству] и — особенно — Good Old Neon, [хитро закрученный исповедально-философский монолог (если и говорить о «завещании», то применительно к нему)] однако мне показалось, что полнее всего мастерство Уоллеса раскрывается в более минорных вещах: Another Pioneer [где в сжатой (буквально 15-20 страниц) пародии на «Сто лет одиночества» ДФУ дает панораму взлета и краха литературы Модерна (и модернистского проекта как такового): пессимистичный, но в полной мере (/весе) трезвый очерк] и — первостепенно — заглавном Oblivion, чья концовка натурально «взрывает мозг», [поднимая на (¿воздух?) и статус рассказчика, и фабулу per se, ставя под сомнения даже и когнитивные способности «идеального читателя» (то есть меня, кхе)] а стиль настолько неудобоварим, что, право, в ряду известных [мне] книжных nightmares этот — кошмарнее всех.