К рецензии orlangurus и добавить-то нечего. 1941 год. В рабочем квартале 18-го округа Парижа есть парикмахерская. В ней трудится мастер уже за пятьдесят, с ним два его старших сына. Дочери замужем, живут в провинции. Младшие сорванцы каждую свободную минуту изучают окрестности или играют в шарики. Школу Жозеф и Морис считают пустым и бессмысленным времяпрепровождением. Мать домохозяйка, и в парикмахерской показывается редко. Обычный такой 1941 год. Полстраны с июня прошлого года захвачено нацистами. Но ничего не происходит. Вроде бы не происходит. Дети ходят в ненавистную школу. Кто-то из соседей или знакомых тайком уезжает, кто-то исчезает. Но вдруг... С введением распоряжения носить звезду одноклассники и одношкольники внезапно осознали, что с ними учатся евреи. Вдруг совершенно внезапно вынырнула драчливая ненависть. Автор показывает именно неожиданность внезапной ненависти. Спокойно-спокойно и вдруг на пустом месте. Неужели они реально не замечали? В тот же день после потасовки на школьном дворе Жозефа и Мориса отправляют одних в провинцию. Нас забывают предупредить, когда старшие братья успели уехать. В дальнейшем, вспоминая встречи с читателями, Жозеф несколько раз обращает внимание, что их отправили одних. Будто пишет из нашего суетливого и детоцентричного 21 века, а не из 1970-х. Мальчишкам не по пять лет, а 10 и 12. Люди тогда были другие, и дети самостоятельнее, воспитанные улицей. Жоффо пишет урывками. Между сменами локаций много умолчаний и времени. Из чужих рецензий я поняла, что поездка и займёт весь сюжет. Но нет. Странствие затянется на три года до освобождения Парижа. Жозеф раз за разом повторяет, что он ребёнок, ребёнок, ребёнок... Оттого всё произошедшее кажется уложилось в полгода, а не в три или четыре. Упоминания о возрасте усиливают впечатление брошенности во время заточения в отеле Ниццы. Затем снова большой переход по времени, и оттого уже 14-летний Жозеф в освобождённом Париже воспринимается десятилетним. Жоффо не напирает на негатив и полученное от чужих людей зло, больше показывает хорошего. Мальчишки встретились с братьями и месяцами жили спокойно. Несмотря на потерю, семья сказочно везучая. Младшим везёт на отважных священников и просто на неравнодушных людей. Жозеф и Морис пронырливы в способах добыть деньги, находчивы во вранье и единомыслии. Ребята не наглые, но оборотистые и трудолюбивые. Их парижский дом не разграблен или по умолчанию восстановлен взрослыми. Многие встреченные в деревнях и городках люди не соблазнились эсэсовскими "плюшками". Какой контраст с провинциальной Францией в "Пяти четвертинках апельсина" Джоанн Харрис. Две разные страны. Ещё запомнился патриотизм старших Жоффо, бежавших из Российской Империи. Нам сотню раз повторят про эту плохую и страшную страну, призрак всех опасностей. Одновременно мальчишки в относительно спокойной обстановке Лазурного берега сетуют, что военные действия в Африке и на восточном фронте слишком медленные. Ну-ну. Вернусь к патриотизму. Сразу же вспомнила мать Романа Кацева из "Обещания на рассвете". Французы проморгали сотни и тысячи патриотов, бывших беженцев и их потомков в первом поколении. В послесловии Жоффо кратко рассказывает о своих следующих книгах. Одна из них о человеке, пришедшем к сионизму через "карьеру царского офицера и большевика". Начиталась рецензий про европейско-американскую клюкву 21 века. Теперь опасаюсь и за 20-й. В том же послесловии Жозеф не говорит о дальнейшей судьбе Мориса, но о себе рассказывает. Немного нечестно, по-моему. Всегда вместе, всегда друг за друга, а тут один. Высказывается он о нелицеприятном отклике де Голля об Израиле в Шестидневной войне. Оговорка ещё в книге, что алжирские арабы - это "колониальные проблемы". Его истинного отношения не захотела разглядеть за уклончивостью. А де Голль всего-то назвал жителей напавшей страны "Высокомерным и властным народом". Приключения и трудности мальчишек померкли за высказываниями из будущего. Лучше бы не читала это послесловие, а остановилась бы на радости братьев от воссоединения семьи в освобождённой столице.
Отзывы
1