Читать книгу: «Дневник Йона»
день 24 первой трети 3987 года
Ректор Риг посовещался с психиатрами, курирующими нашу кафедру, и сказал нам, чтобы все начали вести дневники. Это, как объяснил он, научит нас дисциплине и поможет здраво анализировать самые разные условия и ситуации. А еще быстрее – привыкнуть к ведению официального бортового журнала. Типа то же самое, только про реальность, а не внутренние загоны.
Хм, идея здравая. Но не знаю, найду ли для этого время (точнее, не стану ли лениться).
Ну привет, дневник, получается. Я Йон. Астронавт. Балабол. Мечтатель.
день 25 первой трети 3987 года
А как начинать записи? Я сегодня классно поел, а еще мало спал, потому что у Сольвейг болел живот, и она ворочалась во сне, а я волновался.
Так?
Сажусь работать, не знаю, что еще сюда писать пока.
день 27 первой трети 3987 года
Руки, откровенно говоря, совсем отвыкли писать. Все только тыкать в клавиатуры. А между тем я сегодня даже задумался, что бы такого написать в свой дневник интересного, чтобы не было бессмысленных отписок в одно предложение.
Дни мои проходят как обычно: завтракаем с Сольвейг – она удивительно вкусно готовит мне мою неизменную овсянку и тосты с тунцом, а сама довольствуется парой яблок. Не знаю, как она выживает до середины дня на этом. Потом мчим по работам – она в агентство, я – на станцию или в университет. Работа обычно затягивает с головой: сейчас занимаемся комплексными исследованиями близлежащих к нашей планете объектов – от химического состава их атмосферы до просчетов вероятности найти там какие-то формы жизни. Вечером встречаемся с Сольвейг в парке и сидим у фонтана, рассказываем друг другу о том, как прошел день, или просто болтаем ни о чем. Иногда заглядываем куда-то на бокал вина, но чаще в будни ужинаем вдвоем дома – ну то есть в том месте, что мы договорились считать нашим новым домом. Засыпаем быстро, уставшие, непременно обнявшись – это моя любимая часть дня.
Сегодня такой же день – и я люблю эту рутину. Люблю свою работу, которая учит и даже заставляет меня мечтать, люблю Сольвейг, которая верит в меня больше, чем я сам, и вдохновляет вставать, побеждать, радоваться. Люблю эту страну, которая приняла нас, приютила и дала шанс начать все заново, несмотря на то, что поначалу нам с ней было никак не свыкнуться…. А еще, с особенным трепетом, люблю открытый космос – слышу, как он зовет меня. Как он тянет меня к себе.
день 33 первой трети 3987 года
Вот ведь…. Только написал больше трех предложений, как завалили работой, и я совсем забыл вести дневник. А Риг точно спросит, как там с ним дела. Я не привык врать – ни ему, ни, вроде бы, кому-то еще. Так, надо срочно что-то сюда выдумать.
Забавный случай произошел на работе.
Наш умник Томрод – это самый блестящий ученый моего возраста и самый нудный человек всех времен и народов – собрал фичу под рабочим названием «Бесконечная Вселенная». Берете в руки смарт-дисплей, вводите координаты звезды, планеты или любого другого тела, поиск выдает вам картинку с тем пейзажем, который открывается с этого объекта. А дальше самое интересное – можете приближать изображение столько, сколько влезет, виртуально побывать в любой точке космоса и даже заглянуть внутрь той поверхности, на которой «стоите». Конечно, все, что вы здесь можете увидеть, выдумано самим Томродом и не может быть на 100% достоверно, но идея отличная – и далеко, очень далеко идущая!
Так вот, наши приколисты взяли эту технологию и использовали в более прозаических целях: нафантазировали Рига в клетчатых кальсонах у камина, читающего книгу о Риге в клетчатых кальсонах у камина, читающего книгу о Риге в клетчатых кальсонах у камина…. Короче, что-то у них там зациклилось и, я не знаю, как так получилось, но попало, конечно, в руки самому ректору. Он ничего не сказал, но излюбленный клетчатый пиджак больше не надевал.
день 35 первой трети 3987 года
Шутки в сторону. Второй день что-то шумит на нашей волне. Это может быть нечто очень важное. Ничего не понятно, но очень интересно. Бегу работать. Не буду пока писать, так как сейчас действительно загружен на 200%, дежурим по очереди у мониторов. Все загружены… Да простит нас (опять) Ректор Риг!
день 38 первой трети 3987 года
Мммммммм ммм мммммм…
Я бы не сказал, что превратился в корову, сижу мычу, нет-нет, Йони, спокойно. Сердце колотится, как сумасшедшее… Потому нормально шутить не выходит. И вот почему.
…Готовьте свои мониторы, дорогие друзья, на днях дадим заявление. Произошло чудо: мы поймали вибрацию, сигнал, исходящий откуда-то из области Ледестена. Тут же понеслись расшифровывать: сначала нам пронзило уши слишком высокой частотой (умная команда стажеров собралась, конечно, – ни один не додумался надеть наушники), пустили по частоте ниже и все равно совершенно ничего понять не смогли – дикая какофония пиликанья, помноженная на полумеханический треск. Долго бились: ректор Риг каждому из нас выдал асап-задачу – бросаем все дела и думать над шифром. Прошло пять часов, и Томрод (кто же еще, закатывая глаза пишу я) разобрался с посланием – да, это послание! Это музыка. Это песня. Благодаря нашему дорогому всезнайке, мы вдруг во всей аудитории услышали тихий лиричный перебор струн, кажется, и голос, что-то мирно напевающий, мурлыкающий будто бы под нос. С минуту таращились то друг на друга, то на Томрода, то на преемник – а потом по всему классу пронеслось такое единодушное и шумное «ура!», что даже ректору пришлось улыбнуться и подкинуть свой кепи к потолку. Кто-то есть – или был – в недрах бесконечного космоса. Кто-то живой!
Песня, кстати, такая… умиротворяющая. Спокойная. Это похоже то ли на мантру, то ли на размеренную молитву благодарности – такую, когда не винишь себя ни в каких грехах и не перед каким из богов не раскаиваешься. Просто смотришь вверх и улыбаешься. И мычишь себе что-то доброе под нос. Отдали запись в ксенолингвистический отдел – посмотрим, что они скажут: у этих парней очень мощные наработки, ждем ответ в течение трех-четырех недель, до шестидесятого дня первой трети должны отчитаться. Волнительно. Пока звучит как самый обычный незнакомый иностранный язык – странно даже представить, что он родом не из соседней страны. А с другой… звезды или планеты.
Во всем этом больше всего потрясает то чувство, что мы будто бы перестали быть одинокими. Заброшенными, потерянными. Когда-то мы, тридеане, выдумали себе это вселенское одиночество – дескать, никого в этих галактиках, кроме нас, таких везучих неудачников, нет. Только нас – о да! и никого больше! – могло занести на далекую планету, лишь мы – развившийся во что-то более или менее (скорее менее, конечно) разумное пустой космический мусор. Только на Триде так удачно сложились обстоятельства – лишь у нас тут обнаружилась оптимальная близость к звезде Золийд – умирающей, но все еще раздающей свое тепло направо и налево, – подходящий вполне ландшафт, сформировавшийся в конце концов климат (хоть и меняется ныне не в лучшую сторону), вода в живительном околожидком и жидком состоянии… Лишь нас задумало божество, лишь для нас создало необъятный косм… Я всегда догадывался, что такие мысли как-то слегка высокомерны, я правда верил – вру, не верил, знал, высчитывал, логически размышлял, предполагал и находил один-единственный разумный ответ, – что мы не можем быть тут одни. И вуаля, господа. Раунд!
Вести дневник с такими новостями не так-то сложно! Ну, Йон, ты больше поэт, чем астронавт, оказывается! Впрочем, это не мешает тебе, прощелыга, летать в космос раз-два в неделю и проверять станцию.
день 54 первой трети 3987 года
Победа! Ксенолингвисты справились куда быстрее, чем все ожидали, – вернее, начали показывать внушительные результаты: расшифровали отдельные слова, по которым мы узнали, откуда сигнал – с планеты Земля. Она, кажется, в 68000-70000 световых лет от нас, не меньше.
Пока работаем над остальными вопросами и стараемся глубже погрузиться в тайну новой планеты, на которой есть жизнь.
Что она? Безопасна ли она сейчас? Стоит ли нам стремиться к встрече друг с другом или все обернется какой-нибудь жуткой межпланетной войной? Для меня ответ один: разумеется, стоит – и это не должно обсуждаться. Другое дело – сколько лет это может занять… Нам кажется, что наша цивилизация ушла несколько дальше: мы на 87% убеждены, что полет до Земли у нас займет куда меньше времени, чем полет сигнала с песней в наши галактические края. Обсуждаем экспедицию. Ректор Риг продавливает гранты для университета – чтобы мы могли поучаствовать. Молодая кровь, говорит он, должна идти рука об руку с опытом более зрелых астронавтов – только так, по его мнению, мы добьемся успеха как в самой миссии (проще говоря – если уж лететь придется долго, то хотя бы те, кто помоложе доберутся), так и при встрече с обитателями Земли (читай: никто не будет душнить за 487 заповедей ведения переговоров, составленного первой (неудачной) делегацией 3740 года).
Знаю, что если все решится в пользу нашего исследовательского института, я точно буду в составе миссии – не зря последние десятки и сотни лет я отдал техобслуживанию станций и сдаче экзаменов на «отлично», пусть и в разных странах. Не то чтобы старожил, конечно, но Риг меня ценит. Сам это вчера сказал.
день 76 первой трети 3987 года
Да! Летим. Отправление назначено на первый день последней трети. Решено собрать экипаж из восьми студентов Рига (я в их числе!), четырех капитанов и четырех смотрителей. Стартуем на «Эсерксе 3900» – одном из новейших кораблей всей Триде. Затем, как только выходим на орбиту, отцепляем первые пять отдельных, самостоятельных капсул, в каждой из которых по одному добровольцу.
Да, ну конечно, я решился быть в их числе – возможно, это отдает сладко-горьким привкусом тщеславия, но все указывает на то, что у первой партии капсул больше всего шансов долететь до Земли. Я хочу увидеть ее первым. Стать ее первым. Улыбнулся.
Дальше отцепляются еще четыре капсулы, рассчитанные уже на двоих. Оставшиеся трое ведут корабль – тоже по направлению к Земле. Грубо говоря, решили рассредоточиться, чтобы хоть один из нас достиг планеты, где есть разумная жизнь – надеюсь, действительно все еще есть и будет, когда мы доберемся.
Жди нас, Земля! Тридеане к тебе с миром.
день 43 второй трети 3987 года
До старта осталось совсем немного. Вся команда погружена в тотальную подготовку, но спасибо ректору Ригу – он заставляет нас время от времени тормозить и отправляет по домам, проводить время с близкими. «Кто знает, – бормочет он своим старчески черепашьим голосом, – когда вы еще встретитесь…» Мы привыкли к его своеобразным шуткам за несколько лет работы плечом к плечу. Впрочем, каким шуткам – вообще-то Риг дело говорит. Наша миссия, если все пойдет по плану, завершится в конце этого года, и к началу следующего мы уже вернемся на Триде. Но космос штука хитрая… Никогда ведь не знаешь, чего ждать.
Сольвейг, к слову, восприняла мое желание присоединиться к миссии как настоящая героиня – я и не сомневался в ней. Мы долго обсуждали все это, стараясь ни на каком из поворотов не задеть чувства друг друга, мягко сглаживали углы, а когда они становились нестерпимо острыми – обходили их с особым вниманием.
Она знала о моей вечной мечте увидеть живую планету – как и все вокруг. «Делай то, что ты должен делать – ты знаешь что, твое сердце уже сделало выбор. И я его приняла, Йон. Я верю в тебя и восхищаюсь тобой».
Я видел в ее глазах и страх, и желание отговорить меня, и даже легкий оттенок обиды – все это она мне тоже высказала четко и ясно, чтобы между нами не осталось недомолвок. Спросила, может ли сопровождать меня, – Сольвейг не раз вылетала со мной на работу на станции, развлекала беседами, пока я делал что-нибудь не особенно сложное, или помогала с отладкой настроек. В этот раз я не мог взять ее: во-первых, потому, что это миссия, где под счет каждый вздох, а во-вторых… в этом не очень-то хотелось себе признаваться, но все-таки я не мог сказать с уверенностью, что кто-то из нас (или все мы) не погибнем.
Я не скажу тебе этого, родная, но хочу, чтобы ты жила и освещала улыбкой своих тонких бледно-розовых губ горы Триде. У тебя еще много впереди, даже если что-то со мной пойдет не так.
Я крепко обнял мою дорогую Сольвейг – ее рыжевато-русые волосы застряли, как обычно, в моей колючей щетине. Мы засмеялись. Чуть горше, чем обычно. Нас ждет целый выходной день – заканчиваю свои заутренние записи и иду ее будить. Сегодня – забыть обо всем и радоваться каждой секунде! Я в нетерпении, родная. Просыпайся.
день 33 второй трети 3987 года
Мой страх – томителен. Я не скажу, что не боюсь. Боюсь. Но ловлю странное ощущение: мне будто бы плевать, будто что-то происходит – и это не со мной. Мозгом – да, понимаю, что страх и волнение быть должны, они вроде как в подтверждение того, что я отношусь серьезно и ответственно к своей миссии. Но внутри какая-то пустота, ветер, пустыня. Я просто рад, что что-то будет – что-то большое, важное и, пожалуй, даже увлекательное. Энтузиаст – я такой, искренне, я горяч! Но и я же параллельно не чувствую ничего.
Сессии (обязательные для астронавтов) с психиатром не показали никакой патологии, что удивительно, конечно, но мне на руку. Даже наоборот: мои хладнокровность, легкость и спокойствие в принятиях решений, по словам врача, очень даже идут к моему занятию (какие красиво сложенные и пафосные словечки). Сказал только, что наблюдает диссоциации кое-какие, впрочем, не видит ничего опасного. Как много он не знает (улыбнулся). Так что, в целом, наверное, стоит задвинуть все свои пустые психоаналитические самокопания куда подальше… И постараться жить нормально.
Благо, работы хоть отбавляй – погружен с головой. По две тренировки в день: центрифуга, кресло ускорения (да-да, наше нелюбимое – полчаса как галька в маракасах), отработки-отработки, тренажеры по управлению кораблем и капсулами, гидролаба… А самое любимое – камера тишины, темная и спокойная сурдокамера, медитация про антипанику: трое суток работаешь один без отдыха, сна и без кого-либо рядом – а за тобой наблюдают. Это у меня всегда на «пять». Очень стараюсь использовать сурдопериоды по максимуму: когда заканчиваю все раскадровки, планы и просчеты, сажусь писать. Вот прямо сейчас, кстати, последний сурдочас – дописываю и на отдых. До старта осталось совсем немного. Я готов. Я жду.
день 98 второй трети 3987 года
Говорили с Сольвейг почти три часа кряду. Она мой свет. Я в кромешной тьме – а она свет. Я за пеленой – а она свет. Я в смятении – а она… Простота, с которой она говорит мне о нас, сводит меня с ума, заставляет чуть ли не плакать от восторга, наслаждаясь каждой секундой рядом с ней. Мы мыслим совершенно одинаково. Часто шутим, что у нас на двоих один мозг: я могу не заканчивать фразу – знаю, она поймет. Она выкладывает на мой сендвич второй кусок хлеба – я уже протягиваю фольгу, в которую надо завернуть обед, я выхожу со станции и смотрю налево – она в этот момент поворачивает голову и поднимает на меня глаза… Это не про предсказуемость. Это про тончайшую связь между нами. Мы словно в потрясающе нежном и чувственном танце: каждое движение четко выверено – и не менее от того интригует, впечатляет, возбуждает, обезоруживает.
