Читать книгу: «Тида», страница 2

– Спасибо, сынок. Спасибо что рассказал мне многое. Даже и волнения чуть улеглись, как послушал я тебя. Пусть я и не специалист, но я, как никто, понимаю и переживаю ведь. Ты только скажи мне, я сделаю все, что в моих силах, Мухит. Я так хочу, чтобы Всевышний, исполнил все твои планы и возвратил нашего любимого внука другим… Чтобы он мог смеяться и бегать, как и другие дети. Как жизнь порой сурова… Ладно с этой мазью, иди, лучше ложись. Устал же с дороги. Завтра покажешь. Сынок, я рад за тебя, что ты в своем поиске и пусть Аллах ниспошлет тебе все то, что ты ищешь. Теперь я представляю, каково тебе сейчас. Что сколько тебе придется поработать. Я буду за тебя молиться, сынок- чуть взгрустнув, достав с кармана платок и вытерев свои глаза, посмотрев в сторону Мухит, он тихо ответил ему.

– Нет же, вот оно. Завтра прочитаем вместе инструкцию. Попробую вам объяснить все там, своими простыми словами. Спасибо вам за искренние пожелания и что выслушали меня. Не могу я многое рассказывать Мереке. Она, как мать его, по-своему тяжело реагирует на мои объяснения. И что я могу ей рассказать? Вы же понимаете меня? Тогда, и вам спокойной ночи, папа, – сказав это тестю, он заметил, что их беседа его сильно расстроила.

Выключив свет в холле и устроившись удобно, на диване, прежде чем заснуть, он хотел порадоваться за себя и свою семью. Что скорая их встреча с морем, обязательно должна будет им помочь. Что море, с его солеными водами, непременно в хорошую сторону повлияет на его сына.

Снова и снова прокручивая все это в голове, он кружился в мечтах, пока сон не поглотил его в свои объятия.

Уже утром, почувствовав некий шорох возле себя, он услышал шепот. Медленно, уже приоткрыв свои глаза, он заметил недалеко от себя Мереке и Карлыгаш. Мереке что-то шептала своей дочери и оба они старательно тихо укладывали на стол различные тарелки с угощениями. Карлыгаш, меж тем, что-то не так поставив и обронив из рук тарелку на стол, прижавшись, медленно посмотрела в сторону спавшего, неподалеку ее отца. Она, так не хотела его разбудить, что даже ее, вмиг застывшая поза, испугала ее мать. Мухит, открыв глаза, улыбнулся и подмигнул ей.

– Доча, ну что ты так неаккуратна то. Разбудишь же папу своего, – тихо возмутилась ее мама.

– Мереке, все отлично. Не надо ругать ее. Ну что, с добрым утром вас – уже, было, встав и потягиваясь, обратился к ним Мухит.

– Папа, как вы? И вас с добрым утром! А я знала, что вы не спали. Я заметила шевеление ваших век, папа – улыбаясь, Карлыгаш ответила своему папе.

– Моя дочь очень внимательная. Негоже нам подолгу спать… Надо же, какой удобный этот диван. Спишь на нем и еще все отсюда замечаешь. Карлыгаш, иди ко мне. Дай я поцелую тебя. Маленькая помощница своей ты маме – сказав это и было уже, поцеловав свою дочь, он отпустил ее, далее помогать своей маме.

– Дорогой, как отдохнул? Полежи еще, пока все будет готово. Или ты уже выспался, милый? – спросила его Мереке, протирая стол мокрой тряпкой.

– Конечно, моя красивая. И все равно я рад, что мы все же решились приехать сюда, Мереке. Актау город необычный. Город, манящий своим морем и великолепием. Мереке, как настроение то у самой? По глазам же вижу, что ты рада возле своих родителей. Так же ведь? – стараясь всмотреться через окно на улицу, все еще не отрывая своих глаз от окна, он задал свой вопрос своей жене.

– Конечно, милый мой – коротко ответив и подойдя уже было к нему, она обняла его сзади.

– Я, как никогда рад сейчас, Мереке. И я хочу, чтобы все так и продолжалось. Надеюсь, что все у нас будет замечательно, – поглаживая ее ладони, он, все еще не оборачиваясь, сказал это ей.

– Я тоже как никогда рада, милый. Спасибо тебе за это все. Что, наконец-то, мы, всей своей семьей можем порадоваться здешним местам. Я хотела бы показать здесь, самые особенные места. Надеюсь, у нас получится выбрать для этого время. А мои родители, думаешь, они не рады? Вот они, точно все эти дни, что мы будем тут, не будут находить места… Конечно же, их радость, она особенная. Так же ведь, Мухит? – не отпуская его, она задала свой вопрос мужу.

– Как с тобой можно не согласиться, любимая? Что у нас на завтрак? – спросил ее Мухит.

– Сейчас, мы все сядем за стол, дорогой. Мама моя с утра что-то готовит на кухне. Что-то точно вкусное. Чувствуешь запах? – уже улыбаясь, задав ему свой вопрос, она прижалась к нему.

– Уже с утра нежитесь, милые мои? Как ты, сынок, отдохнул то? Удобно было тут? Может, надо было в другом месте постелить тебе постель, Мухит? Выспался то хоть? Давайте садиться за стол дети. Где мои сладкие внучата? Если спят, то пусть спят. Мереке, а где твой папа? – поставив в середину стола огромнейшие куски жареной рыбы всоусе, она вопросительно посмотрела на свою дочь.

– Слюни текут у меня и все выглядит просто ошеломительно, мама. Не терпится их попробовать. Я пошел умываться. Даже можно сказать, что побежал, что есть мочи, – сказав это обеим, он заставил их улыбнуться.

Неспешно позавтраковав, Мухит предложил Мереке пройтись по набережной Актау. Солнце и вся прибрежная местность радовало глаза. Быстро убрав все со стола, Мереке уже одевала Каната. Карлыгаш же, лишь изредко посматривая на свою маму, стоя возле своей бабушки и что-то выслушивая, кивала ей головой.

Дорога к набережной заняла немного времени. Легкий морской бриз неустанно накатывал на берег маленькие волны. Как будто воркующие подруги-голубки, Море и Берег переговариваясь, шепталисьо чем-то важном, друг с другом. Что-то нежное и ласковое, они, как будто, наговаривали друг другу. Лишь временами, им мешавшие чайки, словно перебивая, пробовали нарушить своими голосами, их тайную и невидимую беседу. Все вокруг было окутано свежим и влажным воздухом с моря. Даже и степь с ее песками, казалось, старалась вдохнуть своей изнывающей от жары полной грудью, это сейчас поистине живительное дуновенье с моря. Но здешние Пески, как вечные свидетели былых дней его друга Моря, «лишь хмуро молчали и хранили их сокровенные тайны…»

– Папа, мама, мы хотели бы искупаться. Можно ли мама? – вдруг спросила Карлыгаш, еле удерживая своего младшего брата, от его же попыток вырваться к воде.

– Дети, вода еще не прогрелась. Давай Карлыгаш, мы придем сюда все, после обеда. Я знаю тут одно местечко и там очень красиво. Договорились? – чуть сердито ответила ей Мереке. Она посмотрела вокруг и попробовала подтянуть ее к себе ближе.

– Мама ваша, говорит правильно, дети. Надо же ведь подготовиться? Мереке, давай чуть отойдем отсюда. Я бы хотел детям показать тот маяк. Когда то, твой отец рассказал мне несколько историй про него, детям тоже, думаю, будет интересно. Давай я лучше посажу Каната на свои плечи и будет он тогда нашим, что ни на есть настоящим, свысока смотрящим на всех, маяком, – сказав это и быстро усадив на плечи сына, что тот не успел среагировать на него, взглянув на свою жену, засмеялся.

Прогулка, как они и думали, прошла замечательно. Эмоции от утреннего выхода на пляж, уже улеглись. Дети уже уставшие, быстро опустошив подготовленные для них прохладительные напитки, старались завалиться и отдохнуть.

– Ну что дети, замучили ваши родители, вас, своей ходьбой? – увидев их уставшими, спросила их бабушка.

– Бабушка, я видел маяк… – важно, но сонно, ответил ей Канат.

– Ведь это же хорошо, Канат? Я твоя бабушка и ты мне всегда говори, что тебе понравилось, мой любимый – радостно обратилась к своему внуку она и вручила ему маленькую конфетку.

– Это даже и хорошо, что вы прогулялись по набережной. Здешний воздух, он целительный, Мухит. Хорошо даже не то, что вы приехали. А это то, что вы не оставили своих детей у себя там в Кызылорде, – подключился папа Мереке, пробуя настроить антенну на телевизоре.

– Мереке, давай я тоже до чая, чуть полежу. Пожалуйста, подай мне ту подушку, милая, – сказал, обратившись к Мереке, Мухит протянул свою руку.

– Да, конечно, милый. Отдохните вы все. Я же пойду помогать маме, – ответив Мухит, она, подав недалеко лежащую подушку ему, быстро юркнула на кухню.

На следующее день Мухит со своей семьей выехал к пляжу. Стояла такая же, как вчера, замечательная солнечная погода. Мелкие, набегающие теплые волны моря успокаивали сознание. Мереке возилась с Канатом. Быстро справившись с ним, она повела его к воде. Мухит взял за другую руку Канат и все весело окунулись в море. Карлыгаш, уже по пояс в воде, встречала всех брызгами. Уже и Канат, отвечая ей тем же, радовался и светился.

– Мереке, там неподалеку камни. Они скользкие. Будьте осторожны. Не давай, Карлыгаш, детям взбираться на них… Я отлучусь на немного, дорогая. Я к машине и обратно. Хочу сфотографировать всех вас на память. Милая, посматривай за Канат. Видишь же, что он, все время, вырывается? – сказав это и выйдя из воды, он, не отпуская их из виду, направился к своей машине.

– Да, милый. Я присмотрю за ними, – ответила ему она и продолжила купать своих детей.

Уже завозившись, некоторое время, возле своей машины, он поднял свою голову на крик о помощи, который исходил с воды. Он не мог поверить своим глазам и ушам. Мереке держала в воде их сына и громко крича,плакала.

– Мереке, неси быстрей его к берегу. Мереке, следи за пульсом. Он есть? – все побросав, Мухит на ходу крича своей жене, побежал к ним.

– Мухит, я не отпускала его из рук. Я не заметила тот камень, дорогой. Канат, ну скажи что-то. Дыши же, любимый, – всхлипывая к нему, обратилась Мереке.

– Пульс слабый, еле прощупывается, Мереке. Надо вызвать скорую машину, любимая. Он получил удар в затылочную часть. Ах, да, есть же, машина… Я отвезу его в больницу. Не паникуй Мереке. У нас должно все получиться… Езжайте с Карлыгаш домой. Я же поеду,– сказав это ей, аккуратно уложив сына на заднее сидение, он уехал в центр города.

Быстро приехав в больницу и передав им сына, он остался там дожидаться результата первичного осмотра и разговора с врачами.

Через некоторое время, к Мухит, подошел врач и, посматривая на записи в блокноте, решил переспросить его:

– Нам медсестра сказала, что вы наш коллега? Скажу прямо. У вашего сына перелом основании черепа. Я предполагаю, что произошла дислокация головного мозга⁵. Все это, из-за случившегося внутримозгового кровотечения или отека головного мозга, которое могло создать то давление, прижимающее мозг к низу черепной коробки. Я успел вызвать специалиста и сообща, мы провели физикальное обследование для определения тяжести полученной травмы. Нужна срочная операция. И тем скорее она будет сделана мальчику, тем жизнь его будет вне опасности. Вы же должны понимать меня, но и мы понимаем вас. Но при всем желании, мы не можем позволить присутствовать третьим лицам… Обширная рана, вдавлена затылочная кость черепа. Возможно кровоизлияние мозга и связанные с нею последствия. Сожалею, но как коллега коллеге, могу сказать вам лишь это. Сейчас, если вы дадите свое разрешение, мы будем готовить операционную. Нельзя медлить! Вам понятно, о чем я говорю? Могу лишь посоветовать, чтобы держались и не падали духом. Мы сделаем, все от нас зависающее… Операцию будет проводить опытный детский хирург. Я же буду ассистировать ему, – сказав это, оторвав себя от записей на блокноте, на последней своей фразе, поверх очков своих, на него посмотрел врач-хирург.

Что-то холодным повеяло от него на Мухита и он, смотря прямо в глаза собеседнику, решил попросить его об одном:

–Да, конечно, я понимаю все происходящее. Но я же врач?! Позвольте и мне присутствоватьпри операции и быть рядом с вами. Я лишь буду наблюдать, – сказав это врачам, он как бы взмолился им.

– Да, конечно, я даю свое согласие. Ребенок болеет ДЦП – опустошенным взглядом посмотрев снова на него, далее продолжил он и замолк.

– Мы сделаем все возможное. Не переживайте. Все, что в наших силах… Сожалею, но я уже озвучил вам свое видение, касательно вашего присутствия на предстоящей операции,– обхватив своими руками его плечи, сказал он это ему и быстро, кого-то окликнув, удалился от него.

Операция продлилась два часа. Оставаясь отстраненной, Мереке, не отпуская его руку и прижимаясь, повторяла про себя свою молитву. Глаза ее были заплаканные, но присутствие мужа, все же еенемного успокаивало. Мухит молчал и настороженно пытался в уме представить исход операции. Представить еще и все то, что когда то казалось для него чем-то далеким и может чуждым… Все, но не этот ужас и кошмар, случившиеся с ним и с его семьей, в одночасье, горе.

Время на часах, с его застывшими, словно каменными стрелками, не смело двигаться вперед. Через два часа подошли врачи и сообщили ему, что операция была сложной, но все же, что она прошла удачно. Чуть постояв возле Мухита, они удалились. Мухит же, завидев уставших их, не стал допытывать и расспрашивать о подробностях операции. Сейчас, они не были важны для него. О них, он хотел, уже для себя, узнать, но сделать это уже на днях. Когда все волнения у них, могли бы немного спасть, и с их сыном стало бы, хоть немного лучше. Внутренне, все еще тревожась, он посмотрел на свою жену и решил, постаравшись найти нужные свои слова, ее успокоить.

– Мереке, ты слышала все. Я еще побуду тут. Ты же возвращайся домой. Успокой всех. Скорее, он в реанимации и под наркозом. Иди домой, дорогая. Ты же слышала, что сказали врачи-хирурги. Нам осталось лишь молиться Всевышнему и просить, чтобы он дал нашему мальчику сил бороться, – посмотрев на нее, поглаживая ее руку, он обратился к ней.

– Но как я уйду отсюда, милый? Я хочу остаться возле тебя, Мухит. Я чувствую за собой вину. Можно я объясню, как все произошло, дорогой? – тихим голосом взмолилась к нему она.

– Не надо мне ничего рассказывать, Мереке. Тем более в такой момент… Разве это, тот момент, когда мы,тут и сейчас, друг перед другом,будем объясняться? Пусть Канатик очнется. Пусть ему станет лучше. Я до сих пор за него внутренне, как и ты, волнуюсь, Мереке. Это, однозначно,была сложная и безотлагательная операция, – судорожно перебирая некие моменты, он, ответив ей, все еще не мог успокоиться.Это было заметно, как он с трудом и не в попад, пробовал подбирать нужные, для Мереке, свои слова.

Мучительные часы, пролетели, не дав хороших новостей, о состоянии Каната.Выждав момент, Мухит решил попробовать поинтересоваться у медсестры, какие врачи, проводили с его сыном операцию. И в этот момент, показались и сами, выходившие в коридор, врачи. Одним из врачей был тот, с кем он накануне разговаривал. Встретившись взглядами, тот решил снова подойти к нему.

Сделав вынужденную паузу, он вновь обратился к нему:

– Насколько операция прошла, я вам объяснил. Я иду с реанимации.Вы должны догадываться, что ваш сын, сейчас, там, под наркозом.Не стоит мне вам говорить, что там, на пляже, у вашего мальчика случилось перелом костей черепа, со всеми, конечно, последствиями. Это вы видели и должны были это определить сразу. Была вскрыта черепная кость и удалены некоторые осколки костей. Я боялся того, был риск отека головного мозга и кровотечения вашего ребенка. В целом же, цель вмешательства у нас была – это предотвращение риска посттравматического воспаления оболочек мозга вашего ребенка. Конечно же, вы и сами знаете, что понятие «посттравматическое», оно связано с будущем временем… Кто ни был, в том числе и я,мы всегдастараемся за положительный исход проделываемой операции. Вы и сами это, думаю, понимаете. Пока врачи здесь, но вскоре они уйдут… Хотели бы вы поговорить с ними? Давайте, я приглашу к вам, того детского хирурга, – уставшими глазами, он, посмотрев на него, далее обратился к нему.

– Я понимаю, что,все теперь, в дальнейшем, в руках Всевышнего… Я и сам хочу надеяться на то, что его организм будет бороться… Давайте же, не отчаиваться и надеяться на хороший результат,– добавил снова он и в желании оставить его, посмотрел на свои наручные часы и стал искать глазами медсестру.

– Да, я бы хотел поговорить с тем врачом-нейрохирургом. Спасибо вам за добрые слова, коллега. Мне надо расспросить его, обо всей тяжести состояния моего мальчика. Мне важен каждый нюанс прошедшей операции. Я не нейрохирург, но все же, вы должны понимать мое состояние. Я тут, конечно, прежде, как отец ребенка говорю, нежели, как врач. Могу ли я хоть посмотреть на своего сына? Пусть он даже будет под наркозом.

Они вдвоем прошли в ординаторскую. Возвратившись от них, он, попробовал простыми словами все объяснить, поджидавшей, его жене, Мереке. Она стойко все выслушала и по окончании рассказа своего мужа, прижавшись к нему, тихо заплакала.

– За что это нам, все, милый? НеужелиВсевышний, хочет забрать нашего сына? Скажи же,Мухит. Не молчи же, – взволнованно и дрожащим голосом, к нему обратилась Мереке.

– Это все нам дано, как испытание, Мереке. Я же надеюсь на хорошее… Что сын наш будет бороться за жизнь. Поэтому и ты молись, за выздоровление нашего Канатика. Хорошо, милая? И не смей думать, сейчас, о плохом, дорогая, – ответил он ей и стал поглаживать ее руки.

Мухит и Мереке остались в коридоре больницы, в желании, как-то быть рядом, со своим сыном. Им нечего было сказать друг другу. Поэтому они молчали и ждали новостей с реанимации, куда положили, после проведенной операции, их сына. Мереке же, не могла удерживать себя и лишь временами, тихо плакала, на что Мухит, поглаживая ее за плечи, старался успокоить и подбодрить ее.

Глава 2. Надлом

Горе, случившееся с Мухит, а именно, потеря сына, сумело сильно подкосить его.Тогда, пролежав пару дней в реанимации, их сын Канат, так и не приходя в сознание, умер.

Исчез, словно, яркий лучик солнца, сумевший осветить их жизнь и, не попрощавшись, навечно оставить их на земле. На бренной и безрадостной земле, где все напоминало о нем и вместе с ними, скорбило.

Павел, как близкий друг, сумел это заметить, когда он, по приезду в Кызылорду, навестил его и выразил ему свои соболезнования. Его, Мухита, тогда было совсем не узнать.Его, теперь, перекошенное, от пережитого горя, лицо, если кому то и не говорило ни о чем, то для друга, оно, говорило о многом. И даже более…

Некогда веселый и отзывчивый его друг, для Павла, он представился, совсем было, разбившимся человеком. Его живые глаза, сейчас, были тусклы, и взгляд был пространен. Павел впервые увидел таким своего друга и это тоже его обескуражило.

Теперь же, он, не появлялся на своей работе больше месяца. Исчез или даже, может, растворился… Иэто начало беспокоить Павла. Он старался звонить ему, но Мухит не отвечал на его звонки. Попытки найти его и поговорить с ним, оборачивались неудачей.То дверь его дома никто не открывал, то и соседи ничего и не знали о нем: появлялся он дома или нет. Этовсе совсем было расстраивало Павла, но он не хотел прекращать свои попытки попробовать найти Мухита и, может как друзья, поговорить по душам.Но что конкретное предпринять и как разрешить эту данную ситуацию, он не знал. Даже и это отчаяние, его нервозность замечали у него коллеги на работе, что даже удивлялись в некоторой степени.

Павел всегда отличался тактом и выдержкой, даже при обсуждении различных ситуаций, будь это на работе или даже вне ее. Но сейчас его волновало даже и не то, что он не мог найти друга, а то, чего он скорей всего боялся в глубине души. Это было волнение за то, чтобы он был живым и невредимым… Коллеги знали, что у Мухита в семье произошла трагедия и что он, сейчас, пребывал в трауре. Но насколько и как он сейчас себя чувствовал, этого, конечно, никто не мог подозревать. Может каждый из них и хотел бы узнать о нем, у его друга, но этих их расспросов, сейчас, боялся уже и сам Павел. Ему просто нечего было им ответить. А обманывать их и тем более себя, он, конечно, не желал. Эти мысли, все время его точили изнутри и, однажды, все же, решившись исправить эту сложившуюся ситуацию, он направился к нему, домой.

Каждый раз, он мысленно представлял, их свой, разговор. И пусть даже они часто спорили, но каждый в конце своих утверждений, всегда одаривал собеседника приятной улыбкой. Этих моментов, сейчас, ему сильно недоставало. Но все же, его особенно волновали в эти последние дни – это тревожные звонки Мереке. Он знал, что ее, не было, возле Мухит и что она была у своих родителей в Актау. Поэтому тревога за друга, можно было и сказать, что она его угнетала, как взвалившаяся на него, скала. Скала под названием Мухит. Скала, которому тоже, может, не хватало опоры. Что, находясь на краю пропасти,она сама, не желала этого признавать…

Он решил для себя пройтись, до его дома, пешком. По дороге же, он хотел еще раз продумать, в случае, если ему действительно повезет встретиться с ним,в этот раз, о предстоящем их разговоре. В глубине души, он на это, все же, не надеялся. Но все же надежда, пусть хоть была для него маленькой, она в нем теплилась.

Дорога к дому Мухит заняла порядка часа. Пропуская идущих навстречу прохожих и стараясь не обращать на них внимания, он мысленно старался представить его, представить момент встречи. Предстоящий их разговор пугал его, но желание встретиться и обнять своего друга, как в былые времена, оно было у него неимоверным.

Добравшись к его дому и простояв некоторое время у двери, Павел, все же решил постучаться в дверь. Дверь ему не открыли. Простояв в раздумии несколько минут там, он обернулся на звук поднимающего по лестнице дома, какого-то человека. От человека несло неприятным запахом. Борода и взлохмаченные волосы, из-за набок сдвинувшейся кепки, не давали разглядеть его лицо. В руках его была бутылка с неким содержимым, чего Павел даже и не хотел разглядывать. Павел, желая пропустить его, прижался к сзади стоявшей двери, и было даже, начал прикрывать свой нос. Но вдруг, этот человек, прямо посмотрев на него, странным, недовольным, но вроде знакомым, голосом, его спросил:

– Зачем пришел? Теперь и ты меня домой не пустишь? Отойди от моей двери, – сердитым голосом сказал этот незнакомец.

– Вы кто? – спросил его, было Павел, и попробовал, в этот раз, более пристально взглянуть тому человеку, в глаза.

– Ты что, встал то, у двери? К кому ты пришел, он и есть… Пропусти меня в дом, – теперь, он буркнул ему в ответ.

– Это ты, Мухит? Извини, что не узнал тебя. Но что за вид у тебя? Я рад видеть тебя, – пробуя его обнять, он, подойдя к нему, протянул свои руки.

– Не надо меня обнимать, Паша. Испачкаешься. Зачем ты тут? Я не хочу видеть никого, – проходя через открытую дверь, он обратился к нему.

– Я пришел к тебе, чтобы поговорить. Что, теперь своего друга, так будешь встречать, Мухит? Не похоже это на тебя. Не пустишь в дом, отвернусь и не приду больше, – резко оборвав свою речь, задав ему свой провокационный вопрос, он повернулся и показал, что был готов уйти отсюда. Через некоторую паузу, тот ответил:

– Паша, проходи. Да, ты друг мой. Ты и можешь меня ругать и говорить мне любые слова, но сейчас я … Я не ожидал тебя, сегодня, увидеть,– тихо ответив ему, он вытер свои глаза и удалился вглубь комнаты.

Павел зашел домой к нему и сразу же, увидев обстановку в доме, был немного ошарашен. Увиденное им, творившийся там, в квартире, беспорядок, его ужасало. Кругом лежали пустые бутылки от спиртных напитков. Запах из-за разлитых жидкостей с бутылок, на полу дома, резал нос. Обои на стенах были исписаны маркером и в некоторых местах, они были совсем разодраны. Некогда большое их зеркало, что висело в прихожей, было разбито и на ней были следы застывшей крови.

– Я сожалею, Мухит, что пришел без объявлений. Я хотел увидеть тебя. Считаю, что нам надо было бы поговорить. Что и говорить, Мухит? Сожалею, что ты потерял своего сына. Канат, ведь и мне был, как родным сыном. Смирись же с потерей друг. Конечно, не дай бог, испытать такое любому из нас! Но ты? Ты, Мухит, теперь сломаешься просто так? Но мне уже хватило увидеть тебя сейчас, – с некой ноткой грусти, к нему обратился Павел.

– И что теперь? Ты стыдишься меня? Никто не держит тебя тут. Можешь уходить.Ты говоришь, что мой Канатик, был тебе, как родным сыном? Кого это волнует и кто это помнит? Ты, сейчас, пришел ко мне, чтобы напомнить это? Где ты был, когда мне было плохо? Когда у меня все внутри кричало… Да, что и говорить об этом. Ты не видел меня таким, и ты ужасаешься моим видом? Я и сам не в восторге от своего вида. Не могу я сейчас иначе. Думаешь легко мне? Не могу я справиться с болью в душе. Она гложет меня изнутри словно, как некий червь… Мой мальчик Канат, его было ведь, как будто вчера… Зачем он оставил меня тут, Паша? Скажи, ты же знаешь, – глотнув с бутылки, ехидно спросил его Мухит.

– Это моя карма настигла меня, Паша. Ты понимаешь меня? Кто я, для своей судьбы? Какая то букашка. И если бы это было так… Я хуже, Паша, – продолжил ехидно Мухит и снова начал опустошать содержимое бутылки.

– Мухит, я всегда был рядом. Это ты закрылся в своей ракушке, и корчишь сейчас мне рожу. Или мои слезы по нему они другие? Можно злиться, что все пошло, так или иначе. Начать или продолжить свою жизнь, как бы тебя не испытывала бы она, твоя Судьба, это, думаю, не безумие. Кто ты есть, Мухит? Ты просто так сложишь руки? Я не поверю в это, друг. Я, конечно же, тебя понимаю, как никто. Думаешь, что сидя тут и попивая, ты можешь оживить его? Во что ты превратил свою жизнь? Где Мереке и Карлыгаш? Ответь мне.Не ты ли говорил, что дорожишь своей семьей. Странно все это, Мухит. Странно даже не то, что ты сломался от жизни. Странно то, что ты не удержал возле себя, своих любимых людей,– сказав ему это, Павел повернулся к нему, чтобы увидеть его глаза. Глаза, полные слез, смотрели на свою израненную душу и не могли ничего с этим поделать.

И в этот момент, он обратил свое внимание на выпавший из его кармана, некий кусочек бумаги.

Успев, разглядеть ее, он заметил, что это была фотография его сына Канат. Это фото его сына, лежавшее сейчас на полу и которое было не замечено Мухитом, смело грустно смотреть с пола на отца. Будто невидимым духом, оно пробовало теперь присутствовать тут и, конечно, может и ужасаться… Ужасаться того, в кого сейчас превратился егопапа. Ужасаться может еще и тем, насколько случившееся горе, его смерть, могло так глубоко перевернуть жизнь, его любимого, когда то, папы. Лишь далеким эхом, он смотрел с фото улыбающимся, взмахивая там своими ручонками.

И никто сейчас не знал, с чем они оба, Павел и Мухит, столкнулись и столкнутся еще, в будущем. Судьба сама кружила сейчас, вокруг каждого из них, Вихрем Событий. По законам, к сожалению, известным лишь самой себе.

– Мухит, подними то фото. Оно выпало у тебя с кармана. Оно уж точно испачкается же, – вежливо обратившись к другу, он указал пальцем на фото.

–Мой красивый мальчик. Прости меня, что не сумел тебя уберечь. Это я виноват во всем, что ты ушел от нас таким маленьким, – прошептал тихим голосом Мухит, и, поцеловав фото, быстро спрятал его в кармане брюк.

– Тебе ли меня судить, Паша? Думаешь, что я беспечно проживаю свою жизнь? Хотя ты может и прав. Кто ты и кто я сейчас? Я опустился на самое дно. Я никчемный забулдыга, Паша. Думаешь, мне легко и я не думаю обо всем? Если бы я так мог, друг. Уже и я боюсь у Всевышнего что-то просить. Просить то, чтобы потом это все потерять? Как жить дальше, Павел? Я во всем разочаровался. Кому мне говорить это все, если не тебе. Хотя, я бы удивился, если бы ты, это все, не знал. Паша, посмотри, какой он был у меня красивый. Он смотрит на меня тут и тоже, наверное, не рад, что я не рядом с ним. Я был его опорой в жизни. Именно был, а не стал… Я же ведь действительно, хотел быть для него, кем-то важным и нужным в жизни. Научить его всему тому, что знал. Показать мир таким, каким я знал его, чему все люди радуются и переживают… Да, я смею так говорить, после пережитого. Для меня этот мир, я скажу тебе честно, он опротивел. Потому что, он и есть сущее зло, лишающее радости нас. К чему стремиться, Паша? Ответь. К тому, что ты, в последующем, все растеряешь? Это фото, оно ведь у меня единственное. Оно, мое спасение и моя погибель сейчас… Ведь правда же, какой он тут красивый? Посмотри, как он там смеется, Паша. Он редко так смеялся в своей короткой жизни и поэтому, это фото, для меня особенное. Получается то, что я, жил только для него, Паша?Мереке с дочкой оставили меня одного. Может и они хотели, чтобы я принял его утрату, как свершившийся факт, забрав все его фотографии. Я же, не хочу так думать… Мне больно думать, что я мог, его своим, как бы бездействием,убить. Я получается ничтожный человек, никчемный врач.Хотя, наверное, слово «врач», после всего произошедшего, ко мне, оно, не применимо.Кому я,после этого,сейчас, нужен, что все от меня отвернулись? Да, я нужен был только своему сыну и то Всевышний забрал его у меня. Почему? Скажи мне, почему мы теряем своих детей? Это все,для нас испытание? К черту такое испытание! К черту все! Это я должен был быть на его месте. Он там вместо меня, Паша. Меня терзает чувство вины. Почему Всевышний не забирает нас? Наших жизней ему мало? Я каждый день умираю вместе с сыном в мыслях и это меня, знаешь радует… Радует то, что я смеюсь, что вместе с ним и как бы рядом… Я рассказываю ему, какие-то свои истории, и он слушает меня внимательно. Я даже чувствую его крепкое рукопожатие. Паша, представляешь, оказывается можно ведь так… И он не хочет от меня уходить, как ни странно… Но наступает утро и все продолжается снова. Я же предчувствовал эту трагедию, друг. Знал, что, что-то должно было случиться. Я же чувствую все, Паша. Я видел во сне какого-то, то ли великана, то ли какое-то существо и оно хотело, как мне тогда показалось, что-то сказать. По крайней мере, по его глазам, я прочувствовал это…Великан, смотревший на меня отчаявшимися глазами… Это точно был знак, Паша. Он же хотел меня предупредить. Ты думаешь, что это все грезы? Если бы это все было так. Если бы мы могли бы понимать смысл всего, чего нам хочет Судьба сказать и предостеречь…К сожалению, мне не выбраться из этого круга, Паша. Ты тоже отец ведь? Ты видел, как я жил. Видел, как я радовался и строил свои планы на жизнь… Оказывается наша жизнь, это просто фикция. Одна пустая ложь, Паша? Пусть он болел ДЦП, я готовил себя и хотел облегчить его жизнь… Я ведь ни разу и не пожалел, что сын был рожден с этим диагнозом. Мне было важно, чтобы он был просто рядом. Просто рядом, чтобы я мог его всегда целовать… И что теперь? Все мои знания, все, что я нарабатывал – это пустая затея, друг? Смысла нет ни в чем!Вот, что понял я. Я потерял опору в жизни. Вот так,наверное,и умирают люди. Так и я исчезну, что никто и не заметит этого…Моего присутствия и, конечно же, моих слез, друг,– сказав ему это, посмотрев на ту фотографию, он, всхлипывая, заплакал.