Читать книгу: «Хроники Моокрогга. Изнанка Тьмы. Том 1»
Посвящается А.И.Р.
Примечания
ОСОБЕННОСТИ КАЛЕНДАРЯ
* В году 360 дней.
* Год начинается весной, 1 марта.
* Названия месяцев привычные нам.
* 4 сезона по 3 месяца в каждом, итого 12 месяцев.
* В каждом месяце 6 недель по 5 дней, итого 30 дней.
* Официальных названий у дней недели нет.
* Сутки длятся 24 часа.
* Раз в 6 лет в каком-то из месяцев появляется «двойной день» — природно-магическая аномалия, когда сутки длятся 48 часов. Наступлению «двойного дня» предшествует лунное либо (куда реже) солнечное затмение.
КРАТКАЯ ХРОНОЛОГИЯ
1-66 гг. — Первая Война
2140-2144 гг. — Вторая война
2597-2606 гг. — Третья война
2938 г. — Четвертая война
2939-2942 гг. — Пятая война
2945 г. — Шестая война
2963-2965 гг. — Седьмая война
2969-2971. — Восьмая война
3000-3004 гг. — Девятая война
3117-3120 гг. — Десятая война
Глава 1
Зеленоватый солнечный диск скользил между грязными облаками. Погода здесь редко бывала иной. Как и время. Для трех фигур, облаченных в черное, это не имело значения. Ни один из них не мерил время так, как решили смертные. Да и мерил ли вообще?
– Ты нашел его, Великий. Наконец-то, – нарушил затянувшееся молчание один, стоящий у подножья каменного трона, взгляд темно-синих глаз скользнул по неподвижному полотнищу серовато-черной тени, простершейся чуть ли не до самого горизонта. Единственной тени, что не страшилась показываться на плато Совета. – Но мы не можем ничего сделать, пока не решится судьба Равновесия.
– Так и есть, – отозвался другой, тот, что сидел на троне. Взгляд нечеловеческих льдисто-белых глаз без зрачков был неизмеримо спокоен. Он ждал возражений. Что ж, долго ждать не пришлось…
– Хватит, – едко бросил третий советник, держащийся в стороне. – Я и без того слишком долго терпел это унижение.
– Мы не будем нарушать договор. Есть и другие способы достичь нашей цели.
– Твоей цели.
– Нашей цели, – с ледяным спокойствием повторил главный. – Нашей, Гриммсворд. После битвы Сторон нас осталось всего трое. Сейчас не время делить цели. Я наконец отыскал потомка того, кому перешел мой дар. Но убить его сейчас – значит дать светлым повод обвинить нас в нарушении договора с Вечными. Мы не имеем права вмешиваться в судьбу Равновесия. Не мы его творили и не нам решать его судьбу. Как не нам решать и судьбу мира, в который попали Печати.
– Те, кто ими владеют тоже далеки от творцов, – ядовито заметил Гриммсворд. – Все смертные оказались в Моокрогге по воле Судьбы и Случая. Явились из сопряженных миров. Они ничем не лучше нас. Но держат в руках ключ к новой битве Сторон. А мы просто… наблюдаем!
Льдисто-белые глаза поймали взглядом зеленоватое пятно солнечного диска:
– Ты сам когда-то был частью их мира.
– И потому знаю, о чем говорю, лучше вас обоих.
– Я никогда не ставил под сомнение твое знание. Но у меня нет никакого резона вмешиваться в эту битву только потому, что тебе надоело ждать.
– Ждать? О, я не просто жду, я стою здесь и слушаю того, кто по собственной воле лишился большей части силы, а теперь смеет приказывать мне набраться терпения!
– Хочешь бросить мне вызов?
– А если и так?
– Мы можем не просто ждать, Великий, – подал голос синеглазый.
– Говори, Фаргдалл.
– Если Равновесие падет, Моокрогг вновь поглотит Хаос. Есть большая вероятность, что мы потеряем след или человек погибнет раньше, чем вы проведете нужный ритуал и вернете себе утерянную часть силы. Почему бы, в таком случае, не помочь Носящим? Мы, как и вассалы, несущие нашу волю, не можем вмешиваться в судьбу Равновесия. Но кроме вассалов у нас есть и другие союзники. Формальности договора будут соблюдены.
Сидящий на троне задумчиво обхватил ладонью подбородок, медленно кивнул:
– Согласен. Поручим это моему посвященному – он сумеет найти даже то, что не оставляет следов.
Угольно-черные глаза Князя Гриммсворда зло сузились. Но возражать он не стал. Не сейчас…
Шуршали капли, скатываясь с крыш на брусчатку внутреннего двора, ворчал раскатами уходящий гром, следом за ним спешила юркая змея молнии. Непривычная для Юга погода загнала по домам даже вездесущих торговцев, стекавшихся в Хувнтон со всей Границы. Дождь шел уже четвертый день, неизменно отступая перед закатом и возвращаясь на рассвете, дисциплиной превосходя даже гвардию правящего монарха. Не то чтобы эта гвардия вообще была образчиком означенной дисциплины, но сравнивать мне особо не с чем – Верные Степи для столь возвышенных метафор явно не годились. Конечно, существовала в этом мире армия, с чьей дисциплиной и эффективностью меня угораздило познакомиться давным-давно, еще в детстве, но сравнивать кого-то с хатрами – неблагодарное занятие, что прекрасно доказала Четвертая война. А еще Пятая, Шестая, Седьмая и последняя, Десятая.
История Моокрогга ставила своими вехами крупнейшие войны, где сталкивались интересы соседей по материку, так что обрывалась годом подписания мирного договора с Севером – три тысячи сто двадцатым. Нынешний три тысячи сто тридцать восьмой год ничем еще отличиться не успел. Это если смотреть в масштабах страны. Но я бы лучше послужил переговорщиком в катастрофической Первой Войне, чем торчал здесь с этим дурацким экзаменом!
Я в который уже раз попробовал воплотить на практике свежепрочитанное заклинание и с непередаваемым чувством зашипел под нос куда более понятные слова, известные любому, кто хоть раз ронял себе на ногу ящик гвоздей. Бесполезно! Даже если изменить две последние переменные, проклятая формула не работает. Нужно менять центральные или перестраивать саму основу, и я инстинктивно чувствую, как это сделать так, чтобы наверняка добиться нужного результата, но предмет-то называется «Основы классической магии», а не «Десять самых удачных импровизаций никак-не-выпускника Южной Школы»! Бездна б побрала эти занудные экзамены, консерваторов-наставников, закосневшие школьные правила, а заодно и магию всех сопряженных пространств вместе взятых!
Скрипнула дверь, в проеме показался тощий зад сокурсника, натужно волочащего какой-то грязный мешок.
– Кого убил? – меланхолично бросил я.
– А, Хаос тебя забери! Звор! – Сидхар, будущий оракул, от неожиданности подскочил ретивой блохой и выронил добычу, машинально хватаясь рукой за сердце. – Нельзя же так пугать!
– А как можно?
– Никак нельзя! Нет бы хорошее что сказать, а то сразу «убил», «убил»…
Приятель смерил меня укоризненным взором, затащил в комнату мешок и, воровато повертев головой в полутемном коридоре, запер дверь на крючок.
– Что это за дрянь?
– Картошка, – пропыхтел Сидхар, ногами подпихивая мешок в угол.
– Вот я и спрашиваю: кого ты за нее убил.
– Свободное время, – скривил губы оракул и принялся отряхивать пыльные ладони и не менее пыльные холщовые штаны, подпоясанные щегольским плетеным ремнем. – Привязалась какая-то девица на торжище, коза у нее, видите ли, пропала. Дойная-удойная, все хозяйство на ней, родимой, держалось, ну, ты и сам знаешь все эти селянские присказки о краеугольном серпе, прадедом заговоренном на большой урожай, богами ниспосланной несушке и прочих неприкосновенных обитателях амбаров, сараев и огородов. В общем, мне стало жаль бедняжку, но денег у девицы не оказалось, вот я картошкой и взял.
– Лучше б натурой.
– Пойди предложи, – Сидхар критически оглядел себя спереди, выпятив тощую грудь, смахнул пару пушинок с вышитого красной ниткой жилета. – Только место на погосте заранее присмотри, у ее братца кулак размером с кочан капусты.
– Что-то у тебя сегодня одна картошка с капустой на уме. Нет бы грезить втихую о пышнотелых селянках, – я лениво отмахнулся от хиленького светового пульсара, брызнувшего молочно-белыми зернами по стенам. Швыряться «светлячками» умели даже первокурсники, независимо от специализации – это одно из самых простых и одновременно эффектных заклинаний. Убить никого не убьет, но уважение впечатлительных селян обеспечено. – Коза-то нашлась?
– Нашлась, – в голосе оракула зазвучала плохо скрываемая гордость. – Я сначала отказаться хотел, не мой же профиль, тут скорее прорицатель нужен, событие-то в прошлом, а не в будущем; но потом придумал, как можно выкрутиться: прикинул вероятности, покрутил так-сяк, сузил временной промежуток, и вот она, родимая, стоит в мясном ряду.
– Странно, что не лежит в виде супового набора.
– Не все в этом мире такие кровожадные, как ты.
– Да, есть личности и покровожаднее. А что с вором?
– Наверное, сосед спер, как водится. Тут уже забота стражи, а не гильдии, хозяева сами разберутся.
– Если успеют добежать до мясного ряда быстрее потенциальных покупателей. Странно, что заплатили тебе раньше, чем добежали… Может там уже и забирать нечего и разбираться не с кем.
– Шестьдесят из ста!
– Я бы за такую вероятность гнутого медяка не дал.
– Да ты бы отказал несчастной девушке, даже не выслушав! – возмутился сокурсник, чье человеколюбие, на мой взгляд, было грехом почище кровосмесительных браков пустынников. – Подумаешь, какая-то коза, это же не мешок альвийского золота или любимая кобыла градоправителя.
– Ну, тут многое зависит от самой девушки, – хмыкнул я, выразительно двинув бровями: – И того, насколько сильно она желает вернуть свою пропавшую собственность.
– Учи лучше, прелюбодей, – махнул на меня рукой Сидхар. – Или на экзамене баб обсуждать будешь вместо схемы преобразования энергии в условиях магической аномалии?
– Не напоминай, – поморщился я.
– Кто, если не я! – оракул патетично простер руку к обшитому досками потолку, но успел ретироваться до того, как я шарахнул ему вслед боевым пульсаром.
Сидхар, темноволосый и кареглазый уроженец Восточной Границы, с детства мечтал стать боевым практиком, но не имел совершенно никаких способностей к этому. Ни один маг не может быть специалистом во всех областях, у каждого свой путь развития и способности, которые и составляют профиль. Однако, Сид не желал смиряться с уготованной ему узкой стезей провидца далекого будущего, при случае обзаводясь боевыми артефактами, просиживая штаны на лекциях по общей теории магии или приставая ко мне с расспросами.
Талантливый оракул уже сейчас мог претендовать на хлебную должность в числе штатных магов Хувнтона, об этом открыто говорили все наставники. Перемежая хвалебные речи укоризненными, мол столь почетная должность требует от мага безупречной репутации и высоких моральных устоев (по крайней мере на первых порах). Сидхар внимал, вздыхал, краснел и каялся, выслушивая очередные нотации. Была бы его воля – и о железные принципы востокчанина ломались топоры порока, а репутация сияла ярче нимбов святых Храма. Но воля была моей, а пить Сидхар просто не умел, после третьего стакана наливки превращаясь в бузотера похлеще тролля и ловеласа почище эльфа. Хотя в последнее время приятель активно отбрыкивался от совместных походов в корчму – надвигающиеся выпускные экзамены подействовали на него лучше, чем крест на мракобеса. Впрочем, отсутствие компании в деле посещения злачных заведений меня никогда не останавливало.
В дверь постучали. Я вздрогнул от неожиданности и раздраженно рявкнул:
– Да чтоб вас всех Бездна сожрала! Открыто!
– Завидное гостеприимство, юноша.
– Простите, мастер, – тут же сбавил тон я. – Не думал, что это вы.
– Да, это заметно, – хмыкнул в бороду Дергон, устроился на втором стуле и зашелестел какими-то бумагами, извлеченными мракобес знает откуда.
Любовь директора Дергона к печатному и рукописному слову была необъятна, как Море – помнится, в прошлом году один из бывших выпускников завещал Школе свой архив редких свитков времен Седьмой войны, и, могу поклясться, большего счастья в глазах директора я не видел за все пять лет моих школьных мытарств. Дергон – светлый стихийный маг седьмого уровня, практик, волей обстоятельств ставший теоретиком, уже много лет назад махнул рукой на возможность вписать свое имя в летописи и променял бойкую нежить на не менее бойких студентов. Вслух на это директор не жаловался, но по Школе упорно ходили байки о некоем героическом и бескорыстном светлом маге, изредка благодетельствующем в окрестных селениях под прикрытием зачарованного плаща-невидимки.
Шуршание бумаг резко оборвалось, директор поднял на меня сосредоточенный взгляд:
– Звор, ты не мог не заметить, что в последнее время к тебе стали предъявлять повышенные требования.
Я рассеянно кивнул. Не сказать, чтобы я когда-то был любимцем преподавателей, скорее наоборот, но недовольная мина мастера Ништы сотоварищи аппетит мне не портила. К тому же не все наставники погружались в пучину черной меланхолии, едва завидев в аудитории мою скромную персону. Главная проблема заключалась в другом: если теория магии худо-бедно держалась в закромах моей памяти, то с практикой дело обстояло куда хуже. Схемы и формулы, столетиями не дававшие сбоев, у меня попросту не срабатывали, заставляя раз за разом изобретать колесо и комбинировать то, что по всем учебникам комбинированию не подлежит. Со стороны преподавателей это выглядело бесконечным бунтом против святая святых классической магии или заносчивым чванством желторотого студента, и провоцировало экзаменаторов на соответствующее отношение к экзаменуемому. А в этом году к обычным неприятностям прибавилась новая – стационарный Источник Школы наотрез отказался делиться со мной добром в виде магической энергии. Генераторы и накопители при этом работали исправно, но пользоваться любого рода «посредниками» на экзаменах запрещалось, рассчитать возможные затраты энергии заранее невозможно, а грамотно распоряжаться ею без должного боевого опыта я еще не умел. И, что-то мне подсказывает, ждать несколько часов, пока резерв начнет восстанавливаться сам собой, наставники тоже не будут.
Между тем Дергон вытащил из широкого рукава мантии очередной свиток и с хмурой задумчивостью протянул мне:
– Ну-ка, взгляни.
Я покладисто взглянул. Обычная расшифровка собственного энергетического поля мага, шесть графиков: судя по подписям, по одному за каждый пройденный курс и еще два только за этот год. Узор переплетающихся линий, ничего не говорящий непосвященному, но невооруженным глазом видно, что на каждом графике он разный. Кроме последних двух, значительно потерявших в объеме.
– Обычно такие колебания характерны для становления магического дара, – негромко заговорил директор Дергон, – но никак не для мага, претендующего на пятый уровень силы, и уже определившегося со Стороной, а ты был темным, еще когда впервые переступил порог Школы. Мы с коллегами-преподавателями давно подозревали, что в твоем случае имеем дело с некоей аномалией развития способностей. Оставалось определить, с какой именно: врожденной или приобретенной. Я спрошу снова: есть ли хоть малейшая возможность, что твой магический дар – наследный?
Я оторвал взгляд от свитка, хмуро глянул на директора и качнул головой, ответив, как и пять лет назад:
– Не знаю, мастер Дергон. Может быть да, а может и нет. Я плохо помню свою семью.
– Жаль. Впрочем, это не так уж важно, я спросил скорее из праздного любопытства теоретика магии. Наследственность тут не играет никакой роли. Точнее, мы до сих пор понятия не имеем, играет ли она хоть какую-то роль. Но для обретения твоих способностей наследственность совершенно необязательна. За это отвечает несколько иная… хм-м… сила, – директор со вздохом развел руками. – Последний график более чем показателен, так как рисунок твоего энергетического поля наконец-то проявился во всей, хм-м, красе. И, благодаря этому, многое становится понятным.
Я хмыкнул и вернул свиток. Редкая же руна мне выпала. И расклад не совсем удачный.
– Единственный северянин потока – и такой сюрприз, – Дергон покачал головой, но чего было в этом жесте больше, разочарования или удивления, я так и не понял. – Обычно маги Северной Границы выбирают Школу Гитска: и к дому ближе, и отношения с Западом у Севера куда лучше, чем с Югом. До сих пор не понимаю, как мастер Олбрин мог счесть тебя востокчанином, здесь же с первого взгляда все ясно…
Я неопределенно пожал плечами. Конечно, светлокожие брюнеты встречались на всех Границах, но меня выдавали характерные резкие черты лица и глаза. Свинцово-серые, холодные как вода в полынье, глаза коренного северянина. В одной из легенд орков говорилось, что глаза первых поселенцев Моокрогга не имели цвета, потому что те пришли из мира, где царила вечная ночь. Но стоило переселенцам увидеть свет здешнего солнца – и он навеки отпечатался в их глазах. Конечно, легенды орков в большинстве своем говорили о самих орках, так что версия выглядела вполне логично – глаза у чистокровных представителей этой расы были желтыми. Что послужило причиной внезапной пигментации радужной оболочки у остальных рас Моокрогга – оставалось только гадать. Люди Юга были в большинстве своем черноглазыми, Восток отдавал предпочтение оттенкам карего, Запад – голубому и зеленому, Северу достался серый во всех своих проявлениях. Исключения, конечно, тоже встречались, чаще всего у потомков смешанных браков и полукровок от иных сущностей.
– Впрочем, тут есть и плюсы. Раз мы определили твой профиль, то теперь все странности в управлении энергией легко объяснимы – каноны классической магии разрабатывались под руку… хм-м… чистокровных представителей доминирующих рас или потомков их смешанных союзов, в общем, тех, кто более всего склонен использовать именно классику, а ты… – Дергон повращал кистью, будто пытаясь подобрать нужные слова.
Я мрачно скрипнул зубами. Ну, говори уже, давай. И я со спокойной совестью плюну на мракобесовы экзамены и с первым же обозом уберусь в Прибрежье.
– Ты взаимодействуешь с энергией скорее по хатрским канонам, – вопреки моим подозрениям продолжил директор. – Конечно, если у них эти каноны вообще есть. Никто, кроме самих хатров ничего не знает об их магии.
Ну да, конечно. Дело-то не только в канонах – в конце концов хатры входят в число «доминирующих рас» и кроме собственной магии прекрасно оперируют классической, что неоднократно доказывали в той же Десятой войне. Я многозначительно помолчал еще минуту, но Дергон явно не собирался говорить то, что мы оба знали. Бездна разберет почему.
– И… что вы предлагаете, мастер?
– Предлагаю серьезно задуматься о своем будущем. В этом мире для мага открывается масса возможностей, не ограниченных боевой практикой. Впрочем, сейчас твоя главная забота – выпускной экзамен. Об остальном поговорим после.
Я дождался, пока за директором закроется дверь, смачно, по-орочьи выругался и бессильно ткнулся лбом в столешницу. Бездна забери этот мир! На кой цваард я вообще поступал в Школу?! В самом деле, напросился бы в какую-нибудь лавку и не мучился. Нет же, приспичило послушать чужого совета и свернуть налево на клятом перекрестке у дворцовой площади! С другой стороны, с моим терпением, точнее, отсутствием оного, только в лавке и сидеть. Сегодня в лавке, завтра в тюрьме, за убийство очередного привередливого покупателя.
О чем, Хаос его сожри, Дергон вообще собрался разговаривать? Тем более после экзаменов. Решил вручить мне диплом, чтобы тут же отобрать? Замечательный план, хоть и больше в духе бывшего директора Южной Школы, формально обязанного принимать в нее всех носителей магического дара, а на деле на дух не переносившего нелюдей. Учиться-то он им не мешал, а вот дипломы вручал весьма неохотно и, если не заваливал на выпускных испытаниях, то пытался подловить на каких-то мелких нарушениях после, грозя запретом практики даже за несвоевременную уплату налогов и строча километры кляуз в совет гильдии.
Скрипнула дверь, но я не обратил внимания, тщетно пытаясь избавиться от торжествующих победу дурных предчувствий.
– Эй, ты чего? Звор! Слышишь? – обеспокоенный Сидхар потряс меня за плечо, заставив поднять голову. – Что-то случилось?
Я мрачно кивнул и пересказал принесенные Дергоном новости – благо много времени это не заняло. Приятель молча слушал, застыв в неловкой позе, потом мотнул головой и не глядя подтянул под зад стул:
– Ты уверен, что это был твой график?
– Думаешь, директор наконец-то впал в маразм и таскается к студентам для деморализации перед выпускным экзаменом? А по ночам со зловещим хохотом подделывает документы?
Оракул вздохнул:
– Хотелось бы согласиться, но… Если бы директор на досуге занимался подделкой документов, то уже купил бы собственный особняк на островах и уволился из Школы к бесовой матери.
– Значит, график настоящий.
– Значит, настоящий. Что будешь делать?
– Пока не придумал. Есть предложения?
– Нет, но… – оракул замялся, чем пробудил у меня подозрения в наличии тщательно замаскированного корыстного умысла. – Я лучше подожду подходящего момента.
– Он может никогда не настать, так что выкладывай.
– Слушай, ты еще ничего…
– Выкладывай, – пресек я очередной поток увещеваний.
Сидхар, за все годы знакомства неплохо узнавший мой характер, тут же пошел на попятный:
– Ну хорошо. Помнишь, на прошлой неделе я предсказал кражу тому мастеру артефактов, Крассу? В общем, сегодня я опять к нему заглянул: хвала Силам, что он отнесся к предсказанию серьезно, и страже удалось быстро схватить вора.
– Но ты, конечно же, предсказывал ту кражу по доброте душевной, потому теперь будешь довольствоваться исключительно горячей благодарностью счастливого лавочника, – не удержался от сарказма я.
– Да, мы и правда не договаривались о гонораре, – кивнул Сидхар, давно привыкший к моим подначкам, – но Красс уважаемый в городе человек и очень известный мастер. Так что помимо благодарности у меня есть и кое-что посущественнее.
– Леденец на палочке?
– Нет, – в тон ответил оракул. – Артефакт на веревочке. Точнее на цепочке. Не взглянешь?
– Я плохо разбираюсь в артефактах, даже фон не всегда ощущаю, ты же знаешь. Почему не спросил, когда брал?
– Я выбирал наугад, по наитию. Было как-то… неловко. Вдруг он очень ценный? Генератор защитного поля или какой-нибудь усилитель боевых пульсаров…
– Или чудодейственное средство от облысения, – покивал я, совершенно не впечатлившись фантазиями сокурсника.
Наугад и по наитию в этом мире чаще всего попадается сплошная дребедень, а вытащить из кучи дерьма бриллиант можно только если ты сперва сам его в эту кучу и засунул. Оракул осуждающе покачал головой в ответ на мой вечный пессимизм и тут же просиял, нащупав что-то в кармане куртки:
– Ага! Нашел!
Выудил искомое, полюбовался пару секунд и торжественно протянул – ну ни дать ни взять орден, дарованный лично правящим монархом при большом скоплении завистливого народу. Только подушечки с кистями не хватает. Я поймал артефакт на открытую ладонь, покрутил перед глазами. Обычная семилучевая звезда из черненого серебра, в центре небольшой черный камешек сложной многосторонней огранки.
– Что это, как думаешь?
– Понятия не имею, – пожал плечами я. – На вид что-то довольно старое, септаграммы для изготовления артефактов перестали использовать еще в Седьмую войну, как бы символично это ни звучало.
– А что за камень?
Я медленно начертил указательным пальцем нужные руны, прямо в воздухе, торопливо развеял две последние – не то! – и осторожно дотронулся до артефакта:
– Опал, если не путаю отзыв.
– Ого, никогда не думал, что они бывают такого цвета…
– Можешь спросить кого-нибудь с кафедры алхимиков, они точнее определяют камни.
– А это что значит? – торопливо спросил Сид. Изящные лучи из черненого серебра неспешно наливались оранжевым, равномерная пульсация едва угадывалась. – У меня он не светился. И в лавке тоже, – в глазах Сидхара отразилось подозрение, что «орден» ему подсунули с гнильцой, но ни один нормальный студент магической школы не откажется от дармового артефакта, будь тот хоть трижды проклят самим Вечно Мертвым.
– Почувствовал что-то, вот и активировался.
– Что именно?
– Не знаю. Обычно артефакты реагируют на создателя, носителя или то, для чего предназначены. Что говорит твое наитие на этот счет?
– Ничего, – покачал головой оракул, на всякий случай прислушавшись к ощущениям.
– Странно, – хмыкнул я. – Обычно из тебя так и сыплются пророчества о конце мира.
– Тебя бы оно порадовало? – поджал губы Сидхар, болезненно реагирующий на любое упоминание о специфичности своего дара.
То, что на первых курсах можно было счесть досадным недоразумением, постепенно становилось системой. Конечно, увидеть востокчанин мог и хороший урожай репы, и смерть любимой тетушки заказчика – вероятности развития событий открывались перед ним по-прежнему легко, – но с высокой точностью был способен предсказывать только негативные. То, что репа вызреет – тридцать процентов из ста. А вот тетушка отойдет в Сопредельный мир уже с вероятностью в восемьдесят-девяносто процентов. Такая специфика дара снижала спрос на него – не каждому охота слушать пророчества о падеже скота, побитой градом пшенице, разграбленном обозе или бесплодии будущей супруги. Хотя, если заменить почившую тетушку тещей – клиентуры поднаберется, хе-хе…
– Извини, Сид.
– Ерунда. Я начинаю привыкать к мысли, что войду в летописи с прозвищем «черный вестник Моокрогга».
– Объединим усилия? Ты будешь предсказывать народу гадости, я исполнять их.
– Отличное предложение. Только чур разбираться с последствиями тоже будешь ты.
– Почему это?
– Судя по графику Дергона – у тебя получится лучше. Так что с этой подвеской?
– Предлагаю тебе сходить к тому прославленному лавочнику и спросить, он наверняка знает, чем торгует, – я протянул артефакт Сидхару, но приятель поспешно отстранился и для верности спрятал ладони под мышками. – Брось, Сид, ну светится, подумаешь, не взрывается же…
– Вот не хватало, чтобы еще и взорвалось! Знаешь, бери-ка ты его себе, Звор.
– Хм… Если ты насчет облысения, так мне вроде бы рановато…
– Артефакт засветился у тебя в руках, значит реагирует на твое поле, – взгляд оракула внезапно стал серьезным. – Я выбирал, положившись на свой дар, значит он должен был попасть именно к тебе.
– А если б не засветился, ты совал бы его всем встречным-поперечным?
– Прогнозируемая вероятность пятьдесят при переменной к шестидесяти трем, – щегольнул знаниями востокчанин, но пропали они втуне – как и большинство боевых практиков я понятия не имел о тонкостях расчетов предсказаний и вероятностей. Зато немало знал о причинах внезапной щедрости обитателей этого мира.
– А может этот твой Красс просто спихнул тебе бракованный товар? Ну-ка вспоминай, он, случаем, не сильно радовался твоему выбору? Может как-нибудь подмигивал подозрительно, бровями шевелил, ухмылялся, хихикал в кулак, сквалыжно потирал трясущиеся потные ручонки?
– Я уже говорил, что Красс – известный мастер и очень уважаемый человек, он дорожит своей репутацией! – возмутился моим грязным инсинуациям Сидхар. – И, между прочим, закончил кафедру алхимии в нашей Школе!
– И что? Хочешь сказать, диплом хувнтонской Школы дарует индульгенцию? С выпускного и до смертного одра?
– Как ты только дожил до двадцати трех с таким характером!
– Может и не дожил, – меланхолично пожал плечами я. Кивнул в ответ на изумленный взгляд оракула. – В смысле – может и не до двадцати трех. Я знаю только примерную дату своего рождения. Плюс-минус пара лет.
– И говоришь мне об этом только сейчас?!
– А что тут такого? В мире полно людей, которые не знают собственных родителей, не то что какую-то кучку бесполезных цифр. Да и какая разница? Арканам и заклятиям все равно, кто их строит – столетний старец или двенадцатилетний юнец, главное векторы не перепутать.
– Ну знаешь… Ладно, дело твое. Но в лавку мастера Красса я точно не пойду и ни в каком заговоре его подозревать не стану, как бы плохо ты не думал об окружающих. В крайнем случае спрошу у кого-нибудь из ребят с кафедры алхимиков, помогает ли эта штука от облысения.
– Если бы помогала – то просто так бы на прилавке не валялась, – я спрятал септаграмму в подвязанный к поясу карман и решительно поднялся из-за стола.
– Куда собрался? – сдвинул брови Сидхар.
– К директору Дергону. Поболтаем, что делать с бесовым графиком.
– Отлично! Заодно и про артефакт спроси! – крикнул мне в спину оракул.
– Обязательно, – буркнул я, только чтобы отвязаться. По правда говоря, артефакты меня сейчас интересовали в последнюю очередь.
Небо неспешно наливалось фиолетовыми чернилами подступающей ночи, пока что едва заметными на фоне оранжево-желтого заката. Необычный для столицы Юга холодный ветер любопытно перебирал страницы книги, забытой на прилавке. Моложавый мужчина лет пятидесяти чуть сощурил карие глаза коренного востокчанина, привычным движением пригладил щеточку аккуратных рыжеватых усов.
«Ветер, значит…»
Едва заметно усмехнулся своим мыслям. И непроизвольно вздрогнул от внезапно раздавшегося голоса:
– А не посоветуете ли мне, мастер, парочку накопителей, да побольше? Чтобы аж до самого Гребня Скальнарго хватило.
– Простите, уважаемый, на сегодня… – торговец осекся, рассмотрев темнеющую на пороге лавки фигуру. Укоризненно сдвинул брови. – Хидан. Прекращай паясничать.
Оранжево-желтые глаза пустынника, ярко выделяющиеся на фоне смуглой кожи, смешливо заблестели:
– А может я серьезно.
– Зачем тебе накопители? – вздохнул мужчина и принялся осторожно укладывать в большую холщовую сумку оставшиеся на прилавке артефакты. – С объемами твоего-то резерва.
– Просто захотелось внести свою скромную лепту в ваше благородное дело. Пару монет на благо революции, так сказать, – юноша подпрыгнул и уселся на краю пощербленной доски, любопытно подтянул книгу, перелистнул взад-вперед несколько страниц. – Не знал, что вы говорите по-эльфийски, уважаемый мастер.
– Только читаю на современном диалекте. И ты должен был найти Бирхеля, а не разгуливать по городу у всех на виду.
– Я его нашел. И чем вам не нравится мой вид? – Хидан, насмешничая, пригладил длинные, до самого пояса, серебристые волосы. – Одет вроде прилично.
– Зато ведешь себя как босяк, впервые попавший в цивилизованный город.
– Ну, уважаемый мастер, я же из восточных пределов пустыни, там не в чести придворный этикет. Но с кем-то из южных вам было бы куда сложнее договориться.
– Твои южные соплеменники в большинстве своем вообще не умеют говорить, – мужчина потер поясницу и ткнул пальцем в сторону собранной сумки. – Бери и идем.
Юноша спрыгнул с прилавка и, подхватив сумку, вышел за дверь. Дождался, пока его спутник запрет лавку и начертит на двери несколько замысловатых охранных рун, неторопливо зашагал следом:
– Куда идем?
– Туда, где нас увидит как можно меньше народу. Что ты сказал Бирхелю?
– Отдал двухсторонний передатчик и наказал ждать сигнала.
– Отлично.
– Зачем он вам понадобился, уважаемый мастер? Не самый сильный практик этого мира, да еще и не рискующий соваться на тракт – слишком любит непыльную кабинетную работенку.
