Читать книгу: «Привет эпохе», страница 18

Если учитывать чисто политическую ситуацию, которая сложилась в противостоянии Израиля с «Хизбаллой» на момент трагедии в Кафр-Кане, то прежде всего эта атака нанесла вред израильской стороне. И если бы она планировалась военными таким образом, то уж политики бы возражали против нее точно. Именно поэтому результаты ракетной атаки Кафр-Каны были израильской разведкой тщательно расследованы. В результате в распоряжении военных оказалась пленка с видеозаписью того, что произошло уже тогда, когда завершилась первая атака израильской авиации, то есть, после двенадцати ночи.

В деревню Кфар-Кана подъехал автобус, из которого вышли люди. Были среди них и дети. Все они направились в сторону домов. Ни для кого уже давно не является секретом, что «Хизбалла» кощунственно использует жителей ливанских деревень в качестве живого щита. Тому есть многочисленные свидетельства, в том числе и откровенно циничные высказывания Хасана Насраллы. Так вот, когда обстрел деревни был закончен, боевики «Хизбаллы» собрали несколько многодетных ливанских семей и перевезли их в один из полуразрушенных домов, где все же уцелело несколько комнат. Они сказали жителям, что теперь опасаться нечего, второго обстрела этого района не будет, так что в доме можно укрыться с детьми безбоязненно. Доверчивым крестьянам даже выдали несколько пледов и немного еды, пару флаг воды. А на рассвете, когда только показался в небе первый непилотируемый израильский самолет-разведчик, один из боевиков «Хизбаллы» с балкона того самого дома выпустил «в молоко» ракету. Приборы беспилотного самолета зафиксировали вспышку, передали координату на свою базу, оттуда тотчас поднялись самолеты и по цели, определенной приборами, нанесли удар.

Во время тех, 2006 года, событий я объездил почти все города, которые обстреливала ракетами «Хизбала». Каких только удивительных историй мне не довелось тогда услышать. В бомбоубежище города Кирьят-Шмона показали мне детскую коляску, где мирно посапывала трехмесячная малютка. Ракета из Ливана прямиком попала в один из домов, просвистев, вылетела насквозь. Пролетела она, в том числе, и через комнату, где в люльке беззаботно играла погремушками трехмесячная Литаль.

А в хайфской больнице «Рамбам» рассказали мне о штурмане израильских ВВС, который в самый разгар боевых действий получил внезапный отпуск на сутки. Фамилию мне, правда, не назвали, ибо по законам военной цензуры имена боевых офицеров называть нельзя. Так вот, этот самый штурман, назову его Н., еще несколько лет назад сдал кровь по программе поиска потенциальных доноров костного мозга. Так сказать, проявил сознательность и гражданское благородство. Уж как его в военной неразберихе удалось разыскать медикам, непонятно, но, видно, даже в напряжении боевых действий, воинские начальники с достаточным пониманием отнеслись к просьбе врачей. Итак, штурмана вызвал его командир и сообщил, что Н. является единственным в стране донором, чья кровь подходит для какого малыша, больного лейкемией.

– Так что если ты согласен дать для этого ребенка кровь, можешь быть 24 часа свободен, – объявил командир.

Н., не мешкая отправился в центр страны, где городе ПетахТиква расположена самая крупная на Ближнем Востока детская клиника «Шнайдер». Там у него взяли костный мозг для больного малыша. Врачи сказали, что шансы на выздоровление у него неплохие.

Вообще-то говоря, война войной, а люди-то , я, разумеется говорю о нормальных людях, остаются людьми. Еще в самом начале боевых действий крупнейшая израильская газета «Едиот ахронот» ( «Последние известия») опубликовала короткую заметку. Корреспондент этой газеты побывал на самом севере страны в маленьком городишке Нагария и взял блиц-интервью у жителей, которые в числе первых ощутили на себе удары «катюш». Один из горожан, человек весьма преклонного возраста на иврите, судя по всему, практически не говорил, но слово «катюша» повторял настолько часто, что журналист заинтересовался, чего это дед все время повторяет название ракеты. Кто-то из собравшихся охотно взялся переводить и история выяснилась достаточно символичная.

Хаим Вайсборода, репатриант из России, недавно отметил почтенный юбилей – 95 лет. Живет он один, но вполне еще бодр и, зазвав на день рождения соседей, даже позволил себе рюмочку пропустить. «Не больше, только рюмочку», счел нужным уточнить Хаим. А репортеру он поведал вот что:

– Я в годы войны, которую вы называете Вторая мировая, а мы, советские люди – Великая Отечественная, воевал с фашистами. И когда у нас появились «катюши», я ими гордился. Я знал, что чем больше «катюши» убьют фашистов, тем меньше фашисты убьют евреев и вообще всех хороших людей. И что же теперь получаются? Раз «катюши» убивают евреев, значит, они оказались в руках фашистов. И главный фашист этот Насралла.

– Мне, конечно, сразу предложили уехать в центр страны и там меня где-то поселить, где обо мне день и ночь заботиться будут. Спасибо этим добрым людям, но я отказался, – вел свой неторопливый рассказ Хаим Вайсборода. – Я не только никуда не поехал, я даже в бомбоубежище еще ни разу не был. Не то что я ничего не боюсь, вовсе нет. Но я столько пожил на свете, что мне пора уже ТУДА, – явно выделил он последнее слово. – И если я окажусь ТАМ, то вдруг попаду в рай, и сам Всевышний вручит мне цветы за то, что Хаим Вайсборода всегда был порядочным человеком, – пошутил он.

Репортеру история со старым Вайсбородой показалась забавной, он эту коротенькую байку опубликовал, и тут история получила неожиданное продолжение. Многолетний читатель «Едиот ахронот» , офицер службы тыла полковник Йехиэль Коферштейн, прочитал заметку, она показалась ему не просто забавной, но и по-человечески трогательной. И вот, оказавшись по делам службы в Нагарии, он кое-как разыскал букет цветов, а в полуразрушенном городке это было ох как нелегко. Потом уже, без особого труда, нашел квартиру Хаима Вайсбороды и, когда старик открыл ему дверь, с порога, широко улыбаясь, произнес:

– Хаим, ты только не подумай, что я Всевышний, но ты же мечтал получить цветы, вот я тебе их и привез…

Х Х

Х

МНОГОТОЧИЕ

Вместо эпилога

Однажды известной советской журналистке Татьяне Тэсс поручили написать крохотную информацию. Она корпела над ней два дня, на третий принесла в редакцию. Редактор прочел и сказал недовольно: «Тебе велели написать информашку, а ты написала очерк. Татьяне Тэсс дали новое задание, снова на тридцать строчек. Она опять написала очерк, после чего стала одной из самых известных и любимых в стране очеркисток.

Избрав репортерство основной специальностью, чего бы я не делал, а все у меня репортажи выходят. Уже много лет пишу книги. Каждый раз, вычитывая новую рукопись, убеждаюсь – все равно репортаж. Обширный, многостраничный, в твердой глянцевой обложке – но репортаж. Сначала огорчался, потом успокоился. В конце-концов, вся наша жизнь – это хроника событий, фактов, явлений, взаимоотношений. То есть – репортаж.

Когда я только делал свои первые шаги в журналистике, старшие коллеги повелели: заруби на носу и запомни на всю жизнь два правила. Правило первое. Газетчик не должен ставить в заголовках вопросительного знака. Правило второе. Нельзя заканчивать статью многоточием. И поясняли: если в заголовке ты ставишь вопросительный знак, значит, сам не знаешь ответа на вопрос, который задаешь. А если в конце текста у тебя вместо точки – многоточие, следовательно, тебе еще есть, что сказать, но ты говорить не хочешь, либо боишься, а может, просто не умеешь высказать то, ради чего за перо взялся.

Всю жизнь я старался этим правилам следовать неукоснительно. Но на последней странице этой книги все же поставил многоточие. И сделал это умышленно. Я действительно не все сказал. И за этими тремя точками стоят события и люди, о которых в книге не упоминается. Ибо пересказать многолетнюю жизнь репортера «обремененную» ученой степенью доктора политологии и званием профессора, невозможно, да, пожалуй, и ни к чему. А если у кого-то возникнет желание поглубже окунуться в былые времена, можно просто полистать подшивки старых газет и ощутить дыхание времени. Я же лишь поделился самыми яркими своими воспоминаниями. Настолько яркими, что они отчетливо, будто это было вчера, сохранились в моей памяти, и в архивные свои блокноты мне так ни разу заглянуть и не понадобилось. И снова – многоточие.

Точка.