Читать книгу: «Холодильник. Повесть»

© Владислав Несветаев, 2018

ISBN 978-5-4490-4002-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Я окончил первый курс института. Лето подходило к концу. Стояла середина августа. Мой болтливый язык превратил многочисленные круги моего общения в два синих круга под глазами. Большинство друзей и знакомых от меня отвернулось. И даже девушка, с которой мы так хорошо проводили время в Москве, больше не желала со мной общаться. Последнее упущение гложило меня больше остальных.

К счастью, в моем родном Обнинске оставались друзья «на периферии». Они не входили не в один из кругов моего общения, хотя, если углубляться в систематизацию, их можно отнести к одному отдельному кругу, к которому относятся и близкие родственники. Они не были моими сверстниками. Старшие наставники, что ли. В их обществе я был не полноценным участником, а каким-то сторонним наблюдателем. Они – экран в кинотеатре, я – зритель.

Это вгоняло меня в такую тоску, что порой мой рацион был скуднее рациона узника Освенцима. И не только к пище я потерял аппетит, но и к жизни в целом. Однако же появился человек, пробудивший во мне животный голод.

После промозглых серых дней, которые впрочем сильно меня не сковывали, наступило тепло. Не то, чтобы я сильно рвался гулять (я итак жил долгое время на даче в уединении), просто отсутствие общения со сверстниками начало постепенно сказываться на психическом здоровье. Мне стал совершенно безразличен мой внешний вид и отношение окружающих ко мне. Единственное, что меня тревожило, – это разочарованные глаза матери. Когда она видела меня в нетрезвом состоянии, плотины её глазных водохранилищ трещали по швам, но она держала себя мужественно. К тому же она не могла понять природу моего эмоционального состояния, что также заставляло её унывать. Она испытывала то чувство, когда понимаешь, что хочешь и можешь помочь, но не знаешь, чем. Чувство беспомощности. Я бы дал ей возможность меня вытащить, но я сам не мог до конца

понять, в чём дело. Новость о том, что я иду гулять со старым одноклассником, её сильно ободрила.

Игоря я не видел, наверное, с зимы. Тем для общения накопилось огромное множество. Раньше мы были с ним не разлей вода. Но вода всё-таки разлила. Целые две реки в поперечнике отделяли нас друг от друга. Ока и Протва. Простыми словами, двести километров. Я не помнил, почему мы долгое время не могли встретится летом, ведь мы оба пребывали в родном городе.

Мы, отдавая дань традициям, отправились на прогулку накинув на спины по гитаре.

Он зашёл за мной ко мне домой. Я, как всегда, не был готов. Попросил друга войти, не проявив особой радости от встречи. Игорь прошёл в комнату, как смущённый чем-то хозяин, уселся в кресло и стал теребить шнур от зарядки моего телефона. Когда я ушёл в уборную, мама засеменила в мою комнату.

– Здравствуйте, – послышался глухой голос Игоря.

– Ну, как учеба? Рассказывай. Привет, – ответила мама. Любила она здороваться задним числом.

– Ой, да вроде нормально. Я же старостой заделался. Наша прошлая староста в марте в больницу попала. Так вот мне теперича всякие привилегии организовывают. По сути учусь всё так же, но оценочки завышают на бал-два. Ну, дак харизматишный юноша. Молодые преподши так и тают.

Игорь произносил слова с такой глупой деревенской интонацией, что я ненароком стал улыбаться, согретый чувством приятной ностальгии. Такую манеру общения мы с ним выработали вместе. Он, кстати, ещё не разогнался. Обычно, когда мы говорим друг с другом на своём языке, никто из окружающих нас не понимает. Маме его придуривания нравились. Она искренне смеялась.

– Ну а с девочкой-то все хорошо? Вы ее хоть навещаете?

– Тёть Роз, я только все эти сходки организовываю. К этой миледи я заявляться не хочу. Она же ненавидит меня всем своим куриным сердцем. Думает, что я её подсидел. Нет, мы с ребятами по пьяне как-то занимались спиритизмом, Владос подтвердит…

– Э, ты что трындишь! – завопил я, окончательно отвлекшись от своего физиологического акта. Комната залилась смехом.

– Да ладно, шучу. Влада не было. Он в нашу «дыру» соваться не хочет. Ты же у нас не какой-то замкадыш! – адресовал он мне последние слова. И тут я вспомнил, почему мы с ним не виделись так долго. Верно, его расстроило моё предвзятое отношение к месту его обучения.

– Ну я теперь не только замкадышом буду! Заполярщиком стану. В армию пойду. Учеба поперек горла! Так что я в твою Калугу теперь хоть каждые выходные, пока не загребут!

– Так, а ну кончай дурью маяться! – крикнула мама и пошла на кухню продолжать заниматься бытовыми делами. Проходя возле туалета, она дважды стукнула ладонью по двери, поторапливая меня.

После моих недолгих блужданий по комнате и поисков кепки мы вышли из дома. Мама, стоя одной ногой в квартире, а другой – в подъезде, крестила меня, быстро спускающегося по лестнице и прячущего глаза от стыда, вызванного архаичной набожностью собственной матери.

– Ну как там твоя леди Ди? – начал я разговор, выйдя на улицу.

– Ой, братан, мы же развод произвели. Всё. Я ей айпод воротил и футболку с халком. Бабистика локти кусает теперича.

– Зачем? Что она сделала-то?

– Ты поздно как-то спохватился. Я уж с мая без мадам жизнь живу. Честно говоря, не помню, что конкретно случилось.

– Жесть конечно. А айпод зачем отдал? Это же типа подарок.

– А чтобы рассчитаться окончательно. Ну вообще, я думал, она мне медведя воротит. Ну, моему примеру последует. Нифига. Безнравственный народ – эти женщины.

– У вас обостренное чувство справедливости, сир. Мир не так чист, как хрусталики ваших наивных глаз.

Мы шли по аллее в сторону нашего любимого бара. Любимым он был потому, что о нём практически никто не знал. И на нашу любовь к нему, я уверен, повлияли обстоятельства нашего первого визита туда. Думаю, мы просто отождествили бар с той прекрасной порой нашей жизни.

Находится он за Белкинскими прудами, в коттеджном поселке. Место пыльное, сухое и невероятно сильно контрастирующее с прибрежной зоной у прудов. Если окружение прудов, диаметром метров в двести, обросло частоколом хвойных деревьев, то процентное количество влаги на дороге, около которой стоял бар, стремилось к нулю. Создавалось ощущение, что на этой дороге вещество может существовать лишь в двух агрегатных состояниях. В твёрдом и газообразном. Жидкое в такую жару моментально превращается в газообразное. Хотя, стоит справедливо заметить, что в особую жару дорожное полотно начинало постепенно покрываться рельефом, повторяющим узоры протекторов шин проезжающих машин. Выходит, что всё же в жидком состоянии вещество на этой дороге существовать может, но это не отменяет того факта, что микроклимат этой дорожной артерии имел много общего с климатом северо-восточной Африки.

Впервые мы оказались на этой дороге, когда нам было лет по пятнадцать. Мы изучали окрестности города, стараясь найти занятное место, где можно укрыться от бытовой повседневности. Помимо необъяснимого пилигримного рвения открыть для себя что-то новое наши сердца наполняло животное чувство страсти. Как говорит моя мама, пришло время влюбиться. Нет-нет, мы влюбились не друг в друга (хотя, если отбросить предрассудительные мысли, можно сказать, что мы имели с Игорем некую эмоциональную связь, которую можно назвать любовью), а влюбились в девушек.

Здание бара сильно напоминало салун. И его окружение заставляло вспомнить лучшие вестерны двадцатого века, посему там царила атмосфера приключений. Мы припарковали своих железных коней у входа и вошли в «салун». Мне невероятно сильно хотелось выбить дверь ногой, но я лишь робко толкнул её пальцами правой руки. Интерьер бара напоминал придорожное американское заведение, чьи владельцы явно имели ирландские корни. Слегка приглушенный свет, деревянная обивка стен, гербы каких-то организаций, изображенные внутри треугольных картонок и электрогитара, висящая на стене позади бармена. Ах бармен! Невероятно харизматичный молодой человек со светлыми гусарскими усами. В тот день к нему пришли его друзья. Они приятно проводили время, посасывая пиво из полулитровых бокалов и играя в приставку. Когда мы вошли, на нас почти не обратили внимания. Мы сразу оценили обстановку. Чуть пошептавшись пришли к выводу, что нам запросто продадут пиво без паспортов. Чуйка не подвела. В тот день мы впервые выпили пиво, купленное на свои деньги без разрешения родителей. Осмелев после выпитого, мы попросили поиграть на гитаре. Наверное, такая подростковая наглость слегка смутила ребят, поэтому они ничего не возражали даже когда слушать заплетающиеся ноты нашей игры было невозможно. А останавливаться мы никак не хотели, ведь в бар вошли две молодые девушки. Одну из них я впоследствии стал называть «Леди Ди».

2

Теперь же мы шли в бар уже со своими гитарами, ибо стационарную гитару сломал кто-то из посетителей, Леди Ди и приключения остались в прошлом. Бармен сбрил усы.

Диалог с Игорем совсем не клеился. Мы вспоминали всякие истории, говорили о фильмах, музыке, но былой эмоциональной вовлеченности в разговор никто из нас не испытывал. Он решил спросить меня о том, как я провел последние несколько месяцев.

– Я же со всеми разосрался. Помнишь Лену? Ну, ту, с Петровско-Разумовской. Я рассказывал. Ну, вот мы же с ней типа стали встречаться. Да и всё хорошо у нас было. Но я как-то раз с Серёгой поругался из-за его Оксаны, и он против меня можно сказать всю группу направил. Ну, вот я в тот день был злой и раздосадованный. Сидим вечером с Леной в маке, и не помню, что она такого сказала, но я жесть как взбесился. Сказал ей что-то типа «ты не человек, а набор ярлыков и стереотипов». Просто она понтавалась как-то странно. Вела себя так, будто она один из персонажей, сыгранных Робертом Дауни Младшим. Но если ему такое поведение к лицу, то ей точно нет. Сейчас я так не считаю, конечно, но тогда я дико разбомбился.

– А сейчас что?

– А сейчас она не хочет со мной разговаривать. И вот с мая эта хрень продолжается.

– Ну, понятно, – он потерял интерес к моему рассказу.

– А мне ж потом так хреново было, что я решил уехать на дачу и пожить там в одиночестве.

– И как? Помогло?

– Да просто всю неделю пробухал и ничего для себя не вынес. Всё ещё хуже стало.

Наконец мы добрались до бара. Поздоровались с барменом, заказали по пиву. Стали пить. Уныние, царившее в баре, можно было резать ножом. Тогда я захотел поиграть на гитаре.

– Ребят, тут начальство камеры поставило. Играть у нас теперь нельзя. Я-то не против, но просто меня потом из-за вас оштрафуют, – пролепетал бармен. Какая липовая отмазка. Зачем врать? Нельзя было сказать, как есть? Не хочешь слушать, так и скажи.

В каком-то полудрёме мы сидели за стойкой в ожидании заката. Иногда в бар кто-то заходил, но за стойкой никто не оставался. Все брали пиво с собой. Я водил пальцем по наружному кольцу пустого бокала и наблюдал за агониями мушек, угодивших в хмельное болото разлитого пива. Иногда тишину прерывали чьи-то короткие реплики, но они не находили поддержки, становясь либо риторическими вопросами, либо брошенными в пустоту фразами.

Когда вся эта тоска надоела даже солнцу, и оно начало скрываться за густым сосредоточением сосен, подсвечивая ярко-желтым светом дым фабричных сигар, мы заплатили за пиво и пошли в сторону двора.

Солнце окончательно уступило небо Луне и звездам, когда мы дошли до района. Вместе с темнотой пришёл холод, покрывший наши тела мурашками. Хотелось согреться. Мы уже собирались расходиться по домам, но я обратил внимание на старую, разбитую лавочку, на которой мы время от времени сидели. Это седалище почему-то всегда притягивало шумные компании молодых людей и считалась поистине культовым местом. Это говорит о большой удачливости, когда застаешь её незанятой. Скамейка обладала каким-то шармом и очень часто становилась местом пересечения чьих-то судеб. Можно было сесть на неё и ждать, когда новые интересные знакомства сами упадут тебе на голову. Можно было идти к ней, как к месту получения новой миссии в компьютерной игре. К тому же тем вечером она была будто специально подсвечена поломанным уличным фонарем, который был прикреплен к почему-то до сих пор деревянному столбу одним лишь проводом. Форменный театр. Он висел, как груша на дереве, и лил холодный направленный свет прямо на лавку. Просто нельзя было не обратить на неё внимания. Мы сели, расчехлили свои инструменты и стали делать музыку. Пальцы и горло стали согреваться, но нутро просто заледенело. Тогда и появился Арам.