Реклама
Читать книгу: «Майн кайф»
Владимир Николаев
МАЙН КАЙФ
© Николаев В.В., 2015
ПРЕДИСЛОВИЕ
Для нормальной женщины главной задачей в идеале является рождение детей исключительно во взаимной любви. Рождение в других случаях в моральном плане можно считать преступлением различной степени тяжести в зависимости от условий. Секс для среднестатистической женщины, это грязный и неблагодарный труд, за исключением той необходимости, которая и даёт возможность заполучить вожделенный плод в виде желанного дитя. Аргументы добыты в результате допросов заинтересованных лиц, научных работ и собственных размышлений. С уважением.
Открывателю канализационной чугунины и направителю обнаруженного потока Виктору Алексеевичу Егорову посвящается
МАЙН КАЙФ
Белый хлебный лист накладываю на космогонию черноты и мажу чёрную икру строки, черпая с неба.
И междустрочные пространства стараюсь сделать поменьше, хотя черный квадрат и не мой формат.
Мне в ночи нужен просвет для того, чтобы видеть в звёздном ювелирьяже твои глаза…
С крутых вершин течет в твои жилы кровь… и волосы у тебя, как корабельные снасти.
Так и хочется протянуть швартовые канаты своих рук.
Ведь даже корабль, тесно прижавшись к причалу, тоже, видимо, хочет ощутить себя на время частью чего-то основательного и большого.
И, несмотря на железную волю, жалобно тонкая изящная шея, но мягкие волосы, теплая кожа и чуткий слух-ух-ух, и мы могли с тобою просто УХ…
Ты можешь угадать крик удовольствия ещё на подступах, когда сердце будет работать на меня, а ум уже против.
Ты умеешь разброситься воображением и напрячься телом, как под прессом – секретарь, и можешь получить впечатление от события, которое происходит в тебе, для доклада на пресс-конференции мне же.
Чему быть, то именовать. И в эпатаже этого репортажа на злобу ночи и дня должно быть не больше ста строк.
Будет обязательно в нём духоподъёмный пафос о коммунистических усилиях каждого из нас, о вновь и вновь вводимых мощностях, повышении ЭДС и КПД.
И никакой бюрократической волокиты, только тяни – толкай.
Как когда-то сказал перестроечный Горби: нам это подбрасывают.
А я ему отвечу: очень вовремя меня подбрасывает. Мы готовим почву к посеву семени. И у нас лопатки за спиной совковые.
И мы в угаре социального строительства сжигаем кожу, и наши тела липнут эпителием, и я уже прикрепился к тебе душой.
Лезем из кожи навстречу встречным обязательствам.
Даешь всю "пятиминутку" в три минуты!
Клоком новостей с телетайпа сердечного ведомства срочное сообщение: пульс 666, давл. 666/6, грудь: вира – майна.
Я сверхчеловек, потому что всегда в позиции сверху. А ну давай, и ты попробуй, ведь у нас равноправие в труде.
И он у нас фронт, и мы на передовой, в горячем цеху.
И грудью ляжем на грудь, когда пули оргазма со смещённым центром тяжести и удовольствия, как исполненный приговор трибунала, проткнут пустые скорлупки черепов.
Как пережимающее дыхание реки бетонной глыбой, многоквадратное, многокроватное, остроугольное трэндчувствие остановит нас.
И будем преданы забвению… на пару минут.
Эта остановка и промедление – жизни подобны.
Линейные функции мозга превращаются в линейчатые, узорчатые.
День-даун неделимой на речь околесицей, небылисицей превратил человеческое вещество в психосомятину.
Инфоповод, который нас завёл сюда, должен как инфоповод-ырь найти выход.
Иначе это будет уголовная статья – оставление человека в опасности.
И от тебя-то требуется сосущий пустяк.
Именно сущий пустячок из лёгкой фракции любви, после последних тяжелых фрикций: поцелуй, почти воздушный.
И спасен… и облегчения слеза… капнемся… чокнемся… была слеза рюмочкой для глаз, но утекла не разбившись, и я готов лечь под эту капельницу сосудом… поделись улыбкою своей… ты умеешь смеяться слезой…
Но на телетайпной ленте пока нет слов.
И абонент "свободное время" для нас постоянно неприступен.
Да не трудно разомкнуть круг не заколдованный, потому что в прищуре моего сердца твоё.
Ведь и у сердца есть желудочек, поэтому и надо для приятельской беседы встретиться и осязанием нащупать аромат где-нибудь у хвоста… недели, из чашек кофе храпучино, и распробовать теста драйв, запечённого в виде круассана… несмотря на диету эту, которая, плотно сжав губы, взглянув на свою талию, неодобрительно возведёт глаза в степень.
Час полон на половину… и скоро он наполнится. И час дня, тоже часть дня: почти половина.
Ты – как кафедра экономии, и, право же, всегда права и даже во сне, приобретая фьючерсы на "ПОЗИТИВИЗУ", ведёшь себя финансово грамотно, с прибылью.
Ты, как и самые грациозные женщины, мыслишь очень грационально.
БРАВО – выпускнице института государства и права. И если ты будешь уходить от мужчины, то с энциклопедическими знаниями его слабостей и недостатков.
Покажи бескаблучнику горы, на которые делают твои ноги восхождение и оттуда выглядят изящнее, чем без обуви.
Я-то топаю, ещё путаясь под ногами у четверга, но так как он уже почти спина пятницы, то я почти у неё на закорках.
Двадцать девять. На самом деле двадцать семь.
Часы отпущены на моем поводке на две минуты вперед, как запускают кошку впереди себя в новое жилище, и я эти две минуты ищейкою высылаю вперед. Может, успеют о чем-нибудь предупредить.
Лучше о приближении праздника, выпавши из-за угла толпой уличных музыкантов.
Королевы хода – пешки ног, коронованы обувью "Экко". Эка невидаль.
Я их тоже целю в эту даль, с опережением самого себя на полшага.
Потомственный столбянин я на дороге, потому кланяются мне верстовые столбы с почтением.
Как в пляс хлыну в пучину ходьбы. Хоть бы хны мне дюймы, метры, аршины, версты, километры, мили…
Заставила приближающаяся, шаркающая навстречу старость броситься на неё в писабельный поход.
Пока нет краеугольного камня, желающего возлечь в основание текста. Пока только некое пространство, прогретое энергией думательного процессора.
Есть ещё остатки отдельных слов и их редких брачных союзов от прошлой повести. Союзы и междометия, скорее междунытия из междубытия.
Предлог на английский манер – препозишен. Подползи же, предлог поближе к существительному.
Хотя уже есть мысли, объёмом выпирающие из одного слова, как женские желания в гареме.
Они подобно мелким ящеркам, глазками-двоеточиями пытаются всмотреться в контуры замысленного.
И, видимо, подчиняясь некоему генетическому влечению природы, почувствовав близость подобных, готовятся из простых форм попробовать организовать более сложную материю – сословие слов.
А может, пока просто, как утерянный хвост ящерицы, лежат, задумавшись о том, куда же это уперла голова.
Моя пока на месте, и уже где-то в оффшорной зоне подсознания открыт текущий счет для накопления капитала букв, слов и превращения их в складские запасы.
Плугом освоятеля целины по чистейшему полю А-четвертого листа, убранному "снегурочкою", отваливаю первую чернозёмную, чёрным по белому, строку повествования в надежде получить урожай озимых всходов читателей на моей ниве в срок.
Хотя можно было повременить, и тогда, возможно, из отселекционированных зёрен весенних слов сорта "слава" взошёл бы более плодущий урожай.
И глядишь – в закромах уже яровая слава.
Преодолена пограничная полоса строки, а дальше поля свободы.
И я полевой командир провозглашённой мною республики. Сегодня имею полное право.
Так ли хорошо я справлюсь с незнакомым мне ремеслом, как ладно конструирует ортопед продолжение инвалиду, видя даль, в которую тот покатит, как проктолог вникает в глубь, зная, что в ней находится, и видя, что появляется на поверхности, – мне неведомо.
Я вообще, как прикованный к пулемету стрелок, пока не вижу своей цели.
Я упакован в вакуум. И вата в башке… Ватуум.
Нет рядом ментора, который бы вёл, подсказывая.
Просто сказали – пробуй, пиши, а пока только: пши… пши…
А может, и хорошо, что в одиночестве и глушине носишь слова по мозгу, потому что как раз и может пугливая растерянности немощь, а не шум известности, сыскать резервы не на поверхности, адсорбируя тревогу и уводя её из организма через словоотвод.
И где-то в темноте, обламывая крышку аварийного дыхательного клапана, выпускаешь неожиданно джинна "второе дыхание" и ему на помощь спешит второе терпение.
А уже внутренним зрением начинаешь видеть, что благодаря тревожному плеску ума сознание прибивает его к мыслеплатформе, с которой можно запустить синхроном ввысь пилотажную группу идей.
Я как пчела-недонос.
Не донёс я до бумаги часть текста потому, что практически всё ценное я собираю в полёте, т.е. в походе. Но если не успел занести на бумагу, то всё и не пиши – пропало.
Мне потом с бумаги в голове нужно перетарить на настоящую, а с неё – в виртуальное пространство головы компьютерной.
Мне, конечно, не до премии доехать Букмекеровской или как там её – Букеровской.
Мне бы хоть на малюсенький гонорар нацарапать, ведь шаг-то крупяной, меленький.
По буковке собираю, по букеровке.
Если честно, то соскучился по большим деньгам. Ну как большим – для меня. Случай, всего-то пару-тройку раз, и свёл с неплохими деньгами.
Прыжки через бессловесное пространство, через обрывы, через пропасти между слов, через слова без особого смысла очень часты.
Не так ловко я загоняю стаю цветастых слов, как рыб, в качестве наполнителя смысла в заводь абзаца.
Меня первая повесть "Одиночный" сделала живородящим, но ничего, кроме хлопания по плечу и словесных авансов, не принесла.
И вообще это не был вдохновлённый автором труд, меня кто-то сзади, как кобылу, перетянул вожжами, и я как зае… записал всё попавшее в моё поле зрения и проросшее там урожайно, и даже чуть больше, пока мчался и смотрел по сторонам.
Были люди, которые, полистав по диагонали, сказали: читай это сам.
Я с пониманием отношусь к здоровому критихамству, поэтому никаких возражений.
Тем более что всех моих читателей наберётся не более, чем на собрании по вопросам ЖКХ какой-нибудь "хрущёвки".
А многие вообще просили писать короче.
И я, идя им навстречу, постараюсь уложить всё повествование в одну строку.
Правда, опять же не ручаюсь за её длину…
Хотя сегодня, пожалуй, всё это не имеет никакого значения, потому что пишу в лучших наших традициях: в стол.
Ведь читающая публика почти вся превратилась в считающую… как и раньше, деньги до зарплаты. В лучшем случае – листающую.
А можно дописаться и в "столб"…
Уже родилось и, похоже, будет только крепнуть движение "Антимайдан".
Но иногда продолжаю получать и лестные отзывы.
Подкрошат хвальбы – работаю клювом… стучу. И запиваю зернобубновые и хлебонесущие.
Закачу-ка я на кухоньку птачку чая.
И заварочка сквозь воду, которая через огонь, и напитком в медную трубу глотки глоточками.
И трудяга чай на чело поставит следы круглого, крупного пота.
А через некоторое время пошла отдача от организма. Клетки делегировали излишки воды вовнутрь. Кто сколько смог. Меньше всего, наверное, кости, ногти и волосы. Но, со всех по капле и мочевому шарику праздник – жёлтое в розовом.
Он-то гордо пучится, сознавая свою важность в данный момент, а вот остальным эта радость уже невмоготу.
Ну, так оно частенько и бывает.
Всё, турбинным способом беспокойство наружу.
Хотя получается ведь иногда нарастить на голую кость алфавитного скелета мясного фарша литературщины, слегка приправленного матерщиной в латентной форме в виде соуса, и уплотнить в слове мысль до почти идентичной натуральному.
И таки получить подобие литературного изделия… лаптературного скорее.
Для меня очень литератрудного.
Написать-то написал, а вот теперь на нужную клавишну нужно тыркнуть, чтобы на своё место отправить текст.
Не тут-то было. Не та оказалась пупочка под пальцем, и нет у меня этого отрывочка – обрыв.
Клык мышки – крик. Выкинул в пропасть.
Да глаголом об существительное.
Обида на свою компнеграмотность перехватила горло, как собака пастью. Перехватывающая парковка получилась.
Необходимо отдохнуть чуть. Чудесно ведь уже освоился на этой "шведской" стенке из строчек.
Ловкой обезьянкой вскарабкался наверх, и вот – надо строить заново. Делать нечего, впрягайся.
И из-под копчика пера на кончик аппетитно течёт чернильная слизь, т.е. слюнка… и мажется… пишется.
Хм… А получилось вроде чуть лучше. Идет выделка шкурки по слоям. Значит, где-то поближе этот вариант эпизодика к ценности пушистого меха, чем в первом варианте.
Хотя многое, о чём пишу, имеет тиснение на моей коже. Да и внутренние органы не остались в стороне. Они тоже орнамент на поверхности формируют.
Как пелось в песне: ты только все, пожалуйста, запомни, товарищ "ПАМЯТЬ".
И товарищ печень…
Кое-что усвоено напрочь, накрепь.
Вот с вычислительной техникой, как в институте не заладилось, так и тянется шлейфом.
Тогда настолько заплутал в непонятном для меня языке программирования "бейсике", что чуть не взбесился.
Пересдавал зачет несколько раз. А потом плюнул и сдал его своему корешу. Талантлив парень оказался по художественной части и в зачётке он расписался лучше, чем сам преподаватель.
Сидя в креслице, прямо по курсу разглядываю картину за окном, даже цепляя обочину.
Еду в общественном транспорте. В двух метрах напротив меня, в зоне моего бокового зрения, как жар-птица ярким виденьем появляется красивое, женское молодое лицо.
Ты хочешь сказать, что невозможно определить, так ли это? Смею заверить, хоть и не посмотрел я на него в упор. Каждый мужчина в такие моменты всей своей кирзовой свиной шкурой ощущает прелесть соседства. Я продолжаю совершенно отстранённо изучать пейзаж, видя мимо.
Грязные обочины дорог. Весенние снабжающие организации наконец восполнили острый дефицит листвы.
Но она ещё далеко не изделия по ГОСТу, видимо, в связи с почечной недостаточностью.
И прозрачные, и цвет их наивно зелёный, неспелый.
Видимо, только что подвезли с прокатного стана, где почки расплющивают в лист.
Ну да ладно, по ходу пьесы исправят. А на безлистье и так сойдет. А попозже выкормят корневыми усилиями молодую поросль, независимо от уровня. Хотя, может быть, и здесь у каждого лоббиста-корня свои протеже протягивают ветки наверх. И листочки, наверное, есть, которым можно солнышка и воздуха побольше.
Впрочем, это лишь инсинуации.
Конечно, это из вон той грязи прикорневой. Ведь не растаял ещё весь снег, и он-то и даёт подпитку подобным разговорам.
И изредка, отдельным экраном на общем фоне трансляции, чуть увеличиваю резкость в том месте, где восседает красота, по-прежнему не поворачивая даже головы в ту сторону.
И что вы думаете? Я ощущаю некоторое замешательство в поведении.
Что её смутило? А… похоже, что вот это моё деланое равнодушие. Ведь она привыкла к определённому церемониалу. Через долю минуты все самцы, претендующие на доминирование, видимо, как правило, уже отмечаются в путевом маршрутном листе этой красавицы.
Украдкой или стикером липкового взгляда в глаза, которые она и вовсе не пялит по сторонам, а все же чётко, как внимательный контролёр, корешки билетов обрывает безошибочно.
Но тут она не совсем понимает ситуацию.
В чём дело, почему этот нахал не сгибает колено и не проделывает ритуал поклонения красоте?
А всё ли на месте?
А то, как у Гоголя: НОС!!!
Да нет же, сегодня даже в зеркале все черты были как-то особенно органичны. Бывает же, что ты своей физиономии ставишь девять по десятибалльной шкале.
Слушай, а может, с причёской что-то?
И вот я вижу первый выплеск беспокойства. Её прелестная ручка пробежала торопливо по волосам.
Что вы милая, даже если бы на голове был сейчас полный… это бы смотрелось очаровательно. Не в этом дело.
А в чем? И она продолжает искать причину.
Может быть, что-то с одеждой?
И я вижу, как она осматривает всё, вплоть до обуви.
Сегодня я могу себе позволить роскошь человеческого общения на других началах. Для меня сейчас ваша красота мало стоит.
И поэтому я не буду вилять хвостом и заглядывать в глаза.
Сегодня я хозяин ситуации, и ты это почувствуешь, когда я посмотрю тебе в глаза, в последний момент расставания навсегда. Я не вернусь после новостей и рекламы…
И занозой у тебя в мозгу останется вопрос… Да кто ты такой, чтобы?..
Кто я? Я трудонолик. Да, да, не трудоголик, а временно не работающий. Возраст за пятьдесят.
Кто стоит за мной? Убеждения.
Откуда средства к существованию? Наверное, из желания не изыскивать средства прекратить существование, пока оно доставляет радость.
Живу без содержания, но в форме.
А радостей в моей жизни было. Торжество пленарного восседания за праздничным столом – после долгих приготовлений, женских мистерий начинки стола яствами и украшений в конечной фазе и себя, после беготных и бигудных состояний в торжествующие наряды – требует некоей стартовой отметки.
Открыли: заседание и тару и налили по первой. И прокатили мы её, родимую, мимо острых зубов, не повредив ни вот столечко, по мягкому зернистому языку через гланды, по пищеводу в желудок, как на саночках с горочки.
Из узкого бутылочного горлышка да через твоё, не очень пока широкое, эта порция свежести и удали выехала на простор. И вот уже придохнуло нутро, как втягивает первую порцию воздуха гармошка в руках у затейника.
И тут надо побыстрее сплавить со стола, как лёд во время ледохода, остатки рудиментов официозности. А значит, быстренько налить по второй.
Да вы закусывайте, закусывайте!
Конечно, конечно. Правда, один раз, сидя в компании иностранцев, на наше традиционное напутствие услышал:
А зачем ?
Как зачем? Ну чтобы не опьянеть!
А зачем тогда выпивать?
Ну да не понимают они ничего в наших застольях. А мы по второй. Все по погонам и на первый-второй рассчитайсь, как в армии.
Так, у кого пять звездочек – тому коньячок. Вот Еремею Тактиковичу, как медаленосцу, орденоносцу, партбилетоносцу, грамотоносцу, мы льём, ничего не спрашивая. Ветеранам фронта застольных битв с алкоголем – особый почёт. А вы меня уважаете?
Так что второй эшелон прибудет вовремя. Сам погибай, а товарищу наливай… И ни-ни, ничего и знать не хххотим, сами язвенники.
Вон, подгребай лучше ближе салатик капустный с орнаментом ярко-клюквенным, как по болотцу сыпнутым размашисто.
Заячий аппетит – салатам, а волчий прибереги к мясу.
Конечно же, нашёлся заводила, который водку льёт в рот, как воду, и она исчезает там, как в трубе большого диаметра, не шевеля при этом кадыком.
И не морщится он, а только шумно выдыхает лёгкие фракции выпитого и досылает в ствол горла маленький солёный огурец.
И из его иерихонской трубы тут же звучит призыв налить ещё по одной. И нальём. Это нам после первых двух надо было обязательно расконцентрироваться в запивальном напитке.
А чем дальше, тем проще. Даже уже подражая застрельщику, будем пить с ним на брудершафт.
Чемпионат меры. Хоть ты прекрасно знаешь возможности своей печени. Кляча она бесхвостая. А сигарета, как фитиль бомбы, догорев до фильтра, взорвётся внутри без звука, но сильно повредив коммуникации.
И ты уже не топ-менеджер своего тела… Оно как мопед, долго таскаемый по дороге при запуске с толкача, неожиданно оживает и, вырвавшись из рук, катит куда-то в кювет.
Это потом выяснится, что придорожная канава будет только под утро, а пока горные тропы и таинственные чащи, живописные шрапнелины винограда, готовые выстрелить через некоторое время тебе в голову чудесным винным букетом.
Спелыми арбузами вот у той прелестницы груди.
Погоди, погоди, мужики, сейчас наш мастер разговорного жанра и балагур поведает, как один раз сходил на амурное свидание.
С чувством, с толком… в обстановке, посиделки-полежалки расслабили.
Наш донгуан был потревожен стуком в дверь не вовремя. Выскользнуть из расслаждения не составило труда, сделал это на раз.
Воображение быстро подсунуло картину короткой и жестокой расправы, потому как он не был спецом в кулачных боях. На одевание времени ушла долька.
И, не успей ловкая женская ручка отпереть шпингалеты на оконных рамах, можно было бы наблюдать картину, похожую на ту, когда боец из отряда "Альфа", штурмуя захваченную преступниками квартиру, влетает с размаху на верёвке откуда-то с крыши, превращая при этом стекла почти в первородное состояние, т.е в кварцевый песок.
Здесь пришлось с такой же стремительностью и напором освобождать временно захваченную территорию.
И он, как реактивный снаряд, не теряя скорости, устремился прочь из опасной зоны. И темнота зимней ночи, и быстро покинувшее его бессилие после утехи, и упругий бег зародили надежду на завершение операции без особых потерь.
Но неожиданно, после того как обернулся в очередной раз через плечо, он ощутил, что что-то в этом ритме сломалось.
Как в кинозамедленном темпе, ещё раз повернув голову назад, понял, что находится на одном и том же месте.
Ужас-то заключался в том, что ноги по-прежнему бежали.
Это что? Переход в параллельный мир? Сон?
Когда невероятными усилиями ты пытаешься сползти с железнодорожного полотна, чтобы тебя не расчленили колеса поезда и ощущаешь, что ног нет. Нет под руками даже ваты, чтобы их сделать.
Напряжение последних мгновений вырвалось рыком огненного вулкана "БЕЗУМИЯ".
Крик вернул рассудок. Оказалось, что на пути выросла не замеченная в темноте крупная заборная сетка-рабица.
Первая попытка перелезть через неё была похожа со стороны на высокий прыжок гимнаста назад через голову. Стремительно карабкаясь наверх, он своей тяжестью загнул конец сетки против движения и, сорвавшись, не приземлился на ноги, а рухнул в снег прямо на спину.
Только со второй попытки, балансируя на гребне металлической волны, как гребец каноэ, наконец выгнул вектор движения в нужную сторону.
Гоголевская тройка, выпади ей шанс побыть в состоянии состязания с донгуаном на дистанции в ближайшие полкилометра, наверное, бы долго отпыхивалась, высунув языки и жалобно позвякивая колокольцами…
Он-то понятно, а ты-то куда, тройка?
Подрывник-смех работает без осечек и, как по палубе морского судна, покатились безногие тела в качку, после очередного нахренительного пассажа, приправленного крепким словцом и снабжённого таким, надетым на речь жестом, что некоторые хватаются друг за друга, чтобы просто вместе утонуть в этом море веселья.
Скачет конячье ржание.
В море музыки, при почти полном отсутствии света во время медленного танца, все уподобляются водорослям. Есть чудеса на свете, а сколько их во тьме. Держитесь крепче и не теряйтесь.
Будет в конце песни свет, а потом даже жар: трюх, трюх, трюх – разгорелся наш утюх. Танцуют ВСЁ.
Счастье вдруг, в тишине, постучало в двери. Верю и не верю. Здесь помню… здесь не помню.
Наполним алым ёмкости сердец, с растворённой там радостью и быкнем или бибикнем в такт.
И не собьёмся с него. И от следующей рюмы – глаз изморозью и искрой задорной.
А не желает ли этот субчик отведать фирменный супчик тёти Фимы?
Не было ещё в нашем обиходе слова "субкультура", но зато мы знали, что такое "СУПкультура".
Все нормальные хозяйки могли их готовить. Закусывайте, родненькие, закусывайте. Нам ещё ого-го…
Праздник, бухая своим размахом-разбухом, оккупирует новые территории. И вот уже в углу, в подъезде, поцелуй плющит и душит маленькую девушку, а она и не думает просить помощи.
Даже напротив, соединила рукава платья на шее у него.
Этот хирург пластический точно сделает ей операцию по изменению формы губ. Ну и ладно, лишь бы смогла она потом ими принять ещё одну рюмочку.
Песенный перебор… пережар, перекомфорт в этой тесной инфузории– кухоньке, где только и разбежаться-то можно таракану, и то препятствий столько, что только и гляди, чтобы не успели приладить на спину тапочек, порвав хитиновый камзол по швам. Но сейчас не до него.
На воздух. Как будто кричит вентилятор, крутя своими лопастями– язычищами, выталкивая всех за дверь.
А тут вдарим гитарой по песне, и она завизжит вдоль по улице. Призрачно всё в этом мире бомжующем.
Заметался гитарный взззвяк между солистами из-под корявых сучков пальцев, как нетрезвый прилипчивый официант. Истошностью вылился крик, таскаемый эхом звучной ночи по просторам околотка.
Праздник раскалился яростным вольфрамовым припёком-припевом, который выучили наизусть, и знают, что слово из песни – выкидыш, поэтому подхватывают все. И глотка песне не помеха.
Ох ни… я себе, куда мы утянули ноту своими доставучими голосами, а потом опрокинули эту высокую неконструкцию прямо в тишину.
Уже и звёзды злыми волчьими глазами скалят за то, что уже достали мы всех в этой вселенной.
А кому-то потом бессонница. Сон, как престарелый кот, уходит от погони злых, дурных молодых псов, ночным дозором патрулирующих все промежности улиц.
И где искать спасения?
Кануна накануне. Оргмероприятия по отходу в сон дали где-то сбой.
Бессонница, прикинувшись нянечкой-надомницей, оказалась просто бесстыдницей, бесовницей и развратницей. Давай толкать неприличные сюжеты на уже почти в спящем режиме находящийся экран.
Наиздевавшись, натешившись, бросила.
И уже когда в окно глядел измученный, бледный четвёртый час, нашёлся блудный сын – сон.
Но и он оказался без золотой жилы бодрости, только тщательно перебранные терриконы пустой породы.
День ещё более явно вычертил на графике "дно", если даже не двойное.
Есть такая фигура в техническом анализе при торговле на бирже, когда ситуация тычет пару раз в один уровень и наконец разворачивается.
Как товарищ Остап Бендер Кисе Воробьянинову: двойное "НА".
Вот тебе за девочек. Вот тебе за милицию.
Если все мы где-то пуповиной связаны в одно целое и оно живёт по принципам нам подобным, то я попал в ситуацию, когда некий перебор негатива должен быть через "канализацию" удален из оперативной памяти.
И я, видимо, оказался на этот раз в порядке очереди той самой сливной воронкой.
Уже на выходе из дверей квартиры заклинил замочек на верхней одежде и пришлось снимать её через голову. Потом этот же трюк повторился вечером уже на другой одежке.
На почте не оказалось извещения о высылке мне важных документов.
Продолжается тянучка времени… за крайнюю плоть.
Позвонив другу на работу днём, услышал обнадёживающий ответ: приходи, я на месте, вопросов нет – сделаем.
Двинулся в путь и, уже достигнув цели, ещё раз набрал номер телефона у проходной.
Нет вопросов. Просто некому их задать. Приятель частенько забывает телефон в другом помещении.
Сквозь низкопотолочный, барачного типа коридор погоды – в обратный путь.
Серый цвет в избытке не радует.
Тучи бреющий полет заходит на посадку, как будто с космических высот, и такое впечатление, что сейчас из её грузового отсека начнётся метеоритный дождь.
Или, того хуже, начнёт падать мелкий мусорный металл, прихваченный на околоземной орбите, или в крайнем случае вывалится вода, утяжелённая дейтерием…
Она тычет своей тушей, постоянно уменьшая клиренс, в высотные домонаслоения.
Тяжела туча мономаха…
Связан я погодой, как язык, взятый в плен. Кляпом во рту у меня эта туча, и она оттёрла меня от рационального восприятия действительности.
Я правлю своими действиями, как пилоты воздушным судном в сплошном фронте облаков.
Попутные мысли просто пытают, стуча копытно, путая, сбивая с пути.
Куда кривая выкривит? Да скорее снова в колею… Из звёздного масштаба забилась в утлое улиточное убежище молекулярной сущности.
Мышцы не совсем понимают замысел.
Я тоже. По воздушным ямам ломаю себе ноги, чувствуя пропасти, в которые лечу вверх тормашками и давлюсь блевотиной, как когда-то в детстве пробовал на вкус полёт в "кукурузнике".
И постоянное чувство жжения раздражения. Встроенная головная боль в череп.
Запах горелого на сковороде настырен, налипчив.
Кашу маслом уже не исправишь.
Организм начал устойчивое разложение на беспричинную злобу, бессилие и хандру, и даже плаксивость местами проступает мокрым пятном.
Обрыв терпения, прогиб сознания, перелом воли, вывих движения, потеря обоняния.
Развинчивание… радостей развенчивание. А может, взять да просто расплюмажиться и рёвом уреветься, как в детстве.
Ко всей московской публике у меня претензий нет. У меня только к двум, ну трём есть вопросы.
Очень я осторожно подступал к этому моменту.
Можно сказать, годы. Я и так и эдак принюхивался, прицеливался, приценивался. Все-таки инвестирование в зарубежную недвижимость не шутка.
Сначала заочное знакомство через Интернет с этим вопросом. Просмотр некоторых источников из профессиональных журналов.
Да, есть официальные цифры о доходности коммерческой недвижимости в странах первого эшелона.
Даже во время финансового кризиса 2008 года в США и Германии они составили около десяти процентов годовых.
Ладно, давайте подкрадёмся к самой процедуре поближе. Первый созвон.
Я сегодня достаточно осторожно подхожу к вопросам, где не совсем компетентен.
И, конечно же, имея опыт в судебной сфере, начал с запроса их устава и прочих документов.
Да вы что, мы же настолько серьёзная фирма, что нам доверяет и даже приглашает в качестве консультантов одна из прибалтийских стран.
А мне-то какая разница, кто вас приглашает, вы мне покажите уставные документы.
Ну нет – значит нет.
И на год просто забыл их.
Решил самостоятельно найти подобные услуги, но языковой барьер, компьютерная неграмотность не позволили этого сделать.
Писал в зарубежные офисы "Коллиерс Интернешнл" , "Найт франк" и даже в штаб-квартиру.
Ассоциации инвесторов в зарубежную недвижимость с просьбой помочь найти надёжных партнёров. Но понятно, что мой масштаб их не интересовал.
А контора Игоря Индриксонса продолжает слать одно предложение за другим, а я их в корзину. Ну не доверяю я им.
Жду ответа из американского "Сити-банка" с конкретизацией по моему вопросу. Первое мое письмо наконец нашло адресата, и я получил ответ. Правда, следующего и вовсе не последовало. Понятно, что не их специализация.
Да что ты будешь делать.
Ёбук… буквой об цифру.
Ну ладно, где вы там, посреднички московские? Надо мне побывать в Москве и по другим делам.
Офис вроде в солидном месте. Встретился лично. Посмотрел им в лица. Лики иконописные, выглядят крахмально. Они только посредники, и я буду работать через них с английской стороной. Надёжность гарантируем. Управляющая компания обеспечит доходность номера в хостеле, на юге Англии, не менее десяти процентов годовых.
Ну, что? Надо когда-то начинать и, надеюсь, успешно продолжать.
Решился.
Дамыгоспода… господамы !
… И что в итоге?
Эй, московиты вокруг … виты.
И на этом шесте танец выкручивающие на пару. Приделывая лица весёлые голове, тряся упитанные животики тюленьим жирным смехом.
Я-то вижу из этого каскада только один элемент танца, выхваченный вспышкой, – ваши хопы, тесно прижатые друг к другу, прицеленные в меня. И всё это происходит в тишине.
Ребята, не надо рыбьячества.
Не надо так плотно давить губы, как партизаны на допросе. Показали вы уже себя во всей красе.
Блеск и нищета куртизанов. Наглая ухмылочка у вашего юридического лица. Можно сказать, даже хари.
