Читать книгу: «Дети голубей. Часть 1. ДЕМПФЕР»

Вместо пролога:

Случилось это в субботу после обеда. Мать зачем-то взялась подшивать шубу. Женщины – они такие, новая шуба, но что-то там ей не понравилось. Вот и взялась. Я на диване валялся, слушал музыку, и пытался рисовать новую картинку. Недавно купил пачку акварельной бумаги и ручки. Но то ли с зерном бумаги прогадал, то ли чернила такие стали делать – все расплывалось. Я слегка психовал из-за этого, но упорно выводил штрихи…

И тут, как раз в перерыве между песнями, раздался отчетливый щелчок. А в плечо меня что-то ощутимо укололо. Я сдернул наушники и поднял голову от бумаги. Мать сидела с очень удивленным лицом, и разглядывала в пальцах обломок иглы с оборванной ниткой. Потом посмотрела на меня. Так и глядели с минуту. Я на неё, она – на меня.

– Я, наверное, впервые в жизни сломала иголку, – сказала мама.

– Честно говоря, я вообще ни разу не ломал, – зачем-то ответил я.

Потом потрогал себя за плечо. Обломленный кончик иглы выпал и застрял в рукаве футболки. Я встал и отправился в ванную, смазать перекисью место укола. Мать выбросила остатки иголки и уже вдевала нитку в другую. Швейный прибор никак не поддавался. Нитка тоже пушилась на кончике, но если уж наша родительница чего задумала…

На этот раз я щелчка даже и не услышал, хотя наушники лежали на диване рядом. Зато очередной стальной обломок прошуршал по бумаге и вонзился в покрывало. Я осторожно его вынул. Мне даже показалось на мгновение, что он горячий на месте слома… Мама была просто в недоумении!

– Иголки что ли такие стали делать?

«И стержни», – подумал я, а вслух сказал:

– Соевый металл!

Я отнес и эти обломки в мусорное ведро, а на кухне решил чаю налить. И не успел толком отхлебнуть и затянуться сигаретой, как услышал что-то еле слышно нецензурное.

Ну, кто бы сомневался? Раз решила шить – будет шить! В самом деле, в упаковке иголок с десяток, и упаковок тех – не одна…

Настроение рисовать куда-то испарилось, дай, думаю, в интернете погляжу – чего там, в мире делается? Открываю первый же сайт, и сразу новость:

«В Москве на шестом десятке внезапно скончался известный предприниматель».

Вот, те – на! Кликаю несколько других лент средств массовых информаций – везде:

«Следственный комитет возбудил уголовное дело по факту неожиданной смерти владельца трех заводов и двух телеканалов».

«Отравление или сердечный приступ? Ответит ли кто-нибудь за смерть бизнесмена?».

«Запрещенная в России группировка уже взяла на себя ответственность за смерть предпринимателя и мецената».

Ладно, покопался еще чуть-чуть – кругом одно и то же! Включил телевизор и чуть не упал:

В Нижнем Новгороде группа неизвестных расстреляла джип высокопоставленного чиновника областной администрации. После чего стрелявшие скрылись на машине без номеров».

Вот, блин! Переключаю канал:

«Покушение на председателя комитета ЖКХ Нижегородской области, закончившееся смертью последнего, расследуют лучшие следователи СК».

Пока разобрался, что это разные происшествия, полчаса прошло. И за эти тридцать минут и в интернете, и по телевизору просто валом посыпались сообщения:

«В автокатастрофе разбился зам губернатора, замешанный в коррупционных скандалах…»

«Самолет с депутатской комиссией не дотянул три километра до посадочной полосы города N…»

«В собственной ванной обнаружили труп известного артиста. В последние дни его часто видели в компании с…»

«Мобильный разрядился и не смог дозвониться до скорой помощи популярный…

«Взорвали машину…»

«С трудом опознали…»

«Нашли…»

И так далее, и тому подобное. Всего человек двадцать олигархов, слуг народа, чиновников высоких рангов и прочих известных деятелей отправились в лучший из миров. Причем даже не за день, а за несколько часов. Будто кто-то сезон охоты открыл. И не на зайцев, совсем не на зайцев…

Матери говорю:

– Слушай, ты тут иголки ломаешь, а там «Кощеи» мрут, как мухи! Бывают же совпадения? Да?

– Бывают, бывают! – отвечает, – Ты вроде за сигаретами собирался? Сходи, заодно иголок упаковку купи. Посмотри, может подороже возьмешь – покрепче будут?

– Будут, – говорю, – Конечно! Золинген!

– Чего?

– Куплю, говорю!

Прогулялся по улице, купил сигарет. Время было к вечеру, потому я совсем не удивился, что почти все магазины, где можно было купить материн заказ, оказались уже закрыты. Кое-как отыскал один работающий. Поздоровался с девочкой-продавщицей:

– Иголок дайте мне упаковочку, пожалуйста!

– А вы знаете, нету! Закончились! Так странно, целую неделю никому не нужны были, а тут часа за три всё скупили! Может сегодня день какой-то особенный? Ну, там, гадания какие-нибудь…

– Да, – говорю, – Особенный! День смерти Кощеевой!

И сделал страшное лицо. Девица не смутилась, даже улыбнулась:

– В каком смысле?

– А в таком. Смерть Кощея в игле, игла в яйце, яйцо в утке, и так далее. Сказку что ли не слышали?

– Слышала, конечно. Только при чем здесь мои иголки-то?

– Не причем, наверное, – ответил я, и пошел домой.

А иголок еще с месяц было не купить. Ну, потом-то завезли, конечно.

Глава1 ФОНАРИК

Есть у меня друг Ванька. Довольно своеобразный товарищ, надо сказать. Точнее, он вполне нормальный, просто у него есть некий кодекс чести. И вот по нему-то он и живет. Для нашего толерантного общества очень нестандартно. Например, может спокойно уволиться с хорошо оплачиваемой работы, если при нем начальство оскорбит другого сотрудника. Правда предварительно, скорее всего, набьет руководителю физиономию, сломает что-нибудь, потом полгода выплачивает…

Впрочем, золотые руки не дают ему умереть с голоду. Берется за любую работу, делает все на совесть – тот самый кодекс не позволяет по-другому. Вот с рук-то все и началось.

Задумал Ваня сконструировать какой-то хитрый фонарик. Неделю собирал аккумулятор. Я не разбираюсь, то ли из телефонов он доставал батареи и как-то вместе их паял, то ли еще чего. Потом настала очередь корпуса. Встречаемся раз на улице:

– Я, – говорит, – знаешь, какую штуку для корпуса нашел? Просто чума!

– Где, нашел-то? – спрашиваю.

– А, на даче у меня гараж помнишь? Мы еще прямо с этим гаражом ее и купили. Я там решил прибраться – прикинь, на двое суток завис! Там столько всего… Короче, загогулина такая, типа трубки. На ощупь приятная, гнется! По-моему даже размер меняет, – тут он голос понизил и оглянулся, – я туда, батареи, когда впихнул, они как-то сразу встали, как будто там и росли…

– Ладно, молодец, – говорю, – а просто купить не судьба? Ну, ведь, вагон этих фонариков продается!

– Не, не интересно! – отвечает, – ты дослушай, я еще линзу к нему нашел в тот же день.

– В гараже?

– Нет, на свалке! Серьезно. На остановку шел мимо помойки, смотрю – прибор валяется. Я же не мог пройти, это ж прибор! Домой приволок, разобрал, а там на нем такая линза интересная, прямо в панель переднюю вкручена (ну, я так думаю, что это передняя панель).

– А прибор-то чего делает?

– Да бес его знает! Сейчас уже ничего не делает. Да и не делал уже, наверное. Зачем рабочий прибор выкидывать? Главное, что линза эта в корпус моего фонарика вкрутилась тоже, как влитая! Рефлектор я вообще из фольги пищевой скрутил, теперь только светодиод туда вкорячить, и все, будет авторский фонарь. Поиграюсь, потом продам в интернете. Ладно, погнал я – заказ сегодня есть, надо денег маленько заработать!

И дальше пошел по своим делам. Я тоже пошел, по своим. Надо бы, думаю, хоть глянуть, что за чудо-фонарик? Ванька фото мне показал на телефоне, но видно было плохо. Хотя, зная его, скорее всего хорошая штука. Эксклюзивная. Вот есть же люди, умеющие делать эксклюзивные вещи. Я, например, не умею…

Вечером у меня разрывался телефон. Звонили по работе, звонили желающие продать мне пылесос за сто пятьдесят тысяч, и тут же пытались оформить кредит с льготной ставкой. Звонили старые знакомые, которых я пару лет не видел. Просто ошибались номером! Когда телефон зазвонил среди ночи, жена сказала, что или я выметаюсь на кухню, или она выбрасывает мой сотовый в окно.

На кухне я спросонья кое-как ответил на звонок. Ванькин голос с незнакомого номера дрожал, но был восторженным и искренним. Он вообще очень искренний – это тоже в его кодекс укладывается.

– Ты чего в два ночи звонишь? Сдурел совсем, или пьяный? – прошипел я в трубку. Звукоизоляция у нас, сами знаете.

– Пьяный совсем чуть-чуть! – орет, – ты должен сейчас же ко мне в мастерскую приехать! Это что-то с чем-то, а не фонарик! Это видеть надо! Возьми по дороге чего-нибудь. Ну, ты понял…

– Понял, скоро буду, – ответил я и стал собираться. С ним в таком состоянии спорить бессмысленно – до утра звонить будет. И не в алкоголе совсем дело. Ну, вот такой, куда деваться?

На самом деле, до мастерской его – рукой подать. В разные времена, его за обилие различного хлама в доме и неистребимый запах канифоли гоняли сначала родители, потом жена. В конечном итоге Ваня нашел помещение с отдельным входом при местном ПТУ и стал арендовать. А потом ему за постоянную помощь училищу (там дверь починит, тут трубу заварит) аренду стали прощать. Прижился, короче.

Заглянул я в круглосуточный, купил бутылку и банку огурцов, и с этим добром пошел в мастерскую. Ваня сидел на высоком барном стуле (когда-то это помещение было просто складом того, что выкинуть жалко, а куда приспособить – непонятно) и крутил в руках новоявленное изделие. Мы выпили, захрустели огурцом и закурили.

– Ну, давай, – говорю, – Демонстрируй! Я же не ради выпивки сюда перся среди ночи!

А он спокойно так направляет фонарик на стену, кнопку жмет, и в пятне луча, вместо стены мы видим улицу – мужик какой-то шляется, тоже поддатый!

– Понял? – спрашивает.

– Ничего, – отвечаю, – Не понял.

Подхожу поближе, руку протягиваю к стене, и она не встречает препятствия! Я чуть голову в эту дыру не засунул от изумления, но Ванька предостерег:

– Аккуратнее – вывалишься! Там снаружи высоковато. Я сначала тоже вывалился! Хорошо, что фонарик держал крепко в руке! Прямо с ним и грохнулся в канаву. Мастерскую обошел, дверь дергаю, а она же изнутри захлопывается. Чего, думаю, делать-то? Потом сообразил, фонарик на дверь направил и в дырку забрался. Такие дела!

– А как ты думаешь? Чего это такое? Нет, это круто, конечно, но как работает? И, главное, что с этим делать теперь? Наверное, надо куда-нибудь к ученым нести…

Ваня на меня посмотрел своими одновременно наивными и безумными глазами и говорит:

– Боюсь я чего-то его показывать кому-то кроме тебя. Может позже, я хочу выяснить, что он еще умеет?

– А он еще что-то умеет?

– Умеет! Гляди!

С этими словами он берет кусок арматуры, и, прежде чем я успел остановить, что есть силы, лупит себя по левой руке! Ванька стоит, сжав зубы, а на внутренней стороне предплечья проявляется и набухает кровью ссадина.

– Дурак, совсем? – кричу ему.

– Дальше смотри! – шипит сквозь зубы.

Включает фонарик, делает луч тоньше и начинает водить им по ссадине, прижав к коже. Три раза, туда-сюда. На какую-то долю секунды я вижу две лучевые кости, как на рентгеновском снимке, а потом ссадина исчезает. Без следа!

– Я, – говорит, – когда из стены вывалился, здорово звезданулся больной коленкой (у него очень старая травма – так до конца и не зажила, поэтому он всегда немного прихрамывал), дай, думаю, посвечу фонарем этим. Просто по наитию. И она – прошла! То есть, совсем выздоровела – нет синяка свежего, и не болит больше вообще! Ты видишь, я не хромаю?

Мы налили еще по одной, закурили и задумались. Я успел слегка захмелеть. Потом Ванька говорит:

– А давай попробуем на тебя посветить? Мы же с тобой грамм по сто пятьдесят дернули – вдруг ты протрезвеешь? Ну, опьянение – это же отравление, в принципе. Нет? Или давай ты на меня посвети?

– Лучше все-таки на меня, – отвечаю, – мне домой еще идти. Только ты, наверное, куда-нибудь в печень свети!

– В печень – это мы можем! В печень – это завсегда! – ухмыляется и светит.

Сначала исчез легкий звон в ушах. Потом резко расхотелось курить – я, когда на кочерге, одну сигарету от другой могу прикуривать. Затем затошнило, и немного заболела голова.

– Ты, – говорю, – лучик-то пошире сделай. А то я уже похмелье чувствую.

Сделал он луч шире и отошел немного. И меня через полминуты отпустило. В голове прояснилось, и даже, кажется, настроение приподнялось! А Ванька говорит:

– Прикольный ты, какой, внутри! Даже не столько внутри, а как будто… изнутри светишься!

– Короче, он у тебя еще и настроение видит. Выходит, так?

– Выходит, так!

Договорившись молчать пока про чудо-фонарик, решили мы расходиться. Точнее, я отправился домой, а Ванька, спрятав фонарик в сейф и одним глотком допив водку, поплелся за пивом. Мотивируя это тем, что трезвым заснуть теперь не сможет.

Я шел и размышлял. Ведь нужно же что-то с этим чудом делать. Такие возможности! Можно же людей лечить, причем не только от физических увечий. Наверняка и от душевных можно! Точно! Есть одна девушка знакомая – хорошая, добрая, но малахольная немножко. И от дурости своей переживает постоянно, депрессии всякие, и так далее… Надо бы на ней попробовать!

Да вообще – такая штука и в быту пригодится! Да Ванька сам же через захлопнувшуюся дверь вошел! В любом случае правы мы в одном – кому попало про фонарик говорить не надо. Это ж страшно подумать, а если он попадет в нехорошие руки? А наши с Ванькой руки, интересно, хорошие?

Тут я стал думать, как можно еще использовать это крутейшее изобретение? Ну, если руки у меня все-таки не очень хорошие, что я бы сделал? И пришел к выводу, что мы весьма примитивные и ограниченные существа. По крайней мере, я! Ничего кроме банального проникновения в банковское хранилище не придумалось. Хорошо хоть догадался надеть перчатки и бахилы… Потом пришло в голову, что у Ваньки-то мозги устроены иначе! Короче говоря, рано утром я уже стучался в двери его мастерской, в надежде, что он вчера напился-таки и не успел натворить дел.

Нет, не натворил он их ни по дороге за пивом, ни на обратном пути. Затарившись, он творил дела, прямо не сходя с места! Ванька выглядел еще безумнее, чем вчера – глаза красные, небритый, по-моему, даже похудел за ночь. Но первое, что я увидел, это фонарик! Уже, так сказать, усовершенствованный – под линзой на нем были застегнуты ванькины наручные часы, почти также, как на запястье. Как пишут в романах, меня пронзила догадка!

– Машина времени?

– Вроде того! Пиво будешь?

Я молча кивнул. Все равно, с помощью фонарика за минуту отрезвею без последствий.

– Наливай, – говорит.

Я огляделся в поисках бутылки, но не обнаружил ни одной. Точнее, пустых пара штук стояло на верстаке. Я на Ваньку посмотрел с подозрением – нет, не две бутылки в нем сидело, никак! А он говорит:

– Смотри, чего он еще умеет!

При этом переводит стрелки часов (тех, что на фонарике) на двадцать минут назад, нажимает кнопку и светит на бутылки. Проходит несколько секунд и в пустой таре из ниоткуда постепенно появляется пиво! Словно кто-то невидимый наливает в бутылку невидимую жидкость, и только там она уже материализуется. Я подошел к верстаку, потрогал бутылку (холодная) и осторожно отхлебнул прямо из горлышка. Хорошее пиво, свежее, вкусное! Ванька салютнул мне вторым пузырем и опорожнил его одним махом!

Мы пили три дня! Я позвонил жене и наврал, что срочно уехал в командировку. Иногда я действительно мотался по работе в соседний город. А Ваньку вообще никто никогда не терял – все привыкли, что он может сутками химичить в своей мастерской. Во время попойки мы чего только не придумывали с этим фонарем, а на третий день потеряли его…

Но успели девчонку ту от депрессии вылечить. Я отвлекал, а Ванька светил со спины. Она решила, что это наши пьяные приколы. Но выздоровела. Это ведь хорошо, правда?

Глава 2 ЗНАКИ

В половине шестого уборщица баба Валя вошла в аудиторию. Она привычно толкнула дверь спиной, и пятясь вкатила за собой тележку со своим нехитрым инструментом. Щёлкнула выключателем и обернулась, чтобы обозреть масштаб работ – осень, натоптали поди? Возле доски в неестественной позе лежал человек! О том, что этот человек уже не живой, свидетельствовала растекшаяся под ним лужа крови. Впрочем, совсем застывшая и потемневшая. Рядом с кафедрой валялся пистолет.

– Убииилиии! – бабы Валин вопль разбудил дремавшего внизу возле турникета на входе в корпус университета охранника.

Через десять минут приехала полиция, за ней следственный комитет. Здание оцепили, привезли кинолога с овчаркой. Однако, всем было понятно, что эти действия в общем бессмысленны – гигантский корпус университета, тысячи студентов, да ещё и осень, грязь. След на следе, а толку нет!

Уборщица, охранник да припозднившийся сисадмин опознали убитого. На полу собственной аудитории лежал труп профессора, доктора наук, социолога Закопырина Сергея Михайловича. Приехавшая молодая жена-второкурсница с некоторым облегчением (что от внимания следователя не ускользнуло) подтвердила слова сотрудников вуза. Правда через минуту разрыдалась и попросила валерьянки…

– Что скажете, Анатолий Петрович, – следователь Рудаков обратился к пожилому судмедэксперту.

– Ну, что сказать… Убийца промахнулся, скорее всего. Хотел в голову, но то ли рука дрогнула, то ли отдачи не ожидал, но, как видите попал в шею. Пуля перебила аорту. Видите, сколько крови?

– Не ожидал, не ожидал! – подал голос криминалист, – видимо стрелял впервые в жизни. Стоял вот тут, судя по свернувшейся крови был полдень или около того – солнце ему в глаза светило. Был бы опытный стрелок, сместился бы. К тому же, мне кажется, они знакомы были.

– Я тоже так думаю, – подтвердил медик, – профессор, судя по положению тела, расслаблен был и даже вроде хотел шагнуть к убийце.

– То есть, ищем неопытного преступника, знакомого профессору, скорее всего студента, – резюмировал Рудаков.

– Или аспиранта, или несостоявшегося кандидата наук, – откликнулся криминалист, а потом понизив голос и кивнув в сторону молодой вдовы, – или любовника вот её.

– Любите вы мне настроение испортить, – притворно скривился следователь, – всё равно, круг не широкий!

Спустя какое-то время, уже после того, как увезли в морг тело профессора, следователь Рудаков вернулся к себе в кабинет. Вскипятил и налил чаю, сел за стол, включил компьютер, приготовившись работать. И тут в дверь постучали…

– Значит, вы пришли сами, чтобы признаться в убийстве гражданина Закопырина? Написать, так сказать, чистосердечное признание? – Рудаков внимательно разглядывал сидевшего перед ним молодого человека.

«Ничем особо не примечательный. Джинсы, куртка, кепка. Чуть усталое лицо, худощавый. Лет двадцати – двадцати пяти. Да, тысячи таких! По фотороботу мы бы его искали до Морковьего Заговенья! Вот только глаза какие-то… Не идут ему, что ли?»

– Ну, что же представьтесь, документы у вас есть с собой?

Парень вынул из кармана портмоне и достал оттуда паспорт и водительское удостоверение.

– Зовут меня Шмелёв Виктор, мне двадцать два года, и это я убил Сергея Михайловича Закопырина.

«Тон спокойный, даже слишком, для человека, который несколько часов назад стал убийцей. А рецидивистом не выглядит, скорее наоборот – интеллигент. Наркотики или алкоголь? Не похоже…»

– Учитесь? Работаете?

– Два года уже не учусь, в такси работаю. Сегодня выходной.

– И вы решили вот так его использовать? – Рудаков попытался неуклюжей шуткой хоть немного расшевелить своего нежданного посетителя.

«Какого, к черту посетителя? Он подозреваемый! И спустя совсем немного времени станет обвиняемым. И сядет. Или не сядет? Что не так?»

– Наверное, нужно рассказывать по порядку, – вздохнул Шмелёв, – это началось ещё три года назад. Тогда Сергей Михайлович ещё не был доктором наук – только мечтал. Но денег у него катастрофически не хватало – публикации в научных журналах и поездки на конференции, тем более монографии, стоят недешево.

– Постойте, но профессор не выглядит бедным человеком! В смысле, не выглядел. Я недолго созерцал его тело, но разглядел и часы дорогие и обувь, очки опять же. Да там один портфель пол моей зарплаты стоит, наверное. Ну и милые молодые барышни за нищих даже докторов наук замуж не выходят! – Рудаков развел руками, не вяжется, мол.

– Разбогател он около года назад, тогда же и докторскую защитил, и профессора ему присвоили, да и женился тоже.

– Вы может чаю хотите?

– А кофе нету? Я не спал три дня толком – боюсь вырубит.

«Ну точно, он похоже на стимуляторах каких-то»

Рудаков насыпал в чашку побольше кофе и три ложки сахара. Подал молодому человеку, отметив мельком, что руки у того не трясутся.

– Я продолжу? – Виктор сделал большой глоток и поставил чашку, – Так вот, началась эта история три года назад. Я тогда учился на втором курсе. Подавал, говорили, большие надежды. У меня даже пара публикаций была к тому времени. Однажды после семинара Сергей Михайлович попросил задержаться меня и ещё двух моих одногруппников, Гошу Еремеева и Ваню Петрова. Он рассказал, что разработал уникальный метод, как управлять своей жизнью. Да что там жизнью, судьбой! Как вы думаете, молодых студентов-социологов это могло заинтересовать!?

«Разволновался! Эта информация явно имеет для него серьезное значение!»

– Думаю, да. Но вас не смутило ничего? По-моему, очевидное мошенничество намечалось. Это ведь вам по двадцать лет уже было… Вы что ни разу не слышали о подобных гуру, которые ломают психику людям ради только одного – денег!?

– Так то-то и оно, что ни о каких деньгах, переписывании квартир-машин и прочих сектантских штучках речи не шло!

«Все больше возбуждается! Зря я ему столько кофе бухнул. Кстати, о бухнул, а не плеснуть ли ему коньячку? Пусть расслабится»

– У меня идея, – прервал Шмелёва следователь, – а не выпить ли нам по чуть-чуть коньяка? Я что-то устал сегодня, голова побаливает. Давление наверное. Будете?

– Я за рулём, – откликнулся подозреваемый очень привычно.

«Да вижу, что пьешь ты редко. И явно не умеешь. То, что надо!»

– Ну, если вы сейчас напишите чистосердечное, то за руль сядете ещё не скоро. Как минимум, не завтра!

Следователь открыл тумбочку и извлёк початую бутыль «Белого Аиста», две рюмки и половину шоколадки. Налил по половине, не разворачивая, слегка тюкнул по шоколаду. Но краем глаза следил за подопечным.

«Интересно, он волноваться начинает, только когда говорит о профессоре. А когда про эту идею стал рассказывать, аж уши покраснели»

Выпили, хрумкнули орехом в шоколаде. Рудаков закурил и предложил сигарету Виктору. Тот согласился, неумело прикурил, фигура стала чуть менее напряжённой.

«Курит недавно. Ну, да, таксист – работа нервная. Может и таксует тоже не так давно?»

– И каким же образом он предлагал вам управлять жизнью? Что это за метод такой?

– Всё оказалось очень просто! Нужно всего-то научиться видеть знаки.

– Знаки чего?

– Знаки всего! Они повсюду! Каждому явлению, каждому событию предшествует знак. И если ты этот знак увидел, смог почувствовать, то считай, что уже управляешь цепью причинно-следственных связей. Как бы вам попроще объяснить? На пальцах. Ну вот вы, например, на гитаре умеете играть?

– В подъезде тренькал по малолетству. В армии потом немного.

– Ну, вот – гитару можно настроить, а можно играть и так. Для подъезда и казармы сойдёт. Когда инструмент настроен, музыка прекрасна даже на трёх аккордах. А вот когда расстроен, ты можешь быть хоть Паганини – звук будет отвратителен! Так и наша жизнь – её можно настроить, а можно, и так, простите за тавтологию. И прожить свою жизнь, фигурально выражаясь, в подъезде. В лучшем случае, в казарме.

«Ууу, псих однако! Прощай премия…»

– И настроить её можно с помощью этих знаков?

– Да, они повсюду! – Виктор раздухарился, породистое лицо покраснело, он то снимал кепку, то надевал обратно, – можно ещё сигарету?

Следователь положил пачку и зажигалку на стол. Плеснул себе коньяку, затем подумал и налил Виктору.

«Точно псих! И что с ним делать? Вот ведь что-то мне сразу подсказало, что не сядет. Если он психиатрам этот бред начнет нести, они его без вариантов на койку определят!»

– То есть вы хотите сказать, что нужно всего лишь видеть эти знаки, и жизнь изменится к лучшему?

– Не всегда, к сожалению. Их можно трактовать очень по разному. Иногда не в свою пользу. И чаще всего люди наблюдательные, но со слабо развитой интуицией, именно так и поступают.

– А вам, я так понимаю, профессор предложил научить трактовать знаки в свою пользу?

– Именно! И видеть знаки, и чувствовать, понимать и использовать.

– Какой, однако, альтруист! А ему-то от этого какой прок?

– Это было взаимовыгодное соглашение. Мы получали новые жизни, новые судьбы, а он неоценимый научный опыт. Помните, я говорил, что он мечтал о докторской? Мы оставались у него в аудитории после пар и постигали эту непростую на первый взгляд науку.

«Вот так, живёшь всю жизнь – строишь эту судьбу, гранит науки грызешь, потом пашешь до кровавых мозолей, а надо было просто увидеть знак… Черт его знает, может и я когда-то этот знак увидал..?»

– Ну, хорошо! Знаки, судьбы – это всё, конечно, чудесно, но вернёмся в материальный мир. В объективную, так сказать реальность, данную нам в ощущениях. А она нам говорит, что есть тело, объект то есть. Убит человек, а значит есть убийца. И убийца этот сидит передо мной. По крайней мере, он так говорит! – и понизив голос, но чётко и властно, прямо глядя в глаза, – За что вы, Виктор Шмелёв убили профессора Закопырина Сергея Михайловича?

– Мне был знак!

«Твою мать! Знак ему был! Вот интересно, он под психа косит или в самом деле?»

– Понимаете, мне от этих знаков не отделаться! Мне и сюда прийти тоже знак был.

– Ладно, давайте всё же по-порядку. Раз уж мой экспромт на вас не подействовал.

– И не подействует! Ничего не подействует. Я в ваших взглядах, жестах, в том, что вы говорите тоже вижу знаки. Может я просто подпишу признание и пойду в камеру? А вы домой. Я сначала подумал, что объясню и вы поймёте, а теперь мне очевидно, что вы поняли бы, если и сами бы учились у Сергея Михайловича…, – Виктор замолчал и опустил голову на руки.

– Знаете, что я с каждой минутой понимаю всё отчётливей? – Рудаков не смотрел на подозреваемого, взяв в руку чашку, он сквозь изгиб ручки разглядывал настольную лампу, – Вы из каких-то своих побуждений, а из каких мы разберемся, убили человека. За предумышленное убийство срок дадут большой, а то, что вас найдут, вы догадывались. Потому решили тут же идти писать явку с повинной. И уж тут косить под психа по полной! Не исключаю, что у вас и впрямь есть отклонения по этому вопросу. Как-то, так. А мотив? Да кому он в общем-то интересен, ваш мотив?

– Я не псих! И косить не собираюсь. Хотя и смог бы! Вы забыли, я ведь социальный психолог по образованию.

– Ну, тогда честно признайтесь, за что? Мне вот чисто по-человечески интересно!

– Вы правильно сказали – я всё тщательно обдумал и для себя решил. Профессор умер, чтобы из-за него больше никто не пострадал.

– А кто-то пострадал?

– Я лично знал двоих. Это мои друзья и сокурсники Ваня и Гоша. Их убил он! И убьёт меня.

«Как-то подозрительно он успокоился! Знак увидел? Блин, да я сам уже с катушек слетают с этими знаками»

Рудаков поглядел на часы – ровно 22:00.

«Два да два, ровно четыре. Четверка не самое лучшее число. Эх, не свезло!»

– Четверка – хороший знак, – Шмелёв усмехнулся, – самый распространенный случай среди непосвящённых – смотреть на часы и складывать цифры. А если человек ещё и с творчеством графа Каиро знаком… Билетики счастливые не собираете случайно?

– Не отвлекайтесь, пожалуйста. Про «вас тоже убьёт», это вы, конечно, иносказательно?

– Я заключения не переживу! И даже до суда дотяну вряд ли.

– Вы больны?

– Нет!

– А, да, – протянул следователь, – знак?

– На этот раз никакого знака. Я просто не собираюсь сидеть в тюрьме. Долго что ли счеты с жизнью свести?

«И думаю сидеть тебе не придется…»

– Так, спокойно! Знаете, сколько раз мне в этом кабинете угрожали самоубийством? Сдаётся психолого-психиатрическая экспертиза таки признает вас, скажем так, не в себе. Так что посадка ваша откладывается на неопределенный срок. Как минимум, я своей карьерой не рискну, и буду на ней настаивать сам! Нервы, опять же, не казённые. А теперь давайте все же вернёмся к нашим баранам? Как он убил ваших друзей? При каких обстоятельствах, где? Или..?

– Или! Конечно, он их и пальцем не тронул. Всё эти чёртовы знаки! Ваня был самым душевным парнем из всех, кого я знал. Он был очень простым и открытым. Многие считали его глуповатым. Может так оно и было. Но при этом он был безотказным и бескорыстным. А ещё у него начисто отсутствовала интуиция, и о его внушаемости знали все начиная с детского сада. По-моему, он лет до двадцати в бабаек верил… Видеть знаки Ваня научился первым и делал это лучше всех, а вот трактовать не умел. Хотя и старался изо всех сил. Спустя совсем короткое время он стал послушной игрушкой в руках Закопырина.

– И профессор не побрезговал использовать это в своих целях!?

– Не побрезговал. Его же.. вдова, Люда, встречалась когда-то с Ваней. Девушка она очень красивая, профессор пару раз видел их вместе, а потом Ване был, как вы понимаете, знак. На свадьбу Люды и Сергея Михайловича Ваня подарил им новый джип. Купил в салоне в кредит под залог единственной квартиры. Четырехкомнатные хоромы в центре достались ему в наследство от отца. Всё, что досталось, и всё, что в принципе у него имелось. В этой квартире спустя год стали жить Закопырин и Люда. Как так вышло я не знаю, но подозреваю… А два месяца назад Ваню нашли на железнодорожной насыпи. Точнее то, что от него осталось – падая с виадука он зацепился за высоковольтный кабель.

– Знак был? – Рудаков потёр глаза.

– Опять же, не знаю, но верю, что без Сергея Михайловича не обошлось!

– Да, уж… Однако, к сожалению, ни ваши домыслы ни, тем более, знаки к делу не пришьешь. А что случилось со вторым вашим товарищем? Георгий, верно?

– Гоша кроме учёбы, упорной надо сказать, увлеченно занимался музыкой. Песни писал. Его рок-группа выступала во многих клубах. Он первым из нас стал зарабатывать более-менее вменяемые деньги. И уж у него-то интуиция была развита, моё почтение! Он первым почуял неладное в отношениях Вани и профессора. Рассказал мне. Я тогда принял его подозрения в штыки. На свою беду он рассказал не только мне, но и Людмиле. Спустя месяц он впал в жестокую депрессию. Ему стало казаться, что он бездарность. Знаки показывали… Сегодня девять дней со дня его смерти – передозировка. Скололся он мгновенно!

«Двадцать лет в следственном комитете – я таких историй слышал сотни! А привыкну ли?»

– Странные вы какие-то друзья, честно вам скажу. Один ведёт себя, как зомби, второй сел на иглу… А вы-то где были?