Читать книгу: «Август на Острове магов»
Часть первая – Побег
Глава 1 – Август
Магия окутывала с самого детства. Жила в голосе матери, в её рассказах и прочитанных ею сказках.
«Справа в темноте фонарики везде,
Чтобы их собрать надо быстро побежать:
Раз налево, два направо,
Тут же прыг через канаву.
Ручки к стеночке кладём –
Все грибочки соберём!».
Она часто повторяла эту считалку. И так и не рассказала, из какой это сказки. Затем они с отцом оба погибли в аварии.
Никто не заслуживает горя. И особенно те, кто уже испытал на себе его цену.
И вот уже осиротевший мальчик сидит в сером коридоре какого-то пустынного госучреждения и разглядывает стены, неожиданно придя в себя.
Чешется толстая повязка на шее, закрывающая рану. Даже спустя несколько дней к ней трудно привыкнуть. Всё равно хочется содрать и выбросить.
Вокруг мрачно. Стены всегда в таких местах почему-то покрашены в два цвета. В два серых, безжизненных цвета, которые кажутся ещё более пустыми, когда вокруг никого нет. Хоть дверь в кабинет приоткрыта. Из неё в коридор струится свет. Можно видеть окружённый тумбами и шкафами стол и двух женщин.
– Ужасная трагедия! – говорит одна из них, кажется, совершенно не волнуясь о том, что в коридоре её слышно. – Ну, хорошо, что у него есть родные.
Она что-то жуёт и чавкает. Видимо, как раз те пряники, что лежат на столе. Вторая обитательница кабинета как раз отодвигает их, но собеседница – ловкая охотница за сладким – резво вытягивает руку и успевает выхватить ещё один.
Угощение помещается в её рот целиком. После женщина выливает туда полкружки чая и с открытым ртом перемешивает всё это челюстями. И, конечно, продолжает громко чавкать.
Женщина за столом вздыхает и убирает пряники в тумбу.
– А ты с ними уже общалась? Это хорошие люди?
– Пфф! – фыркает другая, не успев пережевать. – Уф полутфе, тсэм ф плиюте!
Наконец, они замечают Августа. Социальные работницы, должностей которых ребёнок даже назвать не сможет, просят зайти в кабинет. Мальчик поднимается, шагает медленно, будто только научился передвигать ногами, боязливо подступает к незнакомкам.
– Ну давай, шевели клешнями, – торопит неприятная любительница пряников.
Вторая цыкает, бросает на коллегу недовольный взгляд, но у той как раз звонит телефон.
– Алё! – кричит она неприятно-звонким голосом. – Ага, хорошо. Ждите, я сейчас выйду… – разбирается крикливая дама с беседой и бросает взгляд на Августа. – Сейчас приведу тебе новых маму с папой, так что не боись, в приют не попадёшь.
Она уходит. Несколько дней и так прошли, как в тумане, и от такого обращения легче не становится.
Женщина за столом провожает коллегу осуждающим взглядом.
– Это же надо додуматься, говорить так с ребёнком, который… наверное жутко проголодался, – улыбается она, взглянув на мальчика, достаёт спрятанную коробку с пряниками и протягивает. – Хочешь попробовать? Очень вкусные.
Ребёнок смотрит и молчит. Похоже, что он просто не успел прийти в себя и не решается что-нибудь ответить. Тогда женщина наклоняется ещё чуть ближе и говорит почти шёпотом:
– Честно говоря, у меня тут завёлся прожорливый монстр. Надо быстро съесть пряники, пока это чудище до них не добралось!
Она улыбается, и от этого легче.
Август принимает угощение, жмёт губами, но не может ничего сказать. Он пытается выдавить из себя благодарность, но не может. И дело не в скромности или грубости, просто после аварии мысли ещё не пришли в себя.
Надо рассказать кому-то, что произошло на самом деле. Поэтому мальчик никак не решался, но сейчас, увидев эту добрую улыбку, он открывается без затей. Как умеет только ребёнок, уверенный в непогрешимости взрослых.
– Это… не авария, – говорит он, даже не попробовав пряник.
Женщина сразу меняется в лице, встаёт и садится рядом с мальчиком на корточки.
– О чём это ты? Можешь мне смело всё-всё рассказать.
Как можно не поверить такой отзывчивой и доброй женщине?
– Это была не авария. Я видел что-то… там была такая штука… она была, как лапа, или как рука… она была из чёрного дыма. Я видел, как она летела впереди, а потом мама с папой…
Он резко замолкает. Казалось, что это не так сложно, но в горле становится ком.
В коридоре раздаются голоса – это монстр, поедающий пряники. Внимательная соцработница замечает беспокойство на лице испуганного ребёнка.
– Знаешь, что? – успокаивает женщина. – Я знаю, с кем ты должен будешь это обсудить. Я в таких вещах не разбираюсь, но…
– С доктором, да? – оживает Август. – Но мне не надо говорить с доктором. Я это не выдумал, я видел это, это было на самом деле.
Звучит очень разумно. Такой реакции даже трудно ожидать от одиннадцатилетнего мальчика.
– А ты очень умный, – с лёгкой улыбкой отвечает госслужащая. – Наверное, ты думаешь, что я просто тебе не поверила, но это вовсе не так. Просто я пытаюсь помочь, как умею. Ты же сам понимаешь?
Ей удаётся так легко подобрать ключик к чувствам Августа, что мальчик, пусть и со вздохом, но соглашается. Да и по-другому, наверное, и нельзя. Ведь она не видела то, что видел он. Никто не видел. А может, всё это лишь почудилось. С каждым часом самому всё труднее верить в то, что случилось.
Голоса всё ближе, а бросать Августа одного со своими мыслями не хочется.
– Знаешь что? Я оставлю тебе свой номер телефона, если что, то сразу мне позвони. Сейчас я напишу его на какой-нибудь…
Очень не вовремя в кабинет протискиваются посетители.
– А вот и наш малыш! – заходит вторая женщина, приглашая за собой будущих родителей.
Теперь кажется, что она всё время чавкает, даже когда просто молчит она зачем-то иногда открывает рот и шлёпает языком. А следом за ней входят мужчина и женщина. От их вида почему-то сразу становится жутковато.
Оба пытаются улыбаться. Оба заплывшие, толстые, как набитые мешки, вспотевшие от прогулки по длинному коридору.
– О, пряники, – замечает мужчина.
Он тянет руку, чтобы взять угощение, но жена тут же его одёргивает. И только затем они уже становятся перед Августом.
– Ну? Что ж… вот и мы! – разводит мужчина руками, явно испытывая неловкость. – Мы тебе не чужие люди, так что согласились взять тебя домой. Вот так.
Больше ему нечего сказать.
– Я троюродная сестра твоего отца, – тяжело дыша, сообщает женщина.
И на этом всё. Больше они не говорят ни слова. Это ужасное неизвестное будущее, неприятное и непонятное. Что с ним нужно сделать? Как поступить, когда ты даже не понимаешь, что от тебя требуется? Август смотрит на них и думает, что нужно дать им шанс. Ведь может быть, что в целом свете не осталось ни одного родного человека.
– Меня зовут Август, – сообщает он первое, что пришло на ум, потом задумывается и добавляет: – В этом году мне купили приставку. Мне можно будет в неё играть?
– О! О, да-да, – кивает мужчина. – Мы заберём из твоего старого дома приставку и остальное… не волнуйся, ничего не потеряется… Так, а теперь давайте побыстрее разберёмся и уже поедем домой.
– Минутку! – останавливает женщина, когда родственники уже хотят увести Августа.
Она подходит к мальчику и садится перед ним на корточки. Взяв за руку, она вкладывает в ладонь небольшой листок.
– Если что, то ничего не бойся. Можешь обращаться ко мне в любое время, я обязательно отвечу.
Август смотрит на бумажку и видит аккуратным почерком написанное имя и номер телефона. Правда, сказать ничего не успевает, тут же его уводят новые родственники, объясняя, что они очень устали, а дома ещё много дел.
На выходе, заметив в руке мальчика пряник, мужчина отнимает угощение.
– Дай-ка сюда эту гадость. Фу, он уже прилип…
Он бросает сладкий подарок в урну у ступеней, промахивается, но даже не смотрит. А вот сахарную пудру на пальцах он замечает, морщится, но не выдерживает. Слизав похожую на муку сладость, мужчина вытирает пальцы о штаны и указывает мальчику на дверь.
– Ну, давай, живее… этот… как?.. Август… погоди, это тоже.
Он забирает бумажку с номером телефона и прячет её в карман.
– Придержу, чтобы ты не потерял, – улыбается он.
На улице уже темно. В машине сидят незнакомые люди, которые до сих пор не додумались даже назвать имена. Но это не самое страшное. Мужчина ведёт неосторожно, а женщина всё время с ним из-за этого ругается. Они поначалу стараются молчать, но очень быстро забывают, что едут не одни.
Может, всё не так уж плохо. Пусть люди неприятные, но всё-таки родные. Август старается так думать. Дом небольшой, меньше, чем прежний, но места достаточно. Да и это лучше, чем в детдоме. Некоторые взрослые совершенно не умеют держать язык за зубами, но в этом обжорливая дама была права.
Проходит несколько дней и новые родственники привыкают к компании мальчика. Своих детей у них нет, но нежности и добра в этих людях всё равно недостаточно даже друг для друга. А уж для того, чтобы хорошо обращаться с племянником…
Поначалу они просто быстро устают и раздражаются. Через неделю и Август устаёт ждать обещанного и спрашивает про игровую приставку. И чёрт с ними, с играми, но это последний подарок родителей, ему нет цены.
Отчим, чавкая, отвечает так:
– Да-да, конечно… если в этом году будешь хорошо учиться, то мы тебе её отдадим.
Можно всякое стерпеть, можно разное простить, но это вопиющая несправедливость! Август не сдерживается.
– Но я и так хорошо учился. Поэтому мне её и купили.
Мужчина нахмуривается и отвлекается от телевизора.
– Будешь спорить, я вообще её выброшу. Понял?!
– Понял? – тут же подключается мачеха. – Иди лучше учи уроки!
От такого обида разрывает сердце. Ведь это не честно, ведь нельзя забрать приставку. Да и какое право имеет её отнимать тот, кто её не покупал? Да и как можно забрать её на целый год? Ведь Август ни чем не провинился. Да и какие уроки?
– Сейчас же каникулы!
– Так… всё! – Женщина бросает на стол тряпку и указывает на дверь. – Живо в свою комнату! – кричит она. – Думаешь, мы в школе не учились и не знаем, что на лето тоже задают задания?! Шагом марш!
От обиды аж слёзы наворачиваются, но Август держится. Он всё пытается понять, что сделал не так. Или почему такая несправедливость вообще может быть. Или он всё же что-то понял неправильно?
Взрослые обычно ведут себя совсем иначе. Всё это очень странно, почти необъяснимо. Невольно скованность вынуждает застыть на какое-то время.
Случай вмешивается, чтобы объяснить несчастному ребёнку, что именно произошло. Решив, что Август уже их не слышит, недовольные родственники берутся обсуждать доставшую их приставку.
– Чего ты её просто не отдал, болван?
– Сама ты… болванка! – шипят они друг на друга. – Я её уже продал. И, между прочим, именно за эти деньги оплатил счета.
Разговор стихает, а Август вздрагивает в оцепенении. Ведь они же знали, что эта приставка очень важна. Он сказал об этом ещё тогда, при первой встрече. А обещание? Всё это не имело значения?
– Мог бы продать что-нибудь ещё, а долбанную приставку отдать мальчишке.
– Не мог бы!.. Акх… кхе!.. – огрызается мужчина. – И хорошо, что я этим занимаюсь, а не ты. Потому что с твоими гениальными идеями мы бы остались без наследства.
– Ой, а ты то умный!
– Поумнее некоторых. Поэтому узнал, что будет опись имущества, прежде чем мы сможем его присвоить. И если хоть что-то не совпадёт!..
Мысль он не заканчивает, всё и так понятно. Самое важное, что эти люди никакие не родственники. Чтобы они ни говорили, кем бы они ни приходились по документам, в действительности в них нет ни капельки родственного чувства. Даже та женщина, что дала номер, гораздо ближе и родней, чем троюродная сестра отца со своим мужем.
Наверное, поэтому Августу никогда про них и не рассказывали. Странно было, что у всех есть дяди, тёти, бабушки или дедушки. Хоть кто-то. А у родителей абсолютно никого в целом мире. Видимо, как раз потому, что их родственников заботят только деньги. Станут ли они вообще ухаживать за мальчиком после того, как унаследуют дом и счета?
Поначалу захотелось спрятаться. Хотя бы даже в этой неродной комнате в чужом доме. Которые теперь уже, может быть, никогда и не станут по-настоящему своими.
Миг слабости проходит быстро. Быстрее, чем кто-нибудь успеет заметить, что Август намного сообразительнее, чем можно ожидать от ребёнка в одиннадцать лет. Мальчик не собирается убегать.
Он нахмуривается и выходит обратно на кухню. Пусть детские брови и выглядят смешно, но такая серьёзность вынуждает заволноваться. Оба вздрагивают от неожиданности и несколько секунд молча смотрят на Августа.
– И почему ты не в комнате? – наклоняется мужчина, вздрогнув.
– Я знаю, что вы хотите забрать дом моих родителей, – серьёзным тоном произносит мальчик. – Но у вас ничего не получится! Я расскажу всё, что услышал, и вас посадят в тюрьму.
Отчим с мачехой на миг пугаются. Даже посмеяться над такой отвагой не могут. Они бы и рады и даже пытаются, но смех не выходит. Оба только крякают, тычут пальцами, бьют ладонью по столу, но потом нахмуриваются и перестают кривляться.
– Ах ты маленький, неблагодарный гадёныш, – кривится мужчина. – Думаешь, я стану это терпеть?!
Он хватает Августа за шкирку и ведёт к дивану. Больно надавив на шею, отчим начинает лупить мальчика ремнём. И с каждым словом удары становятся больнее.
– Мы взяли тебя в свой дом! Кормим! Моем за тобой и стираем! И ты ещё собрался мне указывать?!.. – он бьёт, не останавливаясь, не обращая внимания на плач и непроизвольные крики. – Ты ещё жизни не видел, болван!.. Ты будешь делать всё, что я тебе скажу! А иначе отправишься в приют к остальным сиротам!..
Он ещё долго вымещает злость. И особенно больно бьёт, когда своими оскорблениями заставляет Августа вспоминать, что у него больше нет родителей.
– Беспризорник!.. – выкрикивает мужчина, задыхаясь и с трудом удерживая во влажных ладонях ремень. – Неуч!.. Выродок!.. Ублюдок!..
Наконец, запыхавшись, он сваливается на диван и хрипит от нехватки кислорода. Даже тихий плач Августа не слышно за тяжелыми вздохами. Отчим глотает воздух, схватившись за левый бок, и не может говорить.
Остаётся только отползти в сторону. Потом, с трудом найдя силы, мальчик добирается до комнаты, забивается в угол и ещё очень долго не может пошевелиться от боли.
На следующий день едва получается идти. Утром его не обнаруживают в комнате, потому что к этому времени хватает ума и смелости сбежать. Ясно, что это рискованно, но что ещё остаётся? Только надеяться, что в этот раз добрая соцработница сумеет помочь.
Неужели бывают такие ужасные люди? Они с самого начала знали, что будут обращаться с пасынком, не как с родным, а как с бездомной собакой. Поэтому и забрали бумажку с номером телефона. Знали, что рано или поздно Август осмелится ей позвонить и всё расскажет. Значит, сами понимали, что жизнь с ними хуже, чем в приюте.
Долго рассуждать об этом не приходится. К счастью, город не такой большой. Пусть он совершенно незнакомый, но найти дорогу всё-таки получается. А затем, когда остаётся всего несколько шагов до кабинета, кто-то хватает за плечи.
– Вот ты где! А кто это у нас? Кто это тут у нас шастает? – трясёт августа за плечи та неприятная чавкающая пожирательница пряников.
– Мне не три года, мне одиннадцать, – обижается мальчик на её сюсюканье.
Женщина тут же меняется в лице.
– Тогда и веди себя, как взрослый, – фыркает она.
После чего она тянет Августа к выходу. Он не может понять, что происходит, оглядывается на кабинет, который всё дальше, и пугается. Ведь за той дверью последняя надежда на спасение, а теперь кажется, что она навсегда исчезает.
Хуже становится с каждым мгновением. Сначала эта странная дама выводит из здания, потом тащит за угол, а там раздаётся пугающий голос мачехи.
– Вот он где, наш малыш! – сообщает она наигранно.
Изображая беспокойство, она ленится даже просто обнять мальчика, за которого якобы так сильно волновалась. Вместо этого женщина достаёт платок и начинает вытирать слёзы, чтобы было видно, как сильно она страдала и как продолжает страдать.
Только вот Августа она обмануть не может. Он понимает, что сейчас вновь окажется в лапах этих чудовищ. Отчим даже сейчас едва сдерживается. Он вроде улыбается, но криво, явно подавляя в себе желание схватить пасынка и выпороть снова.
– Нет! – хватается мальчик за платье соцработницы. – Не отдавайте меня! Они не добрые, они притворяются! Они меня бьют!
Та останавливается и вздыхает, свесив челюсть. Потом брезгливо убирает руку мальчика со своего платья и нависает.
– Слушай, умник, ты, наверное, думаешь, что в мире целая куча добреньких родственничков или простофиль, которые с радостью возьмут тебя к себе домой. Да? – говорит она совершенно безразличным голосом, даже не обращая внимания на то, как во взгляде Августа в этот момент мир, разрушенный до осколков, стирается в порошок. – Так вот я, в отличие от тебя, пожила в приюте и знаю, что это за место. Так что лучше замолчи и в следующий раз слушайся взрослых.
После такого едва получается говорить, но приходится себя заставить. Вдруг она просто неправильно поняла? Наверняка её запутали или обманули. Он говорит, хотя и сам уже не верит, что в этом есть хоть какой-то смысл.
– Вы не понимаете, они меня бьют…
– И что?! Шлёпнули разок по попке, и ты побежал плакаться? Лучше помалкивай и слушай, что тебе говорят.
– О, спасибо!.. – чуть не бросается к ней мачеха, но женщина останавливает её жестом.
– Слушайте, мне по боку. Ясно? – Она буквально заталкивает Августа в машину, не давая ни малейшего шанса на то, чтобы вырваться. – Но мы с вами о таком не договаривались. Больше я вас прикрывать не собираюсь.
– Пожалуйста, – вырывается последняя мольба, прежде чем этот жестокий мир успел навсегда измениться.
– А ну-ка заткнись и скажи спасибо, что тебе не дали попасть в приют. А то я бы живо могла это устроить, – не удерживается соцработница, а затем поворачивается к отчиму.
– Спасибо, – говорит тот. – Больше это не повторится.
– А вы, что, уже собрались уехать?
Мужчина жмётся, фыркает, с большой неохотой достаёт бумажник, начинает в нём рыться и, видимо, очень старается ничего не найти. Через пару секунд соцработница просто отнимает бумажник, вытаскивает оттуда стопку купюр, после чего возвращает портмоне владельцу.
Вдруг появляется ещё шанс. Когда практически всё уже предрешено, Август замечает, как из дверей здания с серыми коридорами выходит женщина, которая угощала пряниками. Явно торопится, копается в сумочке, не видит, что происходит.
Сердце начинает колотиться от взгляда на дверную ручку. Вот она, совсем рядом, и никто не смотрит. Если только успеть выскочить, если закричать, если добежать!..
Времени думать нет. Либо смириться, либо бежать. А стоит ли мириться? Мальчик дергает ручку, замок щёлкает, взрослые оглядываются, но от неожиданности медлят. Август не вылезает – он выпрыгивает из машины и бросается бежать.
– Тётя! Тётя! – зовёт он изо всех сил.
Женщина его быстро замечает, присаживается и встречает улыбкой. Правда, она не ожидает, что мальчишка вцепится в неё, чуть не повалив на землю.
– Да что случилось?
– Спасите меня. Пожалуйста! – упрашивает он.
Вторая работница и отчим с мачехой замешкались. Все трое понимают, что им не выкрутиться, если что-то пойдёт не так. С другой стороны, обратной дороги нет. Мачеха снова начинает рыдать на бегу и вытирать слёзы, отчим прячет гнев за неуклюжей улыбкой, и только вторая соцработница остаётся собой: она продолжает чавкать даже без жвачки и даже на бегу.
– Он меня бил, – указывает мальчик на отчима. Язык не поворачивается называть его хотя бы дядей. – Я не хочу оставаться с ними.
Женщина не успевает нахмуриться, как её коллега находит способ всё объяснить.
– Бедняжка. Он отказывается поговорить с врачом об этой чёрной магии или что он там видел? – сообщает она, противно чмокая губами. – И когда… э, родители попытались отвести его к психиатру, то он начал выдумывать…
– Честно говоря, я на самом деле его ударил, – внезапно признаётся отчим. – Он вдруг выскочил из-за угла и закричал, что мы не получим ни гроша от его наследства. Прямо в лицо моей дорогой заботливой жены. Это так её расстроило… Я… я виноват, мне не стоило его шлёпать…
Женщина выдыхает с облегчением.
– Вы меня напугали. Я уже думала, вы действительно его били.
– Бил? – удивляется мужчина наиграно. – Бил в смысле…
Он сжимает кулак, смотрит на него и будто бы сам пугается. Аж отшатывается и трясёт головой так, что щёки шлёпают.
– О, нет-нет! Что вы! – говорит за него мачеха Августа. – Просто это было… так… ужасно обидно…
Она начинает плакать. Супруг успокаивает жену, прижав к груди, а соцработница хмурится. Все с волнением и беспокойством ждут, что она ответит.
Она снова присаживается на корточки, аккуратно пригладив юбку, и добрым, строгим, но очень тёплым взглядом смотрит на мальчика.
– Ты пережил трагедию, я понимаю, – глядит она с таким сочувствием, что невозможно не проникнуться. – И всё же, будь добрее к своим новым… Я знаю, они не заменят тебе родителей. Но они и не пытаются! Они лишь хотят позаботиться о тебе.
– Нет, не правда. Это не так…
Август выговаривает слова с трудом, понимая, что его последняя надежда тает в этом заботливом взгляде.
– Что именно неправда? – отвлекает её коллега. – Значит, ты не говорил приёмным родителям, что они жадные воры и хотят твоё наследство? Или тебя не просто отшлёпали, а били кулаком? Или ты ходил к психиатру?
С такой хитрой ложью ребёнку ещё трудно справиться. Ведь одиннадцать ему стукнуло только недавно.
– Нет! Да, но… это не… не так! – поддаётся Август чувствам.
– Вот, пожалуйста. Значит, ты просто маленький врунишка, который не заслуживает таких добрых родителей.
Последний шанс что-то изменить.
– Я слышал, как они говорили, что всё заберут! Поэтому!..
– Ага, – чавкает соцработница. – Как твои родители, они обязаны следить за имуществом. И это ещё одна проблема, которая требует внимания… помимо тебя.
– Тц! – не сдерживается её коллега. – Нельзя же так грубо!
Женщина отмахивается, причмокнув.
– Ничего. Если вместо родителей хочет воспитателя из детдома, то пусть привыкает.
Тогда соцработница вновь садится на корточки, берёт Августа за руки и смотрит ему прямо в лицо.
– Пообещай, что поговоришь со специалистом, – просит она. – Вот увидишь, пройдёт несколько месяцев, и всё потихоньку начнёт налаживаться.
Это конец. Последний шанс растаял прямо в руках, как в небе комета – быстрее, чем получилось подумать о своём желании.
– Прошу… пожалуйста, – не веря самому себе, просит Август.
Просто его искренность не может пробиться сквозь нагромождение лжи, которой обложили со всех сторон приёмные родители и продажная соцработница.
И через пару минут мальчик снова оказывается в машине. На этот раз задние двери отчим предусмотрительно защёлкивает.
Всю дорогу в салоне владычествует молчание. С ним умирает детство.
Август понимает внезапно, будто всё только что сложилось в его голове, что он сам во всём виноват. Там, дома, узнав про проданную приставку, про желание забрать себе всё наследство мальчика, он не должен был выдавать, что знает это. Ещё раньше не должен был говорить о том, что видел в момент аварии жуткую лапу из чёрного дыма. Он чётко видел, как она носилась по салону, но лишь теперь понимает, что говорить об этом не нужно.
Это единственная и главная ошибка, которая испортила всё. Даже если ты поверишь очень хорошему человеку, откуда можно знать, что он поверит тебе?
В этот миг тьма охватывает сердце Августа. Он чувствует это, но не сопротивляется. Он просто спрашивает себя: «почему погибли мама с папой? Почему не они – эти злые, ненавидящие друг друга приёмные родители?».
– Почему они, почему не вы… почему не вы… – шепчет он.
– Что ты там бормочешь?! – злобно рычит отчим.
Август не обращает внимания. Он шепчет всё быстрее, всё тише, уже сам едва понимает, что бормочет. Кажется, будто становится темнее. Свет торопится сбежать из машины, а затем отчим перестаёт вслушиваться. Его отвлекает проблема важнее.
– Руль…
– Куда… куда-куда! – паникует мачеха, видя, что машину повело в сторону.
– Руль не слушает! – кричит на неё супруг.
Становится шумно. Приёмные родители кричат. Замолкают на секунду, испуганными взглядами наблюдая, как прямо перед ними без видимой причины треснуло лобовое стекло. Кричат снова. Лопается шина. Опять кричат. Тормоза отказывают. И вновь крик. Машина несётся на ограждение с черепашьей скоростью.
Внезапно Август пугается, вздыхает и замирает. Он дышит тяжело, не понимая, что случилось. В результате аварии пострадала только покраска и нервные клетки. Все трое пугаются настолько, что даже не решаются это обсуждать. Да и авто вдруг ни с того ни с сего опять слушается водителя, как дрессированное. И тормоза в порядке, и руль работает. Правда, от страха отчим не вылезает, чтобы поменять колесо и решает тащиться до ближайшей заправки или закусочной.
Внезапно, как мгновение эта поездка заканчивается. Испуганный отчим бросает мальчика в комнату, закрывает окно и снимает ручку, чтобы нельзя было выбраться из комнаты. И ничего не сказав, уходит.
Укладываясь в кровать, Август не может сомкнуть глаз. Ему снова мерещится всюду тьма, чёрный дым, умеющий принимать форму по своему желанию. Или по желанию того, кто им управляет.
Это пугает настолько, что даже злоба проходит. Ночь. В окно едва пробивается тусклый свет луны, хорошо видно чистое небо. Несколько воздушных облачных кораблей плывут в этом тёмном океане звезд. И абсолютно чёрной нитью тянется тонкая струйка дыма.
Дыхание замирает, сердце останавливается. Уже глаза слезятся, но моргнуть страшно. Август поддаётся. Веки хлопают, тут же распахиваются, а за окном уже висит женский силуэт.
Рот открывается, но испуг такой сильный, что закричать не выходит. Еще один хлопок ресниц, и силуэт оказывается внутри, перед окном. Волосы встают дыбом. Тьма пришла забрать то, что не успела. И вдруг включается свет.
Силуэт исчез. Женщина сидит на кровати, рядом, гладит по щеке.
– Не бойся, – говорит она. – Это я… Иди… Иди за мной…
Звучит лёгким эхом знакомый голос, но тело ещё не слушается. Свет гаснет, а силуэт вновь оказывается перед окном. Он тянет руки и зовёт. Август же ещё только-только справляется с оцепенением. Он робко, дрожащим голосом, поборов испуг, шепчет:
– Ма… ма-ма?..
Глава 2 – Призрак
На улице серебряное покрывало лунного света украшает ночную тишину. Слегка поблёскивают крыши одноэтажных домов, медленно ползёт в гору ровная, асфальтированная дорога.
По обеим сторонам аккуратные тротуары. Ночь такая светлая, что можно разглядеть тени от травинок. В другое время было бы приятно насладиться пейзажем, но сейчас невозможно расслабиться даже на мгновение.
Голова вскипела так сильно, что явь превратилась в мираж. Всё это происходит на самом деле или только видится? На сон не похоже, но можно ли представить, что призрак матери явится в реальной жизни?
– Иди скорей! – зовёт она лёгким эхом знакомого голоса.
Окно легко поддаётся. Что странно. Ведь отчим ручку выкрутил, а окно с другой стороны заколотил.
Запах свежего ночного воздуха, ясное зрение, бьющий в лицо ветер… сны бывают обманчивыми, но не такими чёткими! И сердце от испуга чуть не разорвалось, а теперь колотится.
Руки дрожат. Ноги едва шевелятся, но постепенно это ощущение тает. Его затмевает другое, тёплое, незнакомое чувство ожившей надежды.
– Мам…
Страшно потерять её из виду, но если разбудить приёмных родителей, тогда, кажется, всё может исчезнуть.
– Мам, – зовёт он громче.
– Не бойся, я здесь… иди… скорее…
Август делает шаг, сходит с газона и уже оказывается на тротуаре. Посмотрев под ноги, он вдруг останавливается.
– Я не могу, – говорит он самому себе. – Это призрак. Или сон. Его нельзя слушать. Мама бы никогда…
Тень замирает с лёгкой улыбкой.
– Ты всегда был умным мальчиком… мой маленький совёнок.
Слёзы сами наворачиваются на глаза. Никто, кроме матери, никогда не обращался к Августу так. Никто не мог этого знать, ведь это был самый таинственный, самый главный секрет, особое обращение для особой ситуации.
– Мама…
– Идём скорее, – торопит призрак. – У нас мало времени, чтобы пройти.
– Куда? Мама! Постой!
Внезапным рывком этот милый сердцу силуэт перемахивает через всю улицу и застывает перед поворотом.
– За мной, совёнок, сюда… – зовёт он колыхнувшимся на ветру эхом.
Август бежит изо всех сил. Только сейчас понимает, что даже не обулся, но боится остановиться хоть на мгновение. Страшно даже просто оторвать взгляд. Нужно бежать, нужно догнать её, столько всего спросить.
– Поторопись… он ждёт…
– Кто? Папа?! – на бегу спрашивает мальчик.
– Мир, милый филин, которого ты не знал. Который спасёт тебя… и который ты должен будешь спасти…
– Мам! – едва успевает Август. – Я не понимаю…
– Ты всё поймешь… – приносит ветер слабеющее эхо родного голоса. – Скорее, за мной… он рядом… он ждёт тебя…
Наконец, дома заканчиваются. Начинается парк. Страшный, мрачный, загадочный. На центральных аллеях горят фонари, а вокруг них черный плен ночи. Пышные деревья прячут луну от взгляда, и её свет туда не пробивается.
– Не бойся… – успокаивает ласковый голос, – Прости, что не смогла сделать больше, но я проведу тебя в мир, где ты будешь счастлив… Скорее… жила почти иссякла…
Август медлит. До сих пор он бежал, даже не задумываясь. Сейчас чётко видит в кромешной тьме неосвещённых аллей лишь силуэт матери. Это совершенно точно она. И она не может обманывать. Её голос, её слова, её движения не подделать. Зачем бояться?
Вдохнуть глубже, задавить страх и броситься вперёд. Босыми ногами сухие ветки даже не чувствуются. Нестриженная чёлка лезет в глаза и мешает смотреть вперёд.
Стоит тряхнуть головой, как силуэт исчезает.
– Мам! – Август осматривается, но не может найти родную душу. – Ты где? Мам!
– Я здесь, – долетает эхо нежного шёпота.
Мальчик поворачивается на звук. Метрах в пятидесяти он видит самое настоящее чудо. Не считая, конечно, призрака матери. В полной темноте заброшенной части парка, где и в такую светлую ночь не видно даже собственных рук, волшебным переливом светит океан неизведанной силы.
Он едва виден за деревьями. Будто прячется. То даёт увидеть краешек, а то исчезает на миг. Целый рассвет магического солнца из далёкого мира. И он прямо здесь, в заброшенной части провинциального парка.
От удивления рот так и открывается. Такое невероятное зрелище действительно существует, оно здесь и сейчас, можно добежать за несколько секунд и схватить.
Таких ярких красок, чувств, запахов, таких эмоций будто никогда и не было. И каждое мгновение этой волшебной картины врезается в память так сильно, что её уже не получится забыть.
Если бы чудо длилось хоть немного дольше…
