Цитаты из книги «Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911-1920», страница 2

Получив какое-то количество информации, командир разведывательной группы отправлял связного в полк. Как правило, солдат был неграмотный, и ему было бессмысленно показывать на карте, где находится группа, а где в данный момент может быть полк. Ему просто говорили:

– Доставь сообщение командиру полка.

На конверте командир группы проставлял время ухода. Удивительное дело: очень часто связные скакали напрямик и быстро оборачивались в обе стороны. Как они это делали? Каким инстинктом руководствовались эти деревенские парни, скакавшие по чужой территории?

Среди прочего солдатам выдали консервы, неприкосновенный запас, вскрываемый только в экстраординарных случаях. Через час двор был усыпан пустыми банками из-под консервов. Чистое ребячество! Вероятно, солдатам, которые никогда не видели таких банок, очень хотелось попробовать их содержимое. Даже корнет Константин Соколов, рассмотрев на банке дату – 1904 год, не смог удержаться, чтобы не вскрыть ее; в банке оказался суп с кусочками мяса. Поднялся страшный шум. Солдатам опять выдали неприкосновенный запас (НЗ), и мы тут же забыли об этом инциденте: наше внимание переключилось на более важные проблемы. Пару месяцев спустя я вспомнил случай с НЗ, когда мы захватили около сотни немцев. Русская пехота нанесла поражение немецкому соединению, и около сотни немецких солдат удалось спрятаться в лесу. Еле живые от усталости, голодные, они не притронулись к неприкосновенному запасу продольствия. Немецкая дисциплинированность исключала наличие человеческих чувств. Я предпочитал командовать русскими солдатами.

Мы обучали солдат обращению с шашкой: как быстро выхватывать ее и вкладывать в ножны, как держать ее на параде и находясь в карауле и, естественно, как пользоваться ею в бою. "..." Отрабатывалась сила и меткость удара. В результате занятий некоторые из наших лошадей лишились кончиков ушей.

У Говорова был брат, который тоже раньше служил в полку. В революцию 1905 года, когда повар ненадолго вышел из кухни, провокатор бросил в кастрюлю с кипящим на плите супом дохлую мышь. В этот день Константин Говоров был дежурным офицером. Он посоветовал гусарам не есть суп и на глазах всего эскадрона вытащил мышь из миски с супом и съел ее, заявив, что это просто кусок мяса. Благодаря Говорову провокация не удалась; в официальной истории полка упомянут этот эпизод. Спустя пятнадцать лет большевики расстреляли Константина Говорова.

В Москве, когда я был корнетом, мое жалованье составляло 110 рублей. Жизнь в России была дешевой. Однако пара самых лучших сапог стоила сорок пять рублей, доломан свыше ста рублей, бутылка французского шампанского в ночном клубе двенадцать рублей. Таким образом, на мое месячное жалованье можно было купить девять бутылок Cordon Bleu в «Яре».

Жалованья не хватало, чтобы обеспечить повседневные потребности: питание и выпивку в офицерском собрании, бесконечные расходы, неизбежно связанные с жизнью в большом городе, такие как подарки, цветы на праздники и похороны, вечеринки с друзьями, празднование годовщины полка с огромным количеством приглашенных, как военных, так и штатских. В конце каждого месяца офицеры, вместо жалованья, получали счет. Каждый из нас имел собственные средства: кто-то больше, кто-то меньше, поэтому каждый жил в зависимости от своего финансового положения. Существовал определенный прожиточный минимум, в каждом полку свой, и будущий офицер при выборе полка учитывал этот важный момент. Иногда офицеры были вынуждены оставить полк в связи с недостатком личных средств.

Последняя история с Панковым произошла в летнем лагере рядом с Москвой. Ночью, когда все старшие офицеры были в городе, прозвучал сигнал учебной тревоги. В таких случаях эскадроны, стоявшие в разных деревнях на расстоянии пары миль один от другого, должны были собраться в одном месте. Панков, разозлившийся, что пришлось прервать пьянку, повел эскадрон в назначенное место.

– Какой эскадрон? – раздался вопрос откуда-то сверху, из темноты.

– Пошел к черту, – ответил по-прежнему раздраженный Панков.

Оказалось, что вопрос задал командир бригады. На следующий день генерал объяснил Панкову, что придется расстаться. Панков ушел из полка и стал гражданским лицом. Однако во время войны он вернулся к нам полк, поклявшись, что не возьмет в рот ни капли. Он сдержал слово, блестяще командовал 4-м эскадроном, пережил революцию, уехал в Нью-Йорк и успешно занимается бизнесом.

Раз в год, в годовщину полка, мы присутствовали на поминальной службе в часовне, в которой был похоронен великий князь Сергей Александрович Романов. Мне врезалась в память одна из этих ночных служб: полумрак часовни, колеблющееся пламя свечей, синие гусарские доломаны, украшенные золотымм шнурами, и трогательная фигура монахини в белом. Это была великая княгиня Елизавета Федоровна.

Жизнь солдат в московских казармах была, по меньшей мере, однообразной: ежедневная кормежка и чистка лошадей; занятия верховой ездой; строевая подготовка; тренировки с шашками и пиками; упражнения в стрельбе; изучение воинского устава, и никаких развлечений, кроме более разнообразного меню и пива в годовщину полка, в день рождения эскадрона, на Рождество и Пасху.

Однако командование понимало, что необходимо организовывать что-то вроде вечеров отдыха. Может, песенные вечера. Из всех проектов мне запомнилась только ходившая в то время шутка об одном унтер-офицере, который после вечерней переклички приказал:

– Иванов, шаг вперед. А теперь танцуй, пой, веселись, ты, сукин сын!

Затем начиналась сама процедура принятия присяги. Священнослужители, представители всех вероисповеданий: православный священник, мулла, лютеранин, католический священник и раввин – громко и медленно зачитывали текст присяги.

Самую большую группу составляли солдаты, исповедовавшие православие.

В моем полку большинство кандидатов в офицеры были выходцами из состоятельных московских семей, получивших университетское образование, но это не слишком облегчало их жизнь в армии. Часто можно было услышать, как унтер-офицеры покрикивали на них:

– У вас два диплома, а вы толком не умеете сидеть в седле! Направо, налево, быстрее! Тут вам не университет, здесь головой надо думать.