Читать книгу: «Горячий бетон Себежского укрепрайона. Документальная повесть»

Шрифт:

Фотограф Владимир Бумаков

ISBN 978-5-4483-8646-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Написанию этого очерка предшествовали годы поисковой работы, в ходе которой накопился не только материальный багаж (находки, сделанные на местах описываемых событий, результаты бесед с живыми тогда еще старожилами и ветеранами войны), но, даже в большей степени, багаж эмоциональный, позволяющий представить характеры наших солдат и офицеров, осмыслить их поступки, совершенные в первые дни войны на Себежской земле. Этот очерк я создавал, скорее всего, для самого себя и моих детей, знающих из моих рассказов о событиях далеких уже времен, происходивших практически за окнами их дома. На примере описываемых мною поступков, совершаемых героями очерка, я хочу показать своим современникам, что все правильное в этой жизни даётся трудно. Что трудно служить, трудно воевать, трудно решиться на смерть во имя выполнения своего долга. Что никто не знает, где у него та грань, за которой самопожертвование становиться единственным шансом на сохранение чести. Но если есть искреннее понимание того, что твоя жизнь будет истрачена во имя великой нравственной цели, то идти до конца будет не сложно.

Этим очерком я хочу отдать дань своей памяти всем без исключения бойцам и командирам 170-й башкирской стрелковой дивизии, принявшим смерть на себежской земле, в двух тысячах километрах от родного дома; ребятам из Москвы – пулеметчикам 257 и 258 отдельных пулеметных батальонов, сражавшихся в своих ДОТах на подступах к Себежу; пограничникам 11-го Себежского пограничного отряда, героически погибшим на своих рубежах и не посрамившим пограничных знамен. Когда работаешь на местах боев, которых много в себежской глубинке, то отчетливо ощущаешь, что те люди, которые защищали мой родной Себеж, всё ещё здесь – в заплывших окопах и воронках, под этой цветущей травой и могучими соснами, в этом мягком жёлтом песке. Но я их не вижу, а только ощущаю их присутствие. Иногда мне кажется, что это они надиктовали мне то, что осталось только написать…

Мой очерк о всех них и для всех нас

Все события, описанные в этой работе реконструированы по результатам моих бесед с ветеранами Великой отечественной войны и старожилами Себежского района, а также по итогам поисковой и архивной работы поискового отряда «Забытый батальон».
Названия всех населенных пунктов, рек, дорог – настоящие. Номера воинских подразделений, все должности, звания и фамилии участников описываемых событий являются реальными, за исключением их диалогов
У меня есть основания полагать, что события происходили так, как описано в данной реконструкции. Или почти так. Важно, что они произошли…
Командир поискового отряда «Забытый батальон» Владимир Бумаков

06 июля 1941 года. Пограничная деревня Асетки Себежского уезда Калининской области. Немногочисленное после спешной эвакуации население деревни, торопливо снующее между крепкими бревенчатыми домами, занято непонятно чем. Для женщин и непризывного возраста мужиков уже несколько дней совершенно осознанной является мысль о том, что прежняя мирная жизнь канула в небытие и грядущие времена ничего хорошего им уже не сулят. Оснований для нервного ожидания надвигающегося горя у этих людей более чем достаточно. Предчувствие несущегося сюда галопом кошмара проходит сотней усталых ног по каменному мосту через пограничную речку Синюху, что торопиться своим течением с юга на север прямо под окнами деревенских домов.

Беженцы из недавно ставшей дружественной Латвии идут через Асетки нестройными группами, молчаливо окидывая сумрачными взглядами деревенские строения, стоящих вдоль дороги немногочисленных зевак, да суетливо копающих по краю деревни окопы советских пограничников. Возле здания сельского почтового отделения стоит большая парная подвода, на которую местные служащие без особого энтузиазма грузят тяжелые канцелярские столы, портреты вождей в рамках и всякую конторскую дребедень.

Проходящий мимо этого действа бородатый латгальский беженец, следующий во главе очередной небольшой группы своих товарищей по вынужденному бегству, с тихим раздражением в голосе рубанул фразой по толпе суетящихся почтарей: – «Да лишнее это все. Не успеете. Немец сюда прёт как на крыльях. Уходите. Столы эти уже никому не понадобятся». Резко остановившийся со связанными парой стульями в руках местный мужичек канцелярского вида, беззлобно прикрикнул на бородатого латыша: – «Иди – иди! Вам бы, лабусам, только горя кликать! А немцу скоро конец будет. Возьмутся наши за него не сегодня – завтра». Но уходящий дальше по добротной каменке старый латыш на эти слова внимания уже не обратил. Он понимал, что здесь будет совсем скоро…

Понимал это и советский пограничник, капитан Вячеслав Николаевич Знотин, исполняющий обязанности начальника заставы, расположенной на южной окраине Асеток. Он прекрасно знал свой участок местности и не питал никаких иллюзий относительно того, что сможет разбить силами вверенной ему заставы наступающих сюда фашистов. А вот задержать продвижение супостата – это как раз по плечу задача.

По участку заставы через старую советскую границу с недавно еще буржуазной Латвией хаотично двигались группы беженцев и немногочисленные подразделения Красной Армии, получившие приказ отходить к Себежу после сильных боев по ту сторону границы.

Начиная с последних чисел июня, поток этот день ото дня становился все плотнее и капитан пограничных войск НКВД СССР Знотин прекрасно понимал, что это означает. Он второй день приходил к каменному мосту через пограничную речку и, вглядываясь в мрачные лица проходящих мимо отступленцев, каждый раз проигрывал в голове план боя, который он скоро здесь даст.

7 июля 1941 года. Деревня Асетки

За прошедшую ночь поток беженцев внезапно прекратился. Над пограничной речкой Синюхой и деревней установилась какая-то липкая, противная тишина. Только из места расположения заставы доносились звуки хозяйственной возни. Пограничники спешно копали новые окопы, оборудовали запасные позиции для пулеметов, маскировали на краю леса укрытия для заставских лошадей и повозок. Все шло по отработанному варианту. Пока шло…

Так и не отдохнувший за прошедшую короткую ночь, Знотин сумрачно гонял в голове гнетущую мысль о том, что с началом боя все отработанные варианты полетят ко всем чертям и там только успевай-поворачивайся.

Спешным шагом капитан проследовал через молчаливо замершую деревню и вышел к пограничному мосту. В тысячный уже раз оглядев свою и сопредельную территорию, Знотин подозвал к себе своего лейтенанта-заместителя.

– Значится так, Николай Николаевич. Через границу немец в этом районе, кроме как по мосту, легко проскочить не сможет. Берега с нашей стороны крутоваты. Да и выйти к мосту у него получится только по дороге. В остальных местах – лес. В нем для атаки особо не развернешься. Посему, бери местных и разбирайте нахрен деревенскую кузницу. Все бревна, кирпичи, железо – все валите на середину моста и запечатайте мне его намертво. Вот здесь, за рябиной, где у нас дозор раньше сидел, копайте позицию и ставьте станкач (Станковый пулемет «Максим». Примечание автора). Чтобы сектор у него был от выхода к мосту с латвийской территории и твоя баррикада на мосту тоже вся простреливалась. Здесь дальность всего метров двести с небольшим и наши красавцы с «Максимом» разгуляются на славу.

Расписывая про станкач и «красавцев», Знотин как мог, старался подбодрить своего заместителя. Ведь с началом боя он сам и его лейтенант разойдутся по флангам обороны заставы и будут там руководить действиями своих пограничников. По крайней мере капитан очень надеялся, что так и будет.

Выслушав про мост, кузницу и пулемет у рябины, лейтенант запросил у Знотина разрешение на свой вариант закупоривания моста.

– Вячеслав Николаевич, разрешите доложить свои доводы по мосту?

– Слушаю, только давай без «поэзии». На нее времени точно не будет.

– Вячеслав Николаевич, предлагаю кузницу не разбирать, личный состав и время на это не тратить. Я быстро сгоняю в Скробово, к пехоте башкирской. Возьму у них килограмм десять взрывчатки. И мост этот аккуратненько в Синюху, камушек к камушку и уложу.

Знотин молча посмотрел прямо в излучающие молодецкий задор глаза юного лейтенанта, почесал лоб под козырьком своей зеленой фуражки и голосом усталого преподавателя вернул в реальность инициативного зама:

– Николай Николаевич. Я же просил тебя излагать без «поэзии». Вот с чего ты взял, что башкиры в Скробово тебе взрывчатки дадут? Они тебя даже не видели ни разу. К тому же, запомни раз и навсегда, лейтенант – мосты на границе без приказа свыше не взрывают! Не взрывают! Потому как мост для войск в обороне, это большая ценность и если он не нужен сегодня, то может понадобиться завтра. А ты его уже взорвал! Без приказа… А его не ожидается, потому как связи с Себежем нет и скорее всего не будет в ближайшее время. И кто ты после этого? Правильно – свой человек в трибунале. И я вместе с тобой, потому что по рукам тебе не дал и позволил нетабельной взрывчаткой единственный на участке заставы мост угробить… Так что отправляйся, Николай, к кузнице и чтобы через три часа вся она на мосту лежала непроходимой преградой. А я пойду, дам команду старшине пулемет ставить, чтобы мост покрасивше обстреливать.

Лейтенант, выслушав эту блиц-лекцию о важности мостов, продолжил уточнять задачу:

– Вячеслав Николаевич, мы кузницу разберем. Но через мост люди могут опять пойти. Не получиться так, что мы мост слишком рано закроем? Вдруг там наши еще остались?

Но Знотин уже определенно знал, что установившаяся с ночи тишина не к добру. Если бы наши, отступающие из Латвии подразделения были бы в состоянии активно обороняться на этом направлении, то это было бы слышно. А так…

– Похоже, Николай Николаевич, что мы с тобой да наши пограничники – это и есть сейчас все наши люди здесь. Иди, выполняй задачу….

Весь последующий день застава совершенствовала оборону, копала окопы, раскладывала по позициям цинки с патронами и занималась еще тысячью дел перед своими первыми выстрелами на этой войне. Ни Знотин, ни его подчиненные, в суматохе подготовки к сражению и мысли не допустили, что может поступить приказ, застава снимется с места и уйдет в тыл. Пограничники всеми своими помыслами приросли к этому, ставшему им родным рубежу – к неширокой совсем речке, переход через которую они должны закрыть для фашистов, к крутым берегам, которые они тщательно пристреляли, к каменному мосту, который должен стать неприступным для противника. И никто из этих молодых парней с зелеными петлицами на воротниках гимнастерок еще даже представить себе не мог, какая цена уже назначена им войной за то, что они – советские пограничники…

Вместе с заставой Знотина, этот участок 11-го Себежского пограничного отряда держали еще два подразделения: заставы в Дедино и в Толстяках.

Между Асетками и Дедино, в маленькой, на пять дворов, деревне Плейково, был расположен кордон от знотинской заставы. Там капитан оставил десять своих пограничников и один ручной пулемет, с задачей – перекрыть для противника единственную дорогу, которая шла через границу по большой заболоченной низине и вела прямо в Дедино, в самый центр опорного пункта, состоящего из девяти мощных бетонных ДОТов, построенных здесь перед самой войной. Пограничники, оставленные в Плейково, получили от Знотина приказ ни при каких обстоятельствах не допустить проникновения немцев через границу по этой никчемной дорожке. Если это произойдет, то фашисты выйдут в тыл советской группировке в Скробово – Асетках и получат возможность сразу же атаковать гарнизоны наших ДОТов, вмурованных в склон длинной гряды на южной окраине Дедино.

8 июля 1941 года. Деревня Асетки

В густой, предрассветной туманной тишине, продрогшие у своего пулемета пограничники явно слышат приближающийся с территории Латвии треск моторов. Это точно не танки. Звук их двигателей асетковские пограничники слушали в 1940 году не один день подряд, когда через этот самый мост наши танковые подразделения входили в Латвию.

В этот раз звук моторов был прерывистым. Один боец из пулеметного расчета, замаскированного по приказу Знотина под пышным прибрежным кустом рябины, шмыгнул в ближайший к речке деревенский дом. Через три минуты пулеметчик вернулся в сопровождении начальника заставы.

Заглушаемая утренним туманом далекая трескотня мотора неожиданно успокоила Знотина: – «Ну вот и немцы. Через полчаса здесь будут».

– Значит так, товарищи пулеметчики. Дождаться, пока немцы начнут скапливаться на площадке перед мостом на латвийской стороне. До этого момента чтобы даже не чихали. Сейчас сюда их дозор выскочит. Себя не обнаруживать. Пусть думают, что граница открыта и вместо нас – только завал на мосту. Как только подойдет их основное подразделение, они начнут проверять, заминирован мост или нет и будут разбирать завал, что мы там наворотили. Дайте им расслабиться, чтобы все убедились, что опасности для них никакой. Как только увидите это, длинными очередями бейте прямо в кучу фрицев на том берегу. За тех, что на мосту, не беспокойтесь. Про них другие ваши товарищи подумают.

Автор повести (справа) и пограничник в форме образца 1939 года.

Отойдя от укрытой пулеметной точки вглубь деревни, Знотин дал команду старшине заставы отправить конного пограничника в Скробово, к пехоте из 422 стрелкового полка 170 дивизии. С посыльным капитан приказал передать, чтобы пехота в Скробово не расслаблялась. Застава будет держать мост до последней возможности, но как только возникнет угроза ее разгрома, она будет отходить к пехоте в Скробово. Людей своих Знотин ценил и, понимая, что он и 30 его пограничников долго с тремя пулеметами у моста не удержатся, принял решение, максимально задержав врага, отойти под прикрытие красноармейцев, у которых есть и орудия, и пулеметов побольше.

Пехота 422 полка 170-й стерлитамакской стрелковой дивизии прибыла на назначенный ей рубеж обороны в деревню Скробово второго июля 1941 года прямо со станции Себеж. Полк получил задачу прикрывать опорные пункты Себежского укрепрайона с южного, белорусского направления и разместил свои батальоны на полевых рубежах обороны вдоль крупных шоссейных дорог, которые почти все сходились в одной точке – в Себеже и затем шли дальше в Псков и Великие Луки.

Бойцы и командиры 422 полка к моменту прибытия в Себеж были уже людьми подготовленными, поэтому оказавшись в Скробово, они быстро приспособили к обороне окраины деревни и прилегающие к ней три большие высоты, с которых отлично просматривалась дорога, идущая от Себежа к Асеткам и далее, через каменный пограничный мост, в Латвию. Командование 170 стрелковой дивизии, изучив обстановку по картам, уяснило, что другой капитальной дороги, кроме этой, в сторону Себежа нет. И что наступающие сюда от Даугавпилса и Краславы фашисты это знают. Посему встречать врага надо именно здесь. И бить его выгоднее всего начинать именно среди этих холмов и болот, где у неприятеля нет вариантов для маневра через другие направления.

Оборудовав все необходимые основные и запасные позиции, бойцы 422-го полка на всякий случай заминировали деревянный мост, перекинутый через речку Студенку на дороге от Асеток на Скробово. Минировал его Яков Казанцев, солдат 422-го полка, призванный из башкирского Белебея. (Останки Якова Степановича Казанцева и двоих его боевых товарищей мы поднимем в 2012 году на окраине бывшей деревни Скробово. Яков Степанович Казанцев и его товарищи похоронены на братском кладбище в деревне Турки-Перевоз Невельского района)

Пока Казанцев и его саперы заканчивали маскировку взрывчатки под мостом через Студенку, к ним подъехал конный направленец от Знотина. Заметив, что саперы возятся с минированием единственного моста между заставой и тыловой деревней, пограничник неодобрительно попенял Казанцеву:

– Вы это, не горячитесь тут со своим динамитом. Начальник заставы велел передать, что если мы заставу и мост не удержим, то будем отступать к вам, в Скробово. Поэтому смотрите, этот мост у нас под носом не взорвите. А то мы сильно уставшие и злые к вам в окопы наведаемся.

– Ты не мне это говори, а дуй к моему командиру в деревню – ответил Казанцев. В деревне спроси лейтенанта, ему все и доложи. Мне прикажут взорвать – я взорву.

Переехав на другой берег Студенки, пограничник хотел уже было дать шпоры своей лошади, как вдруг со стороны заставы, из-за небольшого перелеска, скрывающего Асетки, ударил по ушам и нервам хлесткий и злой звук длинной пулеметной очереди.

«Мать честна́я – выдохнул пограничник, крутясь в седле вытанцовывающей под ним лошади – Началось!» И придерживая рукой за козырек свою аккуратную зеленую фуражку, понесся в Скробово. Передавать командиру пехотинцев то, что приказал ему Знотин.

8 июля 1941 года. Деревня Асетки. Первые выстрелы

Как и предполагал начальник заставы, первыми к запечатанному завалом пограничному мосту прибыли немецкие дозорные на двух мотоциклах. Они, не заезжая на мост становились и в два бинокля осмотрели затихшую на противоположном берегу деревню и уходящую вдаль, в направлении Себежа каменную дорогу.

Наши пограничники, укрывшиеся за деревенскими домами, в замаскированных пулемётных гнёздах по берегу реки, ничем своего присутствия не выдавали.

Деревенские жители разбрелись по своим домам и сидели там, обреченно ожидая своей участи. Естественно, они понимали, что сейчас начнётся стрельба, полетят пули, дома скорее всего загорятся и, всё… Можно, конечно, уйти в дальний лес и ждать там, но стойкая привязанность к родному очагу, этому главному элементу деревенской жизни, оставила этих людей в их домах.

Жить в лесу все равно не будешь, а дома ещё могут и сохраниться – думали оставшиеся жители Асеток и с тревожным ожиданием посматривали в окна. Ещё накануне Знотин со своим заместителем прошёл по всей деревне и попросил жителей во время боя укрыться в домах, да погребах. «По улицам прошу не бегать! А то можем в суматохе вас заместо немцев пострелять. Разглядывать нам тут особо некогда будет» – резюмировал капитан. Вот местные и сидели по домам; а те, у кого были дети – полезли в подвалы.

Рассмотрев в бинокли деревню и завал на мосту, немцы на него не пошли. О чем-то переговариваясь между собой, двое из вражеской группы спустились к воде и внимательно осмотрели каменный мост снизу. Убедившись, что никакой взрывчатки на мосту нет, фашисты заметно повеселели и, усевшись в свои мотоциклы, умчались обратно, навстречу движущейся сюда колонне 123 пехотной дивизии вермахта.

Все передвижения немецкой разведки у моста, отчетливо наблюдали с нашей стороны только шесть человек. Это сам Знотин, лежавший с биноклем под специально оставленной в высокой траве телегой; отменно замаскированный под старой рябиной расчёт «максима», который должен был начать предстоящий бой; заместитель Знотина с расчетом ручного пулемёта, лежащие за штабелем брёвен дальше по берегу Синюхи. Остальной личный состав заставы занимал позиции по краям деревни и вокруг помещения заставы. В самой деревне Знотин своих пограничников располагать не стал, ибо уличный бой с явно превышающим по количеству противником в его планы не входил.

Через полчаса после отхода мотоциклистов, в глубине леса на латвийской стороне зазвучали моторы уже более тяжёлой техники. На широкую площадку перед мостом выехали сразу три больших немецких грузовика, из кузовов которых неторопливо стали высаживаться солдаты с карабинами в руках. Из кабины дальней машины вылез офицер и стал что-то обсуждать с подошедшими к нему унтерами.

Так близко фашистов Знотин видел первый раз в жизни. Не сказать, что вид противника озадачил его. Нет, тут он как-раз-то подуспокоился – обычные люди, только им дома не сидится. Порадовала капитана некая беспечность в поведении вражеского подразделения. По всему, немцы точно не ожидают здесь сопротивления и тем самым, его пограничники получают дополнительный шанс начать сражение так, как и было запланировано.

Пока немецкий командир что-то обсуждал со своими унтер-офицерами, часть неприятельских солдат разбрелось по полянке; кто-то пошёл в кусты справлять нужду, несколько человек, громко смеясь и разговаривая, спустились к речке и стали умываться.

«Вот придурки, совсем обнаглели! Ничего уже не боятся» – произнёс мысленно Знотин, отметив тем не менее, что никто из вражеских солдат не выпустил из рук своё оружие даже в этой спокойной обстановке.

«По всему видно, что опытные. Придется с ними повозиться. Хорошо, что пулеметов у них не видно» – продолжал размышлять капитан.

Тем временем, фашистский офицер дал давно ожидаемую Знотиным команду на разбор завала на мосту. Вражеские солдаты собрались в некое подобие строя между грузовиками, а к завалу пошли два человека, настороженно разглядывающие сваленные в большую кучу брёвна, листы кровельного железа и прочий хлам, придающий всей конструкции вид неприступного бардака.

«Сапёры» – определил Знотин. «Ну что, идите, смотрите. Помереть вам прямо здесь придется» – злорадствовал капитан, понимая, что пара вражеских солдат сейчас шагает в обрамлении пулеметного прицела, сопровождающего их прямо к воротам в преисподнюю.

Не успел Знотин насмотреться на последние секунды жизни двух фашистов, подходящих к мосту, как в тридцати метрах от него заревел, захлебываясь звериной яростью наш станковый «максим».

Длинная пулеметная очередь струёй раскалённого металла вонзилась в строй фашистских солдат, расслабленно стоящих возле своих машин; раскидала ставшие вдруг бесформенными тела, ранцы, карабины и прочий, навешанный на немцах шмурдяк. Пули, летевшие из пулемётного ствола, на такой короткой дистанции превратились в сплошной смертоносный поток, накрывший сразу всех, кто начал метаться по противоположному берегу. Такого массового уничтожения противника Знотин ещё никогда не видел.

В возникшей на вражеской стороне неразберихе, среди нагромождения распоротых пулями неприятельских тел, капитан заметил искаженное безумным ужасом лицо немецкого офицера. Укрывшийся за грузовиком фашист что-то истошно кричал своим разбегающимся подчиненным. Знотин не успел как следует разглядеть своего противника, как наша пуля, рикошетом отскочившая от автомобильного колеса, снесла вражескому командиру половину головы. «Охренеть – не встать» – только и подумал наш капитан, наблюдая за результатом работы своего станкового пулемёта.

Расчёт второго нашего пулемёта, укрытого за брёвнами дальше по берегу, пока в бой не вступал. Согласно приказу Знотина, этот пулемёт должен уничтожать фашистов, которые попытаются перебраться на наш берег через неглубокое русло Синюхи. Но после того, как первая очередь основного пулемётного расчета повалила фашистский строй на землю, никто из врагов к реке не спустился.

Пока начальник заставы разглядывал поле боя, оценивал и, честно говоря, ошалевал от увиденного, основной пулемёт продолжал работать. Как его пулемётчики успели сменить ленту, Знотин, в суматошном созерцании, даже не заметил. Он лежал, приподнявшись на локтях под скрывающей его позицию телегой и пристально наблюдал за тем, как в двухстах метрах от него испаряется вражеское войско.

«Вот бы и дальше нам так воевать» – думалось Знотину, но тревожное осознание того, что фашисты скоро очухаются и возьмутся за этот участок по-серьезному, заставляло капитана беспокоиться о том, что́ ему придётся делать, когда на противоположном берегу появится сотня-другая фашистов, знающих, что здесь стоят наши пограничники.

Солдаты вермахта у советского пограничного знака на границе РСФСР и Латвии

Станкач перестал стрелять так же внезапно, как и начал. Всего несколько минут прошло, а картина на участке уже совсем другая. На латвийском берегу вся площадка перед мостом покрыта серым ковром из мертвых вражеских солдат. Кто-то из гитлеровцев, не успевших словить свою пулю, успел удрать в недалекий лес, но для основной их массы война уже кончилась.

Переведя взор на позицию «максима», Знотин увидел, что его пулеметчики, улыбаясь, о чем-то негромко переговариваются между собой. Вот они, не нарушая маскировки, зарядили пулемёт новой лентой. Второй номер расчёта нагнулся в окоп и достал ведро с водой. «Вот это да… – ухмыльнулся внутренне Знотин – Не знаю я еще своих людей, не знаю… Три минуты назад эти двое впервые в своей жизни угробили десятка три человек и, ничего – улыбаются. Вот бы остальные мои оказались такими же головорезами».

А через несколько секунд, прямо на виду у Знотина произошло то, что резко изменило ход дальнейших событий.

Наши пулеметчики совершили грубую, смертельную ошибку. Сказалась их неопытность и уверенность в том, что на вражеском берегу живых уже не осталось. Второй номер расчета встал на колени на бруствер замаскированного окопа и повернув к себе ствол «максима», начал доливать в кожух воду из ведра. Хоть и стоял наш пограничник за бурно разросшимися ветками рябины, его манипуляции с пулеметом привели в движение прикрывающий позицию кустарник. Это заметил ошалевший от такой нелепости Знотин; это заметили и на вражеском берегу.

Не все фашисты полегли от нашей первой пулеметной очереди. Часть из них успела нырнуть в ближайший лес, но далеко они не отошли, а залегли и из-за деревьев стали наблюдать за нашим берегом. Густую рябину справа от моста они, естественно, сразу взяли под подозрение, но после прекращения нашего огня, активности не проявляли. Коротким броском из леса, под прикрытие пробитого пулями грузовика, выдвинулся расчет немецкого ручного пулемета. Фашисты, незаметно для наших пограничников, изготовились к стрельбе и, затаившись ждали, наблюдая за нашим берегом.

Дальнейшие события могли бы пойти по другому сценарию, но тут из своего окопа вылез наш пулеметчик и начал доливать в кожух воду. Знотин, только что восхитившийся работой своих бойцов, сейчас пришел от увиденного в тихий ужас: – «Он что, совсем охренел?! Куда он вылез?!». Но больше капитан уже ничего не успел предпринять. С вражеского берега точно по шевельнувшемуся рябиновому кусту рубанула длинная пулеметная очередь. Сотни грамм разогнанного до сверхзвука свинца ударили нашему, сидящему на бруствере бойцу в левый бок, в корпус пулемета и разметали на куски голову первого номера расчета. По сторонам полетели кровавые ошметки, обрывки обмундирования, ветки кустарника… Вся позиция скрылась в облаке взметнувшихся фонтанов песка и травы.

Хладнокровно восприняв трагичность произошедшего, не потерявший самообладания Знотин машинально глянул на наручные часы.

«Одиннадцать сорок. Станкача нет. Расчет погиб. Мост теперь под прикрытием только одного пулемета. И он далеко…» – эти лихорадочные мысли рвали душу капитана на части.

Быстро осмотрев противоположный берег, на котором исходил дымом подожженный немецкий грузовик, Знотин с облегчением отметил, что в атаку немцы пока не пошли.

«Это хорошо! Это очень хорошо! Значит у нас есть немного времени…» – продолжал обдумывать ситуацию капитан и, покинув свою наблюдательную позицию, метнулся за ближайший бревенчатый дом. Там его ожидали два пограничника, оставленных в роли связных.

«Значит так, товарищи пограничники – начал ставить им задачи капитан – застава в бою. Ты – бегом к пулеметчикам, что остались справа, дальше за мостом. Передать им мой приказ – переносить позицию ближе к мосту и не допустить переправы противника через речку еще хотя бы полчаса. А ты – ползком на мое место под телегу и как увидишь, что фашист пошел через речку, сразу стреляй. Можешь не попадать в них, но главное – чтобы мы твою стрельбу услышали. Хотя, приказываю попадать. Все – выполняйте».

Дальше все события стали развиваться с какой-то страшной для Знотина быстротой и все его планы на стройную и устойчивую оборону полетели, чего он и опасался, к чертовой матери.