Читать книгу: «Моему другу. Первая книга стихов»

© Владимир Алексеевич Алексеев, 2021

ISBN 978-5-0053-0813-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Моему другу

 
Эта книга написана вместо письма,
потому что за окнами снова весна,
даже если зима, или осени ржавь,
или лета жара – неизменно представь,
 
 
закрывая глаза, иль зашторив окно,
что на нашей Земле это время одно,
проникая ладони и лица,
словно сердца биение длится.
 

«Свойственна людям потерянность…»

 
Свойственна людям потерянность.
Разум наш в поисках мечется.
Небо готовит к потерям нас
И к обретению Вечности.
 
 
Небо готовит нас к лучшему,
Нет в нём причины неравенства:
То, что в итоге получим мы,
Нами навек избирается.
 

08.01.2021

Первый снег

Александре Одриной

Мы ждём перемен

Цой

 
Липнет небесное крошево к каблуку.
Чуешь подошвой: пророком был Цой в подземке.
Город похож на нугу, на рахат-лукум,
сладко припудренный тонкой пыльцой позёмки.
Лебеди белых акаций – аркады шей.
В сумерки города парк убегает пего.
Почерком сна приснежится на душе
светлобезмолвная¹ сказка первого снега.
 
 
Ни колдовства бубенцов, ни следов подков —
шум новогодний не вносится резво в зиму.
Сумрачной стражей дородных снеговиков
не охраняется праздник, в страну ввозимый.
Только у дома на входе – снежинок шлейф,
шелест, вихрящийся ворох, шальная нега
лёгких касаний – и каждому по душе
светлобезмолвная сказка первого снега.
 

Как по небу, по земле²

 
По осенним городам, по бульварам и садам,
по серебряной листве, мною виденной во сне,
по холодным мостовым
с одиноким постовым,
я иду-иду к тебе,
как по небу, по земле.
 
 
То ли крылья у меня
вырастают среди дня,
то ли ветер за спиной
заодно теперь со мной,
То ль от вешнего тепла
эта улица светла,
сердцу весть передала
то, что ты меня ждала.
 
 
ПРИПЕВ:
Где-то там, где весна цветёт,
где сияющий дождь идёт,
где шагаешь навстречу мне
только ты по земле,
тёплой земле,
знаю сердцем, что где-то там,
где – пока что не знаю сам,
небо кончится,
очень хочется —
прикосновением к тебе.
 
 
Хрупкий иней на листве,
так недолгий по весне,
станет тонкою росой,
не небесной, а земной.
А по небу облака
всё плывут издалека,
те, что в дымке голубой
прежде встретились с тобой.
 
 
ПРИПЕВ:
Где-то там, где весна цветёт,
где сияющий дождь идёт,
где шагаешь навстречу мне
только ты по земле,
тёплой земле,
знаю сердцем, что где-то там,
где – пока что не знаю сам,
небо кончится,
очень хочется —
прикосновением к тебе.
 

Азбука Брайля

 
Пальцами чуткими над бугорками событий
Память скользит, запинаясь за каждую малость.
Сколько неведомых скоро случится открытий,
Сколько на эти открытия меры осталось
Времени, сил, любопытства по-детски простого,
Доброжелания ближних, терпения козней.
Нет ничего, кроме Лика начального Слова,
Как ни читай, хоть дурашливей будь, хоть серьёзней.
Слеп книгочей, оттого шевели́т он губами,
Не замечая ответной реакции присных.
Жизнь нескончаемо пишет на Азбуке Брайля
Слепорожденно от зрячих сокрытые смыслы…
 

«Берег моря. Край материка…»

 
Берег моря. Край материка.
Шторм – в пяти шагах не докричаться.
А Земля не так уж велика,
Чтобы нам с тобой не повстречаться.
На пути – не гжель, не хохлома,
Грохот волн обрызгивает плечи.
Знай, что сердцу крепкие шторма —
Слабое препятствие для встречи.
 
 
Будет день ярчайшей тишины,
Пусть не завтра, пусть не слишком скоро,
Потому что люди рождены
Не для битвы, а для разговора.
 
 
Для простых бесед сотворено
И до срока спрятано когда-то
Неба земляничное вино
На столе лучистого заката.
 
 
Прошлое изгладится тогда,
И для сердца вспомнится едва ли,
Для чего мы долгие года
Вновь и вновь упрямо затевали
 
 
С морем не шутейную игру,
Шли на рифы, миновали мели,
Как гудели снасти на ветру,
Как валы о палубу гремели.
 
 
Верь в круговороте будних дел
Празднику с усталостью во взоре,
Ведь без веры в этот дальний день
Непреодолимо жизни море.
 

Бриз

 
Позабудь отношения и дела,
Перейди на словарик от «Брось!» до «Брысь!»
Прогуляйся по берегу дотемна
Там, где волосы треплет солёный бриз.
 
 
Там, где в море подался высокий мол,
Где песчаною пеной вода шуршит,
Где кораблик, несомый по воле волн,
Так похож на собрата твоей души.
 
 
Крики чаячьи сорваны на ветру
Словно спелые смоквы в саду времён.
Так поймай же отчаянье налету,
И пойми: это счастье сдано в ремонт.
 
 
Шестерёнки почистят, маховики,
Весь от копоти выморочный стимпанк,
И опять ты увидишь из-под руки
Чудо-солнце, похожее на тимпан.
 
 
Белый парус окажется под рукой,
Всё, что было вдали, шевельнётся близ.
Хочешь – выбери бурю, хочешь – покой,
О себе не напомнит солёный бриз.
 
 
Но его, неприметного, выбирай,
Пусть он мягок и скромен, почти что нем.
Так и всякий, кто нам возвращает рай,
Ничего для себя не просит взамен.
 

06.01.2021

«До пробужденья птиц – такая тишь…»

 
До пробужденья птиц – такая тишь
Перед рассветом в середине лета.
Роса на травах. На крыльце стоишь,
И кажется: коньки далёких крыш —
Вулканы берегов над бездной светлой.
 

Ты – капитан в безвестности морской,

В ладонях у седого океана.

Не пробуждённой местности покой

Лоскутья солнца силой колдовской

Преображают в жар событий рьяно.

Уже скрипит просёлком колесо,

Далёкий лай и кнут пообочь стада

Разъяли тишину. Ну вот и всё.

Умытый день благую весть несёт:

Трудись как прежде, а мечтать не надо.

Такое аниме

 
Ни бе, ни ме, такое аниме,
Душа скорбит и клонится к испугу.
А будущее вяжет макраме
Или стучит коклюшками по кругу.
Мережки тянет, вышивку крестом
Сменяет хитроумным оригами.
Вы – не о том, а я опять о том:
Мы понапрасну мним себя богами.
Нет, не взойдёт картошка в борозде,
Где сорняки не полоты от века.
Спасенье человечества – в труде,
И творчество – отрада человека.
 

Ассоциации к Ты

 
Ты – это Крест Иисуса,
и двое при нём:
со щитом римский сотник,
и любимый Христа ученик Иоанн.
 
 
Ты – это столик под тентом
ночного кафе, возле столика – двое,
и кто-то уходит,
а кто-то, привстав, остаётся.
 
 
Ты – это устье колодца в пустыне,
и ковш,
и верёвка,
чтоб чистой воды почерпнуть.
 

«Зажигаются бакены на реке…»

 
Зажигаются бакены на реке
По ночному фарватеру фонари.
Хорошо путешествовать налегке.
Если грустно, с рекою поговори.
Где на отмелях сонных шуршит троста,
Где на берег песчаный бежит волна
У закатного русла душа проста,
Не замедлит послушать тебя сполна.
Разбегаются кольца из-под руки
У законов невидимости в плену,
И водою колеблемые мальки
Фейерверком метнутся на глубину.
Неподъёмная тяжесть канет с плеча.
Проскользнёт нехорошее вдоль виска.
Утопает бесследно твоя печаль,
Утопает навечно твоя тоска.
Нам такая отрада дана – смотреть
На текучие воды ночной реки,
В ней горят, словно искры в степном костре,
Зажигаемых бакенов огоньки.
От волны до волны – тишины концерт.
Понимаешь: не вечны и боль, и гнёт.
Шорох волн – словно древняя вязь в кольце
Соломона-Царя: «И это пройдёт!»
 

«Душистый чай из закопчённой кружки…»

 
Душистый чай из закопчённой кружки,
Стреляющие сполохи костра
На свявшем мхе, на высохшей опушке,
Где до утра гундосит мошкара, —
 
 
О, юности растраченные пряди,
Вы зрелой сединой наделены
Не будете. И записи в тетради
Не дорастут до голоса страны.
 
 
Но для души, что канула с разбега
В мерцающий времён водоворот,
Жива навеки та ночная нега,
И песня та, что указует брод.
 
 
То мокрым лугом, то по стылым плавням,
То отмелью, где коротки шажки,
Выходим мы к раздумию о главном,
К родным сердцам, которым мы близки,
 
 
К приятному рассвету без похмелья,
С чириканьем и писком первых птах,
К тем облакам, что стелятся куделью
Над миром наших прав и наших плах.
 
 
Так пусть стихи, которые мы правим,
Сгорят, подобно юности, в костре,
Вершина жизни – привыкать к бесправью,
И петь с листа, подобно мошкаре,
 
 
Восславить час прихода и ухода,
Когда, непостижима и стара,
Останется лишь мудрая природа
Лечить и нежить раны от костра.
 

«Не жалей догоревших творений…»

 
Не жалей догоревших творений,
Пусть листы будут снова белы́:
Нам достанет костра озарений,
Да простого тепла от золы.
 
 
Если сердцем слова не хранимы,
Пусть убогая их нагота
Невесомо проносится мимо,
Ткань живого огня напитав.
 
 
Эта ночь – очищения ради,
Эта блажь – не охота на ведьм,
Если собственной страсти тетради
Будут в пламени ясном гореть.
 
 
Инквизитора доля сурова:
Разделяя с землёй небеса,
За чужое неверное слово
Из растения чурку тесать.
 
 
Жизнь поэтов по сути другая —
Жить, земное в небесном любя,
Никого, ничего не сжигая,
Кроме части фальшивой себя.
 

Плиоцен

 
Давай себя переоценивать
Шкалою строгой плиоцена,
На пепел слов себя нацеливать:
Не всё, что пишется, бесценно.
 
 
Бесценно только то, что полностью,
Наперекор свинцу и стали,
Живою памятною порослью
В душе вседневно прорастает.
 
 
Что ввечеру по ставням стукает
Вишнёвой веткою расцветшей,
Но не докукою, не скукою —
Непобедимой силой вешней.
 
 
Что позабудется, да вспомнится,
Как забытьё ни укрывает,
Всё, от чего светлеет горница,
И горечь сладкою бывает.
 
 
Не фраза, выловлена ситечком
Из густоты словесных сливок —
Порою хриплое, осипшее,
Порою вовсе молчаливо,
 
 
Такое слово не кончается
Витиеватым дымом печки.
Такое слово не прощается,
В котомку брошено за плечи.
 
 
Таких даров нельзя отцеживать,
В них живо всё, легко и цельно.
К чему себя переоценивать?
Не всё, что пишется – бесценно.
 

Дом моего отца

 
Отец, прости меня, если можешь,
В небесном, далёком твоём далеке.
Ты больше рыбы не потревожишь
Удою в крепкой твоей руке.
 
 
Твой дом не сдержать надёжным запорам
От разграбленья запойных душ,
И твой топор, украденный вором,
Ушёл от дел в дремучую глушь —
 
 
Не срубит сруба, не сладит баньки.
И где-то теперь гармошка твоя?
Душа, подобная самобранке,
Свернулась, взошла в иные края.
 
 
Твой сад зарос, и для яблонь школа
Заглохла в споре диких ветвей,
И не тревожат с пасеки пчёлы
Цветы окрестных росных полей.
 
 
Твой старый кот без догляда сгинул,
Тропа к крылечку позаросла,
И нет прощального взгляда в спину,
Совета нет в делах ремесла.
 
 
И только ласточки копошатся,
Всё так же смотрят из-под стрехи,
И сердце помнит рукопожатье
Твоей широкой, сильной руки.
 

Как ходили леного

 
Гдовский район, по старинке – Ленобласть,
нет здесь теперь ни своих, ни чужих.
Помнишь, в деревне «ходили леного» —
в танце цвела деревенская жизнь!
 
 
Супрядки, пахота, сев и зажинки —
всё представляет собою танцор!
Не современного танца ужимки —
перед глазами стоит до сих пор!
 
 
Пусто в деревне. Но снова и снова
вижу, как в центре села на кругу
матушка с батюшкой «ходют леного»,
а повторить ничего не могу…
 

Пора сенокосов

 
Пора сенокосов. На небе обилие радуг.
То ливни, то вёдро. Вольготная жизнь без оглядок.
 
 
Пора сенокосов. И пар от нагретого тела
По росному лугу, по речке, по стёжке растерян.
 
 
Пора сенокосов. Любовь, словно в давнем Эдеме
Помимо рассудка, помимо великой идеи.
 
 
Пора сенокосов. И в каждой травинке – по солнцу.
Ковёр сеновала душицей и клевером соткан.
 
 
Пора сенокосов. Не сон ли, не бегство из яви
Величит земное, цветными рассветами славя?
 
 
Край неба с востока то бледно-сиренев, то розов.
Застывшее время. Святая пора сенокосов.
 

Две липы

 
Июль ураганами умалишёнными
Чертил на дорожной пыли.
Две липы гигантских цветущими кронами
Устало коснулись земли.
 
 
Две липы столетние, будто бы вечные,
Каких не увидишь вокруг,
Светильники светлых цветов многосвечные
Склонили в ромашковый луг.
 
 
Был ливень с грозой, и в бору корабельная
Под ветром сгибалась сосна.
В лишайниках лешие белыми бельмами
Глазели на мир дотемна.
 
 
Но бор отшумел под грозою и выстоял,
Под елью и я переждал
Высокого грома раскаты и выстрелы,
Потоками плещущий вал.
 
 
Я вышел к опушке. Парило и жарило.
От луж и ручьёв духота.
Дышала земля воспалёнными жабрами
И глинилась пеной у рта.
 
 
Умчалась стихия, почти что бесследная,
Её извинить я готов.
Осталось поверженным облако светлое
Вчера недоступных цветов.
 
 
Должно быть, под почвою время немалое
Гудел колокольный удар.
Шмели осмелевшие в липовом мареве
Искали напрасно нектар.
 
 
Но я оборвал в свою торбу заплечную
Душистую лёгкую кладь.
От неба упавшее солнце беспечное
Едва ли грешно собирать,
 
 
Чтоб после, в оконце морозное выглянув,
От чая вдохнув медовей,
Увидеть себя в этом облаке липовом
Ещё не умерших ветвей.