Читать книгу: «Троя. Книга вторая», страница 3

Глава вторая. За Гесионой

1. Совет

– Вы все прекрасно знаете, друзья, зачем я вас собрал. Вот карта побережья.

Сразу шесть голов как по команде дружно склонились над столом. Искусно выточенная из слоновой кости указка пересекла нарисованную голубую гладь Эгейского моря и обвела своим кончиком остров Эвбея – остров довольно большой и фактически первый из ахейских – то есть греческих островов на морском пути из Трои.

– Сначала думали, она вот здесь.

Указка заскользила дальше – миновала Аттику, Саронийский залив, прошлась по Пелопоннесу, пока не достигла изрезанных берегов Лаконики, и застыла, упершись в тоненькую ломаную линию реки Эврот.

– Потом вот здесь. Но эти сведения оказались не верны. Однако я надежды не терял. Каждый наш купеческий корабль, шел с порученьем – что-нибудь узнать.

На самом деле то была задачка не из легких. Даже тогда, по горячим следам, никто из троянцев не мог сказать точно, как звали ахейца, что увез с собой Гесиону, а тем более никто не знал – куда конкретно он ее увез. Никто не помнил толком, как именно выглядел этот воин – за исключением самого царя Приама, но, то были детские его впечатления. Да, высокий, крепкий, как скала, светловолосый, весь закованный в медь, что ослепительно блестела на солнце – но по таким приметам искать довольно сложно. Троянским купцам понадобилось немало изворотливости, крепкого вина и угощений, чтобы узнать, кто этот человек.

Кончик указки вернулся назад в Саронийский залив, обвел контуры крупного острова.

– И, наконец, Эгина.

– Насколько я понял, название должно быть на букву Э. – догадался Анхиз.

Поскольку дело касалось непосредственно семьи, дарданский царь, двоюродный брат Приама принимал участие в собравшемся совете. Одних с Приамом лет, черноволосый, стройный, симпатичный – не зря в него влюбилась Афродита. Он сына от нее имел – Энея, однако, Анхиз еще не хвастал этой связью – а потому был жив-здоров, и на совет приехал сразу, едва Приам его позвал. Энея Анхиз взял с собой, тот играл сейчас с детьми Приама, пока родители вели серьезный разговор.

– Да, верно, я сам так думал до недавних пор.

– Что оказалось? – спросил Фимет, Приама друг хороший, советник, по происхождению – троянец из знатной богатой семьи.

Приама старше Фимет был лет на пять, с ним вместе обучался боевым искусствам, где они и подружились.

– Оказалось, нет. Он с той Эгины родом. Отец его изгнал оттуда прежде, чем к нам он заявился воевать.

– Отец изгнал? Каков герой однако. – возмутился прямолинейный честный Антенор – Он, видно, грабить только и способен, раз даже своего отца обидел сильно. А в чем причина самого изгнанья?

– Причины я не знаю. – отвечал Приам. – Однако на Эгине героя того нет.

– Опять здесь след теряется. Это тем печальней, что проходит время. – вздохнул Панфой, верховный жрец, с которым читатель уже знаком.

Действительно, время шло неумолимо. Приаму было от силы лет восемь, когда случилось это нападенье. Сейчас ему скоро сорок, разыскивает он сестру без малого лет двадцать пять, с тех самых пор, как Троя укрепила свои позиции. Поиск долго результатов не давал. Ахейцы все хитры, немногословны – там выведать что-либо очень трудно – особенно, когда не знаешь, кого искать и где. Но, кто упорен – рано или поздно добьется своего.

– Ты прав, Панфой. Но я не зря собрал вас.

Указка пересекла пролив, твердо уткнулась в небольшой островок:

– Вот. По последним данным – Саламин. Именно здесь ее в рабынях держит сей человек.

– Имя как его? – спросил Укалегон.

– Теламон. Он там, на Саламине, дворец построил. Между прочим – награбил здесь, у нас богатств несметных. Теперь он благоденствует. – в голосе Приама зазвучала ненависть – перед глазами вновь предстал яркий солнечный день, чужие корабли в проливе Геллеспонт готовятся к отплытию. Его, совсем мальчишку, сестра целует, обнимает, плачет, и шепчет – Где бы я ни была, я всегда буду любить вас… после тот самый грек ведет ее на свой корабль. А он, едва переименованный в Приама – он ничего не может сделать – сжимает только кулачки, в бессилье слезы льются по лицу, глаза глядят ей вслед – он навсегда запомнил эту сцену.

– Я думаю теперь идти туда войной. Снарядим кораблей – числом не меньше ста, и разнесем весь этот островок. Камня на камне не оставим там.

Антенор развернул к себе карту. Саронийский залив глубоко врезался в сушу, вплоть до Коринфского перешейка. По бокам его обступали Аттика с Арголидой, прямо по ходу пусть преграждала Эгина.

– Но, это значит – соваться тигру в пасть. Приам, послушай. Если мы войдем в залив такой армадой, все их соседи ополчатся против нас немедленно. Смотри – Пирей совсем здесь рядом – Афинский порт, Мегару отделяет лишь узкая полоска моря, а затем подтянутся Микены. Мы окажемся в ловушке. И подкрепления ждать нам неоткуда.

– Ты никогда не трусил, Антенор. Почему сейчас боишься? – удивленно уставился на друга Приам.

– Я дело говорю. – возражал Антенор. – Эти воды трудны для прохождения. Там – рифы, мели – их сама природа защищает от внезапного набега. Пролив тот слишком узок, берега везде отвесны – мы только корабли погубим. – и, жалея друга, продолжал – Твое желание понятно, Приам. Здесь надо взяться по-другому. Во-первых, точно ль там сестра твоя разведать. А если там – быть может, выкуп согласны будут взять? Выдадут ее без боя?

– Нет, я против. – уперся Приам. – Причину нужно объявить – не спорю, а потом напасть, коль полюбовно уладить дело не удастся.

– Ахейцы все коварны. – продолжал отстаивать свою позицию Антенор – Тебе в лицо все будут улыбаться и отвечать – о, да, сейчас, сейчас, а сами будут делать, что им надо. Эта проволочка даст им время позвать на помощь.

– Антенор верно говорит. – поддержал его Анхиз – Погубим мы людей и корабли, но Гесиону этим не спасем.

– Приам, послушай. Мать мне говорила, что парень тот… он Гесиону сватал, что сестра твоя была как будто бы согласна. Но что-то там разладилось у них. – Укалегон сам не был уверен, что это не сказка. Однако рассказы матери помнил, и нашел нужным это сказать.

– Может добровольно, по любви пошла она? – предположил Фимет.

– В плен – по любви? Ты отдаешь отчет своим словам? – вспылил Приам. – Я видел, как слезами заливалась, жалела нас – меня, сестер… Разве это жених – что убивает родителей невесты.

– Не знаю, он убил, а может, и не он. – продолжал Укалегон. – Сейчас никто уж верно этого не знает. Прошло столько лет, что если она сама не хочет возвращаться?

– Действительно – живет с тем Теламоном, раз люб он ей? – поддержал его Фимет.

Но Приам был резко против таких предположений.

– А может быть напротив – каждый день ей тягостен. Чужеземке воду она таскает, шьет, прядет рабыней и молит каждый день меня, как брата спасти ее. Никто того не знает.

– Это прежде не мешало бы узнать, чем нападать внезапно. – стоял на своем Антенор. – Нас, Приам, послушай.

– Что боги говорят? – спросил Приам Панфоя.

– Посольство мирное отправь. Богам угодней это. – отвечал верховный жрец. – Сегодня рано утром возле храма две ласточки кружились. Явно знак. Нам двух послов отправить нужно.

– Вообще-то ласточки к дождю кружатся низко. – не удержался и съязвил Анхиз.

Ему никто не успел ответить – двери распахнулись, в кабинет ворвалась ребятня. С деревянными мечами, с игрушечными копьями в руках вокруг стола забегали мальчишки:

– Ура, вперед, в атаку – кричал Эней.

– Сдавайся – Гектор наседал. – Иначе ты погиб.

– Герои не сдаются – был ответ.

– Мы бьемся на мечах, отец. Нас вызвал Гектор. – скороговоркой объяснил происходящее Деифоб и сразу испустил воинственный клич. – Держись, иду тебе на помощь.

Деифоб поспешил на выручку Энею, которого Гектор теснил к углу отцовского кабинета.

– Мы сражаемся за Лаодику. – следом за ними влетел, размахивая мечом Дорикл, побочный сын Приама. – Гектор, я здесь.

И ринулся ему на подмогу. Последней в проеме дверей показалась Лаодика. Ее личико разрумянилось, глаза светились хитринкой – ей было страшно интересно – кто победит? Приам взял дочь на руки.

– Она совсем малышка. Аккуратней, а то вы испугаете ее. Ребятки, мечами не махайте у лица.

– Воины растут. – довольно улыбался Приам, передавая девочку прибежавшей служанке. – Будет кому защищать таких малышек, если что.

Война тем временем переместилась на лестницу. Приам закрыл двери кабинета, победные крики стали не слышны.

– Кто поедет?

– Думаю, мне, как родственнику, нужно ехать. – предложил Анхиз. – Хорошо бы взять того, кто в ратном деле лучше всех соображает. На всякий случай, чтобы на месте наш воин мог осмотреться, что там и как на этом Саламине – если вдруг придется воевать.

– Значит, с тобой едет Антенор. – решил Приам.

2. Остров Саламин

Маленький каменистый остров Саламин от полной нищеты и забвения до сих пор спасали два обстоятельства.

Во-первых, героическая личность самого правителя острова, что лет тридцать назад привез из разоренной Трои несметные богатства. В самом деле – тогда посмотреть на Теламона сбежались все соседи – одни с восхищением, иные с плохо скрываемой завистью внимали рассказам о столь удачном походе, от которого они так опрометчиво когда-то сами отказались. Теперь восторженным слушателям оставалось рвать на себе последние волосы, вспоминая, как сам Геракл уговаривал их принять участие в этом мероприятии.

– Это авантюра – тогда отвечали они. – У нас своих дел полно.

Сейчас, когда Теламон, облачившись в невиданные доселе шелка, гордо демонстрировал захваченные трофеи, все соседи потели от зависти и мотали себе на ус – в следующий раз они такого шанса не упустят.

Когда Теламон, помимо всего прочего, отгрохал себе невиданные трехэтажные хоромы с широкой верандой и фонтаном, устлал мягкими восточными коврами, уставил чашами, фиалами, статуэтками, треножниками, расписными напольными вазами и прочей захваченной утварью все пространство огромного дома, а в довершении велел организовать мраморную ванну с подогревом – такую же точь в точь, что он видел в троянском дворце – тут все окончательно лишились дара речи, и стали воспринимать теламоново жилище не иначе, как восьмое чудо света, а самого Теламона – личностью легендарной.

Однако тридцать лет – срок немалый.

Истерлись те ковры, поблекли яркие восточные одежды, потускнели роскошные светильники, погнулись чаши, потрескались да разбились от небрежного обращения шикарные вазы, и моль не торопясь поела шерсть пышноузорных гобеленов, развешанных по стенам тут и там.

Слив фонтана давно забился – мраморная нимфа позеленела, окруженная болотцем, в коем прекрасно себя чувствовали одни лягушки да тучи комаров.

И все бы ничего – но захваченное золото заканчивалось, а взять его было решительно неоткуда – что не могло Теламона не огорчать.

Тогда, чтобы прокормить семейство, а у Теламона росли два сына – Аякс и Тевкр – от разных, кстати, жен, он стал довольно умело использовать как местоположение своего острова, так и создавшуюся в то время ситуацию. Это было то самое второе обстоятельство, что позволяло продержаться на плаву маленькому острову Саламину, не погрязнув в окончательной и беспросветной нищете.

Само это немаловажное обстоятельство заключалось в следующем – торговля в проливе Геллеспонт к тому времени постепенно свелась на нет для греческих судов. Их попросту туда не пропускал Приам, а вслед за ним вся Малая Азия смотрела на ахейцев косо, не спешила делиться хлебом, лесом, медью и другим добром, которого так грекам не хватало.

Потому каждое судно, груженое зерном, оказывалось событием долгожданным, не говоря о корабельном лесе, железе, меди и прочих необходимых вещах. Потому два мощных ахейских порта – Коринф и афинский Пирей оспаривали друг у друга право принимать купеческие корабли – оспаривали жестко, порой жестоко – дело едва не доходило до вооруженных столкновений.

Маленький Саламин затесался как раз на пути тех самых кораблей. Морское течение и рифы в свою очередь делали проход мимо Саламина неизбежным – как для ближайшего к нему Пирея, так и для чуть более отдаленного коринфского порта.

Первыми к Теламону пожаловали афиняне.

– Всех заворачивай к нам – потребовали они.

– Хорошо. – согласился царь острова Саламин.– За определенную плату я согласен.

И озвучил требуемую сумму. Делегация дружно почесала затылки. Попыталась было торговаться, но вскоре пришла к выводу, что это бесполезно. Теламон был учтив, но непреклонен. Таким образом, общий знаменатель вскоре оказался достигнут, более или менее удовлетворенные договором афиняне покинули остров Саламин в полной уверенности, что порт соперников доживает последние дни.

Спустя несколько дней на Саламин высадилось посольство из Коринфа.

– Направляй всех к нам. – заявили коринфяне. – Хочешь, мы построим тебе маяк.

Относительно маяка Теламон обещал подумать, в остальном переговоры свелись к уже известному варианту. Естественно, царь острова Саламин строго соблюдал свой интерес – то есть дешевиться не стал. Коринфяне изумились таким запросам, попытались оспорить цифру, но тщетно. С тем и уехали – твердо уверенные – за такие деньги все корабли Эллады соберутся у них в порту.

Теламон поступил просто – направляя корабли через раз – то в Коринф, то в Афины – то есть поровну и вашим, и нашим. Чтобы в афинском порту не раздражались, видя, как мимо идет торговое судно, Теламон пускал его в обход острова, путем, считавшимся несудоходным. Один местный опытный лоцман сумел-таки найти маршрут между рифов и скал, чем несказанно Теламона обрадовал. Таким образом, Теламон сумел извлечь выгоду дважды – при этом изловчился всем угодить.

Однако при таком раскладе следовало держать ухо востро – малейший промах, досадная случайность – и прощай стабильный доход, не говоря о том, что пришлось бы объясняться с грозными соседями. На такой экстренный случай в порту Саламина постоянно дежурили специально обученные люди – чуть что, они немедленно докладывали Теламону о любой нештатной ситуации.

Сам Теламон мог теперь расслабиться и отдыхать – что он и делал, развалившись на необъятной шаткой кровати – тоже, кстати, трофейной. Она держалась на честном слове, эта кровать, скрипела, прогибалась до пола, чередовала бугры с ямами – однако заменить ее было решительно нечем, разве что оставалось только выкинуть, а самому улечься на полу.

Однако Теламон измученную кровать жалел – отчасти из-за барахольной черты своего характера, а главным образом, потому, что она помнила его молодого, горячего – эта старенькая вещь исправно служила ему столько лет. Она, можно сказать, стала до боли родной. Потому Теламон не допускал и мысли расстаться с ней – скорее готов был умереть под выцветшим вишневым балдахином, в окружении пыльных шелковых кистей, густой волнистой бахромы, нежели позволить лишить себя воспоминаний о молодых его годах – ибо Теламон старел – постепенно и неотвратимо, старел, как стареет все на свете – и вещи, и люди.

Действительно, жизнь шла своим чередом, отсчитывая годы – к тому моменту, когда корабль с Антенором и Анхизом на борту приближался к острову Саламин, Теламону давно перевалило за пятьдесят. Он охладел совершенно ко всякого рода подвигам и приключениям, утратил интерес к битвам, оброс брюшком, малость облысел и сильно обленился, однако живости ума при этом не утратил. Впрочем, ему больше не надо было особо напрягаться – с тех самых пор, как подросли и возмужали сыновья.

Старшенький Аякс – тридцатилетний детина, могучий и крепкий, был способен одним ударом послать оппонента в глубокий нокаут, после чего в дело вступал младший из братьев Тевкр. Они так и выступали вдвоем – горой друг за друга, являя собой образец братской любви, дружбы, привязанности – глядя на них никому бы в голову не пришло, что они лишь сводные братья. Но, тем не менее, это было именно так, и никак иначе. Дети одного отца, но разных матерей – старший Аякс – сын уроженки Саламина, младший Тевкр – сын троянской царевны.

Сами братья никогда не делили семью на разные лагеря, напротив – блюли единство, а главное – очень гордились своим отцом, как настоящим героем. Конечно, оба стремились быть похожими на него – оттого и поднаторели в боевых искусствах, мечтая о подвигах точно так же, как когда-то мечтал о них сам Теламон.

Однако ребятам еще не представился случай отличиться – если, конечно, не считать нескольких разбойных вылазок на мелкие острова вдоль побережья – но, какой то подвиг? Добыча – так себе, а слава весьма сомнительна. Но, к великому сожалению – не было больше в округе чудовищ, ровно как и прикованных к скалам красавиц – никто не взывал о помощи – жизнь текла буднично, своим чередом безо всякого намека на приключения или подвиги. Негде, решительно негде было развернуться могучему Аяксу и Тевкру – тот хотя не вышел ростом, однако боги не обидели Тевкра ни силой, ни ловкостью – а лучшего стрелка из лука во всей Элладе нечего трудиться искать.

Такими выросли сыновья Теламона, вот о чем мечтали, но пока – пока они томились в бездействии на родном острове, не представляя себе, чем занять свободное время.

3. Разведка

– Те двое, что прибыли сегодня рано утром с торговым судном, очень подозрительно себя ведут. На купцов не похожи, на праздных путешественников – тоже.

Докладывал Теламону его соглядатай, тщедушного вида человечек – маленький, юркий, ничем особо не примечательный – из тех, чья внешность не запоминается вовсе, а если запоминается, то в самых общих, расплывчатых чертах.

– Ходят, осматриваются, везде суют носы, тот, что повыше – глазами так и бегает по сторонам, как будто в памяти желает сохранить все до мельчайших мелочей – взгляд цепкий, острый – продолжал свой доклад человек – Выяснял, одна здесь гавань или есть еще, и сколько тут народу проживает.

– Так… – призадумался Теламон – Что еще?

– Второй – посимпатичнее – спрашивал, что вы за человек и можно ли иметь с вами дело. Его особо интересовал ваш дом, и все семейство. На дом ему, конечно, указали – его не увидеть невозможно.

Действительно – дворец, он же дом Теламона нелепо возвышался над более чем скромными жилыми строениями островитян этаким вальяжным особняком, и бросался в глаза в любом случае – интересовались им или нет. О семье своего правителя подданные предпочли не распространяться.

– На самом деле – странно это все. – согласился Теламон. – Так, значит, не купцы?

– Точно нет, мой господин. – отвечал маленький человечек – Между тем их судно глубоко осело в воду – что указывает ясно – загружен трюм прилично. Но что за груз – узнать не удалось.

– Вы так все проспите – подскочил с любимой кровати Теламон – Совершенно свободно разгуливают какие-то странные личности, выведывают, что хотят, а я только сейчас об этом узнаю. Что за бардак у вас? Подумать только – с самого утра стоит судно, и никто до сих пор не соизволил узнать, чем там забит весь трюм?

– За ними наблюдают неотступно. – оправдывался как мог соглядатай. – Сам корабль я внимательно рассмотрел.

– Разве много толку в осмотре корабля снаружи? Важнее, что внутри.

– Не скажите. – засуетился безликий человек – Вы будете удивлены безмерно. Название их судна – Гесиона. Выше ватерлинии – клеймо « Троянские судоверфи Ферекла». С трудом его прочел – все почернело от морской воды, но все-таки удалось разглядеть, что там написано.

– Вот откуда их занесло. – присвистнул Теламон и принялся энергично начесывать затылок, соображая случайное то совпаденье или нет – что корабль из Трои носит имя второй его жены.

Что это – запоздалая месть? Желанье взять реванш? В любом случае это глупо – очень глупо. С одним соваться кораблем – если только рассчитывать на внезапность – но тогда какой смысл расхаживать по острову и привлекать к себе внимание различными вопросами? Неслыханная наглость – думать, что я беспечен и допущу подобное. Они что думают? Что тут никто не может оружия в руках держать?

– Разведка – не иначе. – пришел к выводу Теламон, кивнул слуге, ожидавшему в дверях. – Аякса позови немедленно.

И продолжал:

– Я думаю, они ждут темноты, а в трюме том – отряд вооруженный. Эти двое лишь отвлекают вас своими разговорами, а сами готовят нападенье. Для чего им выяснять где я живу и с кем, и сколько на острове народу вообще?

Едва вошел Аякс – понятно, не один, а вместе с братом, как Теламон распорядился, указав на соглядатая:

– Отправитесь с ним в порт. Людей еще возьмите. Немедленно то судно обыскать, всех задержать, кто там окажется, а этих якобы купцов доставить мне сюда под усиленным конвоем. Узнаем, зачем они к нам заявились.

***

Это действительно было ошибкой – разгуливать по маленькому острову, пытаясь что-либо разузнать. Антенор и Анхиз, как жители больших шумных городов, совершенно упустили из виду это обстоятельство. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что прямолинейный Антенор предлагал сразу по прибытии обратиться к Теламону.

– Известно точно, Анхиз, что здесь твоя сестра. Зачем нам мешкать?

Действительно, Гесиона приходилась Анхизу двоюродной сестрой. Но тот был более осторожен.

– Нам нужно разузнать подробней что тут к чему. В качестве кого живет здесь Гесиона – женой, наложницей, рабыней? Из этого и будем исходить.

– Что ж – твоя сестра – тебе виднее. – нехотя согласился Антенор.

В конце концов, внимательно осмотреть остров на случай военного вторжения – еще одна задача, что поставил перед ними Приам. На это нужно время. Поэтому, едва их судно пристало к скалистому берегу, как Антенор и Анхиз принялись расспрашивать местных завсегдатаев маленького порта, но узнали немного, а только насторожили своими вопросами народ.

Новость о появлении каких-то очень любопытных купцов распространилась быстро. По сути маленький Саламин – одна большая деревня, где все друг друга знают, все друг у друга на виду и если кто в одном конце острова чихнет – в другом известно об этом сразу. Пока посланцы Приама пытались что-нибудь выяснить, их самих вместе с прибывшим кораблем дотошно сверлили взглядами местные обитатели, а неприметный Теламонов шпион, разглядевший название судна, весьма встревожился и опрометью бросился в направлении дворца – только пятки успевали мелькать.

Это оказалось второй оплошностью прибывшего посольства. Но, увы, ни Анхиз, ни Антенор здесь ничего поделать не могли.

Назвать судно «Гесиона» настоял сам Приам. Он столько раз представлял себе, как его сестра взойдет на корабль, носящий ее имя, и поплывет на родину. Воображение троянского царя неизменно рисовало хрупкую белокурую девушку, что трепетной ножкой ступит на палубу, подставит нежное лицо морскому ветерку, и станет напряженно всматриваться вдаль большими серыми глазами, чтобы первой увидеть на горизонте очертания милых родных берегов. Именно такой он запомнил сестру, именно этот образ сохранил на всю жизнь.

Приам с болью думал о том, что она, быть может, нуждается, занимает не то положение, которого достойна, а он, при всех его возможностях, он ничего не в состоянии сделать, потому как не знает, где она. Приам упорно искал ее – искал долгие двадцать пять лет. А как только нашел – дело осталось за малым – вызволить ее из неволи, вернуть на родину. Это представлялось наилучшим, как можно и должно поступить.

Приам совершенно упускал из виду, что с момента столь драматичного их расставания прошло не менее тридцати лет. Что сам он уже не мальчик, а значит и сестра его из юной девушки превратилась в зрелую женщину. И где-то там, в чужом краю прошла большая часть ее жизни. И легкой ножки, как и нежного личика давно уж нет. А есть, скорее всего, другая семья, муж, дети – поскольку тот, кто увез Гесиону с собой, прежде просил ее руки.

Приам никак не хотел этого понять и принять. Он навсегда запомнил Гесиону юной, нежной, без малейшего раздумья жертвовавшей собой ради родного города и ради своих близких – только благодаря ей Приам остался в разграбленной Трое, а не был продан Гераклом где-нибудь на островах – как тот грозился сделать. Приам со временем обожествил сестру – она стала для него богиней доброты, богиней нежности и заботы – а богини, как известно, не стареют. Вот почему троянский царь никак не мог смириться с тем, что у его сестры своя судьба – и судьба состоявшаяся. Нет, для него Гесиона была похищена, несправедливо вырвана из его жизни – Приам хотел во что бы то ни стало эту вопиющую несправедливость устранить и был твердо уверен, что сестре несладко приходится в плену.