Читать книгу: «Троя. Книга вторая», страница 3

Докладывал Теламону его соглядатай, тщедушного вида человечек – маленький, юркий, ничем особо не примечательный – из тех, чья внешность не запоминается вовсе, а если запоминается, то в самых общих, расплывчатых чертах.

– Ходят, осматриваются, везде суют носы, а тот, что повыше – глазами так и бегает по сторонам, как будто в памяти желает сохранить все до мельчайших мелочей – взгляд цепкий, острый – продолжал свой доклад человек – Все выяснял, одна здесь гавань или есть еще, и сколько тут народу проживает.

– Так… – призадумался Теламон – Что еще?

– Второй – посимпатичнее – все спрашивал, что вы за человек и можно ли иметь с вами дело. Его особо интересовал ваш дом, и все семейство. На дом ему, конечно, указали – его ведь не увидеть невозможно.

Действительно – дворец, он же дом Теламона нелепо возвышался над более чем скромными жилыми строениями островитян этаким вальяжным особняком, и бросался в глаза в любом случае – интересовались им или нет. О семье своего правителя подданные предпочли не распространяться.

– На самом деле – странно это все. – согласился Теламон. – Так, значит, не купцы?

– Точно нет, мой господин. – отвечал маленький человечек – Между тем их судно глубоко осело в воду – что указывает ясно – загружен трюм прилично. Но что за груз – узнать не удалось.

– Вы так все проспите – подскочил с любимой кровати Теламон – Совершенно свободно разгуливают какие-то странные личности, выведывают, что хотят, а я только сейчас об этом узнаю. Что за бардак у вас? Подумать только – с самого утра стоит судно, и никто до сих пор не соизволил узнать, чем там забит весь трюм?

– За ними наблюдают неотступно. – оправдывался как мог соглядатай. – А сам корабль я внимательно рассмотрел.

– Да много разве толку в осмотре корабля снаружи? Важнее, что внутри.

– Не скажите. – засуетился безликий человек – Вы будете удивлены безмерно. Название их судна – Гесиона. А выше ватерлинии – клеймо « Троянские судоверфи Ферекла». С трудом его прочел – все почернело от морской воды, но все-таки удалось разглядеть, что там написано.

– Так вот откуда их занесло. – присвистнул Теламон и принялся энергично начесывать затылок, соображая случайное то совпаденье или нет – что корабль из Трои носит имя второй его жены.

Что это – запоздалая месть? Желанье взять реванш? В любом случае это глупо – очень глупо. С одним соваться кораблем – если только рассчитывать на внезапность – но тогда какой смысл расхаживать по острову и привлекать к себе внимание разными вопросами? Это неслыханная наглость – думать, что я так беспечен и допущу подобное. Они что думают? Что тут никто не может оружия в руках держать?

– Разведка – не иначе. – пришел к выводу Теламон, кивнул слуге, ожидавшему в дверях. – Аякса позови немедленно.

И продолжал:

– Я думаю, они ждут темноты, а в трюме том – отряд вооруженный. Эти двое лишь отвлекают вас своими разговорами, а сами готовят нападенье. Для чего еще им выяснять где я живу и с кем, и сколько тут на острове народу вообще?

Едва вошел Аякс – понятно, не один, а вместе с братом, как Теламон распорядился, указав на соглядатая:

– Отправитесь с ним в порт. Людей еще возьмите. Сейчас же то судно обыскать, всех задержать, кто там окажется, а этих якобы купцов доставить мне сюда под усиленным конвоем. Узнаем, зачем они к нам заявились.

***

Это действительно было ошибкой – разгуливать по маленькому острову, пытаясь что-либо разузнать. Антенор и Анхиз, как жители больших шумных городов, совершенно упустили из виду это обстоятельство. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что прямолинейный Антенор предлагал сразу по прибытии обратиться к Теламону.

– Известно точно, Анхиз, что здесь твоя сестра. Зачем нам мешкать?

Действительно, Гесиона приходилась Анхизу двоюродной сестрой. Но тот был более осторожен.

– Нам нужно разузнать подробней что тут к чему.

В качестве кого живет здесь Гесиона – женой, наложницей, рабыней? Из этого и будем исходить.

– Ну что ж – твоя сестра – тебе виднее. – нехотя согласился Антенор.

В конце концов, внимательно осмотреть остров на случай военного вторжения – еще одна задача, что поставил перед ними Приам. А на это нужно время. Поэтому, едва их судно пристало к скалистому берегу, как Антенор и Анхиз принялись расспрашивать местных завсегдатаев маленького порта, но узнали немного, а только насторожили своими вопросами народ.

Новость о появлении каких-то очень любопытных купцов распространилась быстро. Ведь по сути маленький Саламин – одна большая деревня, где все друг друга знают, все друг у друга на виду и если кто в одном конце острова чихнет – в другом известно об этом сразу. Пока посланцы Приама пытались что-нибудь выяснить, их самих вместе с прибывшим кораблем дотошно сверлили взглядами местные обитатели, а неприметный Теламонов шпион, разглядевший название судна, весьма встревожился и опрометью бросился в направлении дворца – только пятки успевали мелькать.

Это оказалось второй оплошностью прибывшего посольства. Но, увы, ни Анхиз, ни Антенор здесь ничего не могли поделать.

Назвать судно «Гесиона» настоял сам Приам. Он столько раз представлял себе, как его сестра взойдет на корабль, носящий ее имя, и поплывет на родину. Воображение троянского царя неизменно рисовало хрупкую белокурую девушку, что трепетной ножкой ступит на палубу, подставит нежное лицо морскому ветерку, и станет напряженно всматриваться вдаль большими серыми глазами, чтобы первой увидеть на горизонте очертания милых родных берегов. Именно такой он запомнил сестру, именно этот образ сохранил на всю жизнь.

Приам с болью думал о том, что она, быть может, нуждается, занимает не то положение, которого достойна, а он, при всех его возможностях, ничего не в состоянии сделать, потому как не знает, где она. Приам упорно искал ее – искал долгие двадцать пять лет. А как только нашел – дело осталось за малым – вызволить ее из неволи, вернуть на родину. Это представлялось наилучшим, как можно и должно поступить.

Приам совершенно упускал из виду, что с момента столь драматичного их расставания прошло не менее тридцати лет. Что сам он уже не мальчик, а значит и сестра его из юной девушки превратилась в зрелую женщину. И где-то там, в чужом краю прошла большая часть ее жизни. И легкой ножки, как и нежного личика давно уж нет. А есть, скорее всего, другая семья, муж и дети – ведь тот, кто увез Гесиону с собой, прежде просил ее руки.

Но Приам никак не хотел этого принять и понять. Он навсегда запомнил Гесиону юной, нежной, без малейшего раздумья жертвовавшей собой ради родного города и ради своих близких – только благодаря ей Приам остался в разграбленной Трое, а не был продан Гераклом где-нибудь на островах – как тот грозился сделать. Приам со временем обожествил сестру – она стала для него богиней доброты, богиней нежности и заботы – а богини, как известно, не стареют. Вот почему троянский царь никак не мог смириться с тем, что у его сестры своя судьба – и судьба состоявшаяся. Нет, для него Гесиона была похищена, несправедливо вырвана из его жизни – Приам хотел во что бы то ни стало эту вопиющую несправедливость устранить и был твердо уверен, что сестре несладко приходится в плену.

В поисках вчерашнего дня

– Вы ищите вчерашний день. Но, если Гесиона сама того захочет – удерживать ее не стану.

После такого заявления Теламон сделал паузу, ожидая реакции сограждан, которых собралось изрядно. Однако напряженная тишина свидетельствовала – он явно сказал не то, что от него хотели услышать. Лужайка возле дворца сама собой вдруг превратилась в площадь, заполненную до отказа людьми. В самом центре, то есть прямо напротив дубовых дверей парадного входа, стояли эти двое – каждый со связанными за спиной руками. Стража, отступила на шаг, держа наготове мечи.

– Тевкр, будь любезен, мать позови – обратился к сыну Теламон.

Прозвучавший ответ не стал для Теламона неожиданным:

– И не подумаю – и даже не проси. Ты что, отец? Куда она поедет? – без промедления возмутился Тевкр. – Да разве можно выдать свою мать каким-то проходимцам? Где это видано?

Вот тут толпа взревела в одобрительном порыве и принялась зубоскалить:

– Гляди-ка, брательник объявился на старости лет. Где тебя носило-то?

– Кто вас звал сюда? Сестру им подавай.

– А что так мало просишь? Может, всех наших женщин выдать вам?

– Убирайтесь, покуда целы.

Негодовал народ. Теламон довольно улыбался в усы. Что – получили? Через тридцать лет явится сюда с такими требованиями – это просто смешно. Смешно и глупо.

Похоже, послы и сами это осознали – стояли, красные, как раки, и головы склонили. Толпа свистела и смеялась, норовила запустить в них чем попало. Такой реакции послы не ожидали. Они просили-то, весьма доходчиво ту просьбу выражая, вернуть за щедрый выкуп сестру царя Приама на родину – и только. Вовсю старался Анхиз объяснить, как царь глубоко опечален ее судьбой, как весь извелся, тоскует, чувствует себя перед сестрою виноватым, мечтает вновь ее увидеть, и нежно прижать к своей груди. Но такие речи не тронули сердца островитян. Им даже повидаться с ней не дали. И обошлись не как с гостями – как с проходимцами.

Но, строго говоря, Тевкр от возмущенья малость преувеличил. На проходимцев послы Приама были не похожи. На шпионов тоже. Об этом сам Тевкр и сообщил, едва вернулся из порта. Впрочем, он тогда еще не знал о чем пойдет речь. Тевкр первым из братьев возвратился во главе толпы, что провожала захваченных посланцев.

– Все судно подвергли тщательному досмотру, отец. – взволнованно докладывал Тевкр. – Сам, лично проверял. Народу там немного – команда и эти двое. Солидные такие с виду. Говорят – послы. К тебе по делу прибыли из Трои – но по какому делу – не сказали. С тобой лично будут говорить. Оружия там нет, а то, что есть – для самообороны – мечи, кинжалы – но это по нынешним-то временам вполне нормально.

Теламон вздохнул спокойно. Главное, что, судя по всему, воевать не придется – и то хорошо. А послов принимать ему не впервые. Теламон всегда готов их выслушать. Что бы они ни хотели – своей выгоды он все равно не упустит.

– Слава всем богам, какие есть на свете, что с миром прибыли они. Война нам ни к чему.

– Но почему? Мы приняли бы бой. – Тевкр именно так и поступил бы – Теламон в этом нисколько не сомневался, потому почел за благо направить излишний пыл сына в более разумное русло.

– Воевать всегда лучше на стороне, сынок. А то все эти разрушения, пожары… – замучаешься восстанавливать и снова наживать добро. Ломать-то легче, чем потом построить. Так это все? Послушаем, что они нам скажут. Надеюсь, это будет интересно.

Поднялся наконец с кровати Теламон, намереваясь сойти по широкой лестнице вниз, где ожидали его послы, а заодно с послами практически все население острова.

– Постой, отец. – Тевкр явно приберег это напоследок. – Гораздо интереснее, что в трюме.

– Что там? – остановился на полпути до двери Теламон.

У Тевкра заблестели глаза.

– Ценности, отец. И ценности немалые. Я приказал все выгрузить и доставить сюда.

– Вот это правильно ты сделал. – остался доволен сыном Теламон. – Это очень правильно. А что там? Что?

– Золота – как минимум два слитка. Таланта по три – так, на вскидку. Ковров двенадцать штук. Чаш золотых, серебряных… не знаю, не считал. Затем светильники и умывальник из серебра, и много чего еще. Обоз за нами следом должен быть. Сам я торопился к тебе послов доставить.

– Вот это ты напрасно. Я подождал бы. Спешить нельзя ни в коем случае, когда речь идет о материальных ценностях. Сейчас ведь половину там растащат. – сокрушался Теламон.

– Не волнуйся – все будет в целости. Аякс там контролирует процесс. Он в грузчики определил команду судна, а сам подводы сторожит – там мышь, и та не сможет проскочить безнаказанно.

Вскоре пять доверху нагруженных подвод под свист и крики появилась на лужайке. Народ посторонился. Весь обоз подъехал максимально близко ко дворцу – из-под наспех наброшенной парусины выглядывали разные предметы – треножники, высокие пифоны, свисала бахрома ковров, виднелись изогнутые ручки шикарных ваз… Аякс отбросил парусину с первой клади, снял тяжеленный слиток к ногам отца. Тот заблестел на солнце, вслед за ним ничуть не хуже засияло лицо самого Теламона.

– Золото – восторженно выдохнул народ. – Вот это да.

Действительно, приличных размеров благородный слиток лежал у ног Теламона – таланта три, не меньше – (то есть под сто килограмм) только Аяксу под силу тягать такие камушки.

– Вот, отец – отчитался Аякс – Весь трюм опустошили.

Бог мой, чего там только не было – домашней утвари полно, одежд тончайших, покрывал овечьей шерсти, риз пышноузорных, искусно шитых золотой нитью гобеленов, ковров, богато украшенной сбруи, а так же слитков – и золота, и серебра, и меди. Пифонов – остроконечных высоких амфор красного вина штук двадцать. Аякс еще в порту замучился отгонять от них желающих немедля начать дегустацию.

Теламон с нескрываемым удовольствием прошелся вдоль всего обоза – везде заглянул, все потрогал. Щедрость далекого троянского царя произвела на владыку острова Саламин неизгладимое впечатление. Если он за сестру, с которой не виделся столько лет, готов все это выложить, то, что там в самом городе делается? – прикидывал Теламон. Они там, должно быть, с жиру бесятся, пока он тут лавирует между соседями, как может.

– Это тот самый выкуп – если вы отпустите Гесиону. – вернул его на землю Антенор, набравшись смелости, хотя и понимал, что это дохлый номер – забрать с собой привезенные богатства теперь, когда все выгружено, нечего и мечтать.

Однако Антенор решил использовать все возможности до последней.

– Я думаю, теперь есть смысл все это обсудить в спокойной обстановке, без эмоций. – предложил посол царя Приама.

– А что тут обсуждать? – прервал его Теламон – Уже все сказано. Это все останется у нас. Я думаю, что Гесиона придет в восторг от щедрости давно утерянного брата. К тому же – приданого так мне за ней и не дали. – с некоторой обидой заключил Теламон.

Столь безапелляционное заявление повергло в полное замешательство послов. Строго говоря – это на самом деле было правдой. Если, конечно, не считать всего награбленного добра, что вывез тогда из Трои Теламон – заодно прихватив и девушку. Пока Антенор и Анхиз соображали, что ответить, Теламон продолжал хозяйничать:

– Все это в дом. – бодро распоряжался царь острова Саламин. – Аякс, займи народ – что просто так стоять? Пусть все несут в нижнюю залу. Там разберемся, что к чему.

Антенору с Анхизом оставалось лишь наблюдать, как исчезают привезенные богатства в покоях Теламона.

– Теперь вы налегке отправитесь домой. Порожняком. – как будто только что вспомнил о посольстве Теламон. – Зато быстрее доберетесь. И передайте своему царю, что Гесиона нужна мне самому. Она – жена и мать. И родина ее давно уж здесь. Пусть ваш царь усвоит, как на Саламине это понимают – отчизна женщин там, где их семья – ей муж одновременно отец, и мать, и брат, и все другие родственники сразу. И быть она должна с ним рядом – разделяя его судьбу. Потому – пусть он забудет о сестре. Она – давно отрезанный ломоть. А за подарки передашь спасибо. – на прощанье энергично похлопал Антенора по плечу, и развернулся к сыну Теламон.

– Проводи дорогих послов немедля. Сегодня пусть покинут Саламин – сейчас же.

Спустя каких-то полчаса корабль под названием «Гесиона» под непрерывный свист толпы спешно покинул порт острова Саламин, обогнул Эгину, и наконец, миновал Саронийский залив. Пока женское население дворца Теламона – и мужское, впрочем, тоже вскоре присоединилось к ним – итак, пока все рассматривали и дивились подаркам, два обобранных до нитки посланца злобно смотрели с кормы на исчезающий вдали остров. Троянский берег при безветренной погоде показался лишь спустя недели три – у возвращавшихся послов было достаточно времени, чтобы обсудить создавшееся положение.

– Что будем говорить Приаму? – начал разговор Анхиз. – Честно сказать, мне неудобно признаваться, что нас вот так цинично ограбил этот Теламон.

– А что мы могли сделать против целой толпы? К тому же я не могу сказать, что он не прав. – после некоторого раздумья признался Антенор – Конечно, ограбленье налицо. Он варвар – это ясно.

– Еще какой. – подхватил Анхиз. – Ты обратил внимание, как он разглядывал подарки? Он отродясь таких вещей не видел. И воспитанья никакого – сразу видно. Не соизволил даже послов принять, как полагается.

– В чем нам упрекать его? Что он гостей незваных нерадушно встретил? – возразил Антенор – Так право полное имел – он там хозяин и господин. Если бы ко мне вот так же заявился какой-нибудь родственник жены, и стал требовать ее назад – я бы вообще его с лестницы спустил, и даже разговаривать не стал.

– Но, что Приаму скажем? – ломал голову Анхиз.

– А так и скажем – замужем она, сын взрослый – ну куда она поедет?

– Она нам этого не говорила, Антенор. Нам повидаться с ней – и то не дали. Так может все не так? И счастья нет у нее. – продолжал сокрушаться дарданский царь.

– Не знаю, что тут может быть не так. Я думаю, Приаму смириться надо с таким положением вещей. И больше не разыскивать сестру. – определил свою позицию Антенор.

– А я считаю – хоть и стыдно, что нам не удалось исполнить поручение, а надо рассказать все как есть, не приукрашивая ничего. Пусть сам решает, что делать. – ответил Анхиз.

Но Приам не захотел даже слушать разумных советов Антенора. Едва узнал, что с его послами обошлись самым возмутительным образом. Сестры назад не привезли, да их еще и обобрали так беззастенчиво.

– Что? – кричал на весь дворец троянский царь – Как посмел этот негодяй так с вами обращаться? А вы… вы почему позволили?

Анхиз и Антенор молчали, склонив головы. Своей вины они не отрицали и лишь пережидали вспышку гнева. Приам и сам понимал, что мирное посольство не может противостоять толпе, но до чего обидно, когда тебя обводят вокруг пальца.

– Он теперь смеется надо мной – и поделом мне. – сокрушался Приам.

– Нужно принять все как есть и оставить поиски. Послушай меня, Приам. – заикнулся было Антенор.

– Дурак я был, когда вас слушал. – тут же взвился троянский царь – Надо было военную экспедицию туда направить. А вы развели канитель. Может так, за выкуп отдадут. – передразнил своих советников Приам. – Ну что? Отдали? – и сам себе отвечал – Нет. Лишь опозорились и дали повод позубоскалить всем, кому не лень. Войной идти – вот это дело. Он только силу понимает, этот варвар.

И, поскольку никто больше не пытался прекословить, Приам продолжал:

– Он что там думает на своем убогом Саламине – он бог и царь? Да я его… Пусть знает – рано или поздно, но я его достану. Сестра моя жить будет здесь, со мной. Я так решил.

Увы, никто не возражал Приаму больше.

Глава третья Благополучие города и храмов Трои

Управление городским хозяйством

Как ни хотелось Приаму немедленно отправить военную экспедицию за сестрой, однако с этим делом пришлось повременить. Забот в самой Трое было множество – все они требовали средств, и средств немалых, а главная из тех забот – искоренить нищету и бедность. В определенный момент царю надоело видеть попрошаек на ступенях храмов, людей, одетых в жалкие обноски, что клянчат подаяния в порту – нередко женщин с младенцами грудными на руках.

– Позор какой. Любой заезжий купец изумится – такой богатый город, а нищеты полно. – поделился царь своими соображениями с другом.

– Не думаю, что близко к сердцу приезжим это – у них такая же картина дома. – ответил Антенор.

– Не знаю, что у них, а в Трое больше так не будет. А то – обоз груженый золотом идет, и тут же у дороги нищенка сидит в пыли.

– Ты делай, как считаешь нужным. – пожал плечами Антенор. – Мне ратные дела оставь. Защита города и безопасность – я в этом больше понимаю. Кстати, о безопасности – мне Теано говорила про тайные ходы при храме. С этим разобраться нужно. Похоже, водосток.

– Ты хочешь Трою без канализации оставить? – усмехнулся Приам. – Ее напротив, нужно развивать, иначе город задохнется в помоях. А что там проникает пара жриц раз в год – так что с того? Пусть служат в храме. Зла никому они не причиняют.

Но Антенор был с этим категорически не согласен.

– Это как посмотреть. Палладий в храме том хранится и Трою охраняет от напастей. Что если кто-нибудь из этих чужеземок задумает недоброе? Нельзя свои святыни доверять чужим рукам.

– Так пусть за ними смотрят в оба глаза. – отвечал Приам. – Те девушки-локрийки, как я слышал, наказаны за что-то. Потому их обязали здесь служить, являясь тайно, и выполнять всю черную работу. Или ты хочешь, чтоб твоя Теано полы скребла и мыла отхожие места?

– Нет конечно. Но тайный ход, сливной колодец… Верно в реку он должен выходить.

– Должно быть, он кончается Скамандром. – согласился с таким предположением Приам.

– Тогда они ныряют что ль туда? – настала очередь усмехаться Антенору. – Нет, где-то посуху они проходят.

– Так разберись. Все чертежи хранятся у Панфоя в библиотеке. Мне потом доложишь. Конечно Палладий очень важен для духа граждан, но важнее для безопасности – наши стены и войско. А так же жизнь сама – если в Трое все станут жить в достатке, то будут этим счастьем дорожить и ни на что его не променяют.

Отныне каждая троянская семья должна жить достойно – провозгласил Приам. Неважно кто – простой красильщик тканей, крестьянин или жрец, рыбак, портовый служащий, старик, вдовица, сирота – все под защитой государства. И государство в лице Приама взялось за дело. Исполнительный и очень аккуратный – до педантизма – Укалегон по поручению Приама сам списки составлял нуждающихся. Чиновники и слуги обходили дома в нижней части города, где в большинстве своем жили простые люди, выслушивали их просьбы и чаяния, а так же сами смотрели, кому действительно необходима помощь, но кто по малолетству или по другой какой причине сказать о том не может сам. Укалегон все подытожил в короткий срок.

– Дома построить нужно для пятисот семей. – докладывал он Приаму. – Ютятся чуть ли не в подвалах. Сирот, чье положенье требует вмешательства – числом семьсот, а стариков немного, но есть – их двести человек. Без дела – тысячи полторы народу. Доходов постоянных лишены четыреста семей. Другие просьбы… Лодку новую, коня, клочок земли вот просят… место на рынке, стадо коров – пусть небольшое…и даже свадьбу сыграть.

– Ну, свадьбу пусть играет сам. А кто без дела, тех займем немедленно. Строительство домов тех самых – пятисот на месте всех трущоб начнем, как только ты расчеты мне представишь по стоимости. Кто немощен для стройки – в долине я сад разбить хочу – пусть в нем работают – смоковницы сажают и яблони. Других же в порт определить – там разве нет мест?

– Места найдутся. Сторожа всегда нужны и счетоводы.

– Так в чем дело? Почему туда народ идти не хочет?

– Платят мало, Приам.

– Порт имеет такие барыши, а платит мало? Выяснить, в чем дело. Фимет, это к тебе. – царь обратился к только что вошедшему Фимету. Обмен товарами, покупка и продажа были его коньком – Представь мне ясную картину доходов и расходов порта. В казну они исправно отчисляют, а дальше что? Теряются куда другие средства? В чьих карманах оседают? Все выясни.

– Все сделаю немедленно, Приам. – отвечал Фимет.

Приам продолжал:

– За воспитание сирот положим ежегодно плату приличную – чтобы семьи боролись за право взять сироту к себе. Аналогично и со стариками одинокими поступим – пусть свою кончину они достойно встретят. Вдовам и вдовцам – определим поддержку, чтобы детей поднять могли и на ноги поставить.

– Да, женщины просили, чтобы удобнее стирать в ручье белье… – вставил Укалегон – Ручей тот в сторону реки, в полете стрелы от наших стен… так вот, они хотели там мостки. Заодно и спуск удобный надо им устроить. Скользко там – особенно как дождь пройдет.

– Это за день можно сделать – хоть сегодня. – повеселел Приам.

– Колодцы в нижней части города нужны – числом не меньше двух. Все жители просили. Недостаток питьевой воды там ощущается довольно остро. – докладывал Укалегон.

– Колодцы – дело нужное. Немедленно начни работы. Еще какие просьбы? Да, коня и лодку. Сам на месте проверь, Укалегон, и если эта просьба не пустая блажь, но жизненно необходима, скажем, рыбаку, получит пусть, что просит.

Такие совещания Приам проводил едва ли не ежедневно, с утра пораньше. Затем все воплощалось в жизнь – то, что полегче – сразу, в тот же день, что потруднее – требовало время. Казна, конечно, полегчала, зато в Трое не осталось ни одного беспризорного сироты, равно как и немощного старца без крова и присмотра. Колодцы были вырыты в кратчайший срок, сады невдалеке от Дарданских ворот разбиты, строительство нового квартала шло полным ходом, доходы троянских граждан выросли – сразу после скандала в порту. Оказалось, что большую часть средств назначили себе вознагражденьем чиновники. Одного из них – по совместительству жреца Посейдона, троянцы закидали камнями – за особую жадность. Тот изловчался ополовинивать себе в карман и там, и здесь – в порту и храме. Обратной стороной такого самосуда стало отсутствие в том храме прихожан. Это в свою очередь обернулось головной болью для Панфоя – верховного троянского жреца.

– Что у тебя там храм заброшен? – налетел на него Приам. – Купцы хотели жертвы принести, а к ним никто не вышел. Ты это мне исправь.

– Жрецы все как один отказываются в нем служить. – оправдывался Панфой.

– Найди того, который согласится. – это прозвучало приказом.

И Панфою, если так можно выразиться, с таким жрецом, в конечном счете, повезло. Нет, добровольно туда идти никто не собирался – об этом нечего было и мечтать. Понадобилось произойти определенным событиям, а кое-кто усмотрел в этом даже волю богов. Как бы там ни было, те события, что сыграли на руку Панфою, происходили в кулуарах центрального троянского храма и носили – прямо скажем, весьма и весьма скандальный характер, однако пришлись очень кстати – в результате опальный храм на полдороги из города в порт приобрел, наконец, своего смотрителя и жреца.

Вот как это было.

Происшествие в храме Аполлона. Лаокоон и Антиопа

Понятно, что любой храм помимо парадных залов – блестящих и торжественных – имеет комнаты для внутреннего пользования. Так, подсобные помещения главного храма начинались сразу за изваяниями богов и Палладием – тканая золотом ширма являлась перегородкой, за которой складировались необходимые жрецам вещи – парадные одежды, кувшинчики с благовониями, прозрачные призмы, шары и прочие премудрые предметы, что требовались часто, а потому их держали в непосредственной близости, чтобы те были всегда под рукой. Все это в некотором беспорядке лежало на широком топчане в углу помещения – а проще говоря, было свалено в кучу после очередной службы или жертвоприношения. Ничего удивительного – жрецы впопыхах заскакивали за ширму, хватали нужную вещь, чтобы через несколько минут появиться снова, бросить отработавший предмет и взять другой. К концу церемонии на топчане том царил полный бардак, наводить порядок приходилось после ритуала, чтобы и в следующий раз все прошло без сучка и задоринки. Понятно, что разложить все в нужной последовательности мог только жрец – причем жрец, прекрасно знакомый с ритуалами храма. На сей раз ответственное это дело было поручено жрецу лет тридцати, высокому мужчине – вполне богобоязненному с виду. Тот взялся за работу привычно – согнулся над топчаном и принялся раскладывать все сваленное по порядку. Жрец разбирал завал примерно пять минут, когда край ширмы отодвинулся тихонько, пропустив пышнотелую красотку. Та подошла на цыпочках неслышно, закрыла своими пухлыми ладошками глаза жреца – при этом практически улеглась всем рыхлым телом ему на спину, и засмеялась – тоже приглушенно.

– Антиопа. – оторвался от дела жрец.

Пухленькие ручки уже скользили вниз по его груди.

– Ты откуда здесь?

– Мне Калхас подсказал, где тебя искать. – продолжала тереться об него всем телом Антиопа.

– Тебе нельзя здесь находиться… – в голосе жреца звучали одновременно и неуверенность, и страх, и остро возникшее желание обладать этим мягким соблазнительным телом прямо здесь, сейчас.

– Разве? Я соскучилась, а ты…

Он ясно ощутил, как туника с ее плеча соскакивает вниз. Жрец повернулся к ней, не совладав с собой, и бросил на топчан нагую аппетитную толстушку. Какие-то шары свалились вниз и покатились по полу. Жрец наклонился – но не затем, чтобы поправить беспорядок. Антиопа сладко застонала под ним, плотнее прижалась к его телу, выгнув спину, жрец жадно прижимал ее к себе…

– Вы что, совсем ополоумели?

На грохот и стоны сбежались все служители, что находились рядом. Среди них – Панфой. Для него специально Калхас услужливо отодвинул занавеску.

– Лаокоон. – изумился Панфой. – Да это святотатство. Ты в своем уме?

Вместо него ответила толстушка:

– Что смотрите? Что – интересно стало? Не знаете, чем муж с женой заняться могут? И нет тут никакого святотатства.

Она театрально надула и без того полные губки, прикрыла какой-то священной ризой пышную грудь, бросила мужу сияющий золотом торжественный пеплос с топчана – мол, прикройся, дорогой.

– А ты что ухмыляешься? – напала Антиопа на Калхаса, который попытался спрятать довольную улыбку. – Ты думал – обед несу для мужа – потому меня пустил? Нечто я не знаю, что в храме он поест. Да он все время пропадает в храме. А что? Я все скажу. – это уже с претензией к Панфою – причем со скоростью сто слов в минуту. – Мы женаты месяц скоро. За это время я мужа видела лишь раз – то служба у него, то бдения ночные, то он работает в библиотеке – что такое, я не знаю, то ритуал священный…. Надоело. Или детей иметь – не святое дело? А как они появятся, скажите? Если он – красотка ткнула пухлым пальцем в грудь Лаокоона – Все время занят?

Панфой внимательно выслушал ее тираду и обратился к Лаокоону – тот молча ждал, не двигаясь с места – лишь голову понуро опустил.

– Приведи себя в порядок, супругу проводи и сразу же ко мне.

С тем Панфой задернул ширму.

***

Для Панфоя, чье религиозное воспитание прошло в Дельфах, все случившееся просто не укладывалось в голове. Как можно презреть все данные обеты, забыть торжественные клятвы, наплевать совершенно на всех богов, пойти на поводу у низкой похоти – заняться прелюбодеянием прямо в храме, пусть и со своей женой. Этого Панфой никак не мог понять. Верховный жрец само служение богам считал призванием, уделом избранных, куда идут по зову сердца, а никак не на работу. Потому жрец должен быть свободен от мирских желаний – семья, любовь не для него, жизнь жреца посвящена служенью без остатка, ну а любовь – единственно к богам. И мысли должны быть высоко. Смотреть под юбку женщинам жрецу недопустимо. Так считал Панфой и соответственно, завел порядок строгий.