Читать книгу: «Я вверх смотрю – отверсты небеса. Стихи»

© Виктор Явич, 2020

ISBN 978-5-0051-0932-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

В этой книге собраны стихи, написанные сравнительно давно – несколько лет назад или недавно, а есть только что написанные строки. Как они появляются? Обычно утром – часов в 6 вдруг приходит какое-то слово – одно или два, потом строчка, появляется рифма и рождается новая строка… этот творческий процесс довольно-таки точно описан в одном моем стихотворении:

 
С утра совсем не причесав
Своих волос ужасный ком,
Когда шесть тридцать на часах,
Я жду тихонько за столом,
 
 
Что вот сейчас придут слова,
И убегу я с ними ввысь,
Где есть небесная трава,
Где тоже рано поднялись
 
 
И прочитали «Отче наш»
И спели утренний тропарь,
И тоже взяли карандаш
Или перо – совсем, как встарь,
Подумав, что он здесь сидит,
Своих волос не причесав,
И что-то думает иль спит,
Когда шесть тридцать на часах?
 
 
Как будто это важно им
Узнать в весенней полумгле
О том, кто там необходим,
И кто здесь нужен на земле…
 
 
А я все жду с небес слова
И вижу – снег в окне промок,
Где шепчет жухлая трава:
«В начале было слово Бог».
 

Я – православный священник и, конечно же, было бы логичным ожидать от моего творчества соответствующей церковной тематики. Да, действительно, я пишу стихи о вере, о Храме, о Боге – только не всегда и не везде эти слова присутствуют в стихах – мне представляется, что это вовсе не обязательно: главное – найти образ, воплощающий или догматы веры или события церковной истории или вообще, вроде бы и не относящиеся к церкви, но проповедующие заповеди любви к Богу и ближнему. Например, в стихотворении «Буду сегодня я сильным и строгим» я рассказываю об ипостасном соединении во Христе двух природ в историческом и этическом аспектах, а в стихотворении «Настигнет когда-нибудь грусть иль улыбка» мне просто хочется напомнить женщине седьмую заповедь, запрещающую блуд. Поэтому мои стихи – прежде всего проповедь: «… идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари», – говорит Господь в Евангелие от Марка (16 глава, 15 стих). Зачем я сейчас сделал эту точную ссылку? Простите – я ко всему прочему ещё и юрист. Поэтому соблюдаю все необходимые формальности и реквизиты – это, конечно же, ужасно! Но вернёмся к проповеди – вот стихотворение «В течение всех дней, всех этих дней…», рассказывающее о влюблённых, которые встречают вместе прекрасное утро, и их будит колокольный звон: что может быть прекраснее и романтичнее? Я написал это стихотворение ещё и потому, что в Храме «Большой Златоуст» в Екатеринбурге, где я служу настоятелем, самая высокая колокольня – 80 метров, а венчает ее 16-тонный колокол – так что колокольный звон слышно во многих уголках города, он будет влюблённых, будит тех, кто собирается на работу, помогает в выздоровлении больным и врачам в их лечении, о чем сам я часто слышу (рядом с нами травматологическая клиника). Так что колокольный звон – это проповедь, как и стихи. Причём, ни то, ни другое не должно быть назойливым: не надо звонить в 6 утра – в это время надо писать стихи или тихонько спать, сладко посапывая… ведь скоро вставать!

 
Как утро это вам нужно,
Как нужен свет в окне напротив,
Когда совсем ещё темно
И только-только вы встаёте,
Чтоб потянуться и зевнуть,
Сказав «люблю» жене иль мужу
И после что-то застегнуть,
Взглянув в окно: как там снаружи?
Как это вам нужно» сейчас
В начале дня, столетья, мира —
Чтоб кофе пить не торопясь
С кусочком плавленного сыра…
 

Наше наследие

 
Наше наследие – кочки и рытвины,
Мифы, которые были разрушены,
Вербочки, словно девчонки завитые,
Яблоки постные с желтыми грушами.
 
 
Наше наследие – в зелени горочка,
Церковь, стоящая там с колоколенкой,
Чуточку выше – пусть хоть на столечко —
Здешних берёзок, ветром наклоненных.
 
 
Наше наследие – милые хлопоты
Стряпать пельмени и прочие вкусности,
Долго молиться – вслух или шепотом —
Может, грехи нам сегодня отпустятся.
 
 
Наше наследие – чистые туфельки
Ждут в алтаре – всегда приготовлены,
Девочка в Храме, сладко зевнувшая,
Просто для счастья, просто – без повода.
 
 
Наше наследие – проводы в армию,
Слезы, дороги, шеренги и выклики,
Дальше – в учебку, в группу ударную
И до границы – с полною выкладкой.
 
 
Наше наследие – это Раскольников
С Сонечкой вместе читает про Лазаря,
Церковь, стоящая тут с колоколенкой,
За поворотом, сразу же, сразу же… ⠀
 

Юность

 
Как хочется быть над широкой рекою,
Смотреть, как стирают белье и смеются,
Как хочется света, тепла и покоя
И снова из города в юность вернуться
 
 
На ласковый берег, что видно из окон,
Который так часто зимой забываем,
Заросший крапивой и бурной осокой,
Который не зря называется раем.
 
 
Как хочется здесь уходить на рыбалку
В то время как звезды ещё не погасли
Немножко спросонья, немножко в развалку,
Таща за собою нехитрые снасти.
 
 
А после сидеть и глядеть в поднебесье
Из лодки, застывшей на утренней глади.
И что там с уловом? Пока неизвестно,
Пока мы собрались созвездия ради…
 
 
Как хочется снова на берег вернуться,
Где сразу исчезнет из мира угрюмость,
Где так же стирают белье и смеются,
И так же беспечно купается юность.
 

«Иду я, видно, поумневший…»

 
Иду я, видно, поумневший,
С почти седою головой
Без фраз разумных и без спешки
Иду – беседую с собой.
 
 
Понять меня сегодня трудно —
Мне собеседник ни к чему:
В дороге этой малолюдной
Канон читаю по псалму —
 
 
Канон из лучших моих песен —
Они сейчас всего нужней
В пальто потрепанном и тесном,
Хотя бывало пострашней:
 
 
Бывало так – совсем в отрепьях
Без хриплых песен и без сил,
Шарфом обмотанный, как цепью,
Я счастье глупое просил.
 
 
Зачем? Всегда полезна бедность
На сонной улице во тьме —
«Куда я с нею завтра денусь
Осенним утром и к зиме?», —
 
 
Я часто спрашивал, но лучше,
Когда все в жизни без потерь,
Когда к цветам с утра приучен —
Вот, например, как я теперь
 
 
Иду, наверно, поумневший —
Мне подаянье ни к чему,
Без фраз разумных и без спешки
Канон читаю по псалму.
 

«Настигнет когда-нибудь грусть иль улыбка…»

 
Настигнет когда-нибудь грусть иль улыбка
И на пол заколку уронишь нечаянно
И скажешь: простите за эту ошибку —
Давайте нарежу колбаски и чайник
 
 
Сейчас закипит – всего лишь минутку
Нам здесь подождать, посидеть, чуть вздыхая
О том, что работаю я через сутки,
О том, что устала, о том, что такая…
 
 
И все происходит, как будто нарочно,
Я с кем-то встречаюсь, кого-то целую,
И письма приходят под вечер на почту.
Давайте царапинку я забинтую —
 
 
Вы где-то поранились нынче – смотрите:
Я капельку крови смахну осторожно,
А Вы мне платочком сейчас помогите
И улыбнитесь, если не сложно.
 
 
Как славно сидим! И сахар вприкуску,
Так, словно бы в детстве – намного вкуснее,
А Ваш пиджачок – немножечко узкий,
Его Вы снимите чуть-чуть попозднее.
 
 
А впрочем, «не надо» ты скажешь с улыбкой
И на пол заколку уронишь случайно:
Простите, мужчина, за эту ошибку
И то, что кипит обезумевший чайник.
 

«Я служил там, где лес. Я служил не в пехоте…»

 
Я служил там, где лес. Я служил не в пехоте.
Где снега продолжаются вечно и завтра.
Где мороз и тайга, где тепло на исходе.
Я служил в энской части ракетного залпа.
 
 
Где не видно округи и не помнишь пейзажа,
Потому что ты в шахте на привинченном стуле,
Где все очень спокойно – торжественно даже,
И не слышно движения пущенной пули.
 
 
Но экраны возникнут и приблизится снимок,
Где ракеты летят в созидании крови,
И ты молишься, чтобы летели все мимо,
Не разрушив тепла и дыхания кровли
 
 
На другом континенте, где нет гроздьев рябины,
Где все молятся странно и одеты иначе,
И на снимке – их лица и руки и спины,
Что вздымаются вверх и склоняются в плаче.
 
 
Ну, а ты тоже хочешь на дороге быть с торбой,
Где почти неживой, в облачении белом,
Где машину взорвали, но верблюд есть двугорбый —
Ты на нем, как апостол, и гонимый и беглый
 
 
Под отверстым совсем и ликующим небом,
Под которым всегда всем даруется место
И ещё много рыб и ещё много хлеба,
Где закваска взошла из небесного теста.
 
 
И поэтому мимо. И ты плачешь, счастливый,
В созерцании света и один на дороге,
Собирая в мешочек с деревьев оливы,
Замирая с молитвой и любовью о Боге,
 
 
Что сподобил служить там, где лес, не в пехоте,
Где снега продолжаются вечно и завтра.
Где мороз и тайга, где тепло на исходе,
И не слышно разрывов ракетного залпа.
 

«Среди множества серых карнизов…»

 
Среди множества серых карнизов
Вдруг увидишь горшочек герани —
Он, как будто откуда-то изгнан,
И, быть может, обижен иль ранен.
 
 
Одинок или нет – вот прохожий
Посмотрел и, кивнув, улыбнулся,
И другой – очарованный тоже,
Мимо шел и случайно запнулся.
 
 
И не сетует – шаг тут неровный:
Просто вверх посмотрел и увидел,
Как на лацкане старенькой кровли
Ярко-красный букет очевиден.
 
 
Он немного, как будто с обрыва,
И ещё, словно брошенный вызов
И ещё, словно знамя порыва,
Как душа, зачеркнувшая низость.
 
 
Он кричит, что приблизился праздник
И давайте быстрее узнаем,
Где сейчас очарованный странник,
О котором мы только читаем.
 
 
Где его чистота и покорность
И все то, что он знал и не понял,
И зачем всем даруется вольность
И цветок поливается в полдень.
 
 
Вот такой есть подарок – как встанешь,
То к иконе напротив прижмёшься
И увидишь горшочек герани
И прохожим в окно улыбнёшься.
 

«Когда придёт он – Понедельник…»

 
Когда придёт он – Понедельник
Великий день – в начале Пасхи
Страстей Христовых, что поделит
Всю нашу жизнь с тобой на части:
 
 
Великий Вторник – день покоя,
Что через день уже наступит:
Совсем недолго ждать нам – скоро
Он станет вовсе недоступен,
 
 
Когда Среда к нам обернётся —
Придёт предательством и болью,
Дрожащим деревцем согнётся,
Что станет в Пятницу дрекольем.
 
 
А что Четверг? Он будет плакать
И низко-низко наклоняться
И комкать старенькую скатерть:
Как больно нынче умываться…
 
 
Пяток Великий – день молчанья,
И мы с тобой без всякой цели
Уйдём и спрячемся в отчаянье —
Свершилось все на самом деле!
 
 
Суббота нас вернёт на землю —
Где были мы – навряд ли вспомним:
Но точно в небе и под сенью
Олив – мы помним – полутемных.
 
 
Ну, а пока лишь Понедельник —
Великий день в начале Пасхи
Страстей Христовых, что поделит
Всю нашу жизнь с тобой на части.
 

В колонии

 
Когда сидишь, то время старит,
Но, может быть, не так уж сильно —
Ведь время доброе настанет
И выйдешь ты в костюме стильном —
 
 
Вполне приличный и готовый
Поехать к морю – там, где пальмы
Или туда, где ждут коровы
И дом в деревне – тёплый самый,
 
 
Где на реке застыли лодки,
И звезды смотрят безучастно
Под скрип расстроенной лебедки,
К которой ты пройдёшь с участка —
 
 
Туда – где баржа издале́ка
Пришла, наверное, с Самары,
И ты пришёл сюда до срока —
Ещё, действительно, не старый,
 
 
Сюда, где сети в дождь повисли,
Где мысли часто – только жестом,
Где забываются все числа
И все – по-доброму и честно,
 
 
И время осторожно лечит —
Ты помнишь неподвижность дома
И знаешь женщины той плечи,
Когда приник к окну пустому
 
 
И видишь лик родной калитки
И трепет отворённых створок
В твоей ещё одной попытке
Услышать ночью платья шорох
 
 
И вдруг понять и вспомнить кражу,
Когда ты полз почти отвесно
Когда ты шёл потом по пляжу
В совсем другом и ярком месте
 
 
И думал: дом ещё далеко,
Где мама ждёт у изголовья
И пару дней всего до срока
И край письма закапан кровью…
 
 
Ну, а сейчас – совсем готовый
Поехать не туда, где пальмы,
А там, где шествуют коровы
И дом в деревне – главный самый.
 
 
И слышишь хор – смотри, на сцене
Певцы и батюшка и диакон —
Они все встали на колени,
Когда ты слушал и заплакал —
Ведь все на службе, словно дома,
И стул стоит на Горнем месте
И все другое – по-простому,
И про любовь здесь часто – жестом,
 
 
Ведь Церковь молится и знает,
Что все мы ждём под небесами,
И женщина письмо читает
У Главпочтамта, под часами.