Читать книгу: «Ингрия. Единый регион. От Новгородской Республики до наших дней», страница 3

Административно территория Ингерманландии при шведах, точно так же, как и другие провинции королевства, делилась на лены. Лены, в свою очередь, делились на приходы (поскольку центром каждого прихода была церковь). Отметим, что приходы практически полностью совпадали со старыми новгородскими погостами, также сформированными вокруг церквей. Эти «первичные» территориальные единицы оказались настолько устойчивыми, что и сегодня в значительной степени соответствуют границам современных волостей Ленинградской области.

Ну, а в те давние времена, новый город на Неве – Ниен (Ниенштадт) вошел в состав Нотеборгского лена, административным центром которого, как нетрудно догадаться из названия, был Нотеборг (Nöteborg – «город-Орешек», после Северной войны переименованный Петром I в Шлиссельбург – «город-Ключ»). На уровне приходов существовало развитое местное самоуправление «первого уровня», представлявшее интересы всех сословий, включая крестьян.

Ниен быстро рос и в период своего расцвета был больше и богаче Нотеборга, на равных соперничая с Выборгом и даже тогдашней столицей Ингерманландии – Нарвой. А затем Ниен и сам исполнял ряд столичных функций. В частности, уже упомянутый нами Адам Олеарий пишет, что во время своей транзитной поездки через территорию шведской Ингерманландии в Московию, именно в Ниене был встречен королевскими послами. Но и в этот период, отметим, город никак административно не «отделялся» от территории Ингерманландии и Нотеборгского лена.

Королева Кристина (1626—1689),

дочь Густава II Адольфа и Марии Элеоноры Бранденбургской

Автор: Jacob Henry Elbfas (1600—1664)

Здесь не зря упоминается и провинция, и лен. Как раз в 1634 году королева Кристина начала административную реформу Швеции. До нее государство делилось на провинции, после реформы – на менее крупные административные образования, лены. В самой Швеции деление на лены сохранилось и поныне (территория королевства делится на 21 лен). В Финляндии, также входившей в ту пору в состав Швеции, от административного деления на лены отказались только в 1997 году. А вот в Ингерманландии реформа королевы Кристины фактически не была завершена. Структурно она оставалась провинцией (губернией). И именно такую структуру губерний унаследовала Российская Империя при Петре Великом.

Резиденция генерал-губернатора Иоганна Шютте находилась поблизости от Ниена – в Стрельне. Любопытно, что его дворец располагался на том самом месте, где сегодня стоит сохранившийся до нашего времени деревянный путевой дворец Петра I. Собственно, петровский дворец и построен на фундаменте мызы Иоганна Шютте – если это вообще не то же самое здание, отремонтированное и перестроенное при Петре для его нужд.

Но вернемся к административному устройству Ниена. Город, как мы уже упоминали, имел право на самоуправление, которым активно пользовался. Ратуша располагалась где-то в районе современной Конторской улицы или, возможно, Красногвардейской (Якорной) площади. К сожалению, шведские планы XVII – XVIII века грешат неточностями: картография в тот момент только зарождалась. Кстати, именно поэтому до нас не могли дойти карты Водской пятины новгородского и раннего московского периода: их в ту пору просто не существовало.

В Ниене было более четырехсот податных дворов. То есть, домов-то было гораздо больше, поскольку в число «дворов» не входили казенные, административные и религиозные здания, а также дома дворян и духовенства. Да и сам «двор» обычно состоял из нескольких капитальных построек (сегодня их обозначают «корпусами» или «литерами»). Население города в середине XVII века составляло около 2 тыс. человек – немало по тем временам. По национальному составу это были преимущественно шведы, немцы, русские и финны.

Необходимо отметить, впрочем, что по «национальностям» в XVII – XVIII веках людей еще не делили, а основой идентичности была религия. Таким образом, православные ижоры, карелы и водь считались «русскими», несмотря на финно-угорское происхождение, а принявшие лютеранство – «финнами». При этом потомки новгородских бояр на шведской службе (байоров), будучи лютеранами, считались «шведами». А к «немцам» относились, в том числе, шотландцы.

Сегодня принято считать, что русские (православные) все время существования Ниена жили исключительно за городской чертой, в селе Спасское – на том месте, где сегодня расположен Смольный. Тем не менее, известно: русским (православным) было запрещено жить в самом Ниене только после 1680 года, то есть – в преддверии Северной войны.

Шведское руководство не без оснований считало их потенциальной «пятой колонной». Но при этом комендантами многих крепостей, включая Ниеншанц и Копорье, оставались байоры-лютеране из семей Пересветовых-Муратов, Опалевых-Чеботаевых и др. И именно Иван Опалев подписал впоследствии капитуляцию 5 мая 1703 года, сдав Ниеншанц на аккорд Александру Меншикову. То есть, «водораздел» проходил тогда по религии, а не по национальности. К слову, многие из потомков жителей Ниена, живущие сегодня в Швеции, носят вполне русские фамилии.

Что касается городской экономики, то горожане Ниена занимались торговлей, ремеслами, земледелием, рыболовством и судовождением. То есть, в принципе, – всем тем, чем занималось и окрестное население Ингерманландии, всегда славившейся ремесленниками, рыбаками, лоцманами и… пиратами. В самом городе и пригородах были две (позже – три) лютеранские церкви: шведская, финская и немецкая, а также – госпиталь, кирпичные, лесопильные и пороховые заводы, верфь и другие предприятия судостроительной отрасли.

Стоит отметить, что о необходимости строительства в этом месте крупного торгового города и порта к концу XVII века говорили и шведы. Королевское правительство, генерал-губернатор и ратуша Ниена вели консультации о возможности переноса центра города и строительстве нового порта, отвечавшего вызовам того времени – ближе к устью Невы. История распорядилась так, что новый, большой промышленный и торговый город, был построен уже при другом государстве. Но рождение Санкт-Петербурга, таким образом, было предопределено практически при любом развитии исторических событий.

3. Ингерманландская губерния. Российская Империя

Мы специально подробно углубились в историю шведско-российского противостояния на Приневских землях в XVI – XVIII веках. Поскольку именно оно проливает свет на дальнейшую историю нашего края и во многом объясняет наличие «шведской» составляющей в административном устройстве (так же, как и большого числа «шведских» львов в украшении блистательного Петербурга). Шведской составляющей, которую практичный Петр Великий вовсе не пытался искоренить, а наоборот – максимально использовать для собственных целей.

Шведский период, таким образом, оказал существенное влияние не только на российское будущее Ингерманландии, но и в значительной степени – на будущее администраивное и даже государственное устройство Российской Империи. Не зря царь Петр поднимал на пиру после Полтавской битвы заздравный кубок «за учителей своих» – шведов. Они научили его не только искусству войны, но и управления. То есть, фактически, структуру управления Петр позаимствовал в Ингерманландии, в дальнейшем распространив ее на всю территорию России.

История города Ниена закончилась в 1702 году, когда шведское командование приняло решение сжечь город, чтобы русские войска не могли использовать его здания в качестве укрытия при штурме крепости Ниеншанц. Сегодня это выглядит варварством, но то была обычная тактика: в русских городах гарнизон, отступая в крепость, точно также сжигал посад, и так делали тогда во всех странах Европы. С населением при этом поступали по-разному: о ком-то власти успевали позаботиться, кому-то приходилось уходить в окрестные села или строить землянки – война есть война.

Штурм крепости Нотебург 11 октября 1702 года

Александр Коцебу, 1846

Так вот, шведское население Ниена было, в основном, эвакуировано. Однако большинство немцев и финнов, не говоря уже о русских (напомним: включая ижор, карел и водь), остались на берегах Невы. Именно они и оказались одними из первых жителей нового города – Санкт-Петербурга. Так, немцы поселились на Фурштатской улице, сохранив у себя прежнюю структуру самоуправления (городской совет, ставший «районным» и т.д.). Петр Великий не только позволил оставить эти институты, но не исключено, что в какой-то период собирался распространить этот опыт на всю Россию.

К 1900 году из 5 тыс. петербургских шведов примерно 80% были российскими подданными по рождению и числили себя потомками первостроителей Петербурга. Наравне с многочисленными белорусами, украинцами, татарами, местными «чухонцами» и представителями многих других национальностей, у которых родство с первостроителями города, впрочем, прослеживается не столь явно. Это произошло вследствие постоянной миграции в Петербург, в ходе которой полицейским властям проще (и, вероятно, важнее) было отследить переехавших в город иностранцев.

А на месте Ниена возникла матросская слобода, канатный и, чуть подальше от Невы вверх по течению Охты – пороховой завод. Впоследствии канатный завод вырос в верфи Петрозавода (снесенного «Газпромом» уже в наши дни). Пороховые заводы работали до середины ХХ века, став впоследствии объединением «Пластполимер» и дали название одноименному району и «профессиональные» названия многим его улицам: Большая Пороховская, улица Химиков, Капсюльное шоссе.

На Пороховых заводах во все времена их существования довольно часто происходили взрывы, несчастные случаи со смертельным исходом, многие рабочие и работницы становились инвалидами. Это получило отражение в петербургском городском фольклоре: «Если жизнь не надоела – не люби пороходела», «Если хочешь быть в живых – уходи с Пороховых». Пойма реки Охты в районе Пороховых называлась в народе Долиной смерти – согласно легенде, после одного из мощных взрывов, вся она была буквально усеяна трупами. Но, скорее всего, туда просто выносили с завода убитых и раненых.

Итак, после падения Ниеншанца, царь Петр I принял решение основать на землях Ингрии новый город – Санкт-Петербург и, более того – сделать своей столицей. Город был основан в мае 1703 года. Но фактически Ингерманландия полностью перешла к России только в 1704 году. До этого шведы предпринимали неоднократные попытки отбить ее обратно, впрочем – неудачные. Окончательно все юридические формальности были улажены только в 1721 году подписанием Ништадтского мирного договора: Ингерманландия вновь отошла к России, и шведской король потерял право на ее упоминание в своем титуле.