Читать книгу: «Левитация»

Виктор Попов

Шрифт:

Редактор Елена Яковлева

Дизайнер обложки Валентина Михайлова

Дизайнер обложки Александр Привалов

ISBN 978-5-4490-8789-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Левитация – подъем человеческого тела с земли,

явно нарушающий закон гравитации.

Британская энциклопедия
Е. Ш.

Глаза убитых широко, будто от удивления, открыты. Тела покоятся на ярко-зеленой траве, усыпанной крупными, густо-желтыми абрикосами. Лужи крови неумолимо ширятся, слегка, в районе бёдер покойных, соприкоснувшись краями. Я пристально наблюдаю за начавшимся процессом смешения, пытаясь объяснить себе удовольствие, которое испытываю.

Эту ночь я провела с одним. Всего несколько минут назад меня покинул другой. Я еще живо и влажно помню его. Но теперь оба вместе, здесь и сейчас. Синий костюм у красных штанов. Сочетание цветов я уловила давно, но всегда думала, что им, «синему» и «красному», читай: Сергею и Диме – никогда вне меня не встретиться. А вот поди ж ты, не прошло и года, в самом деле, года, как все обустроилось. Один к другому. Как пазл. И как же легко, в какие-то секунды все решилось. Я и подумать не успела. Просто расстроилась, что всё так…

Как? Здесь придется искать слово. Трудно определиться. Пошло? Не пошлее, чем у других, да и у меня самой раньше. Банально? Может быть. Но что не банально между мужчиной и женщиной? Все было. Ничего нового. Даже не пытайся быть оригинальной – плагиат неизбежен. Скучно? Вот это вероятнее всего. Если, конечно, понимать под скукой безысходность. Служба, профессиональный долг тоже да. Куда без них офицеру. Но скука главное. Да, в какой-то момент мне просто стало скучно. Хотя какая тут казалось бы скука. Внешне очень даже интересно. Кто-то из особо банальных сказал бы даже «захватывающе». Но двое мужчин и одна женщина, как не верти, не выдумывай, действительно скука смертная. А если они еще и дерутся за тебя – совсем зевай не хочу. Я и зевнула пару раз, наблюдая, как они мяли друг друга, неумело и, прямо сказать, смешно. Все эти метровые замахи, псевдобоксерские скачки на месте, попытки ударов ногами и угрозы, угрозы, куда уж без них! Причем чем дальше, тем больше слов и меньше дела. Да и слова из-за обоюдной отдышки трудно было разобрать. К концу «сражения», когда они все-таки сцепились, а я отлучилась на время в дом, слова превратились у каждого в одно длинное, непереводимое междометие, впрочем, с явно угадываемым проклинающим смыслом. И если «красный», пусть и с трудом, еще пытался формулировать, то «синий» к исходу третьей минуты борьбы в партере перешел на ошметки слов, непрерывно ойкая, пфукая, ахая, тыкая, сукая…

Что ж, словарный запас «синего» всегда оставлял желать лучшего. Он как министр экономики и торговли края хорошо считал и видел, а вот говорил всегда по бумажке, хотя и немало читал. Любил детективы. И они, видимо, в благодарность дали ему в последние дни жизни почувствовать себя их частью.

«Красный» – другое дело. Читать не любил. Но пресс-секретарь губернатора мог бы и в такой ситуации слова подобрать. Правда, поначалу, еще при первой встрече, отказ от каких-либо слов придал его поведению аромат свежести. Я хорошо помню околорассветную росу автомойки, на которой мы встретились. Его крученые, хипстерские усы, кольцо с рубином и точно такие красные треники, которые он с завидным постоянством надевал вне работы. У него их был целый, почти дамский, гардероб. Пара дюжин, не меньше. И это только то, что я видела. Обтягивающие и прямые, с завязками и пуговицами, походные, с мелкими кармашками по всей длине и аскетичная классика. И, наконец, цвета, цвета всех оттенков: гранат, малина, томаты, кровь. Его любовь к ним поначалу умиляла, потом бесила, но к сегодняшнему утру не осталось ничего, кроме равнодушного принятия факта. Я поняла: он так и будет приходить в них. Он так и будет хранить память о нашей первой встрече. Он так и будет едва приспускать их, как и тогда на заднем сиденье его свежевымытого лексуса. Он так и будет кричать и материться в самом конце, не замечая, что я в отличие от той минуты, давным-давно молчу и, если и закрываю глаза, то чтобы не видеть его лица, искаженного мукой радости.

Так было и сегодня. Но теперь уже никогда не будет. Не будет как детства, гораздо более далекого, но точно так же уже невозможного, в котором меня провожали и встречали из школы до пятого класса. Школа была в соседнем доме. Но утром меня отводили туда за руку, а после уроков я выходила на порог и ждала. В хорошую погоду спускалась вниз. Делала несколько шагов, но тут же возвращалась. Я до сих пор не знаю, что меня тогда удерживало. Быть может, как раз то, что дом находился так близко. Провожала мама. Редко – папа. Встречали сестра или няня. Между ними было почти 60 лет. Но одно объединяло их: за четыре года они ни разу не пришли вовремя. Так опекали кроме меня немногих. И только тех, кто далеко жил. Потому я была предметом школьного и семейного юмора. В школе говорили разное. Уже и не вспомнить, что именно. Но вряд ли что-то хорошее. Дети наивны, но жестоки. А вот семейное помнится. Сестра называла меня «домашней птичкой». Мама и няня «папиной дочкой». Папа… молча улыбался. Это он не разрешал мне ходить одной.

Но 1 сентября в пятый класс я пришла в школу одна. Одна и вернулась. Так решил старший брат отца, тогда еще подполковник. Он сказал:

– Аглая, иди…

И я пошла. Дядя уже знал, я – нет, что теперь так будет всегда…

Он знал, что родители с сестрой далеко, в абрикосовом саду. Туда выбросило автомобиль с шоссе в момент аварии. Меня в тот август не взяли к морю. Я отравилась йогуртом. Две недели рвоты, таблеток и уколов. Я плакала от обиды, жалела себя и мечтала рассказать семье о том, как мне было плохо. 3 сентября, когда всех троих привезли, я так и сделала. И они выслушали меня до конца. Только ничего не ответили. Смерть молчит и не опаздывает.

СРЕДА

Пальцы Аглаи напряженно сжимали и разжимали черные шелковые простыни. Голова Сергея ритмично двигалась между ее раскинутых ног. Идеальное тело Аглаи выгибалось дугой от сладкого напряжения. Хорошее начало дня. Идеальное для девушки в двадцать пять лет.

Раннее утро. Чуть за рассветом. Сергей всегда приезжал по утрам. Ни днем и не вечером. И уж, конечно, не ночью. Только утром. Встреча с Аглаей – как зарядка. Как детский утренник. Обожаемая ею странность: приходить к женщине по утрам. Иногда по выходным Сергей оставался на весь день. Но на ночь никогда. Ей даже начинало казаться, что он боится темноты. А что? Вполне себе версия. Мужчины – дети. Даже большие и важные – дети. Они боятся жизни больше женщин, только лучше их это скрывают. Так принято. Только и всего. Потому Аглая никогда не видела Сергея спящим. Даже просто закрывал глаза он редко – держал все под контролем. Одно слово – министр. Ну, может быть, только в подобные моменты Сергей не видел, что происходит вокруг, называя их «погружением в начало мира». Да, он любил живопись – она не требовала слов вообще. Курбе с его немудренной провокацией в частности. В Париже Сергей бывал в музее Орсе. Обещал как-нибудь отвести туда Аглаю. Обещал…

Аглая через голову Сергея в несчитанный раз обозревала свое небедное незамужнее жилье. Первый этаж небольшого, но дорого сделанного двухэтажного особняка. Большая однокомнатная студия, оформленная в минималистическом стиле. Белые стены с черно-белыми фотографиями и офортами. Район кухни выделен необработанной краснокирпичной кладкой. Минимум предметов. Черный кожаный диван, стеклянный обеденный стол и несколько дизайнерских металлопластиковых стульев, один из которых был занят роскошным темно-синим пиджаком. Король утренника. На кухне за короткой барной стойкой на двух вращающихся высоких стульях расположились не менее роскошные галстук и рубашка. На стойке ваза с букетом алых, в цвет ее маникюра, роз – и здесь живопись, живопись!

На полу черное женское нижнее белье, темно-синие брюки, белые мужские трусы. Один носок на полу, другой на кровати – высокий, с полметра, матрас на приподнятом в районе спального места полу, – распластавшись на которой голый Сергей будто искал что-то там, в «начале мира». Даже в таком положении он был аккуратен и строг. Ничего лишнего. Одно проверенное в первое же утро движение, в одной верно найденной тогда же точке. В этом он весь. Точное время и строгие костюмы. Выглаженные простыни и приятные запахи. Цветы и подарки. Вообще, если задуматься, он вел себя с ней, как с девушкой с интим-сайта или скучающей от безделья мажоркой-нимфоманкой, а не как с майором безопасности. Впрочем, кто в их городе знал, кто Аглая на самом деле? Очень немногие. И Сергея не было в их числе. Работа такая. Все знали генерала, начальника управления. Прочие сотрудники, за исключением еще пресс-атташе, – тени, которым не полагалось выходить на свет. Каждый играл какую-то роль. В своем мажорско-нимфоманском образе Аглая была более чем убедительна. Сергей ей верил, как чему-то настоящему, подлинному. А он любил все настоящее. От еды до одежды – сплошные бренды. Коллекция галстуков, коллекция винтажного коньяка, коллекция редких ружей. Все разговоры были только об этом. Сергей любил вещи, но, кажется, не любил людей. Он их использовал. И они отвечали ему тем же.

В какой-то момент Сергей оторвался от Аглаи на мгновение и, поверх аккуратно выбритого в извилистую змейку ершика на лобке, вопросительно посмотрел на нее. Он продолжал, нежными круговыми движениями ласкать ее рукой, ведя мокрыми пальцами по животу Аглаи до пупка и вокруг него, оставляя влажные, белесые полоски. Аглая маняще улыбнулась в ответ. Сергей встал на четвереньки и дернулся было вперед, но Аглая остановила его, упираясь ладонями в лоб и настойчиво давя пальцами на виски, вернула мужчину в «начало мира»…

Спустя час – точно по расписанию – он уехал. Аглая смешала смузи и, перелив сезонную клубнично-абрикосовую смесь в высокий керамический стакан с широкой стальной трубочкой, поднялась на второй этаж. Кабинет с выходом на балкон. Рабочий стол. Дотошно-аккуратно разложенные бумаги. Стеллажи с книгами. Ровные ряды собраний сочинений и сборников законов. Оживляли интерьер кресло-мешок да карликовая сосна в каменной кадке. Впрочем, кресло было выполнено в тех же доминирующих на обоих этажах черно-белых тонах, а дерево при первом взгляде казалось искусственным. Аглая взяла со стола оставленный с вечера лист бумаги. Читая на ходу вышла на балкон. Балкон был полностью застеклен и холодно пуст. Аглая пробежала глазами документ – колонки цифр перемежались отдельными словами – и мельком посмотрела в сторону соседнего дома. Старая, похожая на барак, двухэтажная деревянная дача. Круглая беседка в неопрятном, заросшем саду. Медитирующая в позе Будды девушка. Аглая некоторое время тянула смузи через трубочку и наблюдала за ней. Это наблюдение, как и смузи, было обычной утренней процедурой, но в отличие от напитка девушка то ли своим спокойствием, то ли вообще занятием, чем далее тем все более раздражала Аглаю. Она вернулась к изучению документа и ушла с балкона.

Последовало обычное ежеутреннее: строгий костюм, юбка чуть выше колена, сумка-саквояж, черный Range Rover, автоматические выдвижные двери, медленно закрывшиеся в зеркале заднего вида. Пустая дорога в лесу, плотный поток на загородном щоссе, почти пробка в городе – миллионнику уже положено. По пути сообщение от Димы. Он задал только им двоим понятный вопрос: «Чистая?». «Нет» – ответила Аглая и прошептала беззвучно, читающий по губам понял бы:

– Дима-Димочка…

Закрывая дверь и включая центральный замок, Аглая мельком окинула прилегающие к служебной стоянке площадь и улицу. Утренний час пик. Поток лениво движущихся машин, встречные вереницы людей на широких плиточных тротуарах. Сонные дпэсники на шлагбаумах. Глядя под ноги, Аглая прошла к конторе: мрачному серо-бурому зданию с зеркальными окнами. У дверей вдруг остановилась и обернулась. Три подержанных бюджетных седана – японец, француз и кореец, все в мокрый асфальт – идеально размещались на парковочных местах слева от ее джипа. Перемены здесь редкость. На занятых новичками местах всегда были служебный минивэн, следственного отдела, кажется, и две личные «десятки» с легким тюнингом. Осень, зима, весна – ноль вариаций, и вдруг гляди-ка – новички!

Аглая сжала губы, почти по-строевому развернулась и с усилием открыла массивную старорежимную дверь. На КПП приложила ладонь к сканеру. Привычно бросила взгляд на монитор охраны. Фото. Личные данные: Михельсон Аглая Борисовна. Майор. Департамент экономической безопасности. Отдел по борьбе с контрабандой и незаконным оборотом наркотиков…

Ее кабинет – не дом. Далеко не. Аскетичный, казенный интерьер. Мебель отечественного производителя, кажется, вырублена топором. Плотно закрытые жалюзи. Аглая, несмотря на солнечное утро, не открыла их, а включила верхний свет. Не присаживаясь достала из стола лист бумаги. Какие-то двухцветные, красно-синие графики. Добавила к графикам утренний лист из дома и бегло просмотрела документы. В дверь постучали.

– Да, войдите.

Роман – стажер, классический «ботан-гений», взятый недавно из пиджаков – нерешительно заглянул в приоткрытую дверь:

– Аглая Борисовна, разрешите?

Ну хоть «можно» перестал говорить спустя полгода – уже достижение.

– Что вам, Роман? Вы же сдали графики.

Роман вошел в кабинет и плотно закрыл дверь. И этому научили.

– Я думал, нелишним будет объяснить.

– Я дура?

– Нет, Аглая Борисовна, что вы… Я просто… Я хотел… Я…

– Вы свободны.

– У меня… У меня еще есть информация по поводу языка, который использует Хан и его люди.

– Если это срочно и если это быстро… У меня доклад.

– И срочно, и быстро.

– Три минуты. Хотя… и их нет. Знаете что? Пойдемте, на ходу расскажете. Хотя это и неправильно. Только говорите вполголоса. И без имен.

Аглая первая вышла из кабинета. Роман следом. Говорил на ходу:

– Я проанализировал ряд сообщений, в частности ту часть переписки, которую они ведут на фарси. Мы, если помните, Аглая Борисовна, давали тексты академическим лингвистам, и они сказали, что это и не фарси, а какая-то подделка под фарси: большое количество искаженных слов и нарушение грамматических конструкций. Ну, будто неграмотный писал. И я тут подумал: а что если фарси только прикрытие для другого языка? И эта неграмотность, она мнимая? И даже намеренная? И еще направление письма. В фарси оно справа налево, как вы знаете, а тут отдельные письма идут наоборот и…

Аглая, будто бы и не слушая подчиненного, свернула и, выйдя на лестничную клетку, приказала:

– Короче.

Роман застыл в дверях.

– Ой, извините, Аглая Борисовна… Я думал вы не пом…

Аглая никак не отреагировала на замечание. Роман догнал ее на втором пролете.

– Я прочитал последнее сообщение Ха… А, да, нельзя… Ну, вы поняли, Аглая Борисовна, его сообщение в ночь с понедельника на вторник. Прочитал наоборот, изъял грамматические ошибки, ну и прочее там по мелочи, изафет и некоторые другие конструкции, и вдруг обнаружилась лексика авестийского, мертвого богослужебного языка парсов…

Аглая вышла в коридор. Роман выбежал следом, поравнялся с ней и продолжил:

– Получился связный текст. Он, правда, уже на третью, китайскую тему. Я подумал, что это не вяжется с языком и человеком, который его использует, но…

– Читайте.

– Да… Вот…

Прочитал по бумажке:

– Ученик мастера дзэн разбил его чашку, редкую и древнюю. Услышав шаги учителя, он спрятал осколки за спиной. Когда учитель вошел, он спросил: «Почему люди должны умирать?». Мастер ответил: «Это естественно. Все должно рано или поздно умереть». Ученик показал осколки и сказал: «Пришло время умереть и вашей чашке…». Я проверил. Цитируется притча №85 из сборника «Сто одна история дзэн».

Аглая остановилась у кабинета руководителя департамента.

– Занятно… Только, что с того? Что наш наркобарон начитанный и образованный дядя, мы и так знаем.

– Ну, это же прямой намек на события понедельника.

– Это притча. Философия. А в понедельник убивали людей. Много людей. И это не философия, а статья 105 УК РФ. Но ваша разработка – это хорошо. Работайте. Если версия подтвердится, для чего требуется весомая подборка текстов, а не одно случайно выбранное письмо, то будет своего рода прорыв. Но знаете… Мое мнение… Как-то всё сложно для данной публики. Они попроще. Жаргон там или просто редкий диалект. А тут… Мертвый язык с изменением направления письма, с намеренными грамматическими ошибками в языке живом… Возможно, просто единичный случай. Или хохма. Или он так проверяет нас. Не усложняйте раньше времени. Но работайте. Графики покажу сегодня. Опять же проще можно было. Ну да ладно, объясню, если что. Притчу оставьте. Есть копия?

– Да. У меня остался черновик.

Роман передал Аглае смятый лист.

– Можете идти.

– Есть.

Еще одно наконец-то выученное слово. Впрочем, тут же нечто из прежней жизни: суетливо, не по уставу кивнул и почти убежал. Аглая взглянула на помятую бумажку с текстом и покачала головой:

– Чистовик…

Вошла в кабинет, расчерченный от пола до потолка на темные и светлые полосы – жалюзи на окнах приоткрыты.

– Разрешите, Кирилл Петрович?

Рано поседевший сорокалетний полковник смотрел на улицу, нажав пальцем на одну из шторок. Со спины и без движения его можно было даже принять за старика, но коллеги, стоявшие с ним в паре на ринге, и молодая, на год младше Аглаи, жена знали, что это далеко не так.

– Да, Аглая, проходи.

Кирилл Петрович обернулся и подошел к столу.

– Присаживайся. Чай? Кофе?

– Спасибо. Завтракала. Режим.

– Режим? А у нас не обедаешь. Где тогда?

– У китайцев. Через площадь.

– Любишь экзотику? – поинтересовался Кирилл Петрович и сел, к удивлению Аглаи, не на свое место, а за стол посетителей, прямо напротив нее.

– Пару месяцев.

– Что вдруг?

– Любопытство.

– Вкусно?

– Разнообразно.

Кирилл Петрович улыбнулся, только он так умел – покровительственно и пугающе одновременно, и сменил тему:

– Ты, я гляжу, все на своей перемещаешься?

– От добра добра… Да, и что мне могут дать?

– А парковка, если где в городе – платишь?

– Как все. И штрафы. Если вдруг.

– Превышаешь?

– Случается.

– Могла хотя бы наши номера взять…

Кирилл Петрович тянул улыбку, кого-то она уже давно бы сбила с толку, но Аглая не изменила выражения лица.

– Ты одна у нас такая. Первое что просят, номера…

– Понятно, допуск в высший свет.

– А ты что же?

– Высший свет не в номерах.

– Дядю своего цитируешь?

– Так точно.

– Помню, помню… Ладно, к делу… Давай, твой отчет. Я вижу, опять в три листа, что у других на двадцать? Как у тебя это получается?

– Тренировка.

– Тут тренировки мало. Тут голову надо иметь особенную. Поделилась бы как-нибудь опытом с некоторыми идиотами. И успеваешь когда все? По дороге, что ли?

– Я не работаю за рулем.

– Да… Прости… забыл… Итак, трафик?

– Больше среднемесячного на 0,8%. Это по героину и синтетике. Легкие – те же цифры. Колебания в рамках погрешности.

– Направления?

– Южный маршрут. Сезонное. Так будет до осени. Судя по прошлым годам.

– И что наши каспийские друзья в связи с этим думают?

– Был разговор вчера.

– Танцуют?

– Как обычно: вокруг да около. Море штормит, в горах снег…

– В небе птицы… Те еще работнички… Погранцы что дают?

– Обычно, 5—7%. По некоторым отрядам 10.

– Районы?

– Без существенных изменений. Колебания в пределах 0,3%. За исключением областного центра. Устойчивая тенденция с нового года. Рост 1,5% в месяц.

– Причины?

– Сложно понять. Хан залег. Но стрельба в понедельник на нем. Правда, прямых доказательств нет. Он не при делах с февраля. А трафик держится и даже растет.

– Ну, если бизнес выстроен…

– Выстроен, но поставки и сбыт заточены на строгую управленческую вертикаль. Ее в теории сейчас не должно быть – глава не при делах. А на деле она есть.

– Объясни.

– Решения принимаются все так же оперативно.

– А если существует что-то вроде руководства на такие случаи?

– Учебник?

Кирилл Петрович хмыкнул:

– Методичка… Ты-то что думаешь?

– Смена хозяина.

– Ну, не спеши. Такие объемы. Тут годы нужны на передачу дел. Полувековые связи. Ты не родилась еще, как начали строить все. Переделить всё пятью 200-ми не получится.

– Одиннадцатью.

– Да хоть сотней. Десятки миллионов на кону. Если не сотни. Нам, сама знаешь, крохи достаются… Сотни пошли бы под нож. И там и тут.

– Тогда другое.

– Что?

– Хан не хозяин. И никогда не был им.

– Знаешь, Аглая, давным-давно жил один умный человек, Аристотель его звали. И то, что ты говоришь, для него – дурная бесконечность. Кто-то над Ханом. Над этим кем-то еще кто-то. И так далее… Это не решение, а умножение проблем. Впрочем, твоя ответственность. Копай. Но я предупредил. Что-то еще?

– Это выкладки за последние два с половиной года.

Аглая передала Кириллу Петровичу лист с графиками. Едва бросив на них взгляд, он поморщился:

– Пфф… Накручено…

Аглая ожидала такой реакции и пояснила:

– Красные линии – потребление. Синие – транзит. Общий вывод – транзит растет. Акцент делается на переброску туда, а не на продажу здесь. Именно под транзит выстраивается работа оптовиков и даже мелких сбытчиков на уровне районов. Но последнее только в городе на границе.

– Объяснимо – там дороже.

– Да, верно, но нашим мелким оптовикам и розничным это все же невыгодно. Есть потери. Тем не менее они упорно гонят товар через вторую границу. И вторая граница, по ощущениям, гораздо более прозрачная, чем первая.

– По ощущениям или есть факты?

– Пока по ощущениям.

– Ну, вот когда будут факты и, главное, люди, тогда и будем обсуждать. Что еще?

– Информация последних минут. Один мой сотрудник буквально перед встречей с вами предоставил разработку языка, который использует Хан для сетевой переписки. Пока на уровне гипотезы, но уже есть результаты.

– Так… И что там?

Аглая коснулась пальцами бумаги, приесенной Романом, она была прикрыта листом с цифрами, но не решилась показать ее в таком виде. Ограничилась словами:

– Расшифровка последнего на данный момент письма Хана. Метод требует проверки. Но текст связный, хотя и странный. Китайская притча.

– Как его зовут, сотрудника твоего?

– Роман Неделин. Младший лейтенант. Технарь. Не кадровый. Стажер. Он с головой, но, повторяю, там нужно проверять. Больно сложно. Используется мертвый язык, эксперименты с грамматикой.

Кирилл Петрович что-то записал на листе с графиками и указал:

– Не делай их глупей, чем они есть. Мы вроде все о Хане знаем. Да? Тридцать лет, с тех времен еще, на крючке. А что ты ему предъявишь? Лично ему? Притчу китайскую? Ладно, что ты так сразу сжалась? Или я не прав?

– Правы, Кирилл Петрович.

– То-то и оно, что прав… Неделин пусть работает дальше. Может, и толк какой будет с этих китайских притч. Все у тебя?

– Так точно.

– Тогда у меня есть предложение.

Кирилл Петрович отложил графики Романа в сторону.

– Оно, собственно, не от меня. От шефа. Приказал озвучить. Для тебя это дело в случае положительного исхода – следующее звание и свой отдел. С дальнейшей перспективой. Проект назначения уже готов.

Аглая вскинула брови, не сдерживая удивления. Кирилл Петрович, заметив его, продолжил:

– Да-да. Я не преувеличиваю. Это чтобы ты знала, каковы твои резоны. Дело коррупционное. Чиновник регионального уровня. Курирует федеральные проекты. Нужно возглавить временный отдел. Неделя-две, может и больше. Но это вряд ли. Сразу вижу, есть возражения?

– Коррупция, хоть это и наш департамент, не мой профиль, Кирилл Петрович. И вот так сразу на регионала… И до подпола мне выслуги не хватит: по минимуму пару лет. Я и майор-то не по годам.

– Ну, о выслуге ты не волнуйся. Служебный год – не астрономический. Он заслугами меряется, а не днями. А что до профиля, то вот именно, Аглая, вот именно – не твой профиль. Понимаешь, нельзя на это дело стандартный отдел пускать. Больно высоки ставки. Не то чтобы они там что-то не так сделают, или я им не доверяю, но тут… Короче, это не моя идея. Было сказано: «нужен свежий взгляд», «иные люди». Твоя кандидатура одобрена. Прочие – даже не ваш, а федералов выбор. Группа будет ждать тебя завтра в 126-й. В 8 утра. Там будет ваша база. Впрочем, работа в основном «в полях». У тебя меньше суток для ознакомления с досье. Человек тебе знакомый. Он всем в области так или иначе знаком. Дела по своему управлению не передавай. Для всех ты на больничном. Но продолжай встречаться с кем-нибудь из управления. Ну, как это обычно бывает… Хотя бы с Неделиным. Тема интересная. А что до основного, то группа, как я уже сказал, подобрана не мной, и даже не здесь, а в центре. Насколько я знаю, людей, работавших ранее строго по коррупции, нет. Кроме, может, одного связанного с финансами. Друг друга не знают. Трое для наружки. Лучшие люди с провинциальных «семерок».¹ В городе они уже несколько дней. Катаются. Изучают. Но пока раздельно. Плюс два технаря. Один на прослушку. Другой – связь и интернет. Шестой – тот самый финансист. Общение без имен и званий. Ты – Зеро. Старший в группе. Далее по номерам от первого до шестого. Руководитель наружки – Первый. Так рекомендовали. Прочую иерархию в группе по необходимости установишь сама. О твоем старшинстве все предупреждены. О сути операции и объекте – нет. Это твоя информация. С ней ты придешь. Она здесь.

Кирилл Петрович передал Аглае флеш-карту:

– Копирование информации запрещено. Так же как и работа с картой на устройствах, имеющих выходы в общедоступные сети. Карта не передается во вторые руки. Просмотр информации с группой исключительно на планерке. Не под запись. И еще раз повторяю, общение по именам и званиям категорически не допускается. Впрочем, об этом все предупреждены. Но нелишне будет напомнить. Бюджет операции – свободный лист. Всем заявкам технарей – зеленый свет. Группе переданы три авто. Они на твоей стоянке. Три подряд. Слева.

– Цель операции?

– Периодическое изучение объекта идет с момента его назначения на должность. Работал один человек. Около двух лет. Охватил не все. Наружки не было. Исключительно архивы, базы данных, СМИ. Поэтому есть серьезные временные и пространственные пробелы. Строго говоря, подобное досье есть на всех чиновников 1-го и 2-го класса как федерального, так и регионального уровня. Ты в курсе. Но последняя информация дает основание уделить нашему объекту особое внимание. Речь идет о вымогательстве взятки в особо крупном размере. Информация исходит от господина Дечина. Не мне говорить тебе, что такие люди подобными вещами делятся редко. И если уж он пришел сразу к нам… Дыма без огня не бывает. Твоя задача на первом этапе выявить коррупционную составляющую в действиях объекта. В случае ее подтверждения дальнейшее курирование объекта вплоть до его задержания. Следственный отдел и группа захвата по необходимости подключаются не ранее дня планируемого ареста. Собственно, он проходит уже без вас. Ну, может быть, только в вашем присутствии. Вы сопровождаете объект до самого конца.

– Если объект уже вышел на Дечина с конкретным предложением, зачем наружка? Пусть соглашается, обозначает время и место. И все. Берем с поличным. К чему этот… предварительный досмотр?

– Конкретики пока нет. Полгода разговоры вокруг да около. Но все ближе к теме. Намерения уже обозначены. Может, и в несколько дней все решится. И ты уверена, что объект работает один?

– Я не знаю, кто он. В чем я могу быть уверена?

– Дело не в том, кто он. Дело в его связях. В том числе и зарубежных. С учетом географии региона я бы даже сказал прежде всего зарубежных. Не мне тебе говорить какие времена…

– Трех человек мало для полноценной работы.

– В обычных условиях – да. Но некоторые особенности объекта – его место работы и должность, специфика перемещений по городу – делает трех человек достаточными. Кроме того, Четвертый и Пятый также в работе. Только Шестой в свободном поиске. Но главное в другом: численность группы должна быть минимальной в целях максимальной конфиденциальности.

– Документы прикрытия?

– Спецсвязь. Легенда: проектные работы и анализ состояния беспроводной сети в районе правительственных зданий. Удостоверения выданы. Тебе оно ни к чему. В наружке лично не участвуешь. Впрочем, тут могут быть варианты. Действуй по обстоятельствам. Что же до Дечина, то он сам выйдет на тебя.

– Личная встреча?

– Возможно. Но это крайний вариант. И только когда речь зайдет непосредственно о деньгах. До того момента постарайся сохранить инкогнито. Достаточно контактов с ним твоих людей.

– Кто объект?

– Не вслух. Даже у меня кабинете. Все на носителе.

– Даже так?

– Даже, Аглая, даже… Давай, назовем объект «Слуга».

– Это все не выглядит как предложение.

– А как выглядит?

– Обычно. Приказ. Еще «даже»… Приказ с осложнениями.

– Хочешь отказаться?

– Нет. Что вы? Это честь.

– Знал… Знал, что так воспримешь.

– Только еще один вопрос.

– Слушаю.

– А если Слуга чист?

– Слуга не может быть чист.

– Провокация взятки?

– Исключено. Законно работаем.

– А мы не слишком все усложняем?

– Не слишком, Аглая. И здесь не в сумме дело. Хотя речь и может идти, по словам Дечина, о нескольких миллионах долларов. Последний раз чиновника такого уровня у нас арестовывали шестьдесят лет назад. Был потом еще один. Но он сам все подытожил… Не успели… Говорят, хорошая у него была коллекция ружей… У Слуги она вроде бы тоже есть. Но дело чести не довести до нее, а взять живым и все решить в судебном порядке. Ты меня понимаешь?

В полчаса закрыв вопрос с больничным, Аглая вышла на стоянку. Там все было почти без перемен. Из нового только машина генерала с мигалкой – так он ездил исключительно к губернатору – и группка болтающих поблизости водителей. Аглая завела мотор. Достала выданную шефом карту. Повертела ее в руках. Посмотрела на часы. Решила – потом. Не время нарушать традицию. Убрала карту в сумку, пристегнула ремень безопасности и выехала за КПП. Она не могла слышать разговора Кирилла Петровича с генералом, начальником управления. Да и что бы изменилось в этом случае? Ничего. Игра началась, пути назад уже не было: флеш-карта была у нее на руках…

– Она согласилась?

– Да, товарищ генерал. Я представил все как приказ.

– Зря… Впрочем… Женщина… Может быть, вы и правы…

– Но обозначилась другая проблема. Ее сотрудник, похоже, вышел на Шута.

– Это не проблема. То есть это проблема для данного сотрудника, но не проблема в общем.

– Я понял вас, товарищ генерал.

Автомобиль Аглаи со скоростью пешехода следовал по узкой, с односторонним движением, улочке в центре города. Аглая пропустила на переходе слепого, ведомого собакой-поводырем, задержала взгляд на белой трости, простукивающей зебру, и свернула в переулок, немного погодя въехав на стандартную автомойку с шиномонтажом и мастерской, каким-то чудом вмонтированную в первый этаж старого, начала прошлого века дома. Аглая передала машину мойщикам и вышла во внутренний двор. Остановилась у служебного входа. Она была настолько погружена в свои мысли, что не заметила, как дверь приоткрылась, и руки в черных перчатках затащили ее внутрь. Дверь захлопнулась.

1.«Семерка» – седьмой отдел. Курирует службу наружного наблюдения.

Бесплатный фрагмент закончился.