Читать книгу: «Пятидесятники Приенисейской Сибири. Специальное издание», страница 3
По-видимому, именно волынско-подольское происхождение привело к тому, что пятидесятнические общины Приенисейской Сибири долго сохраняли свой автономный характер и спорили о необходимости введения омовения ног. Пятидесятников на территории запаной УССР и БССР было много и самых разных взглядов. Одна из групп красноярских пятидесятников (группа Ильи Кучера) в брежневский период имела контакты с львовскими пятидесятниками и служителями из БССР.
В Теофипольском районе Хмельницкой области активно проповедовал украинский реэмигрант Даниил (Нил) Романюк, уроженец местного села Святец. Он, как и многие другие украинцы, накануне Первой мировой войны уехал в Балтимор (штат Мэриленд, США) на заработки. Вернуться назад он смог только после ее окончания (Версальский мирный договор вступил в силу в январе 1920 года). К этому времени он и еще несколько украинцев в Балтиморе стали пятидесятниками и вошли в союз, организованный Иваном Воронаевым и Иваном Герисом. Даниил Романюк прибыл на родину вслед за своими друзьями-реэмигрантами Порфирием Ильчуком, Трофимом Нагорным, Иосифом Антонюком.
Вскоре на юг УССР (так называлась их родина с 1919 года), в Одессу, прибыл Иван Воронаев. Он был сторонником омовения ног перед причастием (хлебопреломлением).
О Данииле Романюке и других первопроходцах украинского пятидесятничества пишет авторитетный церковный историк В. Франчук в своей недавней работе53:
«…Единственная область советской части Украины того периода, где пятидесятниеское движение началось еще до приезда И. Е. Воронаева – это Хмельницкая область. Там это движение началось через проповедь Нила Ерофеевича Романюка, который вернулся из Америки в 1920 г. Нил Романюк родился в 1888 г. в тогдашней Волынской губернии в селе Святец (ныне Теофипольского района Хмельницкой области). Собственно, это он привел к познанию Господа Порфирия Ильчука и его друзей в Балтиморе в 1919 г. Нил Романюк вернулся в родные края после 8-летнего пребывания в Америке несколько позднее, чем Ильчук, Антонюк и Нагорный, однако это произошло в том же 1920 г. Через его проповедь в скором времени была образована церковь в Святце, община имела более 100 членов, был построен Дом молитвы. Эта община стала средоточием духовной жизни в селе Святец, а также центром распространения Евангельской вести в этой части Хмельницкой области. Очень быстро образовались десятки общин – в Довгалевке, Зарудье, Базалии, Купеле, Бережанке, Сергеевке, Водичках, Сивках, Бесовочцах, Белогородке, Чогузове, Волклвцах, Волицах, Зарудье, Росоловцах, Шмирках, Жеребках, Вкалетинцах, Староконстантинове и других местах. До Быковец, где трудились Порфирий Ильчук и его друзья было недалеко – однако между ними пролегла непреодолимая пропасть – советско-польская граница. Проповедник Нил Романюк был изолирован от своих единоверцев. К концу 1920 года польско-советская граница была взята «на замок». Дверь захлопнулась. Братья по вере оказались по разные стороны границы. И это были даже не просто две соседние страны – это были два разных мира.
В 1929 г. против Нила Романюка ГПУ сфабриковало уголовное дело. Безжалостные чекисты утверждали, что он является «шпионом американского инмериализма». Нил был безвинно осужден и отправлен вначале в дальние дагеря на севере Вологодской области, где заключенные, выбиваясь из сил, валили лес и отправляли его по сплаву. Затем его отправили в поселок Мирное, Парабельского района Томской области. Там он был репрессирован, приговорен 25 июня 1937 г. к смерной казни. Как свидетельствуют архивные документы, он был расстрелян 9 августа 1937 г.
В этой части пятидесятнического движения в Хмельницкой области, основоположником которого был Нил Романюк, не существовало омовения ног перед хлебопреломлением, а богословские моменты были полностью уницицированные с тем же учением, которое было характерно для христиан веры евангельской. Спустя некоторое время с юга Хмельницкой (тогда – Проскуровской) области пришло также подобное движение, центр которого находился в Одессе. Десятилетия спустя оба эти движения стали сливаться воедино» (Франчук, 2019, с. 13).
И Даниил Романюк, и Иван Воронаев были расстреляны в Сибири. Даниила Романюка расстреляли в 1936 году: он был сослан в поселок Мирное в окрестностях Пудинского сельсовета (Парабельский район, Томская область). Ивана Воронаева расстреляли в 1937 году, в Мариинске (Кемеровская область).
Помимо этих пятидесятников в Теофипольском районе проводили собрания ЕХПС: с середины 1920-х годов их центром было село Бубновка в Волочисском районе Хмельницкой области.
Пятидесятники каких именно взглядов оказались в регионе первыми пока не ясно, но, вероятнее всего, это были не ЕХПС. Первые представители ЕХПС появились около 1930 года: одним из них был Григорий Скибицкий (1902 г.р.), раскулаченный молодой украинец из с. Осташки Черноостровского района Хмельницкой области. Но к этому времени в Каратузском районе в Томиловке уже имелась группа пятидесятников, возникшая под влиянием приезжей женщины из Казанской губернии, то есть оттуда, где никаких ЕХПС быть тогда не могло. Следовательно, первыми в регионе были какие-то другие пятидесятники: «воронаевцы», «смородиновцы» или «шмидтовцы». Также возможно и одновременное появление представителей разных направлений.
Сталинская великая эпоха
«Баптисты-сектанты». Утверждение И. В. Сталина у власти сопровождалось усилением коммунистической пропаганды и разнообразных репрессий. На территории Приенисейской Сибири от севера до юга были построены сети лагерей, среди узников которых было немало верующих, в том числе, пятидесятников.
Изучение истории пятидесятничества сталинского периода является сложным не только потому, что многих расстреляли. Но и потому, что евангельские христиане-баптисты привыкли считать всех баптистов и евангельских христиан 1920-1930-х годов частью генеалогии движения ЕХБ, забывая о пятидесятниках. В мартирологе красноярского общества «Мемориал» много верующих помечено как «баптисты-сектанты», «евангельские христиане (баптисты)» и «евангелисты».
В сталинский период пятидесятников государственные органы ошибочно именовали «баптистами» и «баптистами-сектантами», что сильно осложняет изучение их истории в этот период. Чтобы разобраться в хитросплетениях истории надо поднять все дела на евангельских христиан, баптистов, баптистов-сектантов и сектантов в Архиве УФСБ России по Красноярскому краю (фонд №7), выявить евангельских верующих из общей массы лишенных избирательных прав служителей и раскулаченных сектантов в делах ГАКК и районных архивов. Это огромная работа, которая может растянуться на много лет и вряд ли под силу одному человеку.
Особое место занимают служители из Пензенской губернии. Ряд новосибирских проповедников-евангелистов, репрессированных в 1930 году (Дьяков М. П., Шарапов А. И., Шарапов Р. А., Шумкин А. Ф.), были уроженцами Пензенской губернии54. Возможно, что и пензяки-проповедники (Мозгачев В. Н., Морозов Е. И., Романов В. В., Романов И. В., Рослов И. П.) в 1929—1937 годах, указанные в мартирологе красноярского общества «Мемориал», не все были «баптистами» и поддерживали друг с другом связь в Сибири как земляки близких взглядов.
Механизм формирования образа инфернального врага советской власти в отношении протестантов изучал сибирский ученый А. И. Савин. Он считает, что пристальное внимание коммунистов к евангельским церквям было вызвано, с одной стороны, их динамичным ростом, а с другой, завышенными статистическими данными, которыми оперировали известные революционеры (В. Д. Бонч-Бруевич и др.) и видные религиозные деятели (И. С. Проханов и др.). А. И. Савин оценивает численность евангельских христиан и баптистов в 1920-е годы в стране примерно в 1 млн. чел. (включая и действительных членов общин, и тех, кто только готовился к крещению). Уже в рамках кампании конца 1922 – начала 1923 годов в Сибири была прекращена легальная деятельность протестантских конфессий и сделана ставка на раскол организаций изнутри с помощью «военного вопроса»55. Это идет вразрез с распространенной в конфессиональных кругах теории о «золотом десятилетии» (1918—1928) русского баптизма56.
«Серьезные опасения „сектанты“ стали вызывать у большевистского руководства после кампании по изъятию церковных ценностей как образования, способные в рамках религиозных организаций аккумулировать значительное число сторонников, в том числе, верующих, отпавших от ортодоксии. Наибольшую массовость религиозному движению в рамках церквей баптистского толка обеспечивало, по глубокому убеждению органов власти, освобождение „сектантов“ от военной службы по религиозным убеждениям» (Савин, 2008, с. 8).
В своей борьбе с верующими коммунисты опирались на печатные средства массовой информации.
«Газеты являлись в 1920—1930-е годы главным орудием пропаганды, далеко опережающим по массовости и степени воздействия радио и кино. Три особенности методики публикаций объясняют, с нашей точки зрения, успехи советской газетной пропаганды. С одной стороны, это «плакатный» язык публикаций, т.е. применение небольших по размеру заметок, с минимумом конкретной информации, образный и красочный текст, написанный на «новоязе». Вторая особенность логично продолжает первую – публикации построены по «черно-белому» признаку, где зло и добро всегда разделены четкой границей, а читателю резюмирующими фразами-предложениями типа «наказать, лишить, выселить, уволить, отдать под суд, расстрелять» предлагается сделать само собой разумеющийся выбор. В-третьих, приводимая в газетах информация зачастую представляла из себя искусное смешение правды и обмана. Тенденциозность, смещение акцентов и ложь умолчанием были неотъемлемыми методами. Использованные нами публикации с полным правом относили сопротивление хлебозаготовкам и коллективизации на счет верующих. Другое дело, что далеко не все, что сообщалось о действиях «сектантов», соответствовало реальности…
Примечательным является и использование большевиками самого термина «сектантство». Без сомнения, речь шла, прежде всего, об эксплуатации наследия, созданного русской православной церковью…
Публикации в местных газетах узаконенным образом играли роль публичного доноса. Работники прокуратуры, административных отделов, окружных исполкомов, следователи – все они были обязаны отслеживать газетные заметки и статьи и принимать меры. Это добавляло остроты игре, «где мясом будет точно мясо, кровью будет кровь людская»» (Савин, 2001).
Источники формирования пятидесятнического движения в Сибири. В первую пятилетку (1928—1932) в Приенисейскую Сибирь попали пятидесятники, стоящие на различных позициях.
Это были не только раскулаченные и высланные на Север крестьяне. Среди пятидесятников были и добровольные переселенцы. Например, известно о семье пятидесятников Ефременко. Эта семья во главе с Дмитрием Ефременко приехала из Смоленской области в ноябре 1929 года, воспользовавшись правительственной программой переселения и обосновалась в селе Дуброва Сухобузимского района.
Для переезда они воспользовались правительственной программой переселения57:
«Территориями, «имеющими в отношении заселения общесоюзное значение» были признаны Дальний Восток, Сахалин, Сибирь, Северный Крым и Поволжье, порядком обезлюдившее за время голода. Расходы на переселение в эти районы брал на себя союзный бюджет…
В отличие от «самовольцев», плановым переселенцам немного помогали. При переезде по железной дороге государство оплачивало четверть стоимости билета для каждого члена семьи, а за провоз багажа взималась пониженная плата. Поселенцы платили пониженный сельскохозяйственный налог, а если они распахивали целину или вводили многопольный севооборот, то и вовсе освобождались от налога на три года. Те же три года действовала отсрочка от армии. Председатель сахалинского ГПУ в 1928 году жаловался, что под видом крестьян-переселенцев на остров приехали люди, не имеющие представления о сельском хозяйстве и «фактически скрывающиеся от призыва в армию». Была даже льгота, совершенно неслыханная в советских условиях: первые два года переселенцы могли сдавать свой старый надел в аренду. Комитет регулировал потоки переселенцев, выдавая «наряды» по губерниям, считавшимся малоземельными, таким как Брянская, Воронежская, Курская, Пензенская, Орловская. Кроме того, существовал порядок, согласно которому из каждой сотни переселенцев 45 должны были быть выходцами из РСФСР, 40 – с Украины, 15 – из Белоруссии. До 1929 года везли почти исключительно крестьян, а позже стали допускать к переселению ремесленников и рабочих, но им разрешалось направляться только на Дальний Восток. Имущественное положение тоже учитывалось. Всюду, кроме Поволжья, предпочтение отдавалось беднякам» (Новиков, с. 66).
В «пятилетку коллективизации» (1933—1937) коммунисты в СССР пытались добить «остатки капиталистических элементов». Формально Конституция 1936 года декларировала множество прав и свобод, в том числе, и верующим. Но на практике вслед за ее принятием последовал «большой террор», жертвами которого стали все слои населения. В 1933 году лидеры ЕХПС в УССР получили по 10 лет лагерей. После их освобождения, в 1946—1958 годах, наблюдался очередной всплеск миссионерской деятельности ЕХПС не только на их родине, но и в местах ссылки58.
Активности верующих, нарастанию среди них апокалиптических ожиданий, могло способствовать эскалирование ситуации властями. В период «большого террора» 1937—1938 годов пятидесятники Красноярска проводили собрания с «жаркими» молениями, распространяли свои убеждения тайно, путем частных бесед.
На территории Приенисейской Сибири ко времени советских репрессий имелись этнорелигиозные сельские поселения, состоящие из добровольных переселенцев и потомков ссыльных.
Раскулачивание и так называемые «национальные операции», проводимые органами государственной безопасности, привели к притоку верующих национальностей, распространенных на западных окраинах СССР: украинцев, белорусов, поляков, немцев, латышей, эстонцев. Как известно, именно на западе России находились главные очаги советского пятидесятничества.
Однако и здесь есть нюансы. При проведении «Польской операции» НКВД в 1937—1938 годы в «поляки» нередко записывали белорусов и украинцев59.
«Приказ 00485 был утвержден Политбюро ЦК ВКП (б) 9 августа 1937 г. (П51/564), 11 августа подписан Ежовым и после этого вместе с закрытым письмом «О фашистско-повстанческой, шпионской, диверсионной, пораженческой и террористической деятельности польской разведки в СССР», также предварительно одобренным Сталиным и подписанным Ежовым, был разослан во все местные органы НКВД…
Тридцатистраничный текст письма, насыщенный именами и фактами, рисовал фантастическую картину деятельности польской разведки на территории СССР на протяжении двадцати лет…
Соответственно этой версии и перечислялись в приказе шесть намеченных к аресту категорий…
6. «Наиболее активная часть местных антисоветских и националистических элементов польских районов».
Этот пункт фактически предписывал провести аресты в местах компактного проживания поляков. По данным Переписи 1937 г., всего в СССР проживало 636 220 поляков, из них в УССР – 417 613, в БССР – 119 881, в РСФСР – 92 0786. На Украине и в Белоруссии более двух третей поляков жили в сельских районах (еще в начале 1930-х гг. здесь действовало более 150 польских сельсоветов). Особенно много поляков проживало в Каменец-Подольской, Житомирской и Винницкой областях Украины. В РСФСР наибольшее число поляков проживало в Ленинградской и Московской областях, а кроме этого в Западной Сибири. С 1936 г. около 36 тысяч (по другим сведениям – 45 тысяч) поляков жили в Казахстане – их выслали туда в результате чистки приграничных с Польшей районов Украины (эта акция по замыслу прямо предшествовала «польской операции» 1937—1938 гг.). Именно в поименованных регионах, а также на Урале, где, по мнению НКВД, осело много перебежчиков, приказ 00485 реализовывался с наибольшей интенсивностью…
Национальные операции были проведены «по линиям» практически всех стран «враждебного окружения» (дополнительный принцип – значительность соответствующей «иноколонии» в СССР), но не национальность в них была критерием «преступности» (хотя всегда – основанием для подозрений), а рождение или проживание в такой стране или наличие любого вида связи с ней. (В этом – принципиальное отличие национальных операций 1937—1938 гг. от будущих репрессий против народов во время войны). По тем же анкетным признакам (рождение, проживание или наличие родственников за границей) была произведена в июне—июле 1938 г. чистка армии, когда оттуда были уволены (и почти сразу в большей части арестованы) не только практически все военнослужащие и вольнонаемные «иностранных национальностей» (те же поляки, латыши и т.д.), но и немалое число представителей «национальностей Советского Союза».
Сам по себе анкетный принцип был вполне традиционным в репрессивной практике ОГПУ—НКВД, но касался обычно классового, социального или политического прошлого репрессируемых. В национальных операциях 1937—1938 гг. впервые поводом для репрессии стала анкетная «связь с заграницей», ранее считавшаяся лишь основанием для подозрений» (Петров, Рогинский).
Красноярский край был регионом «повторников». Сосланные становились фигурантами новых дел, которые заканчивались для них расстрелом. Расстрелять могли вскоре после освобождения или не дожидаясь его, непосредственно в лагере (по оговору кого-то из осужденных). Так было с арестованными по делу украинского евангелиста П. А. Пруховского в Канском районе. Та же судьба постигла украинца Ивана Ивановича Галицкого (1878 г.р.), уроженца деревни Ново-Ясеневка Гайворонского уезда Курской губернии (Белгородский округ ЦЧО). Он был проповедником, «сектантом-баптистом». В 1935 году его сослали на 3 года в город Минусинск. Здесь снова арестовали, расстреляли до окончания срока ссылки. Вину он не признал. По делу Пруховского П. А. проходило более семидесяти человек, по делу Галицкого И. И. – пятнадцать60.
Очаги пятидесятничества в регионе. В 1930—1934 годах территория Приенисейской Сибири входила в состав двух субъектов: Западно-Сибирского края (с центром в Новосибирске) и Восточно-Сибирского края (с центром в Иркутске). 7 декабря 1934 года территория региона вошла в один субъект – Красноярский край.
В 1930-е годы пятидесятники и евангелисты были представлены в Курагинском и Каратузском районах и городе Абакане ЗСК (КК), Манском районе и городах Красноярске и Канске ВСК (КК).
Также можно предположить связь пятидесятников Абанского района с баптистами Абанского, Ермаковского и Каратузского районов. На эту мысль наталкивает следующее:
1) баптисты и старообрядцы были источниками формирования пятидесятнических групп;
2) баптист Якимов Н. Н., осужденный в 1937 году в Абанском районе по делу Сморыги П. И. (дело № П-10066), был сослан в Почет;
3) территориальная близость Абанского района с районами, в которых в 1920-1930-х годах вели активную миссионерскую деятельность приезжие баптисты – Ермаковским и Каратузским;
4) среди пятидесятников Почета (Абанский район), живших там в брежневский период, были брат и сестра Строковы, имевшие репрессированных родственников либо однофамильцев в с. Разъезжее Ермаковского района;
5) В царский период таежная деревня Листвянка входила в состав Разъезженского Вознесенского прихода, так как находилась от него всего в пяти верстах. Население прихода состояло из переселенцев Вятской и Казанской губерний. Расстояние между с. Разъезжим и с. Ермаковским измерялось 20 верстами61. В советский период Листвянка, где с 1924 года проповедовали баптисты Каратузского района, подчинялась Разъезженскому сельсовету. К 1933 году все семьи в деревне за исключением одной приняли баптизм (41 член). При этом в период коллективизации ряд семей из Листвянки раскулачили и выслали за пределы района. В Листвянке проходили съезды евангельских верующих Каратузского и Курагинского районов62.
Миссионерская деятельность пятидесятников в условиях репрессий. Для ограничения миссионерской деятельности евангельским верующим ограничивали свободу передвижения, прикрепляли их к конкретной местности. Властями также были предприняты меры по уничтожению ресурсов для социального подвижничества и миссии со стороны церквей, для лишения верующих молитвенных домов.
Были евангельские верующие, которым удалось перевезти семьи и до времени затеряться в крупных городах. Среди переживших «большой террор» были представители ЕХПС – наиболее конспиративного и активного в области миссии течения украинского пятидесятничества. Зарабатывали пятидесятники на жизнь трудом невысокой квалификации: работали лесорубами, кочегарами, сапожниками, штукатурами, прачками и т. д. При этом не упускали возможностей поговорить о Боге и на рабочем месте: будь то лагерь или подработка («халтура») у частных лиц на воле.
Именно так действовал Иван Филимонович Черныщук, проповедник ЕХПС с 1930 года, уроженец с. Миклаши (Белогорский район Хмельницкой области), отсидевший срок в лагере за разговоры о невступлении в колхоз. После первого освобождения он перевез семью в Красноярский край и принял на себя руководство уже имевшейся группой пятидесятников в Красноярске. Прежнего руководителя группы, П. Ф. Протопопова, в апреле 1938 года арестовали и расстреляли. По-видимому, это была не единственная группа пятидесятников в Красноярске. В целях выживания и уклонения от призыва на воинскую службу И. Ф. Черныщук использовал подложные документы, за что отбыл 3 года в Сиблаге (в 1944—1947 гг.) на станции Бадаложка в Красноярске. Его активная миссионерская позиция способствовала объединению пятидесятников разных взглядов, появлению сети общин общин ЕХПС в послевоенный период, возвышению И. Ф. Черныщука до статуса руководящего всеми такими общинами в Красноярском крае. В 1947 году он смог восстановить связь с руководством ЕХПС на территории СССР: в Красноярск лично приезжал Леонтий Мельник и преподал водное крещение И. Ф. Черныщуку. В 1950 году И. Ф. Черныщука осудили на 10 лет лагерей в Озерлаге (г. Братск) и дальнейшая его судьба доподлинно неизвестна, считается, что он погиб в лагере63.
В одно время с общинами ЕХПС существовали и развивались другие пятидесятнические группы и в столице региона, и в районах.
Пятидесятничество и Вторая мировая война. Последние сталинские пятилетки были связаны с Второй мировой войной и ее последствиями. Как известно, СССР участвовал в этой войне на стороне антигитлеровской коалиции. Согласно договоренностям, достигнутым между союзниками Советский Союз должен был пересмотреть свою религиозную политику в отношении евангельских церквей. С одной стороны, для них был создан один союз, подконтрольный органам госбезопасности – ВСЕХБ. С другой, к тем церквям, которые желали самостоятельности в церковных делах, были применены репрессии. Комментируя аресты пятидесятников УССР, подававших прошения о регистрации в 1950-х годах, епископ ОЦХВЕ Павел Морозов отмечает:
«Это несправедливо и незаконно не дать легализовать. Только они были против такой регистрации, чтобы госбезопасность управляла церковью чтобы [её] разорить. По сути братья стали жертвой. Они отстаивали, чтобы церковь не смешалась. Когда церковь получала кроме духовной в свои руки светскую власть – она становилась кровожадной» (Интервью с П. В. Морозовым).
В официальных документах пятидесятников стали отделять от баптистов и именовать уже не «сектантами-баптистами», а именно «пятидесятниками». Регистрация отдельного от ВСЕХБ союза для ХВЕ была невозможна. По данным ВСЕХБ в СССР после 1950-х годов без регистрации осталось около 70 тысяч евангельских верующих: 25 тысяч пятидесятников, 5 тысяч баптистов и 40 тысяч меннонитов в республиках Средней Азии64. В евангельских общинах было много домохозяек, инвалидов и рабочих, а также неграмотных и малограмотных65.
В регионе евангельские христиане-баптисты удерживали первое место среди всех неправославных верующих. Но и они испытывали трудности с регистрацией. ЕХБ смогли зарегистрировать только три религиозные объединения: в Красноярске (1945 г.), Абакане (1947 г.) и Минусинске (к 1953 г.).
О взаимоотношениях между баптистами, евангельскими христианами и пятидесятниками в Приенисейской Сибири в довоенный период известно мало. Но в первые послевоенные годы приходящая к баптистам молодежь и люди среднего возраста интересовались религиозной жизнью в общинах пятидесятников.
Репрессии в отношении пятидесятников были вызваны уклонением пятидесятников от поглощения своих религиозных групп зарегистрированными религиозными объединениями ВСЕХБ. Вхождение во ВСЕХБ означало полный контроль партийных чиновников и КГБ за духовной жизнью пятидесятников. Вторая причина репрессий заключалась в том, что пятидесятники проповедовали пацифизм, в то время как СССР наращивал военную мощь. Пятидесятники, как правило, были убежденными пацифистами, противниками клятв и ношения оружия – для всего этого они находили основания в тексте Библии (Мф. 5:34). Для пятидесятников их народом был Божий народ, в котором не было «ни эллина, ни иудея». Своей Родиной они называли небеса. Клятва на верность партии, проводившей кровавые репрессии и стоявшей на богоборческих позициях для них не вязалась с преданностью Богу. В тексте сталинской военной присяги трижды упоминалось слово «клянусь». Присяга на верность давалась «своему народу, советской родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству»66.
Война оживила евангельское движение на оккупированных территориях, где были очаги евангельского движения. Пятидесятники-пацифисты, как правило, не отказывались служить в принципе (например, водить автомобиль, рыть траншеи или вытаскивать раненых под обстрелом). Но на украинской территории, как известно из серии документальных повестей ОЦХВЕ «К истории пятидесятнического движения», многих призывников-пятидесятников во время Второй мировой войны ожидал расстрел за отказ взять в руки оружие. В Приенисейской Сибири, в Боготольском районе, было несколько случаев осуждения пятидесятников во время войны. После смерти И. В. Сталина они были реабилитированы, как и многие другие пятидесятники.
В послевоенный период в Красноярский край (вместе с Хакасской автономной областью) было сослано 30 тыс. спецпереселенцев разных вероисповеданий: опять главным образом из Украины, Прибалтики, Центрально-Черноземного экономического района. Сосредоточены они были в крупных селах, где находились комендатуры. Таким образом, они получили возможность для тесного взаимодействия друг с другом и основания новых церквей67 в следующий исторический период.
Внимание властей к фронтовикам и интеллигенции было пристальным. Среди активистов и служителей пятидесятнических групп в регионе вскоре действительно оказалось немало бывших военных.
Открыто объявлять о поиске верующих единомышленников было опасно. Поэтому связи пятидесятников с другими регионами были сильнее, чем внутри региона их непосредственного проживания. Сибирские евангельские верующие устанавливали контакты с пятидесятниками Украины, Белоруссии, Казахстана, Киргизии.
Репрессии на территории Канского округа. В 1950-е годы в Канске уже были пятидесятники. Но условия для их появления там сложились раньше. В 1920-1930-е годы здесь имелись группы евангелистов (евангельских христиан) и баптистов, имевших близкие взгляды. Евангелисты были представлены раскулаченными и сосланными украинцами и поляками из западной Украины, некоторые были сосланы из Красноярска, как отец Николая Батурина68.
Иланский район имеет особое значение. Он был образован в 1933 году. В него были переданы некоторые сельсоветы из Канского, Ирбейского, Абанского и Нижнеингашского районов. В АРУ ФСБ России по Красноярскому краю имеется информация о 352 жителях Иланского района, лишенных избирательных прав [Иланский район]. Ссыльные евангельские христиане в этом районе имели статус трудпоселенцев и жили, как правило, обособленно от других ссыльных, в поселке Хромово. Это спецпоселение в 20 км от Иланска. Часть евангелистов проживала непосредственно в Канске.
– Дело П. А. Пруховского. Осень 1937 года выдалась кровавой, шли массовые расстрелы служителей и верующих разных церквей. Наиболее крупным делом против евангелистов было дело П. А. Пруховского (П-4417) в Канском округе. По нему проходило 72 человека. Чтобы расстрелять всех в Канске ушло несколько дней (3, 7, 9, 11 ноября 1937 года). Вместе с ними расстреливали православных христиан, осужденных по «делу благочинного Канского собора Сапрыкина» (8 чел.)69.
О самом Петре Андреевиче Пруховском (1896—1937) известно, что этот украинец родился в селе Черняхово Киевской губернии, на территории современного Кагарлыкского района Киевской области. В 1930 году он был сослан из-за офицерского прошлого в царской армии, а также некой «контрреволюционной работы». В Канске он трудился бухгалтером в неуставной сельхозартели. Его арестовали 31 августа 1937 года по обвинению в создании контрреволюционной организации и уже 11 ноября того же года расстреляли. В 1956 году расстрелянные по его делу были реабилитированы70.
Другие жертвы по происхождению были уроженцами Волынской, Киевской или Минской губерний, работали в неуставной артели (так называли лагерное производство), леспромхозе или на лесозаводе. Некоторые были из одних и тех же мест Теофипольского района Хмельницкой области, жили неподалеку от его районного центра. Например, Байдюк Ф. С. и Кравчук И. С. были из села Ледыховка (в базе Мемориала – Ледоховка, Ледуховка). С. Ф. Байдюк и его родственники были обвинены в антисоветской и контрреволюционной агитации, один из них – Сава Демидович Байдюк в 1937 году получил 8 лет лагерей71.
Из села Святец того же района, была сослана семья Раздорожных. Раздорожного И. П. и его сына Раздорожного Д. И. расстреляли в Канске 11.11.1937 г72. Эти села находятся неподалеку. Есть предположение, что упомянутый ранее пятидесятник Даниил (Нил) Романюк мог проповедовать в обоих, то есть среди прибывших в лагерь могли быть пятидесятники.
– Дело евангелиста Д. А. Платошина. «Организатором секты евангельских христиан» города Канска считался Дмитрий Ананьевич Платошин (1880 г.р.), уроженец Московской губернии, лишенец. Его пытались привлечь к уголовной ответственности еще в 1933 году, но то дело пришлось закрыть за недоказанностью (дело №П-5506). Он работал помощником начальника станции Теплый Ключ КЖД и попал под арест только 3 ноября 1937 года, когда по делу П. А. Пруховского уже шли расстрелы. Арестованного обвинили в антисоветской агитации и через месяц приговорили тройкой УНКВД Красноярского края к 10 годам исправительно-трудовых лагерей (дело № П-17779)73.
