Пропуск в будущее

Глава 3
ПОВОРОТ

Утро началось с дождика, мелкого и тёплого. Но к восьми часам дождик кончился, туча ушла за горизонт, ограниченный многоэтажными громадами жилых башен, и в небе проглянуло солнышко, аккурат меж двумя башнями над зданиями пониже.

Свистя на поворотах, промчался короткий, в три вагончика, монорельсовый поезд. Однако не ушёл далеко. Точно напротив старой Останкинской телебашни ахнул взрыв под опорой монорельсовой дороги, и в небо ввинтился тугой, огненно-рыжий, с белым просверком смерч огня и дыма.

Одно мгновение обомлевшие прохожие по обе стороны улицы смотрели на этот смерч, замедляя шаг, потом закричали, побежали врассыпную.

Начали останавливаться, кое-где сталкиваясь, автомашины.

Но мало кто из свидетелей взрыва бросился к виадуку монорельса, большинство, втягивая голову в плечи, торопливо проследовало мимо. Всем было ясно, что это теракт, ставший привычным в последнее время даже в Москве.

Ста-Пан угрюмо оглянулся, задерживая переход из одной точки пространства в другую. Помочь пострадавшим он уже не мог, а рассчитать изменение реальности, способное упредить теракт, его никто не уполномочивал. Подобными делами должны были заниматься земные Равновесия. Хотя они, похоже, не справлялись с корректировкой процессов плывуна третьей степени, в который превратился земной Регулюм после появления на Земле Терсиса – глобальной террористической системы. С ней не могли справиться спецслужбы ни одной из стран мира, в том числе – России. Но СТАБС, насколько знал Ста-Пан, это состояние социума устраивало, иначе он не поддерживал бы течение хрономейнстрима в этом направлении. Интересно, почему?

Ста-Пан задумался. Но время не ждало, и он заторопился по своим делам.

В течение последних двадцати четырёх часов он исколесил весь Регулюм, побывал на Меркурии, Уране и Плутоне, изучил всю метаисторию Равновесий, от первых плутонианских до земных, принявших эстафету у фаэтонцев, посетил бифуркационные узлы мировой истории, где радикально менялась реальность, сшивалась пространственная ткань Регулюма, и, наконец, понял замысел фундатора.

Имнихь просто-напросто хотел остаться у власти вплоть до стохастического Предела, то есть до исчезновения Регулюма в «квантовой пене» вакуума при достижении им предельно допустимых искажений реальности. Мало того, он явно стремился освободиться от контролирующего влияния Метакона, для чего и предпринял атаку на все потенциально релевантные, то есть обладающие запасом жизненных сил варианты реальности, сброшенные в «тупики времени» – «хрономогилы». До Имниха этого не делал никто из его предшественников. И только теперь Ста-Пан понял, почему фундатор не передал свои полномочия кому-то из мощных лидеров Равновесий на Земле, как это делали все фундаторы до него: ураниец Уб-Су-Нуур, нептуниец Моофоор, фаэтонец Йаваспоньмаа.

Получалось, что СТАБС, ведомый марсианином, чья цивилизация давно прекратила существование, как и несколько других до неё, поддерживал не стабильное развитие Регулюма, а его стагнацию! И возможно, именно поэтому Метакон, отвечающий за систему регулюмов – Галактику, перекрыл сотрудникам СТАБСа и земных Равновесий походы в будущее выше середины двадцать первого века.

В голове зародился «лязг» хронопробоя. Ста-Пан без рассуждений задавил «почку» внепространственной связи.

Имнихь звонил (если пользоваться земным термином) ему несколько раз, но комба не отзывался. Отчасти, потому что ему нечего было сказать главе СТАБСа, пришлось бы оправдываться, а этого он не любил. Но больше он опасался пеленгации канала связи и появления монады охотников-упырей, способных гнаться за жертвой по всем временам Регулюма.

В очередной раз не ответив на вызов фундатора, Ста-Пан прогулялся по парку в Сокольниках, поглядывая на веселящуюся молодёжь, ведущую себя, по его мнению, слишком раскованно. Потом окончательно сформировал план дальнейших действий. Решение дать знание происходящего своему «параллельному предку», Станиславу Панову, показалось комбе самым верным. Возможно, молодой Панов, обладающий задатками абсолютника, сможет дойти до цели и не совершить тех ошибок, которые наплодил Ста-Пан. Точно так же десятки лет назад поступил инба Цальг, передав эйконал – пакет информации о реальном положении дел в Регулюме молодому Ста-Пану, тогда еще Стасу Панову, директору издательства «Дар», который в тот момент совершенно не интересовался Вселенной и не собирался становиться абсолютником. И комиссаром СТАБСа.

Мысль о Пределе вернулась снова.

Ста-Пан заколебался: не хотелось терять время на изучение проблемы. И всё же проверить свои сомнения стоило.

Он зашёл в общественный туалет в уголке парка и оттуда, чтобы никто не видел его исчезновения, стартовал в тхабс-режиме в будущее. На всю доступную ему «длину» хроношага. И чуть не потерял сознание от мощного удара!

Удар был ощутим каждой клеточкой тела, каждым нейроном, боль едва не заставила комиссара кричать, однако он удержался.

Кровавая пелена в глазах рассеялась, он стал видеть.

Назвать помещением это геометрически сложное пространство, в котором он оказался, было трудно. Точно так же это странное пространство нельзя было назвать и пейзажем или территорией. Оно не было ни горизонтальным, ни вертикальным, вообще физически осязаемым, хотя при этом глаза видели какие-то протяжённости, необычные формы, а другие чувства отмечали земную силу тяжести, приятное освещение при полном отсутствии источников света, вкусный воздух, которым хотелось дышать, с едва различимыми запахами луга и леса, и ласкающий кожу лица ветерок, опять же ощущаемый при полном отсутствии колебаний воздуха.

Ста-Пан осмотрелся, двигаясь осторожно и медленно.

Сам он никогда не забирался в будущее до Отражающего Предела, но по рассказам очевидцев, с коими беседовал не раз за время становления абсолютником, знал, что каждый видел при этом с в о ё, рождённое собственной фантазией и сферой обострённых чувств. И ни один из путешественников во времени, кроме разве что инбы Цальга, – о чём у Ста-Пана сохранилась информация, – не встречал при достижении Предела ни одного представителя Метакона. Путешественников просто игнорировали, не пускали в будущее без всяких объяснений, и данное обстоятельство обижало и смущало умы больше, чем неудача.

В своё время Ста-Пан читал фантастический роман «Конец Вечности», автор которого ^[1] не был абсолютником, но был допущен к тайнам деятельности Равновесий. Правда, жил этот автор в одном из сброшенных в «хрономогилу» вариантов реальности, потому его Равновесие и называлось Вечностью. Но сути дела смена названий не меняла. В романе путешественники во времени, сотрудники Вечности, тот же техник Харлан, также не могли проникнуть в реальность Регулюма в определённые времена. И хотя автор позволил себе некие неправдоподобные допущения, адекватно объяснявшие, с его точки зрения, проблему контроля времени – и всего Регулюма, он был близок к её решению: служителей Вечности-Равновесия тоже не пускали в свои времена разумники, достигшие определённого уровня развития.

В романе Вечность действительно умерла как регулирующая реальность система. Её уничтожил всего один человек. Но Ста-Пан точно знал, что в действительности всё значительно сложнее, а он вовсе не считал себя таким сильным и решительным разумником, как техник Харлан.

Тишина, текучие – если на них не смотреть – формы необычного пространства, запахи… показалось или нет, что запахи изменились?

Ста-Пан стремительно оглянулся и успел заметить нечто вроде человеческой фигуры, одетой в белое сияние.

– Кто здесь? – негромко позвал он.

– А кого бы ты хотел увидеть? – раздался ниоткуда мягкий бархатный баритон.

– Не знаю, – честно признался Ста-Пан. – Того, кто смог бы ответить на мои вопросы.

– Их у тебя много?

Ста-Пан помедлил.

– Важных – два.

– Задавай.

– Кто перекрыл нам путь в будущее?

– Вы сами, люди.

У комиссара едва не сорвался с губ вопрос, связанный с первым: то есть как это мы, люди? Но он вовремя остановился.

– Ваш ответ допускает много вариаций.

– Выбирай любую.

– Мне надо подумать. Если нас не пускает Метакон, возможно, в его рядах есть и люди. Но если за Отражающим Пределом человечество ждёт некая катастрофа, то Регулюму конец, а мы действительно являемся его могильщиками.

– Здравое рассуждение. Хотя существует и правильное.

– Значит, я… не прав?

– Это уже третий вопрос. Замечу лишь, что ты лукавишь, и тебя больше волнует твоя собственная судьба. Нет?

Ста-Пан выпрямился, пригладил пальцем шрам на виске.

– Я думал о другом. Хотя… возможно, вы правы.

– Твоя судьба в твоих руках. Как и судьба Регулюма, кстати. Подумай лучше об этом.

– Я один…

– Так найди спутника.

– Мне кажется, мы уже встречались…

– Совершенно верно, невыключенный.

– Дервиш!

– Я уже не Дервиш.

– Ангел…

– И не Ангел. Это земной термин, и в настоящее время он не отражает моей сути. Регулюмом в нашей епархии занимается другая сущность. Однако мне пора.

– Вы… ждали меня здесь… специально?

– Нет, конечно, так получилось. Когда-то ты меня сильно разочаровал…

– Тридцать с лишним лет назад?

– …и я решил посмотреть на тебя поближе. В принципе, у тебя ещё есть шанс.

– Какой?

– Прощай.

В танцующих формах просиял абрис человеческой фигуры, на Ста-Пана глянули прозрачно-голубые – Дервиш! Ни с кем не возможно спутать! – глаза, и пространство «тамбура встреч», образованное создателями Предела, опустело.

Ста-Пан вдруг почувствовал такую острую тоску, что едва не разревелся. Смахнул рукой слезу, с удивлением посмотрел на мокрую ладонь.

Шанс… Дервиш сказал, что у него есть шанс… а ещё он сказал, что он уже не Ангел… Как это понимать? Какие люди установили Предел? Что произойдёт в середине двадцать первого века?..

– Вы задаёте слишком много вопросов, комиссар, – вслух проговорил Ста-Пан. – Дервиш сказал, что судьба Регулюма в моих руках. Что это означает?

Это означает, заговорил внутри него тихий печальный голос, что тридцать лет назад ты струсил. И весь Регулюм в результате свернул не в то русло. Эту ситуацию ещё можно исправить.

– Как? – снова вслух произнёс Ста-Пан.

Думай, комиссар. Вернись в тот самый свёрнутый виртуал, помоги самому себе сделать правильный выбор.

Ста-Пан закрыл глаза, чувствуя горечь и облегчение одновременно. Вспомнились чьи-то слова: самому себе надо врать только чистую правду.

Комба наметил усмешку и превратился в «пикирующий» во времени тхабс-файл.

* * *

Никогда прежде он не работал так интенсивно, заменяя собой целый аналитический отдел СТАБСа. Проверил все хроники на предмет присутствия в них нужных ему людей. Убедился, что всего три из них соответствуют необходимым условиям, главным из которых было присутствие Станислава Панова. Подготовился к непредвиденным встречам.

Фундатор перестал звонить, и это означало, что он принял соответствующие меры по ограничению поля деятельности своего подчинённого.

Двадцать шестого августа две тысячи тридцать седьмого года по земному летоисчислению Ста-Пан отправился в поход, прекрасно осознавая, что может из него и не вернуться.

Первым пунктом в плане похода стояло посещение «хрономогилы», где молодой Станислав Панов был бойцом армейского спецназа и мог вполне адекватно воспринять нужную информацию.

Однако и противодействующая система, включённая фундатором, не дремала, поэтому первым, кого увидел Ста-Пан, опустившись «вниз» по хронолинии при достижении хроника, оказался Оллер-Бат. Судя по всему, он предвидел появление коллеги в точке милиссы, где объекту воздействия, то есть Станиславу Панову, исполнилось тридцать лет.

Произошло это событие в том же районе Москвы, на проспекте Жукова, во дворе дома, где проживал Панов; практически во всех вариантах бытия, сброшенных по тем или иным причинам в «хрономогилы», Пановы жили именно здесь. За очень редким исключением.

Оллер-Бат, трёхметровый серокожий гигант с тремя глазами – два как у человека, третий – чуть выше переносицы, – не прятался от любопытных взглядов прохожих, уже начавших скапливаться во дворе. Чувства людей, проживающих на Земле «похороненного» виртуала, его не волновали. Всё равно этот вариант бытия ожидало тихое угасание в «коконе вечного настоящего». Будущего у него не было.

«Какая неожиданная встреча», – съязвил Оллер-Бат, выходя из-за трансформаторной подстанции во дворе дома.

Тотчас же слева и справа от него проявились в воздухе чёрные фигуры упырей, действительно напоминающих современных солдат в спецкомбинезонах. Отличали их от последних только горбы хаб-генераторов на спинах.

«Вы уже побеседовали с фундатором, коллега?» – продолжал атлант.

Ста-Пан понял, что в этом хронике спасти «самого себя в молодости» не суждено.

«Жаль», – сказал он грустно.

«Чего жаль?» – не понял Оллер-Бат.

«Что и ограниченные существа имеют неограниченные возможности».

«Это вы о ком, коллега?»

«Это я о вас, коллега».

Оллер-Бат шевельнул пальцем.

Его свита направила на Ста-Пана стволы «длиннеров».

«Я отвечу, – предупредил Ста-Пан, – и вам это не понравится».

«Мне даны полномочия…»

«Да плевать мне на твои полномочия! – перебил комбу Ста-Пан. – Я набью тебе морду без всяких полномочий… если понадобится. Но прежде чем мы перейдём черту интеллигентного разговора, хочу попросить: не трогай милиссу моего родича в этом хронике».

«Задание фундатора предусматривает полное стирание всех ваших хронокопий, коллега».

«Вот я и прошу оставить одну».

«Это невозможно».

«Тогда я вас уничтожу, друг мой».

Оллер-Бат не сделал ни одного движения, но все пять упырей разрядили в Ста-Пана свои «длиннеры». Сверкающие потоки электрических молний вонзились в тело комиссара, одели его фигуру слоем пушистых гаснущих звёздочек.

«Я же предупреждал, что отвечу!» – мрачно сказал Ста-Пан.

Над его плечами выросли турели «вурмов» (оружие было создано ещё фаэтонцами, но Ста-Пан не поленился опуститься во времена процветания цивилизации на Фаэтоне и вооружиться), шипастые стволы «вурмов» плюнули пять раз подряд с интервалом в тысячные доли секунды пятью «каплями» особого поля, изменяющего количество измерений пространства, и упыри, не ожидавшие отпора, потеряли трёхмерность, превратились в плоские «картинки», потекли на асфальт дымными струйками.

Оллер-Бат посмотрел на «сдвинутых в двухмерие» соратников, перевёл взгляд на противника.

Над его головой выросло чешуйчатое «рыло аллигатора».

Ста-Пан не сразу признал в нем ствол более грозного оружия, чем обладал сам. Это был «вепрь» – вакуумпреобразователь, против которого комба был бессилен. «Вепря» у него не было. И, насколько он понимал ситуацию, наличие вакуумпреобразователя действительно подтверждало наличие у Оллер-Бата очень больших полномочий.

«Вы намерены меня остановить, коллега?» – вежливо спросил комиссар.

«Я намерен вас ликвидировать, коллега», – ответил без всякой дипломатии Оллер-Бат.

«Кишка тонка!» – Ста-Пан перешёл в тхабс-режим и выбрался в основной поток «мейнстримовского» бытия. Подождал немного, прислушиваясь к своим ощущениям. Но атлант не последовал за ним, хотя наверняка имел пеленгатор, способный по «дырам» в потенциальных барьерах, то есть по следам в пространстве и времени, определять точное местоположение абсолютника.

Ладно, дружище, мы ещё поговорим на равных, пообещал Ста-Пан мысленно. Я знаю, где можно раздобыть «вепрь».

Он спохватился: время уходило. А Оллер-Бат всегда педантично выполнял задания фундатора.

Ста-Пан полюбовался на растущую ввысь Москву с крыши одной из башен Сити-центра и перенёс себя в облюбованный им виртуал, где тоже существовал Станислав Панов. Но не спецназовец. Этот Стас Панов закончил Харроу-скул в Великобритании, одну из самых престижных школ мира, затем ведущий международный образовательный центр – Университет Варвик, получил степень бакалавра экономики и международного бизнеса и в настоящее время являлся членом совета директоров ЗАО «Русский арктический шельф».

В принципе, в своё время Ста-Пан, до получения эйконала от инбы Цальга, тоже не имел понятия о навыках абсолютника, о воинских искусствах и об истинном мироустройстве. И у него ещё сохранялась надежда, что Оллер-Бат придёт в этот виртуал ликвидировать милиссу Панова в последнюю очередь.

Так оно и оказалось.

«Забракованный» земными Равновесиями и СТАБСом вариант реальности, в котором обитал молодой директор ЗАО «Русский арктический шельф» Станислав Панов (проверять родовую хронолинию на всю её глубину Ста-Пан не стал), продолжал жить своей жизнью, хотя никто из обитателей Регулюма не знал, что их ожидает.

Ста-Пан прибыл в нужное место и в нужное время по местным хроноизмерителям, осмотрелся, быстро определил координаты Панова и вышел в определённый им самим «перекрёсток встреч». Но ему пришлось сначала потратить какое-то время на защиту милиссы Панова контрфайлом, особой программой, не позволяющей не сбыться важному событию – появлению на свет Панова-младшего, и лишь после этого он заявился к Станиславу в гости.

Глава 4
МЕФИСТОФЕЛЬ

Несмотря на чрезвычайно холодную зиму, Стас находил время и место, чтобы заниматься спортом: он с молодых лет хорошо бегал и прыгал, участвовал в легкоатлетических соревнованиях, затем увлёкся настольным теннисом и достиг в этом виде спорта неплохих результатов – стал мастером спорта. Поэтому, влившись в двадцать пять лет в коллектив совета директоров «Русского арктического шельфа», он везде, куда бы ни забрасывала его судьба, даже в Норильске или Хатанге, первым делом организовывал себе спортивный досуг. Так, в Воркуте Панов помог восстановить в местном спортклубе секцию тенниса, а в Диксоне вообще добился постройки спортзала, где также начал работать зал для занятий теннисом.

Компания «Русский арктический шельф» занималась разработкой месторождений газа и нефти в Карском и Баренцевом морях, там, где были обнаружены огромные запасы углеводородов. Дипломатическая, юридическая и политическая война между США, Россией, Норвегией и Канадой к этому времени уже закончилась, Северный Ледовитый океан был поделён между этими державами так, как и предлагала Россия ещё в начале двадцать первого века. Но Россия начала освоение Севера первой, и её успех на этом поприще был неоспорим. А первой строительство специальных платформ как раз и начала компания «Русский арктический шельф».

Станислав Панов, естественно, не был «приблудным» специалистом, взятым на работу за «умственные» и прочие достижения. Успех его объяснялся просто: президентом компании являлся Глеб Севостьянович Панов, дед Стаса, который побеспокоился и о досуге, и об образовании, и вообще о будущем внука. При этом все отмечали честность и открытость молодого директора, успевшего всего за полтора года работы показать себя талантливым организатором и грамотным специалистом. Говорили, что перед ним открыты самые широкие перспективы, вплоть до замены Панова-старшего на его посту. Правда, никто не спрашивал у Станислава, кем он хочет стать и чем заниматься. Подразумевалась именно такая линия жизни – вперёд, к президентскому креслу.

Между тем самому Стасу становился скучен его выбор. Душа жаждала иного, а чего именно, он и сам не знал. К тому же всё чаще ему начинало казаться, что он испытывает дежавю: то вдруг вспомнится событие, которое якобы уже было пережито им в прошлом, то появится здание на том месте, где его не было, то исчезнет человек, которого он раньше хорошо знал. Стас даже порывался обратиться к врачу, но не хватало времени. Жизнь директора большой компании почти не оставляла места на решение личных проблем. Он даже с девушками встречался редко, отчего постоянной пассии у него до сих пор не было. Правда, с месяц назад он познакомился с одной на званом ужине в честь двухлетия компании, и она ему понравилась. Звали девушку Дана, была она дочерью известного банкира и, судя по всему, к замужеству не стремилась. Однако и продолжать знакомство не горела желанием. На звонки отвечала, в рестораны ходить не отказывалась, но дальше этого отношения развивать не хотела.

Стас, не привыкший к долгому ухаживанию, пригласил Дану к себе домой: жил он в Москве, на проспекте Жукова, – получил вежливый отказ и разозлился. До этого момента девушки ему отказывали редко, точнее, не отказывали вовсе, и уклончивые слова Даны «как-нибудь в другой раз» задели его самолюбие.

Но тут пришлось в очередной раз лететь в северную штаб-квартиру компании в Диксоне, и Стас на время отложил свои планы «покорения гордой вершины».

В Диксоне, расположенном в устье Енисея, неожиданно оказалось теплее, чем в Москве, – всего около пятнадцати градусов ниже нуля. Поэтому, закончив дела, Стас решил сначала пойти покататься на коньках по замёрзшему Енисею, потом передумал и отправился в центральный городской спортклуб вместе с двумя приятелями, сотрудниками местной администрации.

Они с удовольствием погоняли шарик по столу в теннисном зальчике, посидели в баре, и Стас поехал в гостиницу «Север», где ему был снят роскошный трёхкомнатный «люкс». Гостиница была старая, построенная ещё лет двадцать назад, но ей был надстроен верхний этаж для VIP-гостей с люксовыми номерами, и Стасу нравилось останавливаться здесь, несмотря на ощутимый налёт провинциализма. Всё-таки это был не «Мариотт-отель» и не мюнхенская «Бавария», в которых останавливался Панов, если приходилось посещать Европу.

Он отослал охрану, принял душ, постоял на балконе, любуясь панорамой освещённого города и ледяным полем Енисея с высоты седьмого этажа. Потом вернулся в номер… и обнаружил, что в гостиной его дожидается незваный гость.

Первой реакцией Стаса было схватиться за мобильник и вызвать охрану. Однако гость вёл себя смирно, никак на жест хозяина не прореагировал, и Стас успокоился. Также внимательно вгляделся в незнакомца, вдруг находя в нём некие знакомые черты.

Гость был плотен, уверен в себе, глаза у него были голубовато-серые, как и у Станислава, губы твёрдые, того же рисунка, лоб высокий, а волосы были короткие и седые. И он очень кого-то Стасу напоминал.

– Кто вы? – спросил он наконец. – Как здесь оказались? Я вроде бы закрывал дверь на ключ.

– Здравствуй, директор, – заговорил незнакомец, вставая и оказываясь одного роста со Стасом; по губам его скользнула улыбка. – Не узнаёшь?

– Н-нет, – ответил Стас, начиная догадываться.

– Я комба Ста-Пан, в глубоком прошлом Станислав Кириллович Панов. А значит, твой…

– Брат? – тупо спросил Стас, спохватился: – Дядя?

Ста-Пан белозубо засмеялся.

Стас покраснел, сказал сердито:

– Всё равно не понимаю! Вы… из будущего, что ли?

– В общем-то, ты близок к истине, братец. – Ещё одна лёгкая усмешка. – Хотя на самом деле я из мейнстрима, базового ствола Регулюма.

– Откуда? – не понял Стас.

– Присядем, поговорим.

Стас осторожно присел на краешек кресла, чувствуя тихий эйфорический звон в ушах. Показалось на мгновение, что он уже видел где-то гостя, то есть – самого себя из какого-то «мейнстрима», и случилось это наяву, а не во сне.

Наблюдавший за ним Ста-Пан кивнул.

– Мы встречались дважды: год и десять лет назад. Я был вынужден устранить кое-какие обризмы твоей милиссы, чтобы нынешняя наша встреча состоялась.

– Что такое обризмы?

– Обризм – это обратимое хроноизменение. У меня мало времени, поэтому сначала займёмся твоим фундаментальным образованием. Вопросы будешь задавать потом.

Ста-Пан выудил из нагрудного кармана атласной чёрной куртки блестящий кружок, напоминающий монету, с какими-то знаками с обеих сторон, потёр его пальцем, и «монета» заблестела сильней.

– Приложи к виску.

– Что это?

– Эйконал. – Гость остановил открывшего рот Станислава открытой ладонью. – Повремени с вопросами.

– Пока не скажете, что это за фигня, ничего делать не буду! – упрямо заявил молодой человек.

– Это у нас фамильное, – кивнул Ста-Пан. – Я имею в виду упрямство и трусость.

– Я не трус! – вспыхнул Стас.

– Надеюсь. Эйконал – это пакет информации об истинном мироустройстве. Рассказывать обо всём – долгая процедура, эйконал «всасывается» в подсознание практически мгновенно. Я его немножко усовершенствовал, и большая часть информации осядет в твоём сознании. Мне в своё время было сложнее воспринимать такой же объём данных.

– Но я… зачем мне это всё?

– Ты абсолютник, я проверил, а значит, способен видеть реальные изменения матрицы Регулюма.

– Мне это ни о чём не говорит. И я не собираюсь становиться чьим-то зомби.

– Ты не станешь зомби. Остался бы человеком. Возьми эйконал, он будет подчиняться тебе, а не ты ему. И не бойся подвоха, ты просто станешь понимать то, что считал раньше сдвигом психики.

Стас вспомнил свои странные сомнения насчёт адекватности собственного восприятия: ведь было на самом деле, происходили вокруг какие-то события, которые он принимал за эффект дежавю.

– Откуда вы…

– Знаю. Сам пережил нечто подобное.

Стас взял из руки гостя «монету», удивляясь её лёгкости и приятному холодку. Помедлил. Вздохнул, пытаясь унять расходившееся сердце. И прижал «монету» к виску.

Сначала ничего особенного не происходило, «монета» нагрелась до температуры тела, стала неощутимой.

Потом в голове Стаса развернулась, стремительно расширяясь, бездна странного света, и он даже не обратил внимания на то, что «монета» растаяла и дымком всосалась в кожу на виске.

Ощущение быстрого погружения в бездну…

На мгновение стало трудно дышать, но это ощущение тут же прошло, Стаса закружила волна разных ощущений, от приятных до изумительно сладостных…

Мимо промчались цепочки огней, каждый из которых нёс в себе некий непостижимый смысл иного бытия…

Ещё одна паутинка света впереди развернулась огненным крылом, Стас вонзился в это крыло, его охватило нежгучее голубое пламя, сознание рванулось испуганной птицей, и он внезапно понял, что с ним происходит…

Образы неведомого вошли в голову и начали складываться в затейливый узор понимания реальности…

Сколько времени продолжалось его «падение», он не помнил. Показалось – вечность!

Стас взвился с кресла, бурно дыша, завертел головой, не понимая, куда попал, и заметил стоящего напротив с бокалом сока гостя.

– Вы… вы…

– На, глотни. – Ста-Пан протянул ему бокал.

Станислав одним глотком осушил бокал. Закрыл глаза, открыл, посмотрел на свою дрожащую руку. Осторожно сел.

– Это сон!

– Возможно.

– Этого не может быть!

– Потому что не может быть никогда, – в тон ему отозвался Ста-Пан.

Станислав поднял голову.

– Не могу поверить…

– Засеки время.

Стас машинально глянул на часы, хотя после слов «родича» у него в голове тотчас же загорелись и погасли цифры: двадцать два сорок четыре.

– Большинство людей, – продолжал Ста-Пан, – принципиально не может ощущать одновременно всё своё тело, только отдельные органы – руку, палец, ухо, нос. Сконцентрируйся и почувствуй сразу всего себя.

Стас послушно сосредоточился на своих ощущениях.

В сферу нового понимания вошли руки, грудь, шея, потом голова, глаза, уши. Труднее было вобрать в себя сигналы от внутренних органов, но и с этим он справился в конце концов… и на голову молодого человека обрушились вселенские темнота и тишина!

Испугавшись, он ш а г н у л обратно, выбрался в свет и в океанский прибой разнообразных звуков. Самыми оглушительными среди которых было биение сердца и гул крови в ушах.

– Засеки время, – будничным тоном проговорил Ста-Пан; оказалось, что он стоит у окна и потягивает тоник.

Станислав поднёс к глазам часы, пробормотал:

– Десять… сорок три минуты одиннадцатого…

Ста-Пан поиграл бровью.

Станислав сглотнул.

– Не может быть!

– Ты научился выходить из потока времени. По сути, это иллюстрация возможностей абсолютника. В дальнейшем ты научишься менять диапазоны восприятия от двухмерия до четырёхмерия и пользоваться волхварём. Или тхабсом, как чаще называют способ преодоления потенциальных барьеров.

– Пространства…

– Совершенно верно, и времени. На какое-то время я покину тебя. Прислушивайся к себе, приспосабливайся к новому мироощущению, наблюдай за всем, что происходит вокруг, и потихоньку осваивай раскрытые способности. Так, чтобы этого никто не замечал. И последнее: учуешь слежку за собой – сразу зови!

– Как?

– Просто вспомни обо мне.

Станислав заторможенно потёр лоб, слабо улыбнулся.

– Рехнуться можно!

– Лучше не надо, – серьёзно сказал комба. – Иначе все мои усилия пропадут даром.

– Да, конечно… что вы имеете в виду?

– Мы ещё поговорим об этом. Приходи в себя.

Ста-Пан похлопал Станислава по плечу и исчез.

Впрочем, Станислав не обратил на это внимания. Он прислушался к себе, замечая то, что никогда раньше не замечал, мимолётно убрал боль в пальце на правой руке, который едва не вывихнул во время игры в теннис. Покачал головой, вдруг осознав это. Пробормотал сдавленным голосом:

– Интересно, что он потребует взамен… Мефистофель хренов?

Никто ему не ответил. Комба Ста-Пан из «мейнстримовского» ствола Регулюма был в этот момент далеко отсюда.

* * *

Два дня он действительно приходил в себя, медленно осваивая новые возможности ума и тела. Ловил на себе косые взгляды коллег по работе, пугался, делал вид, что болеет: простыл вот, насморк, понимаете ли, температура высокая. Склероз открылся кое-где. Однако всё же научился владеть собой и на третий день, уже будучи в Москве, окончательно приспособился к ощущению вседозволености. Во всяком случае, он мог теперь не только быстрее бегать, выше прыгать, видеть в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, но и думать быстрее. Хотя главным ощущением так и осталось ощущение распахивающейся под ногами бездны. Не физической – бездны знаний в первую очередь.

Единственное, что почему-то никак не давалось, – это выход в тхабс-режим. Как Стас ни пыжился, как ни старался, преодолеть какое-то расстояние с помощью «тоннельного подбарьерного просачивания» не смог. Разозлился на себя, конечно, и даже разочаровался в своих «сверхспособностях», однако занятия не бросил и продолжал прилежно изучать мир «по ту сторону» человеческих возможностей. Что такое абсолютник, он уже понял. Не понимал только, почему мир, в котором он живёт, называется виртуалом или «хрономогилой». Сведения об этом в его памяти пока не проявлялись.

Зато Вселенная заиграла новыми красками, а слова: Матрица Мироздания (не имеющая никакого отношения к фильмам «Матрица» от первого до шестого), Регулюм, Метакон, СТАБС, «виртуальный снос», стратегал и хроноген – вообще звучали в ушах интригующей, захватывающей воображение музыкой. Не хватало лишь практического опыта в освоении этих понятий.

В воскресенье тринадцатого февраля пришлось снова лететь в Диксон.

Станислав попытался «возбудить себя» до состояния тхабс-перехода, у него снова ничего не вышло, поэтому он в течение всего полёта разбирался в информации, заложенной в памяти с помощью эйконала Ста-Пана. Интуиция заворчала, когда мимо кресла уже второй раз проковылял инвалид, замеченный им ещё во время посадки в самолет.