Читать книгу: «Ла-Амполья»

Шрифт:

Иллюстратор Валерий Валериевич Прудников

ISBN 978-5-0060-8957-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лирические стихи

Неразделённая любовь

Уже погашены стальные фонари,
И окна тёмные дома заполонили.
Но только в глубине души оно горит,
То чувство яркое, что в душу заронили.

Как необычно это чувство расцвело,
Не дожидаясь даже шанса на взаимность.
И в темноте ночной становится светло.
Неразделённая любовь – сама наивность.

Пусть говорят, что не бывает так ни с кем,
Что это выдумка, такого быть не может.
Чтоб столько лет любить, и быть совсем никем,
И понимать, что даже время не поможет.

Тепло хранить своих несбывшихся надежд
И улыбаться, даже если очень грустно.
И не искать в толпе, среди чужих одежд,
Её, одетую так модно и искусно.

И если поздней ночью выглянуть в окно,
То можно увидать всех тех, кому не спится.
Кому, самим на удивление, дано
Такое чувство, что другим лишь только снится.

Ночь

Я люблю тишину, я люблю эту ночь,
Когда дождь моросит беспрестанно.
Под косыми дождинками из дому прочь
Легче мне уходить, как ни странно.

А ещё я люблю в тишине побродить,
Чтобы с мыслями снова собраться.
Я шагаю тихонько, боясь разбудить
Ночь, к которой стараюсь подкрасться.

Даже ветер уснул, не успев пошалить,
Листья мокрые с веток срывая.
Дождь, устав, перестал. Больше незачем лить,
Свои капли во мраке скрывая.

Удивлённо пойму, что от свежести пьян.
Как такое могло приключиться?
И заснуть мне так хочется – лёг бы в бурьян,
Когда чисто в душе – лучше спится.

Не ждите

Не ждите, никогда не ждите,
Что вас полюбят и простят.
Прощайте сами и любите,
Когда другие не хотят.

Не ждите, что пойдут навстречу,
Хоть вы прошли все полпути.
Я сам себе противоречу,
Но чувствую, что прав… почти.

Не ждите чью-то благодарность,
Не ждите искренний ответ.
Нас окружают лишь бездарность,
Презренье, зависть и навет.

Нас продают и покупают,
И если могут – предают.
Взрослея, дети забывают,
Родителей, что с детства бьют.

Но если я не прав – держите.
Держите, что хватает сил!
Людьми такими дорожите,
Хотя никто вас не просил.

Луна

Тихо я семеню по улице,
Звук шагов погасила пыль.
А луна надо мной сутулится,
И она обхватила шпиль.

Наделив смыслом жизнь лирическим
И приняв этот свой удел,
Светит мне фонарём космическим.
У неё очень много дел:

Корабли приподнять приливами,
Обнажить дно морей в отлив,
Колдовать над земли массивами —
Труд луны любой кропотлив.

Если бы не её затмения,
Что жрецы почитали встарь,
То откуда б взялись умения
Дни сложить в лунный календарь?

Но луна – покровитель женщины,
У неё много есть личин.
Видим мы в телескопы трещины,
Но она не для нас, мужчин.

Лето

Летний ветер – самый пряный,
С запахом душистых трав —
Сушит локон твой упрямый,
Аромат его собрав.

Летний вечер – самый томный.
В ожидании заката
Я ловлю твой взгляд нескромный,
Что разжёг бокал муската.

Прикоснусь к тебе губами,
Предвкушая запах ночи,
Фонари стоят столбами,
Но твои сверкают очи.

На меня свой свет бросая,
Ты гуляешь до рассвета.
В лёгком платьице, босая,
Ты уже почти раздета.

И осталась только малость —
До беспамятства влюбиться.
А любовь – какая жалость! —
Так не любит торопиться.

Свидание

В лёгком платьице она
Убежала, попрощавшись.
Без меня, совсем одна,
И немного засмущавшись.

Грусть мою не утолишь,
Даже если выпить водки.
От неё остались лишь
Беспорядок и колготки.

Нет ажурного белья,
Что так долго подбирала.
А теперь она ничья,
Все условности попрала.

Всё равно её люблю
И обязан очень многим.
Пусть я иногда грублю,
Но не буду слишком строгим.

Лёгкий стук от каблучков,
Слышен ночью еле-еле.
Стихли песенки сверчков,
Мне не дав уснуть в постели.

Буду слушать эту ночь,
Если нужно, до рассвета.
Жду, когда вернётся дочь
Со свиданья с кем-то, где-то.

Фотоальбом

В мире много биографий,
Их стирают времена.
Но в альбоме фотографий
Все родные имена.

Эта времени машина
Отправляет нас назад,
Где мы сами с пол-аршина,
А потом пойдём в детсад.

Где наутро снова каша,
Запах мыла, грязных рук.
И семья вся в сборе наша —
Наш большой, любимый круг.

Это детские игрушки
И с рисунками альбом.
Это бабушки подушки,
Змеи в небе голубом,

Пряный запах трав высоких.
Это школьные друзья.
Нет в том мире одиноких,
Но остаться в нём нельзя.

Из глубин, из подсознаний
Видим всех своих родных
В череде воспоминаний,
Чёрно-белых и цветных.

Глубина

Все сомнения отрину
И в блаженство погружусь.
Глажу я дельфина спину,
За плавник его держусь.
Это так невероятно!
Не вернуть меня обратно.

Синий мир под облаками,
Солнце светит сквозь волну.
Я, держась за луч руками,
Проникаю в глубину.
Это просто невозможно!
Отказаться очень сложно.

В вальсе кружатся форели,
Словно круговерть блесны,
Где киты вокруг смотрели
В вертикальной позе сны.
Это вовсе не опасно!
Плыть ко дну всегда прекрасно.

И не просто возвратиться,
Зов глубин преодолев.
Очень трудно спохватиться,
От восторга захмелев.
Это просто бесподобно —
Под водою жить свободно!

Никколо Паганини

Берёт мальчишка скрипку в руки,
Наканифоленный смычок,
И ждут его ученья муки,
Пока он просто новичок.

А впереди – простые гаммы
(До ночи – с самого утра).
И ждут концертные программы
На табурете средь двора.

И совершенствуясь годами,
Он достигает мастерства.
И вот звучит над городами
Гварнери – скрипка волшебства.

Смычком отрывисто – стаккато
(Он выделяет все семь нот)
И пальчиками – пиццикато,
Глядя в растрёпанный блокнот.

За эту маленькую книжку
Я всё готов бы был отдать.
И некрасивого мальчишку
В маэстро больше не узнать.

И много лет в огромном мире
Никто не может повторить,
Звучали как струны четыре,
Как скрипка может говорить.

Высоцкий

От него нам досталось немного.
Даже сотни стихов – очень мало.
Он на сцене стоял одиноко,
Жизнь сжигала его и ломала.

Он горел той, своею, любовью
И талантом – искусства ради.
Отдавал дань свою острословью
И влюбился в Марину Влади.

А ещё он горел актёром,
До безумства вживаясь в роли,
И Жегловым своим матёрым
Узнаваемым стал до боли.

И была у него гитара.
Песни пел, как никто не сможет.
Потому что такого дара
Больше Бог ни в кого не вложит.

Он оставил нам очень много,
Я люблю всех его героев.
И пою его песни строго,
Под гитару, чуть-чуть расстроив.

Имя

Разве я не смотрю постоянно
На твою безупречную стать?
Для меня ты с тех пор безымянна,
Как смогла мне любимою стать.

Ты и Зайка, и Солнце, и Киска —
Каждый день я толкую своё.
Выбирая из длинного списка,
Ты смешила себя самоё.

И, рискуя прослыть несерьёзным,
Я не стану тебя величать.
Лучше буду и дальше курьёзным,
Чем занудством тебе докучать.

Захочу быть с любимою рядом,
Ни к чему мне по имени звать.
Я найду тебя пристальным взглядом,
Подкрадусь и начну целовать.

Если ты меня всё-таки спросишь,
Звать по имени стану когда?
Я скажу: «Если ты меня бросишь,
Вот тогда в нём возникнет нужда».

Легион

Под предводительством легата
Идёт когорта напролом.
А впереди штандарт солдата
Сверкает золотым орлом.

Немало в нашем легионе
Есть настоящих храбрецов.
Сжимают меч в своей ладони
В строю таких же близнецов,

Что под тугие барабаны,
За шагом шаг идут вперёд.
Идут туда, где кровь и раны,
Где смерть солдата просто жрёт.

Где мышцы рвутся от нагрузки,
А молодые – в первый ряд.
Ведь это римляне, этруски —
Такой у них для всех обряд.

И если ты зачем-то выжил,
То переходишь во второй.
Но ты в строю, никто не вышел,
Да будь ты трижды раз герой.

Где в бой пускают ветеранов,
Когда совсем надежды нет,
Что по велению тиранов
Удержат Рим на тыщи лет.

Скорая

Кружит скорая, люстрой мигая,
Освещая чужие дворы.
Я лежу неподвижно, моргая,
Выбирая другие миры.

Мой экспресс – ослепительно белый,
Добрый врач оформляет билет.
Я сажусь удивительно смелый,
А родные не машут вослед.

Аппарат, плавно ход набирая,
Освещая себе полосу,
Оторвавшись, шасси убирая,
Разрезает ночную красу

И уносит меня в стратосферу.
Хорошо, что пристёгнут ремнём.
Мы летим к звуковому барьеру
И его безусловно проткнём.

Я в себя ухожу постепенно,
Мне словами уже не помочь.
И вливает сестра внутривенно
В мою руку беззвёздную ночь.

Караван

В вечернем воздухе пустыни
Есть только жар остатка дня.
Немного есть воды в кувшине
И три колючки – для огня.

Там, поднимаясь на барханы,
Мы видим в небе миражи.
Над нами сказочные страны,
У нас – лишь чёрствые коржи.

Что путешественник по свету
Имеет? Песню на губах,
Песок и скудную диету,
Да то, что нёс верблюд в горбах.

А он мечтает о девице,
Что ждёт давно его домой,
С которой встретится в столице,
Гордясь богатою чалмой.

Везёт он тайно украшенье
Ценой в три года и три дня.
Так долго он терпел лишенья,
Его для девушки храня.

Он завтра ей его подарит,
Надеясь взять своей женой.
Но вор его сейчас обшарит,
А утром вновь вернётся зной.

Херсонес

Закат окрасил в розовый колонны.
Стоит на страже древний Херсонес.
И греческие боги благосклонны
К народу, чей любимец – Геркулес.

Здесь урожай снимали по два раза
(Тот виноград забыт давным-давно).
В углу была расписанная ваза,
А в амфорах готовилось вино.

И женщины прекрасные в хитонах
Сервировали ужин для мужей,
Чтоб поздней ночью в сладострастных стонах
Им отдаваться после кутежей.

И я хожу по улицам незримо,
Где приносил присягу гражданин.
И наша эра пролетает мимо
Среди колонн и городских руин.

Узорами мозаики покрыты
В раскопках драгоценные слои.
Спасибо Херсонес, что мне открыты
Истории чудесные твои!

Судьбы

Наматывает время клубок земного шара,

Случайные события слегка меняют суть.

А людям непременно нужна родная пара,

Чтоб было с кем разглядывать на небе Млечный Путь.

Всегда прекрепко связаны их нити меж собой,

Держа друг друга ручками, плетут они узлы.

Годами неразлучною живут своей судьбой,

Ведь те, кто вместе держатся, совсем не так уж злы.

Но не всегда сплетается с любимыми судьба,

То нити разрываются, то впутают других.

И в небо упирается подзорная труба,

Разыскивая ниточки таких же дорогих.

Там многие болтаются, гордясь своей нуждой,

Они, конечно, справятся без помощи, одни.

И ярко одеваются, чтоб выглядеть звездой,

Которой затмеваются на небе все огни.

Чёрная археология

Космическая пыль засыпала былое,

Историю людей старается покрыть.

А мы её найдём, копаясь в каждом слое,

И не по силам вам умерить нашу прыть.

Искусство любим мы совсем не как другие,

И вряд ли нам дадут издать научный труд.

Мы ищем старины предметы дорогие,

А все профессора нам бесконечно врут.

Мы знаем лучше их теорию и сроки,

Ведь с нами говорят не книги, а тела —

Раскопанными их читаем, словно строки,

А вещи не молчат про старые дела.

Работу нашу ждут в музеях понапрасну.

В коллекциях лежат предметы старины.

Мы сбыли, что нашли, и это так опасно,

Что долго не живут лгуны и хвастуны.

Мы знаем: наша жизнь преступна и азартна,

И можно не отмыть добытый капитал.

Но вряд ли можно жить обычно и стандартно,

Когда ты кожей всей историю впитал.

Зеркала души

Смотрите в зеркала души,
В них скрыта истина простая.
Она таится там, в тиши,
На дне зрачков во тьме блистая.

Когда смотрю в твои глаза,
Я очень много понимаю.
И если в них блестит слеза,
То я уже не донимаю.

И даже если ты молчишь,
В твоих глазах я много вижу.
Ты ими на меня кричишь,
Когда случайно я обижу.

Ты ими радуешь меня,
Когда над шутками смеёшься.
В них много цвета и огня,
Когда желанного добьёшься.

Они порою мне велят
Достичь взаимопониманья,
И я ловлю, ловлю твой взгляд,
Встав в центре твоего вниманья.

Цветки радужек дивных глаз
Меня навек твои пленили,
Как совершеннейший алмаз,
Который точно огранили.

Холод

На южном полюсе Земли,
Где континент со льдом отколот,
Куда не ходят корабли,
Царит тот самый, лютый, холод.

Он отбирает всё тепло,
Что под одеждой в сердце бьётся.
И скольких снегом замело,
Уже никто не разберётся.

На тёмной стороне Луны,
Что отделяет терминатор,
Лучи от звёзд поглощены,
И не найти на ней экватор.

И не найдёте там воды,
Где море холодом залито.
И все поверхности тверды,
Как будто части монолита.

Но есть места похолодней.
Не на Луне, совсем безлюдной, —
В сердцах разбитых много дней
Бушует холод абсолютный.

Осенняя

Бегут ли облака по лужам,
Зовут ли за собою вдаль,
Жена, укрытая за мужем,
Не ждёт осеннюю печаль.

Она встречает буйство красок
С восторгом детским, от души,
Тепло последних ветра ласок,
Что бесконечно хороши.

И не пугает непогода,
Которая затем придёт.
Легко прождёт она полгода,
Когда любимый с нею ждёт.

И пусть – дожди, а после – стужа
(Из дома хоть не выходи),
Жена любимая у мужа
Найдёт местечко на груди.

В объятьях мужа – вечно лето,
Покой, надёжность и любовь.
И пусть приходит осень эта
И повторится вновь и вновь.

Плечи

Каждый день вызывает сомненье,
Что его проживут без забот.
Новых дел настаёт пополненье
И других неотложных работ.

Ну а хрупкие женские плечи,
Коромыслом себя придавив,
Всё несут и несут издалече,
Свою силу и волю явив.

Вы не верьте, что это прекрасно,
Когда тяжести гнут красоту.
И не мучайте женщин напрасно,
Даже если им всё вмоготу.

Если плечи мужчины могучи
И подковы он пальцами гнёт,
То поможет он женщине лучше,
Чем рекордную массу толкнёт.

Будет лучше, когда соразмерно
На двоих разделить все дела:
Три четвёртых мужчине примерно,
И себе чтоб немножко взяла.

Божество

Восход окрасил перламутром
На небе вату облаков.
Меняет цвет он каждым утром
Деревьев веток и листков.

Лучами яркими разбужен —
Пора направиться вперёд,
Где каждый день прекрасный нужен,
Где осени пришёл черёд.

В ней вечера, теплом пьянящи,
Не предвещают непогод.
Меж будущим и настоящим
Любуюсь ею круглый год.

Ещё не нужно одеваться,
В три слоя утеплив себя.
И трудно хоть себе признаться —
Я ждал её, уже любя.

В ней красота безмерно манит,
И в ярких красках вся листва.
Как купидон, любовью ранит
С великой силой божества.

Мечты

Она мечтала о тепле,
И провожала с грустью лето.
Без босоножек по земле
Бродила возле моря где-то.

И заплывала за буйки,
Пытаясь вдоволь насладиться,
Как и другие босяки,
В ту теплоту успев влюбиться.

Мечтала, что горячий чай
Её согреет в злую стужу.
Что не погонят невзначай
Заботы разные наружу.

Что в тёплом доме тёплый плед
Её от холода укроет,
Как это было много лет,
Пока ветра за дверью воют.

А он мечтал её обнять,
Свою заботу обещая,
Собой всю зиму заслонять,
Тем от простуды защищая.

Оставив самый тёплый след,
Мечтал от том, что может сбыться.
Хоть у неё есть чай и плед,
Захочется ещё влюбиться.

Луга

Полынью пахнут сопки и луга,
Не вспаханные под зерно пшеницы.
Ах, как земля мне эта дорога,
С которой не сравниться загранице!

На ней растёт тот самый первоцвет,
Ромашки и фиалки луговые.
Там самый синий, васильковый цвет,
И все цветы вокруг меня – живые.

Там запах детства пряный до сих пор
Меня к истоку жизни возвращает,
Где я наказам всем наперекор
Гуляю там, где мама запрещает.

И я вернусь ещё не раз с детьми
На те луга, невспаханное поле,
Чтоб и они смогли бы стать людьми,
Которые живут в цветах на воле.

Играй, гавайская гитара

Играй, гавайская гитара,
Свой самый лучший в мире блюз.
Пусть посетителей у бара,
Накроет сетью струнных уз.

Лаская слух в дыму, уносит
В воображаемый их мир,
В котором блюз остаться просит
На этот музыкальный пир.

С моей подругой – ностальгией —
Я познакомился давно.
Но с этой звуковой стихией
Она вдруг стала заодно.

И, сладкой грустью увлекая,
Стянула в прошлые года,
Туда, где пел не умолкая,
Меняя часто города.

Где я играл, мозоля пальцы,
Об струны сложными баррэ.
Где мы с гитарою – скитальцы
И постояльцы кабаре.

Настало время завести собаку

Настало время завести собаку.
Друзья все разбежались без затей.
А дети заняты согласно браку,
И выходные только без гостей.

А мы ещё так много не сказали,
У нас ещё так много новостей.
Как будто нас случайно наказали
За то, что мы стареем без страстей.

За то, что многого уже добились,
И дом построен, а вокруг – забор.
Но внуков нет, а мы бы в них влюбились,
И криками наполнился бы двор.

Так вот о чём я? Вспомнил. О собаке.
Какое счастье, что собаки есть!
И пусть я с нею побываю в драке,
И пусть по дому разлетится шерсть.

И в семь утра мы с ней пойдём промокнуть,
Заменим стол, ведь ножки классно грызть.
Её хоть можно прямо в морду чмокнуть.
В любви собачей – вся моя корысть.

Объятья

Под осеннюю музыку леса
Бродят в поисках лишь грибники —
В ожидании деликатеса
И прохладе лесной вопреки.

Воздух свежестью просто дурманит,
Я иду за любимой моей.
А она за собой меня манит,
Словно я возвратился с морей.

Будто мы не видались полгода —
Я смотрю на её силуэт.
Что ты делаешь с нами, природа,
Что во мне вдруг проснулся поэт?

В ярких листьях попрятались шляпки,
Начинает уже вечереть.
Руки милые женщины зябки,
И их нужно скорее согреть.

Только в термосе утренний кофе
Разве сможет дрожанье унять?
Я спасу при любой катастрофе,
Дай мне только покрепче обнять.

Морской бой

А бой морской, он слишком быстротечен,
Из-за тревоги все уже не спят
И понимают, что никто не вечен,
Надеясь на таких же вот ребят.

У штурмана просчитаны все курсы,
Акустики прощупывают дно.
У корабля для боя все ресурсы
Загружены на борт давным-давно.

И смотрит командир на всех сурово,
Команды отдавая на ходу.
И вахтенный запишет в полвторого:
«Цель обнаружил и её веду».

Акустик: «Одиночная посылка».
Сигнальщик: «Вижу справа перископ».
У рулевого на лице ухмылка,
А пеленг нам подскажет гироскоп.

И вот уже торпедная атака,
А командир кричит в «каштан»: «Огонь!»
И улетают бомбы с полубака,
Их провожают, глядя под ладонь.

Накрыли лодку, и она накрылась,
Затягивает всё водоворот.
Но вот торпеда, что на курс ложилась,
Нам не даёт закончить поворот.

Пробила борт и взорвалась в средине,
Шпангоуты порвав и стрингера.
Она была подобна гильотине —
Разрезала до самого нутра.

И двигатели вдруг остановились,
И мы внезапно потеряли ход.
А те, кто под обшивкой находились,
Уже не встретят утренний восход.

Вот так вот забирает души море.
Большие волны крейсер захлестнут,
А на плоту рыдают люди в горе.
Всего прошло четырнадцать минут.

Suite No. 3 in D Major,
BWV 1068 – 2. Air

В тиши ночной, в остатках дня ли,
Отставив шум и баловство,
На чердаке, где мы играли,
Я обнаружил волшебство.

В конверте старая пластинка
Меня отправила в тот мир,
Где правят Моцарт, Бах и Глинка.
О, музыка, ты мой кумир!

Ты бесконечным наслажденьем
Питаешь добрые сердца.
Тебе обязаны рожденьем
Богатства чувств того творца,

Что много лет назад заставил,
Молчать без устали весь зал.
И я себе сейчас представил,
Что чудом сам туда попал.

Откуда столько струнок разных
В душе я детской ощутил?
Таких волнующе-прекрасных,
Что устоять не хватит сил!

Загадка

Не кажется ли вам,
Что этот мир – загадка,
Где умным головам
Приходится несладко?

А каждый новый день
Приносит лишь вопросы,
И новая ступень
Рождает лишь неврозы?

Мы ищем чудеса,
Ища закономерность,
Но наши голоса —
Всё та же эфемерность.

Всего лишь лёгкий дым,
Что разметает ветром
Под небом голубым,
Над каждым миллиметром.

А будущие дни
Принадлежат лишь детям.
Но смогут ли они
Добыть, что мы наметим?

И крутится Земля
В пространствах многомерных,
Ответов дать суля,
Хотя бы и неверных.