Читать книгу: «Шоколадная медаль», страница 2

Глава 4

На следующий день Шалыгин напросился к Зубову с просьбой, чтобы тот взял его и Олегова с собой, на продовольственные склады, хотя Шалыгину, как начальнику связи колонны, делать там было нечего (впрочем, как и Олегову). Он попал в колонну совершенно случайно, вместо заболевшего брюшным тифом начальника инженерной службы полка, который должен был загрузить одну машину колючей проволокой, маскировочными сетями и миноискателями.

От полевого парка до продовольственных складов ехать было минут пятнадцать. Желтая пыль пустыни густо клубилась за впереди идущим «Уралом». Проезжая через железнодорожный переезд, Олегов вспомнил, что в секретном справочнике по Афганистану, который он читал еще в Союзе, было написано, что в ДРА всего одиннадцать километров железной дороги.

– В Хайратоне хоть километр асфальта есть? – проворчал Олегов, поднимая стекло, чтобы не дышать пылью. Шалыгин, предвкушая какие-то удовольствия, улыбнулся:

– На складе есть. Там все есть!

У ворот в колючей проволоке, ограждавшей склад, колонна притормозила. Зубов, тяжело спрыгнув на песок, пошел предъявлять документы на получение груза. Ворота открылись – машины, окутывая все сизым дымом, по одной начали въезжать во двор и выстраиваться на бетонированной площадке.

У погрузочной платформы склада сиротливо сочился рассолом штабель ящиков со стеклянными банками.

– Пошли, помидорчиком опохмелимся.

– А можно?

– Если только очень хочется, – засмеялся Шалыгин и погладил свои крошечные усики.

Некоторые банки в ящиках были либо разбиты, либо треснуты. По бетону шел влажный след, аппетитно пахло рассолом. Олегов проглотил слюну. Шалыгин деловито оглядел ящики, выбрал банку с наиболее симпатичными помидорчиками, достал ее и вскрыл ножом.

– Эй, бездельники! Ну-ка, подойдите ко мне! – строго прикрикнул Зубов.

Он стоял рядом с худосочным прапорщиком, который настороженно, даже несколько враждебно поглядывал то на офицеров, то на солдат, уже грузивших мешки с мукой в машины. Погрузочной команды на складе не было, работали зенитчики из боевого охранения колонны и водители, по очереди подгоняя и заполняя машины.

– Я вас для чего взял? – сердитым хриплым голосом спросил Зубов и сам же ответил: – Следить за этими урками, чтоб чего не украли! Вперед, по местам!

– Слушаемся, гер полковник! – дурашливо щелкнул каблуками Шалыгин и отдал честь.

Прапорщик, как видно, начальник склада, с подозрением посмотрел на Шалыгина, но ничего не сказал.

Прикрикнув для видимости своей работы на солдат, грузивших мешки, Олегов с Шалыгиным зашли в сумерки складского помещения. Штабеля ящиков, кладки мешков и ряды бочек заполняли все пространство, оставляя лишь неширокие проходы.

– Стой, что это у тебя? – Шалыгин на ходу схватил за рукав проходившего мимо солдата, опытным взглядом определив, что у того что-то спрятано в комбинезоне на груди.

– Товарищ старший лейтенант, не знаю, – искренне ответил солдат, широко улыбаясь, – как раз вас искал, хотел спросить.

Шалыгин повертел в руках литровую жестяную банку, прочитал шифр на торце и озадачился, услышав шорох в банке.

– А где взял?

– Там, – солдат показал в угол, где стояли картонные ящики.

– Ладно, иди, благодарю за бдительность, – довольно поглаживая усы, не смотревшиеся на его юношеском лице, сказал Шалыгин.

Присев на ящик, он опять достал нож и тремя движениями пропорол жестяную крышку, отогнул ее и высыпал на ладонь горсть белых гранул величиной с горошину. Понюхав, он осторожно лизнул их и высыпал все в рот.

– Оригинально. Сушеный творог. Но душа требует иного.

Порыскав среди штабелей, они угостились консервированным сыром, сосисочным фаршем, судаком в томате и запили все соком зеленого горошка, прокалывая в банках дырочки и высасывая содержимое.

– Красиво здесь можно жить, – с ленцой в голосе произнес Олегов, когда, наевшись и напившись, они лежали на мешках с мукой в одной из машин.

– А как же! Они не банками, а тоннами все считают, – пробормотал Шалыгин, не открывая глаз.

Очнулись от дремы, лишь услышав перебранку у склада.

– Вы на двенадцать мешков больше загрузили! – срывающимся от волнения голосом кричал прапорщик.

– Посчитай заново: в каждой машине – шестьдесят мешков, – невозмутимым голосом отвечал Зубов.

– Вы уже отправляли машины в лагерь? – спросил подошедший лейтенант с эмблемами мотострелковых войск на петлицах.

– А чего ждать? – агрессивно ответил Зубов. – Три «Урала» с зампотехом роты уехали, машины нужно обслужить!

– Едем! – решительно сказал лейтенант.

– Пока все не загружу, не поеду, вы мне еще сок не дали!

Лейтенант задумался, посмотрел на прапорщика. Тот смутился, кивнул головой. Лейтенант, осторожно взяв Зубова за локоть, отвел его в сторону, что-то говоря на ходу. Зубов сначала изобразил разъяренный вид, потом затих, что-то спросил у лейтенанта, ткнув его пальцем в грудь, достал блокнот и сделал пометки.

– Грузим дальше! – прикрикнул Зубов на праздно стоящих солдат и офицеров. – Чего уставились?..

Картонные ящики с жестянками виноградно-яблочного сока грузить было легче, чем мешки с мукой, так что закончили быстро.

К волнующему моменту подписания накладных офицеры сгрудились вокруг Зубова и прапорщика. Зубов со вздохом сожаления, а прапорщик с облегчением поставили подписи, пожали друг другу руки, после чего лейтенант вдруг решительно заявил:

– А теперь едем пересчитывать! Будем смотреть те три машины. Я вызвал комендантский патруль.

Зубов с ненавистью посмотрел на лейтенанта и на ворота, за которыми стоял «ГАЗ-66» с бело-красной полосой поперек кабины.

Колонна тронулась в обратный путь.

– Что будет? – с тревожным любопытством спросил Олегов у Шалыгина, когда машина тряслась по песчаным ухабам по дороге в лагерь.

– Меня не интересует. Я отвечаю за связь, а не за груз, – беспечно ответил Шалыгин. – Пошли лучше в барханы, ящериц ловить…

Забрав автоматы из радийной машины и натолкав баночек с соком в карманы, они было двинулись от стоянки в восточном направлении, но, услышав крики лейтенанта, вернулись, заинтересованные развитием событий.

– Да, по мешкам бьет! Но ведь машина не полная! – брызгал слюной лейтенант.

– А я так грузил, – невозмутимо отвечал Зубов, – с расчетом на то, что «„урядник“» стол с табуретками грузить туда будет.

Солдаты и офицеры, столпившиеся вокруг, рассмеялись, одобряя Зубова и откровенно насмехаясь над лейтенантом.

Комендантская машина с тыловиками упылила. Зубов вытер пот рукавом, озабоченно посмотрел вслед, сплюнул, и зычно скомандовал:

– Рота, строиться!

Это было уже не интересно, Олегов с Шалыгиным двинулись вглубь барханов, окружавших стоянку.

Мелкие серо-зеленые ящерицы в изобилии бегали по песчаным склонам, оставляя за собой еле заметный след.

– Вот это реакция у них! Как у Брюс-Ли! – восхищенно приговаривал Шалыгин, тщетно пытаясь схватить ящерицу, которая, резко меняя направление бега, ловко увертывалась от него. Дело пошло на лад, когда они заметили, что измельчавшие потомки динозавров боятся тени. Расставив руки и пугая темным отражением, они, наконец, загнали одну из ящериц на ровную песчаную площадку и, столкнувшись лбами, схватили ее.

– Неправильная ящерка, – с укором сказал Шалыгин, взяв добычу за хвост двумя пальцами, – должна отбросить хвост, а не отбрасывает…

Запихнув ящерицу в спичечный коробок, они поставили его у подножья высокого бархана и отошли метров на сорок.

– Ну что, на банку сгущенки?

– Как обычно, – согласился Олегов.

Очередь установили жребием, первым выпало стрелять Шалыгину. Звук выстрела в тишине пустыни показался чрезвычайно громким. Рядом с коробком, не задев его, всплеснулся песчаный фонтанчик.

Дело пошло на лад, когда они заметили, что измельчавшие потомки динозавров боятся тени…

Олегов прицелился. Ему вдруг расхотелось расстреливать ящерицу. Спичечный коробок почти заслонялся мушкой, края прицельной планки воспринимались глазом слегка расплывчато. Вдруг показалось, что он слышит, как ящерка скребется и бьется о стены картонной тюрьмы, пытаясь вырваться, и, смирившись с потерей банки сгущенки, он сместил мушку чуть вправо. И тут Олегову стало дурно. Он вспомнил черные, с налитыми кровью белками, глаза мальчишки на дороге и лопнувшее брюхо ишака. «Ящерка во всем виновата», – подумал Олегов. Стиснул зубы, сместил мушку влево и выстрелил.

– И что же осталось? – Шалыгин разочарованно копнул носком ботинка ямку в песке на том месте, где стоял коробок с ящерицей.

– Ничего, – ответил Олегов.

Он подошел к пологому склону бархана и сел на горячий песок. Слабость в ногах прошла, липкий пот быстро подсох. «Не надо раскисать», – сказал он сам себе и, вспомнив, что в какой-то популярной книжке было описано упражнение для самовоспитания, лег на песок, надвинул кепи на глаза и расслабился, мысленно повторяя: «Не надо раскисать, я не раскисаю, все ерунда, ничего не боюсь, не кисну, никаких слюней»…

Глава 5

«От перестановки мест слагаемых сумма очень даже меняется», – мрачно размышлял Олегов, беззвучно шепча то «Саланг-Хайратон», то «Хайратон- Саланг». Первое словосочетание, казалось, было окрашено в розовый цвет радости, второе же вызывало тревогу и даже страх. Каждый, уже приметный для него пункт на обратной дороге к Кабулу только усиливал паскудное настроение: угнетали гранатовая роща, ущелье Македонского, Пули-Хумри. В Пули-Хумри он сказал, что заболел, ни в клуб на фильм, ни по военторгам не пошел, остался в спальном отделении радийной будки машины связи. Заболеть хотелось и в самом деле.

Пытаясь уснуть, он стал считать подбитые или сожженные бензовозы и бронетранспортеры на обочине…

После Пули-Хумри он лежал в будке, на пропыленной за дорогу постели, не высовываясь и придерживаясь, чтобы не сбросило на пол при крутом повороте. Пытаясь заснуть, Олегов приоткрыл шторку на окошке, а для того, чтобы утомить мозг, стал считать подбитые или сожженные бензовозы и бронетранспортеры на обочине. На второй сотне он сбился. Сон не шел, наоборот, усиливалась тревога. По поворотам и виражам машины он пытался прикинуть, как далеко осталось до того самого места. Он гнал эти мысли, снова пытался заснуть, и снова вспоминал откос, крупные валуны у дороги, шумящий ручей внизу, вырубленные, и без того редкие деревья у дороги, напоминавшие ему детские книжки про партизан, в которых фашисты вырубали леса вдоль дорог в Белоруссии…

…на второй сотне он сбился, сон не шел.

Машина остановилась. Сердце трепыхнулось от стука в стенку будки.

– Пошли, посмотрим, чего стали, – лениво произнес Шалыгин и, не услышав ответа, поинтересовался: – Спишь, что ли?

Олегов лежал не шевелясь. Дождавшись ухода Шалыгина, он вскочил, ударился лбом о крышку будки, присел, не почувствовав боли, огляделся. Заметив, что наволочка на подушке за неделю почернела от грязи, достал полотенце (тоже не первой свежести), застелил подушку и снова лег. Пошарив рукой на полке в изголовье, он нашел упаковку сахара «Аэрофлот», разорвал обертку и сунул кусочек в рот. Заныл коренной зуб слева, едва наметившаяся в прошлом году зазубрина уже превратилась в дыру.

«Зуб – это почти часть скелета, ведь это мои кости тлеют заживо», – подумал Олегов и языком перекатил уже подтаявший кусочек сахара за другую щеку. Вспомнилась чья-то байка, услышанная еще в училище в восьмидесятом году, что, мол, душманы стреляют с гор сверху вниз, поэтому военный госпиталь в Ташкенте забит раненными, у которых отстрелена нижняя челюсть…

Снова кто-то постучал в будку.

– Товарищ старший лейтенант, вас капитан Зубов зовет!

«Не раскисать, никаких слюней», – шептал себе Олегов, приближаясь к головной машине. Она стояла, тормознув всю колонну, в пятидесяти метрах от выкаченных на дорогу булыжников. Возле камней стоял Зубов, зампотех роты капитан Швец и два солдата в бронежилетах с автоматами.

– Меня прогнал, а тебя зовет, – недоуменно сказал Шалыгин, стоявший вместе с другими любопытствующими у капота головной машины.

– Засада! Щас мочить нас будут, – авторитетно произнес водитель в тельняшке, залезший для лучшего обзора на крышу кабины «Урала».

– Слезь, обезьяна, – отозвался кто-то.

Зубов сидел на камне посреди дороги и задумчиво глядел на Олегова.

– На шестьдесят первой ты ехал?

– Я…

– Ну и как?

– Ничего особенного.

Зубов широко улыбнулся, покрутил головой, как бы чему-то дивясь, повернулся к зампотеху и сказал:

– Прочти, Боря.

Тот поднял к глазам тонкий, полупрозрачный лист бумаги с какими-то вензелями и старательно прочел:

– «Заплатите за бачу. Его убила 12—61 АО, колонна 142. Если не заплатите, будем вас убивать. Десять мешков муки, мешок сахара, четыре чайника…» – Швец сокрушенно покачал головой и поднял глаза. – Тут еще написано, перечислять страшно…

– Товарищ капитан, водитель двенадцать – шестьдесят один гвардии рядовой Тарасов прибыл, – бодро отчеканил за спиной у Олегова знакомый голос.

– Давил кого-нибудь? – громко спросил Зубов.

– Никак нет! – Олегов позавидовал выдержке водителя.

– Отец, они говорят, что не давили, – развел руками Зубов.

Только сейчас Олегов заметил сидящего у скалы, в небольшой нише, дряхлого старика в белой чалме. Тот в ответ не пошевелился, безучастно глядя сквозь стоящих перед ним солдат и офицеров.

Зубов помолчал немного, повернулся к Олегову и с непонятным тому злорадством сказал:

– А ведь никому ничего не докажешь, и прокурору не пожалуешься. Плати, дружок. Мне здесь еще долго ездить. Если за каждую колонну буду терять хотя бы по одному солдату, по одной машине… Думаешь, в штабе не заинтересуются, почему всех здесь пропускают, а меня нет?

У Олегова пересохло в горле.

– Это же бешеные деньги.

– Видать, пацан не простой был. Плати.

– Чем?!

– Плати.

Олегов схватил Зубова за запястье:

– У вас есть лишнее. Дайте!

– А ты считал? – Зубов зло выдернул руку. – У меня норма, мешок к мешку!

Швец, до сих пор безучастно стоявший рядом и задумчиво разглядывавший гребень нависавших над дорогой скал, вдруг оживился:

– Товарищ капитан, а может, дать ему под расписку во временное пользование, в присутствии свидетелей?

– А что, верно, – вполне дружелюбным тоном сказал Зубов. Его круглое, с подвижными губами, лицо легко меняло выражение на противоположное.

– Но с возвратом!

Олегов махнул рукой, соглашаясь. Он чувствовал, что из одной ловушки попадает в другую, но вырваться из этой именно сейчас так хотелось, что о будущем не думалось.

– Что дадите?

– Только муку, двенадцать мешков.

Олегов усмехнулся, вспомнив лейтенанта-тыловика в Хайратоне. Зубов достал из кармана широкий блокнот.

– Пиши здесь: «Старший лейтенант Олегов взял в колонне 142 во временное пользование двенадцать мешков муки. Обязуюсь вернуть до 15 июля». Ставь подпись.

– Отец, только мука…

Зубов показал пальцем в листок бумаги, затем черной китайской авторучкой с золотыми разводами переправил 10 на 12, остальное зачеркнул и вопросительно посмотрел на старика. Тот, ни на кого не глядя, еле заметно кивнул головой. Зубов, сидевший на корточках перед стариком, встал, сложил и сунул в карман листок, потер руки и повеселевшим голосом скомандовал:

– Тарасюк, ты сломался, отстанешь с зампотехом, – затем обернулся к солдатам с автоматами: – Камни с дороги убрать!

После этого для всех, зычно:

– Заводи!!!

Глава 6

…Смяв лежащий перед ним клочок бумаги, Олегов взмахнул было рукой, намереваясь бросить его в урну, но передумал, достал из кармана зажигалку и, осторожно держа бумажку за уголок, сжег ее в узком язычке горящего газа. Посидев немного, он снова вырвал из лежащей на столе тетради листок и опять принялся исписывать его рядами и колонками цифр.

Итак, сто тысяч афганей…

270 чеков в месяц – это 4500 афганей, да и то при хорошем курсе. Значит, почти двадцать месяцев надо служить только на отдачу долга, ничего не тратя на себя, а осталось служить всего шестнадцать…

Олегов откинулся на спинку складного деревянного кресла и задумался. Он вспомнил, как после колонны, рассчитавшись со своим грузом, он пытался проверить, не блефует ли Зубов, утверждая, что те двенадцать мешков не лишние.

– Задолжал двенадцать мешков, машину в полку по ошибке разгрузил. Обещал вернуть, – ответил угрюмый неразговорчивый прапорщик на дивизионном продовольственном складе.

– А накладные покажешь? – спросил тогда Олегов.

– А ты кто такой?! – рассвирепел вдруг прапорщик. – Что, раз начальник склада, значит обязательно вор?! Я вас, товарищ старший лейтенант, сейчас к оперативному дежурному отведу или в особый отдел… Кто вы такой, чтобы лезть в секретные документы?..

Олегов вздохнул и снова склонился над листком.

…30 пачек сигарет «Ростов» по 16 – это выйдет 480.

Шесть банок сгущенки по 20 афганей – это будет 120.

Итого в месяц – 600. В год почти семь тысяч. Но Зубов требует сейчас…

Передохнув минуту, Олегов опять углубился в подсчеты. Колонка цифр понемногу росла.

Куртка – 300.

Радиоприемник – 1000.

Под этой строчкой Олегов подвел черту, собрался было подсчитать сумму, но с видом решившегося на что-то человека, ниже черты написал:

Домкрат – 14 000.

Патруль —…

Домкрат – 14 000…

Он снова высек пламя из зажигалки и поджег листок. Стараясь не обжечь пальцы, он дождался, пока огонь не охватит весь лист, после чего театрально уронил его. До бетонного пола канцелярии роты долетел лишь крохотный клочок. Олегов встал и растер подошвой ботинка золу по шершавому, не шлифованному бетону.

Глава 7

…Посещая публичный дом, Сима чувствовал себя человеком европейской культуры. Доходы позволяли ему бывать лишь в заведении, где за сеанс брали не более 200 афганей. Размещалось оно в старом двухэтажном доме в районе крепости Бала- Хиссар, где начиналась старая джелалабадская дорога. Персонал там был случайный, Симу огорчало однообразие поз, но женщин можно было понять: на них давило общественное мнение. Ранг заведения был таков, что вся клиентура обслуживалась в одном общем зале.

Сима, имевший широкий кругозор благодаря тому, что в порнографических журналах с цветными фотографиями и пояснениями на шести языках он мог разобрать текст на английском языке, остро ощущал превосходство и страдал от того, что этого не замечали и не ценили окружающие.

Оптимисты в Кабуле изучали русский язык, реалисты – автомат Калашникова, Сима же изучал английский. Легче всего ему давался лексикон из порножурналов. Хотя многие слова отсутствовали в словарях, по картинкам он почти безошибочно догадывался об их значении.

Денег на женитьбу у него не было, он был сирота, хотя некоторую помощь иногда оказывал дальний родственник по отцу, в чьей переплетной мастерской он подрабатывал. Несмотря на то, что советская власть, пришедшая с севера, и непрекращающаяся война сбили цены на невест, о настоящей свадьбе с перебрасыванием шитой золотом сандалии через верблюдов лучше было и не думать. Был еще шанс найти жену с европейскими понятиями о браке, желательно без жадных родственников, но для этого надо было войти в круги, близкие к партийно-государственному аппарату, а для начала – вступить в НДПА. Но Симу отпугивал их язык, многих слов он не понимал, не находя им точного эквивалента ни в родном фарси-кабули, ни в английском языках. Когда Сима слышал разговор партийцев, у него было ощущение, что истинный смысл спрятан глубоко в подтексте, что их объединяет какая-то постоянно подразумеваемая тайна, и, разговаривая об обычных вещах, они имели ввиду нечто более важное. Не было у него и влиятельных родственников или знакомых, чтобы поехать в СССР.

– Я комбригу справку предоставил, что у меня советская жена, образованная, ей нужно много времени уделять, – хвастался в шашлычной на Шестой улице знакомый солдат царандоя (милиции). – Так тот мне дает три выходных в неделю, на Панджшер не послал, когда все туда на операцию поехали. В Союз за товаром каждый год ездить буду! Выучу русский – при комбриге переводчиком останусь. И калым не платил…

Итак, нужны были деньги. Подмастерьем в переплетной мастерской много не заработаешь, к тому же война распугала возможных клиентов, способных платить большие деньги за ручную работу, да и сама работа не вызывала восторга у Симы. Конечно, золоченые страницы редких старинных книг, тонкие, как паутинка, линии букв, кожаные переплеты с тиснениями и сотни крохотных, тщательно выписанных рисунков сами по себе задерживали его внимание, но благоговения, как у хозяина, тщедушного старичка в огромных очках, у Симы не было.

Ожидая хороших заказов, хозяин вел торговлю подержанными книгами, тоже, кстати, не бойкую. То, что Сима видел в комнатке, заставленной до потолка стеллажами с книгами, его завораживало. Он никогда не видел моря, но груды книг на европейских языках с яркими обложками напоминали ему брызги бушующих волн, которые залетели в Кабул до апрельской революции, и понемногу высыхавшие на обезвоженной после ухода воды почве.

Перебирая и пытаясь читать небольшие, карманного размера книжки, отпечатанные на тонкой бумаге, он понял, что решение здесь, на этих страницах.

«– Руки держите подальше от тела, медленно поворачивайтесь кругом! Вышибала повернулся и увидел торчащий из двери напротив ствол пистолета с глушителем».

Именно так начинался боевик «Тайный агент в Яванском море». Симу с первой фразы захватила схватка агента ЦРУ по кличке Свингер и объединенных сил разведок ГДР, СССР, китайских и индонезийских коммунистов. Арестовавшего его агента ГДР Свингер уничтожил бомбой, вмонтированной в зажигалку, спас английского кибернетика, находившегося в плену у китайских коммунистов, ликвидировав их взрывчаткой, нитями вплетенной в его рубашку. Перехитрив блондинку славянской наружности, пытавшуюся его соблазнить, победив туземцев-людоедов на крошечном островке, и, наконец, отбившись во дворце от парашютистов-коммунистов, он вместе с поцелуем дочери султана получил утерянную запасную микросхему для компьютера затонувшей на дне залива экспериментальной модели подводной лодки «Трайдент».

За сутки, спотыкаясь о незнакомые слова, что-то угадывая, а что-то выдумывая, он проглотил книгу. Решимость овладела им. Он снова открыл одну из глав, где описывалось, как Свингер решает проблему установления скрытого контакта с резидентом ЦРУ в американском посольстве в Джакарте, не зная ни имен, ни паролей, ни телефонов.

Звонить Сима решил с почтампта.

– Алло, это посольство США? Я хотел бы поговорить с атташе по культуре.

– Минуту, соединяем.

– Слушаю вас.

– Меня зовут Сима Хасанзаде, я начинающий бизнесмен. Но для настоящего дела мне нужны деньги…

– Если вы о кредите, то…

– Нет, нет! Я деньги сам заработаю! Мне не хватает знаний, не могли бы вы порекомендовать что-либо почитать?

На другом конце трубки озадаченно помолчали, но ненадолго.

– Пожалуй, мы сможем вам помочь. Где мы встретимся и когда?

– Давайте в Советском районе, у маркета.

В трубке опять замолчали.

– Где?!

– Видите ли, встреча европейца и афганца там пройдет наиболее незамеченной.

– Гм… Вы правы. Когда же?

– Может, через час?

– Нас устроит. Как вас узнать?

– Я оденусь попроще, – Сима слегка смутился: он намеривался одеть свой лучший, он же единственный, европейский пиджак. – В руке у меня будет пластиковый бидон для воды.

В битком забитом людьми автобусе Сима доехал до госпиталя. На стене висел огромных размеров щит, на котором было изображено, как Бабрак Кармаль участливо кладет руку на грудь раненному, лежащему под капельницей, а тот преданно смотрит в глаза вождю. Дальше Сима пошел пешком.

Он прошел мимо рекламных щитов на перекрестке, расхваливающих безопасные на любых дорогах шины «Иокагама» и трактора «Союзмашэкспорта», мимо ресторана, на котором по-русски и на фарси было написано «Дружба».

Не успел дойти до книжного магазина рядом с редакцией газеты «Кабул нью таймс»…

Не успел дойти до книжного магазина рядом с редакцией газеты «Кабул нью таймс», как вдруг рядом с ним притормозила светлая «Волга», из которой вышел высокий улыбчивый мужчина:

– Вы Сима Хасанзаде?

Встречу Сима представлял немного по-другому, озадачила его и машина советской марки. Он молча изумленно глядел на незнакомца и, наконец, выдавил:

– Йэс, сэр…

– Я привез вам книгу. Но это библиотечный экземпляр. Прошу вас, распишитесь здесь и здесь и оставьте нам свой адрес.

Ошеломленный стремительным напором, Сима нацарапал свою подпись на каком-то листочке и продиктовал адрес своей комнатки, которую он снимал на втором этаже небольшой улочки в индусском квартале. Не прошло и трех минут, как Сима стоял один у дороги, сжимая в руках увесистый том в твердой обложке…

Вечером Сима с трепетом рассматривал книгу, изучая различные пометки и сноски, выискивая, не содержится ли где зашифрованный для него приказ.

На титульном листе стоял лиловый штамп, заявлявший, что книга является собственностью Кэмполино Хай Скул города Морага, штат Калифорния, а круглая печать ниже гласила, что книга передана американским корпусом мира в библиотеку американского посольства в Кабуле. Особый трепет у Симы вызвал библиотечный формуляр на внутренней стороне обложки, где были записаны имена прежних читателей книги.

Пат Джонсон, Сэм Вортенбергер, Глория Дэйр, Бренда Аточи, Ваши Аллах Ариан… Сима взял шариковую ручку и с наслаждением вписал в свободную строчку свое имя, а в графе «кондишин» написал «гуд». Он почувствовал себя счастливцем, приближенным к аристократическому клубу читателей книги «Женерал курс оффис». Потом к этому чувству приплелась какая-то ревность к некому Вали Ариану, первым прочитавшим эту книгу в Кабуле, но все смыло воображение, представившее перед ним Глорию Дэйр. Он стал фантазировать, о чем бы они говорили, если бы она вдруг зашла сейчас в эту комнату, и чем бы они занялись потом…

Увы, тайного знака в книге не было. Оставалось одно: ожидать, что атташе по культуре как-нибудь за завтраком расскажет другим сотрудникам посольства о необычной встрече, и тот, кто связан с ЦРУ, заинтересуется им, Симой, и завербует его.