Целитель-9

Глава 4

Глава 4.

Вторник, 20 ноября. Утро

Московская область, объект «В», п/я 1410

Никогда не уважал так называемых интеллигентов за их капризность, нытье, уничижение, инфантилизм и прочие грехи, но вот, вроде, и сам подхватил заразу «креаклов». Две недели рефлексий с метаниями!

Как Оппенгеймер – сначала сочинил атомную бомбу, а затем раскаялся: вот же ж мы, редиски, сделали работу за дьявола!

Всё сплелось в один волосатый клубок – и гибель Нади, и моя «совсекретная» тема. А терзания как в том страшном апреле – «от противного». Вот, дескать, сидел бы тихо, не высовывался, и был бы папа жив-здоров!

Ага… А спрятал бы в стол наработки по тахионному ускорителю, и услыхал бы с утра Надино жизнерадостное: «Привет, шеф! Вас как, после завтрака соблазнять? Или вместо?»

Хотя нет, не услыхал бы. Мы бы с ней тогда и не встретились вовсе…

Бы… Бы… Бы… Мысли постоянно спотыкаются об эту противную, надуманную частицу! Да и толку в том, чтобы мусолить давешнее? Что было, то было. Прошло.

Я чуть пригнулся, выглядывая в окно «Волги». Первый снег выпал, устилая землю, а ленивый ветер не разнес его, не оголил мерзлую черноту. Белым-бело…

Даже на лапах елей удержалась пороша, цепляясь за колючую хвою. Лишь с подъездной дороги смело реденький покров, оставив сероватую сыпь вдоль осевой. А белесое, клочковатое небо цедит скудный полусвет…

Усмешка искривила мои губы. Э, не-ет… Безрадостные картины предзимья не обращают меня в унылость. С самых выходных я напорист и зол.

Усилила «девятка» охрану? Хорошо. И за родными присматривает? Замечательно! Отсоветовала на «Ижике» кататься? Согласен! Мне и на «дублерке» неплохо.

Главное, ко мне вернулось полузабытое настроение – легкой нервной взвинченности, когда отовсюду ждешь опасности, но испытываешь не страх вовсе, а холодную ярость. И она душит тебя порой, хоть ты и сдерживаешь ее позывы.

Зато уходит изматывающее беспокойство. Безжалостность и беспощадность замещают его, и ты отчетливо ощущаешь, до чего ж здоров, силен и молод! А враги… Ну, что враги? Переловят эту погань…

«Нет уж, – мои зубы непроизвольно сжались, – лучше я сам!»

* * *

В лабораторию я зашел ненадолго, только грюкнуть кейсом по столу, да накинуть белый халат – после «Девяти дней одного года» с ним ассоциируют всех физиков подряд.

Мимолетный чек-ап… Всё, вроде бы, в порядке. По гулкому дырчатому трапу я поднялся на третий этаж. А больше сюда никак не попадешь. Даже окна, и те заделали.

В ярком голубоватом свете сверкала и блестела здоровенная тумба «тахионника», его ускорительной секции. Как голландскую печь изразцами, секцию выложили магнитными ячейками, почти не видными под извивами кабелей.

Я медленно обошел ускоритель. Больше года работы, прикидок, расчетов, отчаянного непонимания и великолепной радости прорыва.

А ведь мне еще и не ясно толком, что же я создал. Догадок в голове целая туча теснится, но какие из них окажутся верны? Какие надежды оправдаются? Будем посмотреть…

На четвертый этаж подниматься лень было – там, под самым потолком, стыковались «бочки» эмиттеров, венчая инжекционный комплекс. Да и холодно там – на четвертом «фунциклировала» криогенная аппаратура, гонявшая жидкий гелий по обмоткам сверхпроводящих магнитов.

Вздохнув, я спустился в лабораторию, сходу замечая незваного гостя. Вернее, гостью – девушку лет двадцати пяти. Длинноногую, стройную, и талия на месте, и грудь высока – всё, как я люблю. Но вот взгляд… Не шибко яркие синие глаза смотрели то насмешливо, то с въедливым интересом энтомолога, накалывающего мотылька.

Наверное, поэтому мои манеры не отличились куртуазностью.

– Если память мне не изменяет, – пробрюзжал я с кислым выражением на лице, – дверь была закрыта…

– И вам доброго дня, товарищ Гарин, – усмехнулась девушка. – Меня зовут Елена Павловна. Браилова. Я ваш новый сотрудник.

– Да что вы говорите? – отреагировал я с мизантропическим бурчаньем. Раздражение взбухло во мне, но унялось.

«Ряды поредели, ряды пополнились, – движущейся строкой потянулись мысли. – Смирись. Не ты подбираешь кадры… Да и какая тебе разница? Хоть внешние данные в норме…»

– Только давайте уговоримся: без официала, – поставил я условие. – И без отчества! Терпеть не могу этих величаний… Просто Михаил.

– Тогда – просто Елена, – легко согласилась Браилова. – Где мое рабочее место?

Я махнул рукой куда-то в сторону фикуса.

– Вон три стола, выбирайте любой. Мне все равно, за каким сидеть. А вообще-то… – мое лицо перетянуло кривоватой усмешечкой. – В ближайшие недели стулья не понадобятся – будете бегать по всем трем этажам, как вспугнутая белка! Очень желательно запустить ускоритель до декабря-месяца. Сроки поджимают, директор ворчит… Вы где работали?

– Физтех, – отпустила Елена. – Ленинградский. А насчет бега… – она улыбнулась с лисьим ехидством. – У меня разряд по биатлону. Обгоню!

Пятница, 23 ноября. День

Москва, Кремль

В снежной мути лишь Троицкая башня вырисовывалась, да и то расплывчато, а прочая Москва таяла в мглистой круговерти.

«Мело, мело по всей земле, во все пределы…» – пришла на ум строчка нобелевского лауреата.

Андропов усмехнулся, и отошел от окна. А, вообще-то, день выдался удивительный – всё утро его не тревожили. Ни озабоченные секретари, ни телефонные трели. Тишина…

На высокой должности поневоле ценишь низменный покой. Сладкое ничегонеделанье, как говорят итальянцы. А «макаронники» знают толк в лени…

Юрий Владимирович приблизился к огромной карте, охватывавшей Европу, скользнул глазами от Балтики до Черного. Варшава…

«Тихая война» здорово угомонила жадную до долларов оппозицию. Когда активисты, самые отъявленные горлопаны, выкашиваются десятками и сотнями, задумаешься. А стоит ли становиться мишенью? Разумеется, всяческие «таймсы» и «цайтунги» визжали, обвиняя КГБ в «массовых убийствах», но фактов-то ноль целых, хрен десятых, сплошное highly-likely. Доказательств нет, и не будет – практически все «прямые действия» – на совести пшеков из Службы Безопасности или ЗОМО.

«Поломали мы им всю «Полонию», – довольно усмехнулся президент СССР. – А весной тогда проведем учения… «Дружба-80». Или «Щит-80»? Ну, да ладно, с названием определимся, время есть…»

Прага… Ух, сколько там человечьей дряни! Хорошо, хоть ликвидации излишни. Советские ПО потихоньку прирастают тамошними заводами. Вон, как «Совинтель» взлетел! Подгреб под себя и «Теслу», и «Видеотон», и «Роботрон», а по всей Западной Европе – очередь за «совьет компьютерз»…

«Привяжем к себе разбалованные соцстраны, никуда не денутся!»

И «Интератомэнерго» заработал, и «Интерхимволокно», и «Интерэлектро»… А закрома Международного инвестиционного банка наполняются рублями – не «инвалютными», не «переводными», а обычными, полновесными, советскими. Хочешь – копи, хочешь – трать.

Гавана… Вот с Фиделем у него полное взаимопонимание, не хуже, чем с Хоннекером. А сейчас тем более. «Азовсталь» и «Зарубежстрой» к весне сдадут первую очередь огромного металлургического комбината в Никаро – прокат по всему Новому Свету! В Сантьяго-де-Куба, рядом с советской военной базой, строится НПЗ, работающий на венесуэльской нефти, самый большой в Латинской Америке, а шинный завод уже выпускает покрышки «Карибе»…

Андропов усмехнулся. Куда как проще было клепать тысячи танков и грозить супостату. А вот ты попробуй, одолей вероятного противника в экономической борьбе!

Негромкий звонок телефона сбил с мысли.

«Сглазил!» – поправил себя Юрий Владимирович. Звонил Иванов.

– Алло? Боря, ты?

– Так точно! – бодро ответил генерал-лейтенант. – Ты сказал, чтобы я держал тебя в курсе. Насчет Миши Гарина.

– А-а! Да-да. И что?

– Работаем, Юр. Похоже, в деле засветилась немецкая разведка…

– И что же БНД забыла в средней полосе? – нахмурился Ю Вэ.

– Думаю, ты бы пришел к тем же выводам, что и я – немцев припахали американцы. Союзнический долг, атлантическое единство…

– Понятно… – Андропов задумался, словно тайм-аут взял – информацию переварить. – Борь, а твои люди интересовались, ведутся ли такие же разработки, как у нас, в Штатах?

– В том-то и дело! Помнишь, когда мы Америку догоняли по атому? Вот уж где страсти кипели! Но ничего же, успели к финишу. Так-то мы! А вот, успеют ли они? По данным разведки, несколько теоретиков в Беркли и Лос-Аламосе занимаются тахионами. А у нас-то всё уже в железе!

– Борь, – улыбнулся президент. – Вот ты к Мише часто наведываешься, да?

– Ну.

– А ты хоть что-нибудь понял про эти тахионы?

Трубка засопела и донесла осторожный голос Иванова:

– Ну, это частицы такие… Ненормальные. Они всегда движутся быстрее света. И… Миша оговорился намедни. Сказал, что не удивится, если мы научимся с помощью этих самых тахионов перемещать предметы в прошлое. Или в будущее.

– Твою ж ма-ать… – только и выговорил Юрий Владимирович.

– Да, Юр, – вздохнул Борис Семенович. – Такая вот хронофизика.

– Хренофизика! – буркнул Андропов. – Ну, хоть понятно, с чего вдруг враги так волнуют нам кровь… Ла-адно… – потянул он, и закруглился: – Ладно, Боря. Бди!

– Бдю! – невесело хихикнул Иванов, и трубка донесла частые гудки.

Воскресенье, 25 ноября. День

Московская область, объект «В», п/я 1410

– Лен, контрольная проверка! – вытолкнул я, шаря глазами по пульту.

– Есть контрольная проверка, – голос Браиловой звучал устало, но даже нотки недовольства не слыхать.

М-да. Погонял я ее сегодня… Не случайно Лена босоножки сменила на кроссовки – в них легче бегать по этажам.

– Конфигурация поля.

– Овоид!

Мои руки лежали на консоли, как у пианиста на клавишах. Нежными движениями я сдвигал ползунки, уже больше смахивая на звукорежиссера. Напряженность поля росла, с еле слышным жужжанием сдвигались секции магнитов.

– Конфигурация!

– Сфероидальное поле!

– Ага-а… затянул я. – Всё идет штатно. Укладывай!

Лена схватилась за джойстики. Тускло блестя шарами суставов, «механические руки» за стеклом подобрали образец и аккуратно переложили на черный рубчатый круглый коврик, обведенный белой линией, точно в центр камеры.

– Сразу чувствуется рука биатлонистки! – ухмыльнулся я. – Пулять, так в десятку! Всё, сбрасываю мощность.

– А пуск когда? – раскрасневшаяся, с блестящими глазами, Лена вовсе не походила на желчную стерву.

– После обеда.

– Может, сейчас?

– Нет. Я объявил часовую готовность. Пусть энергетики тоже подтянутся. Не нам же одним бегать… В смысле, не одной тебе.

– Ладно, – фыркнул младший научный сотрудник. – Ну, хоть аппетит нагуляла!

Мы заперли лабораторию, и двинулись по коридору, освобождаясь от напряга.

– А если ничего у нас не выйдет? – пробормотала девушка.

– Если долго мучиться, что-нибудь получится, – изрек я давнюю мудрость.

– Да я понимаю… Просто, одно дело – рассматривать парадоксы в теории, и совсем другое – разбираться с ними на практике.

Спускаясь по лестнице, я лениво пожал плечами.

– Лен, никто до нас не ставил опыты с тахионным излучением, мы первые. Может, и зря теории изощрялись, и ничего особенного мы не откроем. Ничего, хоть докторскую защищу… Или что-нибудь для военных изобретем. Прошу! – отворив дверь буфета, я пропустил Лену и вошел сам.

Почти все столики были свободны, лишь в углу расселся Вайткус, а седовласое светило поучало аспирантку Галю. Малееву, кажется.

– Арсений Ромуальдович, наш пламенный!

Технический директор величественно кивнул.

– Етта… Иваненко звонил. Сказал, что задержится, и чтоб начинали без него.

– Ой, а скоро уже? – воскликнула аспирантка, забывая о почтении – светило недовольно поморщилось.

– Скоро, Галочка, скоро!

Добрейшая и румянейшая тетя Валя мигом нас обслужила. Налила борщику в «глыбокую» тарелку, плюхнула пюре на мелкую, украсив толченку парой зажаристых биточков.

– Кушайте, Миша, кушайте!

Я подхватил поднос, чувствуя, что рассуждения о режиме отпали, и уговаривать организм перекусить не придется – нутро урчало.

Ах, молодость, молодость… Лишь тот, кто побыл стариком – и вернулся в юные годы, способен оценить все бонусы «малого пробега» организма. Даже угодив в тело Миши Гарина, а ему тогда и шестнадцати не исполнилось, я частенько осаживал себя – как бы ревматизм не потревожить, как бы сердце поберечь…

Далеко не сразу привыкаешь, что сил в тебе не мерено – и на работу хватит, и на любовь, на всё!

Вот, простая еда – лопаешь, и не задумываешься. Не ждешь, когда о себе напомнит печенка или поджелудочная, а получаешь удовольствие.

Расправившись с первым, второе блюдо я уже смаковал, вдумчиво уминая биточек. Тут и Галка подсела к нам с Леной, легкомысленно бросив светило, от чего оно изрядно угасло.

– Миш, – приглушенно заговорила Малеева, – а правда, что мы машину времени строим?

Браилова, лишь бы не засмеяться, вытаращила глаза.

– Галочка, – торжественно сказал я, – тебе одной открою секрет: мы строим ускоритель тахионов!

– Но ведь тахионы способны переносить информацию из будущего! – заспорила аспирантка. – И вызывать парадокс причинности.

– Ох, Галя, – вздохнул я. – Боюсь, что в реальности всё куда сложнее, чем в теории. Это тебя Александр Сергеевич напугал парадоксами?

– А что, – покраснела девушка, оборачиваясь к столику, за которым недавно сидело светило, – он не прав?

– Знать бы! – хмыкнул я. – Видишь ли, Галчонок… Разницу между излучением и поглощением тахионов определить… м-м… сложновато. Тахион, движущийся назад во времени, можно вполне определить, как тахион, который движется в будущее. Лично меня совсем другое пугает…

– Что? – выдохнула Малеева, подаваясь.

– А вот смотри. Тахионы замедляются, набирая энергию. И ускоряются, теряя ее. Тогда выходит, что заряженные тахионы, которые движутся быстрее скорости света, будут постоянно терять энергию даже в вакууме – из-за черенковского излучения. Потери заставят их разгоняться – и расходовать заряд еще быстрее. В конце концов это приведет к неуправляемой реакции, высвобождающей чудовищное количество энергии.

– Ничего себе… – пробормотала аспирантка. – Вот это ничего себе…

– Вот такое оно, – преувеличенно тяжко вздохнул я, – мироздание!

Впечатленная Галочка удалилась, обдумывая открывшиеся ей истины, а Лена прыснула в ладошку.

– Извини… – выдавила она.

– Грешно смеяться над девушками, – попенял я ей. – Они – главная ценность в пространственно-временном континууме!

– Это и меня касается? – сощурилась Браилова.

– Ну, а как же.

– Спасибо…

Мне показалось, или Железная Леди, она же Снежная Королева была тронута?

– Это не комплимент, – вывернулся я, – а принцип бытия. Пошли, растопим нашу печурку!

* * *

Фокальный комплекс, зеркальным бубликом окольцевавший потолочные сопла, мы протестировали первым – здесь электрическое поле сжимало – или расширяло тахионный пучок.

– Всё штатно, – вывел я. – Наверх!

Разумеется, девушку я любезно пропустил вперед. Халатик у нее не слишком длинный, а трап крутой – вид снизу открывался роскошный.

– На тот случай, если не разглядел цвет трусиков, – спокойно молвила Лена, одолевая ступеньки. – Они у меня белые.

– Что ж я, по-твоему, уже цвета не различу? – обиделся я. – Просто кружавчиками любовался. Забавный такой узорчик…

– И как тебя только жена терпит, – вздохнула Браилова, переступая порог.

– Сам удивляюсь! – рука на автомате, уже заученным движением, оживила пульт ускорителя. – Та-ак… Ладно. Стой здесь, чтобы не бегать, а я вниз.

Девушка понятливо кивнула, оглядывая приборы, табло и дисплеи – красные цифры бросали дрожащий отсвет на ее лицо.

Сбежав по лестнице в лабораторию, я бросился к главному пульту. Запустил программу запуска – и меня тут же одолели сомнения: а проверили ли мы подачу? Подключен ли второй фидер?

– Ч-черт…

«Четыре минуты в твоем распоряжении, кретин недоделанный!»

Дверца техотсека чмокнула магнитным ободком, как в холодильнике. Пригнувшись, я вошел, чуя неуверенность и зябкий страх. Так и есть!

– Да что ж ты за кретин…

Мое злое шипенье было оправдано – квадратный люк из техотсека в камеру гостеприимно распахнут. Но я ведь закрывал его! Или нет?

В следующую секунду острое чувство опасности пронзило меня ледяной иглой. Я дернулся на рефлексе, и страшный удар пришелся вскользь, не разбив мою глупую голову, а лишь оцарапав. Слепо вытянув руки, я рухнул на пол камеры, больно ударившись о лабораторный образец – слиток бериллиевой бронзы. Застонав, поднял голову с этой металлической «подушки», готовясь к удару в спину. Контрольному…

Приглушенный двойным стеклом, грохнул выстрел. Вывернув голову, я смутно увидел трап, по которому ссыпался человек в антирадиационном спецкостюме. На крошечную площадку выскочила Лена, вскидывая пистолет, но ее опередили – прямо перед прозрачной панелью присел еще один тип в мешковатом СК, и дважды нажал на спуск «стечкина».

– Стреляй, Ленок… – прошептал я, погружаясь в пульсирующую болью тьму. – Камера выдержит…

…Очнулся я от резких рывков. Кто-то меня хватал за руки, за плечи, дергал, оттаскивал, и частил, едва не плача:

– Мишенька! Мишенька! Ну, что же ты? Очнись, миленький! Ну, пожалуйста!

Вверху надо мной реяло лицо Елены, а в следующее мгновенье камера завибрировала, и низкий утробный гул опал с четвертого этажа. Заработали эмиттеры.

Миллиарды тахионов уже падали в камеру сверхсветовым дождем, но это пустяки. Наверное… А вот когда хлынет по-настоящему…

Я бешено загреб ногами. Всхлипывая, оттолкнулся локтем, перевалился набок, и Лена обеими руками захлопнула люк.

– Живой! – простонала она. – Ты живой… Я уж думала…

– Уходим… – просипел я, качаясь на четвереньках. На каждый удар сердца голова отвечала всплеском боли, а кровь из раны стекала на потное лицо.

«Ох, до чего ж паршиво…»

Вывалившись в лабораторию, я кое-как встал, цепляясь за вязки кабелей.

– Кто это был? – вытолкнул, чувствуя, как мир качается и плывет.

– Не знаю! Лиц под шлемами не видно, – выдохнула Лена, снова вооружаясь. – Ты как?

– Нормально… Беги за нашими.

Отмахивая вороненым ПСМ в руке, девушка бросилась к открытым дверям.

– Здесь кровь! Хоть одного ранила!

Браилова выбежала в коридор, а я скособочился у пульта.

Ускоритель работал. Его зычное гудение порой опускалось до пугающего рыка.

Кое-как стерев кровь со лба, я моргнул слипавшимися веками. Конфигурация поля… Нормальная конфигурация, расчетная… Немного сузить веер пучка… Вот так…

Внутри камеры, пластаясь по стеклянной панели, разжигались зеленоватые сполохи, стекая трепещущим изумрудным сиянием.

Мои ноги не выдержали, и я пал на колени, равнодушно поглядывая за стекло, где плясали и бесновались вызванные мной тахионы.

«Хватит…» – моя ладонь шлепнула по красной кнопке-грибку.

Гул, мятущийся в главном канале, стихал, уступая взволнованным голосам, полнившим коридор. Я скривил разбитые губы в улыбке.

Опыт удался.

Глава 5

Глава 5.

Воскресенье, 25 ноября. День

Московская область, объект «В» п/я 1410

Пока охрана бегала повсюду, разыскивая шпионов-диверсантов, я промыл рану и кое-как залечил ее дрожащей рукою. Да ничего особенного, обычная ссадина. Черепушка не треснула, она у меня крепкая, а легкое сотрясение пройдет. Всё проходит.

Стащив заляпанную кровью «олимпийку», я остался в одной футболке и трениках, и новый халат накинул для пущей солидности.

Лена разводила суету вокруг ускорителя, а я, кряхтя, осторожно уселся на кресло перед пультом, и снимал сливки – показания приборов.

Обработкой займусь позже, мне хватило и того, что всё действует, всё работает, согласуясь с моей моделью!

Маленькое счастье…

Я усмехнулся, стараясь не двигать гудевшей головой. Вообще-то, само название «ускоритель тахионов» звучит глупо. Стоило сверхсветовым частицам покинуть эмиттеры, как они сами мгновенно ускорились, оставив по себе мощное излучение Вавилова-Черенкова. Вот, детекторы зафиксировали!

Тахиончики пролетели какие-то сотые доли миллиметра, но успели на этом треке растерять всю свою энергию, став безынерционными и достигнув почти бесконечной скорости.

Благодушествуя, я улыбнулся – свою долю получат и аналитики, ухватив трясущимися от жадности руками ту бронзулетку, что угодила под луч. Тахионы поглощаются протонами, мезонами и прочими досветовыми частицами, разве что живут очень и очень недолго. Вот и посмотрим, что станется с бронзой. Потом и до мышей очередь дойдет.

Весь смысл моего «ускорителя» в том и заключался, чтобы пронаблюдать взаимодействие с материей не единичных сверхсветовых квантов, а плотного пучка тахионов. Ведь одно дело – выискивать косвенные улики, вроде «искажений в спектрах распределения ядерных частиц по импульсам и углам разлета», и совсем другое – щупать весомый и зримый брусок металла, «поварившийся» в тахионном поле!

Шаги по гулкому трапу развеяли высокоученые мысли.

– Надо бы твой «ускоритель» перекрестить в «замедлитель»! – оживленно произнесла Лена, словно участвуя в моих рассуждениях.

– Ты мне зубки не заговаривай, – проворчал я, не оборачиваясь. – Откуда у тебя оружие?

– Иванов дал, – тут же созналась девушка, усмехнувшись. – Так и знала, что спросишь… Нет, я не агент КГБ, и не прикрепленная. Просто достаточно развитая физически, чтобы бегать и стрелять. Ну, и прикрыть товарища завлаба, в случае чего…

– Твоя талия слишком узка, чтобы прикрыть мою тушку.

Неслышно подойдя, Браилова молча положила мне ладони на плечи. Я даже не ожидал этого, и «подтаял».

– Спасибо, – моя рука накрыла тонкие, но сильные девичьи пальцы.

– Пожалуйста.

Я не видел лица Лены, но по голосу угадал улыбку. К этому моменту глухой отдаленный рокот резко усилился, навалился, колотясь в окна.

– Их превосходительство генерал-лейтенант пожаловали! – звонко объявила девушка. – Как ты? Пойдем встречать?

– Пошли… – я мужественно выскреб себя из податливого кресла.

* * *

– Етта… – пробасил Ромуальдыч, запуская всех к себе в «кабинет-мастерскую». – На всех стульев не хватит.

– Постоим, – буркнул «их превосходительство», неприязненно косясь на огромного особиста Привалова. Тот стеснительно сутулился в углу, чтобы занимать наименьший объем, и усиленно вздыхал. Поворотясь ко мне, Иванов хмуро спросил: – Почему дверь в лабораторию стояла открытой?

– А какой смысл запирать ее? – парировал я. – И от кого? От своих?

– А по вашей умной башке кто съездил? – не сдержался генлейт. – Карлсон, который живет на крыше?

– Борис Семенович, – хладнокровно продолжил я. – Ценю ваш юмор, хотя мне точно не до шуток. Свои не могли на меня напасть, потому что некому! Лично я не представляю почтенного доктора наук, прыгающего с пистолетом в руке, да еще в спецкостюме. Молодежь – да, та способна скакать. Но стрелять… Опять-таки, кто? Киврин из аналитического? Ага, так и вижу этого физика-лирика с «люгером» наперевес!

Привалов хихикнул, словил тяжелый взгляд Иванова, и увял.

– А кто еще? Малеева, может? Или Почкин? Так не с его физическими данными! Корнеев? Ну, если бы Витёк отслужил в десанте, тогда бы я поверил! В принципе, напасть могли парнишки из «девятки», но как бы они незаметно покинули пост? Да и не проходил никто извне – мимо Макарыча не проскочишь.

Особист жадно слушал меня – и расправлял плечи. Уже и улыбочка зареяла…

«Ишь ты, воспрял!» – мелькнуло в ударенной голове.

– Есть, правда, один некрасивый вопрос, – усмехнулся я. – Если те, кто напал на нас с Леной, не знали о дате запуска, тогда ладно, сочтем за совпадение. Но если знали…

– Етто значит – утечка, – недобро усмехнулся Вайткус.

– Арсений Ромуальдович! – покачал головой Иванов с укором. – И вы туда же! В таком случае, ответьте на один-единственный вопрос: как чужаки могли проникнуть на охраняемый объект?

– Знаете, Борис Семенович, – бегло улыбнулся я. – Стоило мне попасть на этот самый объект, и сразу на ум пришла аналогия со средневековым замком. А в любом уважающем себя замке обязательно существуют тайные ходы…

– Тьфу на вас! – рассердился генерал-лейтенант. – Р-романтики…

Ромуальдыч, поджав губы, достал со шкафа пухлую пачку мятого ватмана, и шмякнул ею о столешницу.

– Етто план объекта. Все размеры снимали пятнадцать лет назад, поскольку ранних чертежей не сохранилось. Неизвестно даже, были ли они вообще. Стройка началась в сорок восьмом, и вели ее пленные немцы под руководством военного инженера Августа фон Краусса. В войну здесь проходила линия обороны фрицев, с севера на юг, и стояли три дота из железобетона. Самый большой из них, опорник, располагается прямо под нами. Объект, к слову сказать, возводили по личному приказу Сталина, и Краусс предложил вождю использовать уже готовое строение. Тот дал согласие. Вот так главное здание объекта «В» получило свой двухэтажный подвал. Опорник занимал небольшую высоту, а в ста метрах к северу, и пониже, располагался еще один дот, куда вела забетонированная траншея. Краусс использовал и ее, протянув трубы канализации и водовода…

– А третий дот? – не утерпел я.

– Заглядывал и туда, – кивнул Вайткус. – Пусто и сыро. Тот дот как бы на склоне, за периметром. Мы и подвал исследовали с товарищем Приваловым. Когда еще… В мае.

– А этот… Фон Краусс, – пришла мне в раненую голову мысль. – Он куда делся?

– Етта… Уехал в Берлин… м-м… узнавал в министерстве. В пятьдесят восьмом, кажется…

– Минутку, товарищи… – я выскользнул за дверь, провожаемый удивленным взглядом Иванова, и поднялся в кабинет директора. Ключ у меня был, Дим Димыч полностью доверял своему бывшему аспиранту.

В кабинете чисто и тихо, а диван так и притягивал к себе своею мякотью.

«Ничего, организм, успеешь отдохнуть…»

Я набрал номер посольства ГДР, и четко выговорил цифры кода. Дежурный тут же переключил меня на сотрудника Штази, и уже через него открылась прямая линия с Берлином. Гудочки, щелчки…

– Да? – голос Маркуса Вольфа звучал, как всегда, спокойно и мужественно.

– Гутен таг, – перешел я на немецкий. – Их бин`с, Михель!

– О-о! – затянул Вольф, обрадовавшись. – Шён, дих цу хёрен! – и он по привычке заговорил по-русски: – Как жизнь?

– Нормально! Бьет ключом, – я не стал договаривать, по чему именно. – Товарищ Вольф, уж простите за официоз, но срочно нужна справочка!

– Слушаю, Михель.

– Ищем Августа фон Краусса, военного инженера и строителя. Был в советском плену, освободился в пятьдесят восьмом, переехал в Берлин. Сейчас ему должно быть под семьдесят.

– Понял. Не кладите трубку!

Я терпеливо ждал, вслушиваясь в отдаленные шумы. Невнятный говор, глухие шаги…

– Алло!

– Да, да!

– Фон Краусс работал строителем до самой пенсии, но… Он умер в сентябре. Его убили в собственной квартире. И, похоже, пытали.

– Ага… – протянул я, и заторопился: – Спасибо огромное, вы нам очень помогли!

Бросив трубку, я помчался вниз, отмахиваясь от головокружения. В фойе нервно прогуливалась Браилова. Заметив меня, она оживилась, но я юркнул к Ромуальдычу, отделавшись смутным:

– Щас, Лен…

А спор у Вайткуса завял, однако. Все стояли или сидели, насупленные и скучные. Я выдохнул, и сказал ровным голосом:

– Августа фон Краусса убили два с лишним месяца назад. Перед смертью пытали. Вы верите в совпадения? Я – нет!

* * *

Склон, полого упадавший от «запретки» к лесу, покрывала заиндевевшая трава, хрустевшая под ногами. Неплохое место для укрепления, все подходы можно держать под обстрелом.

Сам дот выглядел невысоким холмиком – старый бетон заплыл глиной, зарос травой. Лишь промоина с южной стороны пропускала к входному проему. Согнувшись в три погибели, я пролез под холодные своды. Цементные стены, разделенные ржавыми швеллерами, ощутимо давили, угнетая сознание, но не до того.

Я искал улики. Следов не было. Грязь под ногами давно смерзлась, и не приняла бы новых отпечатков.

– А ведь тут кто-то был… – пробормотал я. – Ромуальдыч, глянь на этот болт!

– Етта… – выдохнул Вайткус. – Ага-а…

Шляпка ржавого болта, ввинченного в стальной двутавр, блестела свежими царапинами.

– Ключ на сорок два!

Звякнув инструментами, технический директор протянул мне искомое. Болт поддался моим усилиям. Провернулся раз, провернулся два – и дрогнула бетонная плита. Я потянул прямо за метиз, как за ручку, и толстенная панель провернулась на шипах, роняя чешуйки ржавчины.

Передо мной открылась чернота подземного хода, старой зарытой траншеи. Оттуда несло морозной затхлостью.

– Фонарь! – засуетился Иванов. – Где фонарь?

Ромуальдыч молча сунул ему в руку «Турист», похожий на опрокинутый термос. Голубоватый луч пробурил темноту, чиркая по грубым стенам со следами опалубки.

– Замок, как замок, – хмыкнул я, пригибая голову.

Под ногами хрустел тонкий ледок, из трещин потолка свисали свежемороженные корни. Бывшая траншея тянулась прямо, лишь в одном месте выгибаясь нишей пулеметного гнезда, заложенного поверху досками и залитого раствором.

Электрический свет дрогнул, упираясь в тупик.

– Тут засов!

Ромуальдыч двумя руками сдвинул скрежещущий запор, и уперся в стену. Поднатужился… Огромный бетонный блок, весом в пару тонн, повернулся вокруг центральной оси, открывая два узких прохода. На меня повеяло теплом – мы вышли на второй уровень подвала.

– Не хреново девки пляшут… – выдохнул Борис Семенович, шалея. – По четыре сразу в ряд!

Четверг, 29 ноября. День

Зеленоград, площадь Юности

Я глянул в зеркальце заднего вида, и усмехнулся – прикрепленные из «девятки» разве что в «коробочку» не брали мой «Иж». Неприметный «Москвич» катил следом, а примелькавшийся желтый «Жигуль» лидировал.

Ладно, пускай… Чувствую, взялись за нас всерьез. Видать, насели на Форда, теребят не по-детски, а тот волшебные пендели раздает цэрэушникам. Иначе не объяснить тот грубый, непрофессиональный налет на объект «В». Шпионаж и штурмовщина несовместны. Кого ж так закусило?

Покрутившись в узком кругу Рокфеллеров и прочих Барухов, я начал понимать, что вовсе не они владыки Запада. Уж слишком всё явно – интересы, цели, рычаги влияния… Даже сборища Бильдербергского клуба несколько демонстративны, что ли. Человечеству тычут под нос – глядите, вот они, истинные земшарные правители! Не верю, как Станиславский говорил.

Истинные властелины всегда в тени, их не знает никто, но именно они подчинили себе Европу и Америку, высасывая соки из глобального Юга, а нынче облизываются на Север. На СССР.

Не удивлюсь, если на самой верхушке засели всего несколько человек, этакая мировая гопа, что держит трансатлантическую зону. Иначе не объяснить ту согласованность, с которой восемьдесят богатейших семей распоряжаются награбленным добром. Кто-то ж рулит банками, ловко направляя финансовые потоки, чтобы те вливались, куда надо…

– Хлеба нету, – глубокомысленно вывела Рита, ломая мои мудрствования. – Купишь? Свеженького.

– Слушаюсь и повинуюсь, – улыбнулся я, выворачивая на площадь Юности.

– А они надолго?

– Да нет… На недельку, где-то. Надо ж новые лыжи опробовать…

– Ну, ехали бы на Кавказ! – пожала плечиком спутница. – А то – Карелия. Там же холодно!