Читать книгу: «Ключевой воды глоток»

Благодарности:

Марии Николаевне Кравченко

© Валентина Михайловна Басова, 2020

ISBN 978-5-4498-5914-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Валентина Михайловна Басова родилась в 1947 г. в посёлке Шаля, Свердловской области. Окончив медицинское училище в городе Ревда и побыв старшей медсестрой в детском саду, уехала по комсомольской путёвке в Киргизию, где трудилась в республиканской психиатрической больнице. Потом переехала на родину отца в Белоруссию. Работала в г. Гомеле в областном роддоме. Там же познакомилась со своим будущим мужем Валерием, студентом института. После окончания им вуза по направлению уехали в г. Рославль Смоленской области. В 1974 году вернулись на родину супруга в г. Новозыбков Брянской области. Здесь работала медсестрой в районной больнице, затем косметологом. Вырастила дочь и сына, появились внуки.

Начала сочинять ещё в школе. Её первая творческая работа получила диплом на областном конкурсе в Свердловске. В Рославле активно включилась в творческую жизнь, участвовала как литератор и общественный корреспондент в работе литгруппы при редакции. Печаталась в районной газете «Рославльская правда», публиковала рассказы и статьи на общественные темы.

В Новозыбкове почти сразу влилась в литературное объединение «Колос» при газете «Маяк», руководил которым член Союза журналистов А. Г. Эпштейн. Участвовал в его работе и известный писатель, член СП СССР А. А. Жаренов, живший в то время в Новозыбкове. Под его попечительством получили литературную путёвку в жизнь не только она, но и многие ныне известные прозаики и поэты Брянщины.

После ухода в 1992 г. А. Эпштейна из литобъединения, В. М. Басова два года возглавляла «Колос».

С 1995 г. является руководителем литературной секции клуба культурных инициатив (ныне творческого объединения) «Зыбчане», более двадцати лет возглавляет которое Константин Попов. Регулярно публикует свои произведения в печатных органах клуба: альманахе «Зыбь» и многотиражке «Зыбка», на литературных страницах районных и городских газет «Маяк» и «Новозыбковские вести», в межрайонном и областных альманахах «Дети славянского поля», «Литературный Брянск», журнале «Пересвет».

Сюжеты своих произведений Валентина Михайловна берёт из жизни. Её всегда интересовали людские судьбы, поступки людей. Первые рассказы «Серьёзный разговор», «Турсун», «Горные маки» были напечатаны в газете г. Ош Киргизская ССР. На Смоленщине появились «Возрождение», «Поляна судьбы», «Сердечный друг», «Маковка», «Семейное счастье». В Новозыбкове вышли в свет рассказы «Корни», «Сын», «Городской дождь», «Старый колодец», «Я строю дом», «Талый снег», «Встреча», «Дед Савелий» и др. Продолжает эту литературную линию и поныне.

Активно участвует в общественной творческой жизни. Награждена Почётными грамотами отдела культуры и администрации города Новозыбкова, медалью имени Н. В. Гоголя. Является победителем нескольких литературных конкурсов. Дважды становилась лауреатом общественной премии за творческие достижения «Серебряный колокольчик».

Константин Попов

Посвящения

Надежда Щипакина

В. М. Басовой посвящается

 
Её рассказов тонких вязь
Очарованием полна.
Не разорвётся жизни связь
С написанным. Вот так волна
Слов и надежд нахлынет вновь,
Чтоб мерить мерою добра
Сегодня, завтра и вчера
Поступки, жизнь, судьбу, любовь.
 

Дмитрий Толкач

В. М. Басовой посвящается

 
Дал Валентине Бог всё сразу —
Дал чувств высоких благодать,
Дал доброту, дал волю, разум
И дал изящество и стать.
 
 
Дал благородные манеры
(Достойна голубых кровей)
Дал чувство редкое ей – меры
Всё дал ей волею своей…
 
 
И, поздравляя с юбилеем,
Пусть долог будет жизни путь
Я так надеюсь, что согреют
Вас эти строки, хоть чуть-чуть
 
 
Всех благ Вам, радостей от сына
Я, в этой жизни непростой,
Желаю Валя, Валентина
Своею родственной душой.
 

Василий Чонгонов

В. М. Басовой посвящается

 
Отчего, отчего, я не помню,
Я живу на бегу, как в бреду.
На каком ты вошла перегоне
В мой плацкартный вагон и в судьбу.
 
 
Сколько времени мы были рядом,
Сколько раз было мне нелегко,
Сколько раз – поддержав меня взглядом
Не брала ты взамен ничего.
 
 
Сколько скрыто в душе твоей качеств!
Их никто никогда не открыл.
Сколько раз мне хотелось иначе,
Столько раз я себе запретил.
 
 
Чтоб ни делалось всё справедливо! Или зря?
Ни с того, что нельзя
Я ни разу не звал тебя «милой»,
Ты ни разу «любимым» меня.
 
 
Вот и всё. Подъезжаем к конечной.
На последнем отрезке пути
Расставаясь с тобою навечно
Не даю тебе права грустить.
 

Любовь Федорова

В. М. Басовой посвящается

Лукавая улыбка, смешливые глаза

Пусть осень наступает, но только не гроза

И легкою походкой пройдёшь ты много лет

И ещё долго будут смотреть мужчины в след

И старость не коснётся твоей младой души

О добрых людях, милая почаще ты пиши

Твори, дерзай, работай

Желаю тебе сил

Проблемы и заботы

Легко переноси

Лукавая улыбка, смешливые глаза

И пусть их не коснётся прозрачная слеза

Вячеслав Снопко

В. М. Басовой посвящается

А знаете, по сути это Вы

Рецензором Вы стали моим первым.

Я помню те колдобины и рвы,

И тот потоп, взбесивший мои нервы,

Что выплеснули в ярости тупойя

Такой каскад эмоций несусветных

Что я не понимала, что со мной

Средь тысячи вопросов безответных

Вы-первый человек из чужаков,

Кому в мой мир я дверцу приоткрыла…

Вот как-то ж свёл Господь двух чужаков,

Когда стихами душу я лечила.

Так грамотно, тактично, деловито

Прочли Вы мои вирши, а в ответ

Вы мне тогда сказали: «Маргарита,

Пиши»… Вот я пишу уж тридцать лет.

А в жизни то барьер, то пересменка,

И каждый в ней своим путём идёт.

Та ваша справедливая оценка

Мне и поныне силы придаёт.

М. Бальзарайтене

В. М. Басовой посвящается

Клуб «Зыбчан» лихорадит, качает,

Взбудоражено «Стойло Пегасово» —

Нынче свой юбилей отмечает

Валентина Михайловна Басова.

Она уже немало лет

Одной литературой дышит,

И хоть сама лишь прозу пишет,

Душою тайною-поэт.

Её трудами гроздь талантов зреет,

И чтоб порыв их к творчеству не гас,

Пусть бьёт копытом и над клубом реет

Крылатый конь поэзии-Пегас.

Желаем нашей юбилярше

И о словесности радеть

И, становясь годами старше,

Душою-только молодеть.

Успехов творческих-«от пуза»,

Всех благ-на многие года,

И чтоб ей ветреная Муза

Не изменяла никогда.

Но если резвая подруга

«Налево» сбегает слегка,

То завести-ей «в пику» – друга:

Взамен той Музы-Музыка.

И в «Погребке», на дачной грядке,

Среди редисок и фасолей

Быть в неизменнейшем порядке-

Здоровой, бодрой и весёлой.

Рассказы

Васильки

Выйдя из автобуса на развилке дорог, Фёдор с любопытством огляделся. Дорога уходила вправо вдоль ржаного поля и у самого горизонта извивалась узенькой змейкой. Там, где она кончалась, начиналась деревня. Её крыши неясно проступали сквозь густую зелень садов. Над широким полем пел жаворонок, дорога струилась маревом, и небо под солнцем выцвело.

Передохнув, Фёдор по краю спеющих хлебов, весело насвистывая, направился к деревне.

По обочине дороги тут и там голубели васильки. Их было так много, что Фёдор не удержался и, приткнув чемодан у одинокого дерева, начал их рвать и сложил огромный букет. Он нёс цветы и улыбался, представив, как будет идти по улице с охапкой васильков, а народ смотрит из окон, выбегает за калитку и спрашивает:

– Это к кому ж такой парень пожаловал?

Так с огромным букетом, наконец, оказался он у калитки Наташиного дома, расположение которого девушка описала очень подробно в последнем письме. Калитка скрывалась в зарослях вишняка и сирени. Открыв её, Фёдор оказался возле небольшой хатёнки, двери которой были настежь открыты. Войдя в полутёмную комнатку, он в нерешительности остановился – в доме никого не было, на его зов никто не откликнулся. Вдруг в полумраке громко закуковала кукушка. От неожиданности Фёдор вздрогнул и про себя чертыхнулся, но возникшая при этом робость не улеглась, а ещё больше усилилась.

– Есть кто дома? – негромко позвал он и прислушался.

Во второй половине дома скрипнула кровать, послышалось старческое кряхтение. Невысокая старуха показалась из-за шторы и неласково спросила:

– Кто здеся, не вижу?

– Наташа Орлова здесь живёт? – не найдя ничего лучше, громко спросил Фёдор.

– Не кричи, я не глухая. Ты кто будешь? – старуха подошла поближе. Увидев чемодан, не удивилась, значит, ждали. – Ты с дороги? Приезжий?

– Приезжий, бабушка! – стараясь понравиться старому человеку, Фёдор говорил ласково и неожиданно сунул ей букет – хоть и не по назначению, а всё ж таки женщина. – А это вам!

Старуха с недоумением взяла васильки, как-то странно поглядев на парня, и с пренебрежением бросила их в угол к печке.

– Зачем столько сорняков в хату приволок? – повернулась и пошла за шторку, оставив смущённого Фёдора одного, и уже оттуда добавила, —А коли Наталья нужна, так она на ближней ферме, за яром.

Расстроившись такому обороту, Фёдор поставил на лавку чемодан и тихонько вышел из дома. Всё, о чём он думал и мечтал, вдруг показалось таким нелепым, ненужным, что ему стало не по себе.

…Наташа была его первой любовью. Конечно, девчонки у него были и до Наташи, но ни одна не зажигала так его кровь, что хотелось петь и смеяться, работать до седьмого пота, зная, что вечером увидит её вновь. Наташа приезжала на сессию, и они познакомились в институтской аудитории, и, поскольку факультеты у них были разные, то и виделись они только после занятий. Он полюбил её с первого взгляда и сперва не поверил, что она из деревни, так органично она вписывалась в городскую жизнь, словно всегда здесь жила, не терялась на улице, непринуждённо вела себя в кругу своих и его знакомых, была весёлой, пела и танцевала, как все. За месяц встреч, он так привязался к девушке, что не представлял, как будет жить без неё. И тогда у него возникла мысль жениться, чтоб не расставаться с ней никогда. Он сделал ей предложение. В ответ Наташа рассмеялась, чем сильно обидела парня. Но она так искренне и беззаботно смеялась, что он, глядя на неё тоже начал хохотать, а успокоившись, всё-таки спросил о причине её смеха.

– Да я представила тебя на нашей улице после дождя в твоих фирменных кроссовках…

Она так и уехала, ничего определённого не сказав на его предложение, но на частые письма Фёдора отвечала. Быстро пришёл ответ и на его последнее письмо, в котором он написал, что приедет свататься. Наташа ответила весёлым письмом, даже шутливую схему нарисовала, как быстрее и легче найти её в родном селе. Окрылённый, помчался Фёдор навстречу судьбе, предвкушая радость Наташи и её родных, всё-таки не последний он парень. И вот никто не бежал ему навстречу, не радовался. Ещё эта сварливая бабка… и его букет из васильков… у них, видно, эти цветы не в почёте…

Фёдор прошёл через всю деревню, на краю, по мостику, перебрался через глубокий овраг, до самого дна заросший черёмухой и смородиной и, поднявшись на взгорок, увидел ферму. Он ускорил шаги и вдруг остановился, как споткнулся – невдалеке стояла Наташа и из-под руки смотрела на него. Она узнала Фёдора, уронила ведро себе на ногу, ойкнула и пунцово покраснела. Фёдор поспешил к ней, взял за руку. Он видел близко её ясные родные глаза, и невольная улыбка растягивала его губы.

– Приехал, значит? Ну, здравствуй! А я думала, соврёшь. А ты, значит, приехал… значит, не соврал… – Её упорное «значит» выдавало её волнение, которое тут же передалось и ему.

– Значит, не соврал, – подыграл он Наташе, чтоб скрыть собственное волнение.

– Девчата! – Вдруг громко закричала девушка. – Идите сюда! Фёдор приехал!

Девушки подходили чинно, подавали руку и тут же, смутившись, прыскали от смеха и прятались друг за друга. По всему было видно, что они в курсе Наташиных дел.

– Ну, пошли! – Наташа взяла его за руку и повела за собой.

– Куда мы идём?

– Как куда? – Наташа заговорила строго, но в глазах её плясали чёртики. – У нас сейчас дойка. Ты приехал свататься? Вот и привыкай. Я доярка, а ты сядешь на трактор. Корма станешь доставлять, навоз вывозить.

Она задорно тряхнула головой, отчего уголок её косынки взлетел, как бабочка.

– Наташа! – Фёдор укоризненно покачал головой. – Ты что, издеваешься надо мной? А ты, наверное, забыла, что мы с тобой в одном институте учимся? Я в следующем году заканчиваю, и готовый специалист. Я, между прочим, механик, думаю меня здесь с руками оторвут.

Он подошёл ближе, рывком притянул девушку к себе, обнял. Она, застеснявшись, подруг, упёрлась ему в грудь руками, высвободилась из объятий.

На следующий день председатель колхоза долго беседовал с Фёдором. А за перегородкой девчонки, нисколько не таясь, и не стесняясь присутствия чужого человека, со смехом рассказывали, как один влюблённый чудак принёс своей любимой целый ворох сорняков.

Фёдор лишь помотал от удивления головой – до чего же быстро здесь разносятся новости, добро б ещё хорошие, а то…

Отныне эти места и эти люди стали ему родными и надо учиться жить среди них, не обижаясь и понимая их. А с пониманием придёт и уважение, и любовь, и всё у них с Наташей будет хорошо.

Возрождение

Телефонный звонок поднял меня из постели. В трубке громко кричала и плакала Зинаида. Из беспорядочно отрывистых фраз я поняла, что в деревне сгорел дом, и мать в тяжёлом состоянии в больнице. Мне она позвонила первой, в надежде сразу услышать от меня готовое решение. Но от такой новости я растерялась и молчала. Зинаида снова заплакала. Я лихорадочно искала слова утешения, хотя в такой ситуации какие слова могут помочь?

– Зиночка, ты только сильно не убивайся, дом поставить поможем, а вот матери помощь нужна сейчас. Я что смогу, сделаю.

Я положила трубку. Час ночи… Сейчас куда-то звонить нет смысла, ночью такие дела не решаются. Уснуть я уже не смогла, с вечера осталась недописанная передовица в газету, попробовала поработать. но в голову ничего не лезло, пришлось отложить до утра. Так до рассвета и прослонялась по квартире, как неприкаянная. Нужно сегодня упросить редактора немедленно направить меня в командировку в Шумячи. Давно собиралась дать очерк о семейном экипаже комбайнёров Золотарёвых. Откладывала поездку со дня на день, а тут такой случай, заодно и Зинаиде постараюсь помочь, надо на месте посмотреть. что да как. Вот так всегда – в трудную минуту падёт духом человек, замрёт от горя, но достаточно совсем мелочи, чтоб ожила его душа и стала вновь деятельной.

Редактора уговаривать не пришлось, и я с фотокорреспондентом Мишей Волковым и плачущей Зинаидой выехала в Шумячи. Проезжая небольшую, уже потерявшую весеннюю воду речушку, увидели густые заросли отцветающей черёмухи. Потянуло в лес. В который раз с сожалением подумалось о том, как много теряет горожанин вдали от такого неповторимого чуда – чуда природы, её первозданной красоты и мудрости. В городе человек черствеет душой, замыкается в четырёх стенах и, порой, не знает, кто живёт рядом на лестничной клетке. В деревне люди добрее, мудрее и не зависят от превратностей цивилизации. Размышляя, не заметила, как доехали. Запахло гарью. Глазам представилась страшная картина разрушения: от голубого весёленького домика ничего не осталось. Всюду валялась посуда и мебель, битое стекло и мокрая одежда. Яблони, росшие под самыми окнами, обгорели, огород был залит водой и вытоптан. Прекрасные розы и георгины – гордость хозяйки и радость – сломаны и уничтожены огнём.

Отец Зинаиды – Иван Никанорович – сидел за домом на потухшей головёшке. Увидев нас, не заспешил навстречу, как бывало, безучастно продолжал сидеть в той же позе, в какой мы его застали, лишь глазами повёл в сторону пожарища, и в этом движении почувствовалось большое горе старого человека. Зинаида бросилась к отцу, они обнялись и расплакались.

– Доченька, мама сильно обгорела! Умирает!..

Я увела старика к соседям, где мы его умыли и накормили.

На месте прежнего секретаря комсомольской организации колхоза сидел незнакомый парень, назвавшийся Женей. О пожаре он знал и даже помогал тушить, и мы с ним быстро нашли общий язык по организации нескольких субботников в помощь погорельцам. И хотя время было летнее, горячее, каждая пара рук на учёте, но Женя заверил, что помогут. Поздно вечером пришли двое рослых парней, натянули провод и поставили два прожектора.

– Ночами будем работать! – сказал один из них. – Днём все в поле.

В тот же вечер пришли комсомольцы во главе со свои м секретарём, из города по моему звонку приехали и наши с Зиной друзья. И закипела работа. До полуночи растаскивали остатки дома, обгоревшие брёвна сложили в одну кучу, доски в другую – пригодятся. Разобрали печь, расчистили всю площадку от мусора и ненужных вещей. Устали до чёртиков, но работу сделали большую и остались довольны собой. Назавтра мы с Зиной поехали в районную больницу к матери, но к ней нас не пустили, так как она была сильно плоха и без сознания. Поговорив с врачом и записав список необходимых лекарств, мы уехали в город. Через две недели мне в редакцию позвонил Женя и радостно сообщил, что привезли блоки для нового дома, и снова нужна наша помощь. В субботу, освободившись пораньше, я снова поехала в Шумячи. Дом ставили быстро. Иван Никанорович повеселел. Он, правда не верил, что мы до холодов сумеем поставить новый дом, но что будет к зиме иметь крышу над головой, был убеждён. Но больше всего радовало всех улучшение состояния здоровья Агафьи Антоновны. Она пришла в себя, и понемногу раны затягивались, она уже вставала и ходила по палате. А через месяц, ещё в бинтах, пришла из больницы. Увидев стены нового дома, разволновалась и расплакалась. Глядя на неё, разволновались и мы. Я увидела, как посерьёзнели ребята, подтянулись, почувствовали себя ответственными за судьбу стариков, хотя эту ответственность они взяли на себя сами и никто бы их не упрекнул, если б они в какой —то миг отказались помогать, ну, сделали, что смогли, и за это спасибо, но взвалив на свои плечи тяжёлый груз ответственности уже никто не смог бросить дело на середине. Не было уже скептика Анатолия, ставившего под сомнение даже любовь, исчезла куда-то грубоватость Виктора, решительным стал мягкий по натуре Олег.

Раньше мы часто собирались у кого-нибудь на чашечку кофе, вели длинные скучные разговоры, что-то друг другу доказывали, ссорились. Нас было много, но как-то каждый сам по себе. Сейчас передо мной стояли простые ребята, грязные, уставшие, но это были настоящие парни, способные на хорошие, добрые дела. И шутили они и смеялись от души. И работали на совесть. Познав радость настоящего труда, не за зарплату, они поняли, что способны на большое дело, ради другого человека. За лето дом был построен и отделан, среди парней нашлись и маляры, и штукатуры. Наконец, наступил торжественный момент, когда Виктор едва приметно заикаясь от волнения, распахнул дверь и пригласил хозяев в дом. Агафья Антоновна протестующее замахала руками.

– Нет-нет! Строители – первые гости.

Но всех опередил соседский мальчишка, незаметно прокравшийся к двери. Протиснувшись между взрослыми, он юркнул в коридор и пустил через порог котёнка, который от страха жалобно замяукал. Все засмеялись и, толкая друг друга, протиснулись в ещё пустой дом. По размерам он был не больше старого, но потолок поднялся выше, окна шире, и весь он получился уютный, красивый и очень родной. Мы откровенно любовались своим детищем. Сколько сил и умения в него вложено! Сколько ему отдано свободного времени – выходных и отпусков! И вот он стоит, и будет стоять, независимо от того, какая судьба ожидает его строителей. Я с волнением смотрела на тех, с кем ещё недавно работала и видела: дом построен не только на земле, но мы возродились сами, дом построен у нас в душе, и это навсегда. Я была уверена – такие люди не слукавят, не подведут и не предадут.

Встреча

Они сразу узнали друг друга, словно не было долгой, до обидного ненужной разлуки.

– Надюша, здравствуй! – Андрей бросился было навстречу высокой, статной женщине, но тут же остановился.

Женщина сама подошла, протянула теплую руку:

– Здравствуй, Андрюша! Приехала в ваш город по делам, захотела повидаться…

Андрей смотрел на неё и молчал. Тысячи слов, которые столько раз мысленно на расстоянии посылал ей, проносились в голове, а, увидев, не в состоянии был что-нибудь сказать. Обида, жившая в нем все эти годы, вдруг ушла, уступив место теплой нежности и благодарности.

– Что ты, Андрей? – улыбнулась Надежда, стараясь скрыть свое смущение. – Не узнаешь? Или постарела очень?

– Наоборот… Сразу узнал… Все такая же…

Она погрустнела, но ненадолго. Уже через минуту смотрела на Андрея ласково и выжидательно. Пробегавшие мимо ученики с любопытством оглядывались на своего строгого и скупого на эмоции учителя, лицо которого выражало крайнюю растерянность.

Надежда перевела взгляд на школьный двор, заканчивающийся большим садом. Здесь её принимали в пионеры, а в саду всем классом сажали смородину и вишни. Вон там, в дальнем углу они, девятиклассники, с Андреем посадили на память яблоню.

– А яблоня наша в цвету, – тихо сказал Андрей.

Надя изумленно обернулась: сейчас они думали об одном, вспоминали давно ушедшее.

После выпускного вечера договорились вместе поступать в педагогический. Андрей сдал вступительные экзамены. Надя – нет. И тут он растерялся, смалодушничал. Спотыкаясь на каждом слове, стал уговаривать ее уехать, твердил, что она умная, способная, надо только получше подготовиться. Думал, что год – это мало. Оказалось – много. Молодость не считает дней, думая, что впереди целая жизнь, и жизнь наказывает за это.

Тогда Андрей этого не знал. Казалось, что есть любовь, большая, сильная, и с ней он сделает много хорошего. А любовь не выдержала и самого первого испытания. Надя ждала не сочувствия и жалости, а дружеской поддержки, понимания.

Андрей остался, Надя уехала. Писала редко, скупо, а вскоре совсем замолчала. Только через год прислала длинное, сумбурное письмо. Сообщала, что поступила в педучилище и встретила настоящую любовь.

Обиженное самолюбие не позволило понять Надю. Андрей действительно постарался забыть. Даже известие о гибели Надиного мужа не всколыхнуло в душе никаких чувств.

– Ты счастлива? – Андрей посмотрел ей долгим взглядом в глаза.

Она слегка порозовела от этого взгляда, но ответила сразу и твердо.

– Счастлива. – И, помедлив, словно раздумывая, говорить или нет, добавила: – Хотя пришлось очень много пережить. Сначала умер сын, потом муж погиб.

Она говорила сущую правду. Ведь была счастлива работой, друзьями, общением с книгами, театром, растила дочь.

– Мы с дочкой много путешествуем, – продолжала Надя. – Побывали в Прибалтике, на юге, в Карелии, на Дальнем Востоке…

Она замолчала, задумалась. Андрей же не торопил, радуясь неожиданной возможности постоять вот так близко возле нее, вспомнить прошлое.

– Надя, почему ты оставила меня? – с грустью спросил Андрей.

Надя удивленно взглянула:

– Разве ты ничего из письма не понял? Не любовь у нас была, Андрей. Мы с первого класса вместе. Привыкли. Я и сейчас прибежала повидаться. А вот никогда не забуду, как тогда уговаривал уехать, словно боялся, что если останусь, помешаю, замуж запрошусь. Думал будет трудно…

– А с ним тебе было легко? – в упор спросил Андрей.

– С Алешей было легко. С ним беда – не беда. Он умел в трудную минуту подставить свое плечо, не боясь упасть от удара. И никогда не думал о себе. Будь другим, может, остался бы жив. Но другого не полюбила бы. А знаешь, Андрей, наша жизнь устроена так: если не ходить по земле равнодушно, то всегда найдется дело, за которое нужно бороться, кого-то спасать, что-то переделывать. Алеша был беспокойным…

Андрей слушал и удивительно ясно узнавал в характере Алексея черты самой Надежды. Представил, как она непримиримо спорит на педсоветах, вмешивается во все школьные дела, доказывает, кого-то защищает. Сколько ее помнит, она всегда была деятельной, непоколебимой в своей правоте, острой на язык. В классе мальчишки её побаивались и уважали за честность, учителя ценили за справедливость.

Все эти годы он считал её неудачницей, несчастливой. В институт так и не поступила, в замужестве прожила недолго… Вышло же всё наоборот. Не Надя, а он прожил эти двадцать лет без неё не так, как хотел. Правда, закончил пединститут, имел семью, а в душе пусто, нечем с людьми поделиться, обрадовать их. Она же со своими неудачами и обидами, с горем и радостью, несомненно, богаче, счастливее его во сто крат.

Он только теперь понял, что благополучие его видимое. Настоящим учителем так и не стал. Учителем, который мог бы научить детей понимать не только физику, но быть добрыми, мудрыми, видеть красоту неба, живые краски лугов и леса. Жил в семье, но не умел дать счастья близким людям, а значит был несчастлив сам. Хотел видеть в детях продолжение себя, а они незаметно выросли, отдалились и жили своими интересами. Он был одинок.

– Нам еще можно все изменить! – с надеждой проговорил Андрей.

Надежда засмеялась, молодо и озорно. Потом посерьезнела, покачала головой.

– Нет, Андрей, не сердись. В молодости я по-своему рассудила. Теперь тем более ничего менять не стану. Мы уже седые. У тебя семья, да и у меня дочь – невеста. Нам сейчас не о себе, о детях думать надо. У нас с тобой общее только в школьных годах, а в остальном…

Она уходила быстрой, энергичной походкой, а он смотрел вслед и понимал, что теряет её во второй раз и теперь уже навсегда.