Читать книгу: «Погляд скрозь гады. Белорусские очерки иностранного консультанта»

Редактор Игорь Николаевич Прелин

© Валентин Сидак, 2021

ISBN 978-5-0055-2229-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Светлой памяти настоящего политического бойца, недавно скоропостижно погибшего от коронавируса, моего верного и испытанного боевого товарища и наставника, многолетнего политического обозревателя газеты „Правда“, профессора, доктора философии Виктора Васильевича Трушкова посвящается эта книга».

Валентин Сидак.

От автора

Театр, как известно, начинается с вешалки, а книга – с названия. Вначале я хотел нынешний подзаголовок «Белорусские очерки иностранного консультанта» сделать основным названием этой книги. Однако сведущие в таинствах литературного творчества люди решительно не советовали мне идти по неверному пути булгаковского поэта Ивана Безродного с его знаменитой триадой «иностранный профессор – консультант – шпион», присовокупив к рекомендации пару словесных затрещин в назидание литературному новобранцу. Пришлось срочно искать что-то приемлемое на замену. Допустимо ли порядком избитое в русском варианте словосочетание «Взгляд сквозь годы», исполненное в творческой манере Ильи Эренбурга, Василия Гроссмана и Василия Шульгина, выразить как-то более доходчиво, «по-нашему, по-белорусски», коль скоро основная сюжетная линия книги прямо привязана к событиям в Белорусской ССР в 1984—1989 гг.? По-моему, не только допустимо, но и вполне уместно.

Почему именно «белорусские», а не, к примеру, индонезийские или молдавские, сами сходу поймете. Да и времена сейчас очень подходящие для выбора уточняющего названия имени прилагательного – братская Беларусь после недавних президентских выборов бунтует уже всерьез, но, в отличие от российского бунта, делает это вполне осмысленно, изящно и политически даже как-то относительно элегантно, без чрезмерного и никому не потребного мордобоя.

«Очерки» – а почему бы и нет? Не одному же Ивану Серову или Анне Франк свои тайные мемуарные дневники кропать для истории… А остальной «пипл» что – «записки мелом на манжетах» должен литературно оформлять по примеру Михаила Самуэлевича Паниковского? Поэтому пусть непременно будут очерки – так сказать путевые заметки и шпионские зарисовки с натуры некоего современного Коровьева, помощника, сопровождающего лица из свиты профессора, академика и даже главы Академии отечественной разведки советского периода.

«Иностранного» – вот уж не знаю более, появился весомый повод для сомнений. А вдруг и впрямь присоединят Беларусь к России какие-нибудь «ветлівыя людзі з роднай Пскоўшчыны» вместе с героическими добровольцами-шахтерами из калийного Солигорска или трактористами из Могилева – «самого буйного города Великого Княжества литовского»? Why бы и не not? Будем вновь по примеру Михаила Аркадьевича Светлова (он же Мотл Аронович Шейнкман, одновременно человек и пароход из творческого содружества Владимира Маяковского и Леонида Гайдая) петь со слезой на глазах и с дрожью в голосе: «Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать».

Но вот что касаемо «консультанта» – на этой версии настаиваю со всей большевистской прямотой и решительностью. Во время своих немногочисленных выездов за рубеж в период сурового шенгенского карантина для участия в разнообразных «сходках» лево-прогрессивной общественности стран ближнего и дальнего зарубежья именно так меня длительное время и величали для истории международного комдвижения – «консультант международного отдела ЦК КПРФ».

Даже полковник Каддафи – мир праху его! – вместе с президентами Кипра Димитрисом Христофиасом, Бразилии «Лула» да Силва и Боливии Эво Моралесом знали автора именно в этом невнятном качестве. Да и лидер коммунистов Беларуси Сергей Калякин, с которым мы в спортивных шароварах вдвоем дружно рыскали по ночному Риму в поисках дежурной порции живительной влаги, тоже наверняка запомнил меня как партийного консультанта – иностранного члена коммунистической партии Светлейшей Республики Сан-Марино.

Хотя какой из меня в масштабах нынешней ковидной реальности консультант или даже руководитель Аналитического центра ЦК КПРФ, Группы анализа текущей политической ситуации и еще целого ряда иных партийных структур, буйно расплодившихся в российской компартии в 1996 году в период острой фазы президентского противостояния Ельцина и Зюганова под самыми замысловатыми и причудливыми названиями? Просто бывший незадачливый шпион с перебитыми конечностями и с бесчисленными отметинами на многострадальной шкуре на честно заработанной после 50 лет труда скромной пенсии – и это уж наверняка будет самым точным, единственно верным марксистским научным определением.

В конце своей предыдущей книги («Зарубки на гриппозной сопатке») я пообещал читателям при удобном случае непременно рассказать о пяти годах своей работы в качестве помощника депутата Совета Национальностей Верховного Совета СССР 11-созыва от Минского (сельского) избирательного округа Белорусской ССР, заместителя Председателя КГБ СССР – начальника Первого главного управления Владимира Александровича Крючкова.

Данные тобой обещания надо выполнять – так меня родители учили с детства. Однако, к большому сожалению, далеко не всегда твое искреннее желание поступить честно, порядочно и исполнить в срок что-то кому-то обещанное полностью зависит лишь от тебя самого, от твоей собственной воли и разума. Порой – точнее зачастую – обстоятельства оказываются выше нас, и с этим тоже следует считаться. Не зря в народе говорят: «Если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Даже тот же коронавирус COVID-19, будь он трижды неладен, спутал все карты и поломал ближайшие и более отдаленные планы уже не миллионов, а миллиардов людей.

Пришлось отложить многие личные задумки «на потом» и заняться обеспечением обычного человеческого выживания в условиях многомесячного сидения в домашнем карантине в Москве и на даче, решением многочисленных хозяйственных задач и прочей приземленной «бытовухой», которую в обычных условиях порой просто не замечаешь. И вот лишь сейчас, под конец лета 2020 года, по прошествии почти полугода с начала возникновения этой планетарной моровой напасти, появилась возможность заняться исполнением обещанного, и начать постепенно «стягивать до кучи» нужные для написания новой книги материалы и обновлять в памяти ранее сделанные наброски по теме.

И сразу же возникли всякого рода соблазны и появились самые разные отвлекающие от выполнения поставленной задачи моменты. Нашел, к примеру, старую фотографию, сделанную во время поездки в Белоруссию в середине 80-х – тут же всплывает с глубин памяти какое-то немаловажное событие того периода, идущее в очевидную параллель с тем, что происходит на белорусской земле сейчас, после недавних президентских выборов августа 2020 года. Или вполне органично перекидывается устойчивый смысловой мостик между августовскими событиями 1991 года в Москве и «тайной вечерей беловежских мудрецов» в декабре того же года. И почему-то сразу же тянет поговорить о чем-то гораздо большем, чем простое бытописание будней народного депутата от Белоруссии Владимира Крючкова в советские времена – кому сегодня это так уж больно нужно, кроме богини Клио?

Заранее предупреждаю: никаких сногсшибательных шпионских историй в духе киногероики Джеймса Бонда, романтичных приключений Мата Хари или даже в достаточно примитивной стилистике наиболее шокирующих публику гипотез суперзвезд отечественного телеэкрана Игоря Прокопенко и Анны Чапман смело можете здесь не искать. События, произошедшие на территории Белоруссии на протяжении пяти «перестроечных» лет, описаны автором книги в исключительно мирном спецслужбистском ключе, отражены с абсолютно неконфронтационного и даже несколько приземленного ракурса: советские чекисты заняты своими повседневными, будничными делами и заботами, а их западные коллеги-оппоненты, ярые и убежденные противники советского общественно-политического строя – своими. «Каждому свое», так, кажется, выражался по сему поводу в незапамятные времена мудрый Цицерон?

До сих пор никак не могу взять в толк, каким таинственным образом классический принцип справедливости в римском праве «suum cuique tribuere», известная из истории библейская идиома «идейной предтечи фашизма» священника Мартина Лютера и популярный девиз высшего прусского ордена «Черного орла» объединенными усилиями нацистов Бухенвальда и их непримиримых идейно-политических соперников хотя и не сразу, но все же достаточно последовательно, неуклонно и уже почти неотвратимо превратились в антисемитский жупел «Jedem das Seine», прямо запрещенный к публичному употреблению в целом ряде европейских стран? Вот уже и Никита Михалков в своей авторской передаче «Бесогон TV» от 21.01.2021 г. под названием «Jedem das Seine/Каждому свое» прямо проводит отчетливую смысловую параллель между этой фразой и высказыванием одного из апостолов глобализма Марка Цукерберга: «Демократия – это дисциплина и ответственность». Стало быть, эти глобалистские мудрецы из Всемирного экономического форума в Давосе – прямые идейные наследники фашистов и нацистов, не иначе? Чего же, в таком случае, российские руководители и ведущие олигархи Российской Федерации столь рьяно рвутся попасть в состав участников этих ежегодных альпийских сборищ, начиная аж с 1987 года?

Не знаю, высказывал ли публично эту спорную сентенцию Цукерберг или нет – первоисточника утверждения Михалкова лично для себя я не обнаружил. Кое-кто и у нас в свое время не гнушался утверждать, что суверенная демократия – это прежде всего дисциплина и порядок. Однако приравнивать древний принцип «suum cuique» чуть ли не к постулатам книги А. Гитлера «Майн Кампф» (Моя борьба) (которая решением самого обычного, рядового и даже несколько провинциального Кировского районного суда города Уфы от 24.03.2010 года была отнесена к экстремистским материалам и на этом основании включена Минюстом России за №604 в федеральный список экстремистских материалов. запрещенных к распространению, к производству или хранению в целях распространения на всей территории Российской Федерации) столь же малопродуктивно, как и попытки приравнять одного из главных идеологов современного глобализма Клауса Шваба к создателям нацистских концлагерей смерти.

Как известно, на воротах аналогичных лагерей в Дахау, Заксенхаузене, Аушвиц-Биркенау, Терезиенштадте, Гросс-Розене и др., в отличие от Бухенвальда, красовалась другая, не менее зловещая и циничная по своему смыслу надпись «Arbeit macht frei» («Труд освобождает»). Однако общественному остракизму и правовому преследованию ни в России, ни в других странах мира эта фраза отнюдь не подверглась. Она по-прежнему благополучно наличествует в виде своего латинского аналога «Labor omnia vincit» не только в гербах некоторых масонских организаций – строителей Храма, но и в официальных девизах целого ряда образовательных учреждений стран Старого и Нового Света.

Налицо какой-то непонятный и явно выборочный подход. Или же коварная попытка темных сил устроить вселенский шабаш вокруг целого ряда понятий и символов, подлинного смысла и значения которых мы до сих пор до конца не понимаем, несмотря на все старания философов и прочих просветителей человечества. В числе первых в их ряду – что есть на деле «власть», «государство», «демократия». Словом: кесарю – кесарево, а божье – Богу.

О некоторых эпизодах героических будней мастеров советского шпионажа в их неустанном противоборстве с главным противником расскажу как-нибудь позднее. А здесь и сейчас я поведу речь преимущественно о богатой и насыщенной событиями деятельности чрезвычайного и полномочного посланника от Белоруссии в союзном парламенте, главы советской внешней разведки Владимира Александровича Крючкова, а также вкратце расскажу о том, какими попутными ветрами меня занесло в его ближайшее окружение на долгие-долгие годы и тем самым определило всю мою дальнейшую будущность после известных событий августа 1991 года.

Глава первая

У читателей моих первых двух книг могло сложиться несколько превратное мнение относительно причин критической оценки автором деятельности некоторых контрразведывательных подразделений Комитета государственной безопасности СССР, прежде всего его Пятого управления. Кто-то может посчитать, что это происходит вследствие высокомерного отношения представителя «клана белой кости» (то есть снобов и бездельников из внешней разведки) к своим коллегам – «трудягам» из «внутренних» органов, как это сейчас представляют обывателю многочисленно расплодившиеся верхогляды, «патентованные знатоки» и исследователи истории советских спецслужб. Искренне уверяю читателей, что это вовсе не так.

На работу в ПГУ (внешнюю разведку) я попал во многом случайно, до определенного периода не думал, не гадал и даже не мечтал о подобного рода работе. Естественно, как и многие мои сверстники, я с восторгом и замиранием сердца смотрел «Подвиг разведчика», «Мертвый сезон», «Вдали от Родины», «Щит и меч», «Кто вы, доктор Зорге?», «Ошибка резидента», «Сильные духом» и многие другие фильмы из этой серии популярных в народе кино поделок, но при этом вовсе не подозревал, что уже вскоре мне придется заниматься за кордоном чем-то подобным.

Когда я активно работал в комсомольских оперативных отрядах города Москвы и уже вовсю общался и тесно контактировал по работе с сотрудниками КГБ при СМ СССР, то культ преклонения перед работой чекистов-контрразведчиков, который буквально царил в сознании большинства оперотрядовцев, на работу легендарных разведчиков никоим образом не распространялся. Хотя бы потому, что о реальной работе разведки не позавчера и вчера, как в большинстве фильмов, а уже сегодня, мы толком ничего не знали. Максимум, что проскакивало в нашей оперотрядовской среде – это упоминание о таинственной и легендарной «101-й школе» где-то за Балашихой в подмосковных лесах.

Да еще о существовании в нашем государстве некоего «ПГУ», которое для себя я расшифровывал как Первое государственное управление, работающее в рамках Министерства обороны СССР. Видимо, это происходило под влиянием более доступной студентам МИТХТ, где я обучался, информации о наличии в послевоенное время некоторых «хитрых», очень закрытых структур Министерства среднего машиностроения. В которые, кстати, по окончании обучения попало по распределению большинство парней из факультета «Т» моего выпуска в Московском институте тонкой химической технологии им. М. В. Ломоносова (мы, к слову сказать, очень гордились тем, что наш ВУЗ носит то же имя, что и всемирно известный Московский государственный университет на Ленинских горах).

О существовании Военного института иностранных языков где-то в районе Танкового проезда и Волочаевской улицы я, естественно, был наслышан достаточно, а вот о другом учебном заведении Министерства обороны, находившемся в Ворошиловском (Хорошевском) районе, имел тогда весьма смутное и расплывчатое представление. В свое время по части военной разведки я, признаться, больше «грешил» на находившийся в нашем Ленинском районе «хитрый военный ВУЗ» возле кинотеатра «Стрела» на Смоленском бульваре. Но это, как оказалось, был всего лишь военно-юридический факультет Военно-политической академии им. В. И. Ленина, «клепавший» военных юристов, но никак не военных разведчиков.

Во время работы в МГК ВЛКСМ мне довелось участвовать в похоронах и даже стоять в почетном карауле у гроба советских разведчиков, но  и тогда о возможной работе в советской внешней  разведке  я  еще и не помышлял.

Вспоминаю один интересный эпизод из разряда «знал бы, где упадешь – соломку бы подстелил». Во время учебы в институте я в течение довольно длительного периода достаточно безнадежно ухаживал за симпатичной Алёной – Еленой Вильгельмовной Мартенс, которая тоже обучалась в МИТХТ, но на вечернем факультете. «Втюрился» я в нее во время очень памятной поездки группы сокурсников по историческим местам Владимирщины: Владимир, Суздаль, Боголюбово, церковь Покрова на Нерли. Поехали мы туда, как обычная группа неорганизованных туристов, по сути современных бродяг, любителей природных красот Карелии и Заполярья. Ночевали дружественным «смешанным гендерным коллективом» в палатках-«памирках» на берегу той же живописной Нерли, варили уху из пойманных окуньков. Обратно с пересадкой в Петушках возвращались в Москву на электричке, расположившись на полу на рюкзаках прямо в тамбуре вагона так тесно и сплоченно, что другие пассажиры даже не осмеливались нас потревожить во время заслуженного отдыха после утомительного похода. Видимо, именно там какая-то теплая искра между нами и проскочила…

Когда уже позднее мы бродили по вечерам в районе ее дома в Новых Черемушках, я как-то однажды упомянул в разговоре Рудольфа Абеля и стал бурно восторгаться им, как разведчиком. На что она как-то буднично, абсолютно нейтрально и совершенно безо всякого пафоса сказала: «Да, я его хорошо знаю, он действительно выдающийся человек по своим навыкам и способностям. Мы с родителями часто бываем у него дома в гостях. Но настоящая его фамилия не Абель, а Фишер, Вильям Генрихович Фишер». Я тогда ей поверил как-то сразу, без раздумий, поскольку она много рассказывала о своем родном деде – Людвиге Карловиче Мартенсе, первом официальном советском представителе в США, лично знакомым с В.И.Лениным, организовавшим т.н. «бюро Мартенса» – «Общество технической помощи Советской России». В 1919 году Бюро подверглось полицейскому обыску, и после слушаний в Сенате США Л.К.Мартенса выслали из страны. В то время я еще и слыхом не слыхивал о каких-то разведывательных структурах Коминтерна, к которым Л.К.Мартенс, судя по всему, вполне мог быть причастным.

Позднее, уже будучи в кадрах разведки, я понял, что отец Алёны – Вильгельм Людвигович Мартенс – был, скорее всего, моим коллегой, который работал под журналистским прикрытием в Агентстве печати «Новости» и в редакции журнала «Новое время». Наиболее вероятно – по линии активных мероприятий, так как он имел уже немалый опыт работы в комитете «Свободная Германия» во время войны. Кстати, благодаря его тогдашнему сослуживцу, известному отечественному борзописцу Леониду Млечину, который несколько раз упоминал его в своих публикациях, я узнал, что и дочь Рудольфа Абеля тоже какое-то время работала в еженедельнике «Новое время».

Вот что писали о заслуженном воине-фронтовике его сослуживцы. «История Великой Отечественной войны содержит примечательные эпизоды, когда пропаганда на войска противника велась не из-за линии фронта, а из тыловых районов немецких войск. Чаще всего – с помощью листовок, распространявшихся партизанами. Но были случаи, когда за линией фронта оказывались и сотрудники 7-го отдела ГлавПУ РККА. Заброска их производилась в составе специальных групп, куда входили политработники и военнопленные. Первая такая группа во главе с офицером 7-го отдела политуправления Северо-Западного фронта капитаном В.Л.Мартенсом была создана в 1943 году. О её деятельности уместно рассказать подробнее.

Интересная биография была у командира группы – Вильгельма Людвиговича Мартенса. Немец по национальности, он родился в 1910 году в Лондоне в семье одного из старейших членов Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), находившегося в эмиграции. До 1921 года В.Л.Мартенс жил с родителями в Англии и Соединённых Штатах Америки. После окончания школы год проучился в радиотехническом институте. С 1927-го являлся сотрудником особого технического бюро Объединённого государственного политического управления (ОГПУ) СССР, в 1930—1931 гг. – отдела международных связей Исполкома Коминтерна. В 1932 году он перешёл на работу в иностранный отдел (ИНО) ОГПУ-НКВД СССР сначала помощником оперуполномоченного, а затем оперуполномоченным.

В начале 1937-го из-за немецкой национальности Вильгельм Людвигович был уволен из иностранного отдела, однако, как свидетельствуют документы, связь с ним у него сохранилась. Так, во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), куда В.Л.Мартенс после кандидатского стажа вступил в конце 1942 года, его рекомендовали «товарищ Фишер, работающий в НКВД, и товарищ Абель [сотрудник советской военной разведки], работающий в Главлите». А ведь рекомендация в партию означала ручательство собственным партийным билетом и карьерой за рекомендованного человека».

Сейчас я очень жалею, что мне так и не довелось познакомиться с отцом Алёны – только с ее матерью, которая однажды «застукала» нас «дружески обнимающимися» у подъезда дома, но все обошлось мирно и вполне благополучно, без скандалов и упреков. Потом наши пути разошлись и уже больше нигде не пересекались. А ведь насколько было бы заманчивым вживую, хотя бы мельком пообщаться с Рудольфом Ивановичем – человеком-легендой, посмотреть, какой он не на экране или перед слушательской аудиторией, а дома, в семье, на кухне, за столом.

У нас, в комсомольских оперативных отрядах, существовал настоящий «культ Абеля», которого на пограничном мосту Глиникер-Брюкке так романтично обменяли на американского летчика-шпиона Фрэнсиса Г. Пауэрса (о Кононе Молодом тогда еще мало кто знал из простых смертных, фильм «Мертвый сезон» с Д. Банионисом в главной роли, принесший ему всесоюзную известность, славу и признание в народе, вышел на широкий экран только в 1968 году).

На ежегодных летних сборах оперотрядовцев в загородном лагере-школе комсомольского актива МГК ВЛКСМ «Восход» на берегу Пестовского водохранилища регулярно выступали заслуженные ветераны-чекисты. Выступления М. С. Прудникова – Героя Советского Союза, командира партизанской бригады «Неуловимые», Героя Советского Союза Е. И.Мирковского – командира разведывательно-диверсионной группы «Ходоки», командира партизанского соединения «Охотники» Героя Советского Союза Н. А. Прокопюка, даже простой рассказ-воспоминание кого-то из родственников или сослуживцев известного по фильму «Операция «Трест» и по книге «Мертвая зыбь» майора госбезопасности Г.С.Сыроежкина неизменно воспринимались нами на «ура».

Очень много выступало ветеранов из знаменитого ОМСБОНа, благо с дивизией им. Ф. Э. Дзержинского (ОМСДОН), в которую в свое время влился расформированный ОМСБОН, у нас рабочие контакты были, что называется, повседневными. Мы даже на «зачистках» Красной площади по окончании ежегодных военных парадов и демонстраций трудящихся 7 ноября и 1 мая работали всегда вместе, бок о бок – колонна «московской молодежи» и «колонна физкультурников со знаменами» шли в самом финале шествия.

Примерно в это время я и стал впервые задумываться над перспективой работы в органах государственной безопасности СССР. К этому периоду я уже стал командиром комсомольского оперативного отряда при Ленинском РК ВЛКСМ, моим предшественником был Олег Шумков, поступивший по окончании института на работу в органы контрразведки, и он меня тоже весьма активно настраивал на карьеру чекиста.

Интересный, кстати, был эпизод в моей жизни. Дело в том, что кому-то из руководителей райкома – то ли первому секретарю Владимиру Мартину, то ли второму секретарю Олегу Францкевичу – именно в то время пришла в голову мысль выдвинуть меня в состав Пленума Ленинского РК ВЛКСМ. Наверно, больно уж активным я был в те славные студенческие времена, даже несмотря на имевшиеся «хвосты» по учебе. Это было, надо признаться, мое первое и единственное участие в выборном органе общественной организации, его я затем и указывал с определенной гордостью в многочисленных кадровых листках и в соответствующей графе анкеты личного дела.

Хотя, строго говоря, таких эпизодов в моей жизни было все же два – в апреле 1991 года, несмотря на всю эту гнилую политику и практику «департизации чекистских органов», я с согласия В.А.Крючкова был единогласно избран на партконференции в состав парткома Секретариата КГБ СССР, работавшего, кстати, на правах райкома (последний освобожденный руководитель парткома Секретариата впоследствии до заместителя директора ФСБ дослужился). Но это все же было скорее избрание по статусу, по занимаемой должности, а не по партийным заслугам.

В Ленинском РК ВЛКСМ меня «в порядке комсомольской нагрузки» тут же включили в состав кадровой комиссии райкома, которая, помимо прочего, занималась утверждением характеристик комсомольцам, задумавшим поступать в один из «особых» советских ВУЗов, куда требовалось предоставление характеристики-рекомендации соответствующего уровня. Ленинский район столицы был тогда самым крупным по численности студенчества – у нас было целых восемь ВУЗов (МГУ им. Ломоносова, 1-й медицинский им. Сеченова, 2-й медицинский им. Пирогова, МГПИ им. Ленина, МГПИИЯ им. Мориса Тореза, мой родной МИТХТ, экономико-статистический (МЭСИ), знаменитый МИМО (МГИМО) МИД СССР) плюс Всесоюзная академия внешней торговли (это, правда, был уже особый коленкор) и два техникума (электротехнический и станкоинструментальный). Вот именно в МИМО, как и при поступлении на разные там юрфаки-журфаки-филфаки МГУ, и требовалось предоставлять характеристики-рекомендации из московских райкомов ВЛКСМ (в Москве все райкомы работали на правах обкомов ВЛКСМ, а сам Московской горком комсомола в организационно-кадровом отношении обладал правами ЦК комсомола союзной республики).

Между прочим, комсомольцы Кремля – в основном сотрудники аппарата Совета Министров СССР – тоже все поголовно состояли на комсомольском учете в Ленинском РК ВЛКСМ, их организация была достаточно крупной и действовала на правах райкома. В партийной иерархии главным в Москве был Бауманский РК КПСС, там стояли на партийном учете все коммунисты Старой площади: работники ЦК, МГК и МК КПСС. А вот в комсомольской иерархии мы в Москве были все же первыми – отнюдь не по численности районной организации, а по статусности или, как бы сейчас сказали – по рейтингу…

Так вот, на еженедельных заседаниях кадровой комиссии, работавшей в тесных помещениях райкома ВЛКСМ в здании по Хрущевскому переулку (на втором этаже этого небольшого здания располагался райотдел КГБ), я регулярно общался и совместно трудился с другим членом райкома – первым секретарем комсомольской организации Московского института международных отношений. Надо сказать, что по роду деятельности в КООД у меня постоянно накапливалось немало «компромата» на студентов МИМО, которые с завидной регулярностью любили «куролесить» в кафе «Крымское», расположенном напротив основного здания института возле Крымского моста, а также в скверике у этого кафе. После очередной серии «чудачеств» студентов МИМО мне приходилось (иногда даже по прямому указанию тогдашнего первого секретаря Ленинского РК КПСС Лаврова, достаточно крутой и независимый в своих поступках был мужик) проводить «разбор полетов» с участием представителей руководства комитета ВЛКСМ МИМО.

Как правило, мы всегда находили нужное взаимопонимание (достигать «консенсуса», на их слэнге), старались не обламывать без особой нужды жизнь будущим дипломатам за легкомысленные ошибки их комсомольской молодости. Подумаешь, слегка дружески «потрахались» в нетрезвом виде на лавочке в общественном месте или спекульнули в кафеюшке зарубежными сигаретами… Видимо, это нашло должный отклик и понимание у первого секретаря комитета ВЛКСМ МИМО (если мне не изменяет память, фамилия его была Напалков, он был предшественником сына Н.А.Щелокова Игоря, который тоже был в свое время первым секретарем комитета ВЛКСМ этого института и позднее сделал головокружительную карьеру в ЦК ВЛКСМ на посту руководителя международного отдела).

Однажды первый секретарь комитета ВЛКСМ МИМО на полном серьёзе спросил у меня: «Валентин, а ты не хотел бы учиться у нас? Организуем тебе зачисление переводом из твоего института с потерей одного года, то есть вместо третьего курса у себя станешь учиться у нас на втором. Досдашь только несколько зачетов по тем дисциплинам, которые у вас не преподавали, все это я организую – вот и вся недолга. Правда, зачисление я тебе могу гарантировать лишь на факультет международных экономических отношений, но впоследствии, если дела пойдут успешно, можно будет и на МО (международные отношения) перевестись». Я, конечно, поблагодарил его «за оказанное мне высокое доверие», обещал подумать. Но, в конце концов, для себя решил: куда мне, голодранцу из Полтавы, гостю столицы и жильцу Дорогомиловского студгородка на Студенческой, к московским плейбоям соваться, лучше все же быть первым парнем на деревне, чем последним в городе…

Так я и остался «химичить» в МИТХТ им. Ломоносова и «дохимичил» после института аж до работы в аппарате Московского городского комитета ВЛКСМ. Высота, конечно, немыслимая, но меня на нее почему-то активно и последовательно продвигал весьма влиятельный в горкоме человек, Леонид Пичугин, руководитель Московского городского штаба КООД, светлая ему память и вечный покой, трагически погиб вместе со своей супругой при аварии самолета в аэропорту Адлера. Так я и не вступил тогда на дипломатическую стезю, вторая попытка состоялась уже в 1983 году – после моего позорного изгнания из Франции.

На чекистскую тропу меня, как и многих, вывел еще во времена студенчества известный всем оперотрядовцам города Москвы «дядя Саша» – Александр Сергеевич Козицкий. Он работал кадровиком во Втором главке, очень тесно контактировал с комсомольским активом и уже хотя бы по этой причине не испытывал абсолютно никаких трудностей в подборе кадров – мы ему сами нужные кандидатуры под нужные требования на тарелочке преподносили, да еще и считали за честь оказать ему необходимую помощь. Тоже легендарный был чекист, еще в войну он, «сын полка», если мне не изменяет память, воевал в разведывательно-диверсионном отряде «Олимп», который под командованием В.А.Карасёва с сентября 1942 года по февраль 1945 года действовал на Украине (Ровенская область), Белоруссии, Польше и Чехословакии, был помощником командира отряда. Этот отряд входил в число кадровых подразделений ранее упомянутого мною ОМСБОНа.

Когда через сотрудников Ленинского райотдела КГБ, с которым мы плотно контактировали и по работе КООД, и по совместным обедам в столовке райисполкома, меня начали первично прощупывать на предмет работы в УКГБ по городу Москве и Московской области, «дядя Саша» откуда-то про все это прослышал и сказал: «У нас на тебя есть другие планы. Спокойно заканчивай свой институт, поступишь на „двухгодичку“ по подготовке юристов-правоведов со знанием иностранного языка, а дальше будешь работать у нас, во Втором главке, я уже даже знаю – где». Поскольку морально я созрел для «работы в органах», то дал ему тогда свое согласие на рассмотрение моей кандидатуры в этом качестве и на проведение в отношении меня специальной проверки. Гораздо позднее я узнал, что «копали» кадровики ВГУ достаточно глубоко, аж до третьего поколения – мне коллеги из Полтавского управления уже после 1991 года рассказывали, как из Москвы пришел подробный запрос на проверку всех членов моей семьи – отца, матери, сестры, ее мужа и ее взрослых детей. Забегая вперед, скажу, что кадровики Первого главка «рыли» еще глубже – проверили все кладбищенские метрики на моих дедов и бабушек, а также родных теток по линии отца.