Читать книгу: «Легкая поступь бытия. Избранные тексты: проза, поэзия, драматургия»

Редактор-консультант Ваган Вермишян

Технический редактор Лилит Базян

Художник-оформитель Анна Базян

Автор проекта Мариам Чайлахян

Благодарности:

Мариам Чайлахян

Араик Базян

Лилит Базян

Карина Баласанова

Иосиф Гольденберг

Александр Григорян

Григорий Зобин

Наталья Жуковская

Георгий Казаков

Вера Казакова

Сергей Казаков

Лена Калашникова

Лев Кремлев

Николай Кузнецов

Алла Белякова

Борис Лондон

Лена Станова

Олег Скориков

Вера Травкина

Алла Шарапова

Мара Шлифер

Чарльз Эванс

Алексей Сикорский

ISBN 978-5-0060-6257-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Вступление

Есть Бог, есть мир; они живут вовек

А жизнь людей мгновенна и убога,

Но всё в себя вмещает человек,

Который любит мир и верит в Бога.

Николай Гумилев

***

Я не знаю более пронзительного переживания, чем то, что дается молитвами и святым пением «Сурб-Сурб», «Свят-Свят». Кажется, что душа, подхваченная незримыми легкими ангелами, возносится высоко-высоко над бренной землей, над тяготами земного бытия, облака-сестры плывут рядом в сиянии и белизне, гонимые легким бризом. Воздушный колокол тишины и света. Море внизу, небо высоко, а душа, словно язык колокола, бьется о невидимые грани пространства и ликует, и рыдает от восторга и отчаяния, и невозможности преодолеть рамки своего существа, от предчувствия потери этих рамок и растворения всего себя в разлитом свете Божественного сияния. Господи, да святится Имя Твое, пошли нам мир на земле, благостность на Небесах, в человеках благоволение.

***

Письмо Публия Лентула Цезарю

В Риме, в одной из библиотек, найден

неоспоримо правдивый манускрипт,

имеющий большую историческую ценность.

Это письмо, которое Публий Лентул, управляюший Иудеей до Понтия Пилата, писал властителю Рима Цезарю. В нем сообшалось об Иисусе Христе. Письмо на латинском языке и написано в те годы, когда Иисус впервые учил народ. Содержание письма:

Управляющий Иудеей Публий Лентул римскому Цезарю.

«Я слышал, о Цезарь, что ты хотел бы знать о добродетельном Муже, который наречен Иисусом Христом и на которого народ взирает как на Пророка, как на Бога, и о ком Его ученики говорят, что он Сын Божий, Сын Создателя Неба и Земли. Истинно, Цезарь, ежедневно слышу об этом Муже чудные вещи. Коротко говоря: Он повелевает мертвым вставать и излечивает больных. Он высокого роста, на взгляд – Он добрый и благородный, что выражается и в Его лице, так как при виде Его, даже нехотя должны почувствовать, что Его надо любить и почитать. Его волосы до ушей имеют цвет готовых орехов и оттуда до плеч светящийся светло-коричневый цвет; посередине головы пробор по обычаю назареев. Лоб гладкий, лицо без морщин и чистое. Его борода цвета волос, вьющаяся и так как не длинная, то в середине разделена. Взгляд строгий и имеет силу солнечного луча; никто не имеет силы пристально взглянуть в них.

Когда Он упрекает, Он порождает страх, но только что сделав укор, Он Сам плачет. Хотя Он очень строг, но и очень добр.

Говорят, что Его никогда не видали смеющимся, а несколько раз Его видели плачущим. Его руки красивы и одухотворены и выразительны. Все Его речь считают приятной и привлекательной. Его редко видят в людях, но когда Он появляется, Он среди них выступает смиренно. Его выдержка, осанка очень благородна, Он красив.

При этом Его Мать самая красивая женщина, какую когда – либо видели в этом округе.

Если ты хочешь Его видеть, о Цезарь, как ты мне однажды писал,

то извести меня об этом, и я сейчас пошлю Его к тебе.

Хотя Он никогда не занимался, Он все же обладает полнотою Знаний; Он ходит босиком и с непокрытой головой.

Многие насмехаются, когда видят Его издали. Но как только те находятся вблизи Его, они дрожат перед Ним и одновременно восхищаются Им.

Говорят, что в этом округе, никогда еще не видели такого Человека. Евреи уверяют, что еще никогда не было услышано такое учение, каким является Учение Его. Многие из них говорят, что Он – Бог, другие говорят, что Он твой враг, о Цезарь!

Эти злоумышленники-евреи меня, безусловно, обременяют.

Говорят также, что Он никогда не поднимал беспорядка и волнений, но всегда старался всех успокоить.

Во всяком случае я готов, о Цезарь, выполнять каждый твой приказ, который ты дашь мне в связи с Ним».

Иерусалим, 7 индикта, 11 месяца Публий Лентул,

управляющий Иудеей. (текст взят из интернета)

Образ Иисуса Христа

Глава I. Под звон колоколов

В селениях праведных. Светлой памяти дорогого о. Георгия – священника из храма Космы и Дамиана, что в Шубине

Господь нас соединил

«Стоит пробудить в себе ощущение Единого, как прежде неясные контуры вселенской Реальности по мере наших нащупываний начинают приобретать форму», – пишет Тейяр де Шарден. Моя вера началась с погружения в божественное пение на Литургии в армянском храме. Когда душа, преодолевая земное притяжение, возносилась вверх. Я всегда хотела быть со Христом. Потому что я люблю тебя, Господи! В соборе Петра в Риме мы дышали воздухом апостольской веры. А когда я попала, по Божественному наитию, в наш храм на Столешникова 2, моя вера усилилась благодаря чтению Евангелий, в которых я стала различать божественные наставления, обращенные именно ко мне. В храм «Космы и Дамиана» я хожу около трех с половиной лет. Но что значат временные рамки по сравнению с тем проживанием вечности, когда слышишь свою душу. Это уже жизнь в ином измерении

Была Всенощная. Я всегда жду того момента, когда отец Александр Борисов, воздевая руки перед алтарем, воскликнет смиренно и радостно: «Слава тебе, показавшему нам Свет». Будто огонь зажигается в сердце и веселей идти домой и радостней жить. Но тут, где-то в самом начале службы, ко мне подошла женщина и шепнула: «Посмотрите, как похож на нашего отца Георгия». Она указывала на роспись на стене над входом в храм. Там была изображена сцена из Евангелия, когда дети приходят ко Христу. Фигура в хитоне удивленно смотрела на Христа и окружавших его детей. «Пустите детей, не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф.10:14).

Я ничего не ответила, но внутренне не согласилась: нет, не похож.

Отец Георгий – интеллектуал, филолог. Эрудит. Я читала его блестящие статьи, еще не зная, что он священник, может еще до того, как он им стал. Мне он казался чем-то похож на поэта – длинные волосы, узкий профиль, на современного поэта, такого как Джон Леннон, например. Вдохновенные, чуточку безумные интонации в голосе, еще немного и воспарит, заговорит стихами, а может, и запоет.

В нашем киоске я всегда покупала книги. Там их много – мудрые и святые – отца Александра Меня, отца Антония Сурожского. Я тогда выбрала книгу отца Георгия и еще не почитав, а только зажав подмышкой, собиралась уходить, как увидела его между полок. Меня вдруг осенило, и я попросила: «Подпишите, пожалуйста». А что, не обязательно же на презентации, можно и так попросить живого автора, когда вот он стоит рядом и листает чей-то сборник статей. Георгий Петрович неопределенно хмыкнул и подписал, спросив предварительно имя. Откуда мне тогда было знать, что эта книга станет для меня ценной реликвией, не только благодаря глубине содержащихся там мыслей, но и из-за этой коротенькой подписи: «На молитвенную память от автора». Книга эта «Свет во тьме светит».

Через короткое время я попала на его проповедь, вернее, общую исповедь. Отец Георгий рассказывал, как он первый раз подошел к священнику на исповеди, и тот, не дожидаясь перечня грехов, вдруг спросил: «А ты любишь молиться?» Потому что молитва это уже покаяние. Оно открывает двери к Господу. Домашняя молитва подготавливает соборное моление в храме. Так я тогда поняла слова отца Георгия.

Был такой великий молитвенник и великий поэт Армении Григор Нарекаци. Как-то один молодой священник, наш друг, мне сказал: «По Григору Нарекаци можно литургию вести». И действительно «Книгу скорбных песнопений» – собрание стихов-песен «Слово к Богу, идущее из глубины сердца», народ веками чтил, как Библию, ее клали под подушку больному. Верили, что она могла исцелить душу и тело.

И вот так, с сердцем, обращенным ко Христу, со словами, идущими из глубины сердца и надо было идти на исповедь к отцу Георгию.

Помню, как под звон колоколов наша стерегущая вход в храм Лена мне доверительно шепнула: «Иди, иди скорей, там отец Георгий пришел и принимает исповедь». И мне вдруг отчаянно захотелось высказать ему что-то свое, наболевшее. Даже не как отцу, а как брату во Христе. Его исповедание было всегда любовью во Христе.

В обычных ситуациях я как-то косвенно видела его совсем молодым, с филологическим щегольством словом, латинской фразой. С доблестной решимостью писать на весьма рискованные темы.

Но на исповеди – это была беседа, сокровенная, это была братская помощь, во Христе установления. Жить в его интонации было трудно, но как благостно принимались его слова, простые, они становились заповедями.

«Мудрости вам», – однажды отец Георгий всерьез испугался за мое бессилие понять ситуацию и верно распорядиться ею. И улыбнулся своей деликатной улыбкой: «Господь благословит». И действительно, я нашла тогда верное решение с Божьей помощью и с помощью отца Георгия. Он всегда как бы недоговаривал, оставляя пространство. Для чего? Для внутреннего домысливания, для действия Духа Святого. Меня тогда поразили две вещи: его взгляд, казалось, он смотрит в пространство другого измерения и там находит ответ и помощь. И второе – его уникальная память. Он с первого раза запомнил мое имя, и, как я потом узнала, с моими братьями и сестрами во Христе было то же самое.

Я сейчас вдруг поняла, что помню все, что было за эти годы во время литургии, исповеди и что это неизбывно и никогда не уйдет, а останется со мной. И наше общение длится, длится…

Да, мы лишились физического присутствия отца Георгия, но духовная связь осталась, и я это чувствую каждый день.

Великопостная служба 23 марта 2007 года. Это был последний день его служения в храме. Мы, молящиеся и исповедующиеся, не знали этого. «Да исправится молитва моя…”, – два Владимира: Володя Ерохин и Володя Шишкарев, став на колени перед алтарем, с внутренней силой, проникновенно и трепетно выводили молитву. Это был тот момент, когда вся церковь соборно молится на пронзительной, едва выносимой ноте. Душа скорбит и этим и утешается. Тоненькая и очень длинная струйка людей стояла на исповедь к отцу Георгию. Это было какое-то действо, включающее свет. Он проникал в окна и заливал пространство храма. И наше преклонение колен, столь частое во время молитвы Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего…”, происходило необычно, мы будто погружались, ныряли в волны света. А отец Георгий был ограничен своим телом, его немощью, но весь как бы прозрачен. Он был соизмерим со светом, наполнявшем храм.

Помню, что тогда я призналась: «Я боюсь». Я не сказала «почему», не сказала «чего», даже не понимаю, как сказала, будто это вырвалось помимо моей воли. Отец Георгий улыбнулся: «Сил вам». Я не сразу расслышала. «Сил вам», – почти выкрикнул он. А в молчании домысливалось дальнейшее: «Не бойся, что бы дальше ни случилось, это не конец. Надо вырастать из своей слабости».

Теперь, зная, как дальше развивались события, трудно представить, как он смог довести службу до конца. На пределе человеческих возможностей, на одной силе духа. Казалось, он даже не смог сказать проповедь. Он не смог? Да он сказал самое главное. Отец Георгий напоследок призвал нас быть учениками Христа, как он сам стал Его учеником с 16 лет.

Как хотелось помочь ему. Особенно, когда в последний год случались какие-то нападения. Будто зло повело атаку на свет. Есть такое армянское выражение «Цавэт танэм», «Унесу твою боль». Но мне, нам, этого не удалось. Чью боль он так жертвенно, так самопожертвованно унес, я не знаю, но он сподобился выполнить Христово служение. «Сын человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу свою для искупления многих» (Мф.20:28).

Как он при жизни говорил нам на исповеди: «Я буду молиться за вас». А мы за вас, за тебя, отец Георгий. И что, как не молитвы все эти наши слова и воспоминания, чтобы упокоилась его святая душа в Царствии Небесном.

Всенощная 20 июля, накануне чудесного явления иконы Казанской Божьей матери. Свидетельство того, что Господь не забывает о нас. «Чудеса случаются, только надо уметь это видеть и быть за это благодарным Господу», – так, ободряя, поднимая наш дух, напутствовал нас отец Александр Борисов под конец службы. Я по привычке посмотрела на роспись над входом. Те же четыре фигуры слева поднимались ко Христу, окруженному детьми. Четвертая слева – с удивленными глазами и распахнутыми руками. Да, он стал похож на отца Георгия. Именно с таким выражением на лице отец Георгий выбегал на середину амвона и радостно и удивленно говорил: «Христос посреди нас». Или, распахнув руки, с присущим только ему эмоциональным напором призывал: «Станем добре, станем со страхом». А в глазах светилась чистая детская душа. Поистине: «Духовная детскость лежит в сердцевине христианства. Без нее христианства нет» (Георгий Чистяков «Над строками «Нового завета»).

Сейчас, я в это верую, отец Георгий предстоит перед Господом, сопричастный Ему в лучах Добра и Света. Те лучи (23 марта) были земными лучами весеннего солнца, но незримо присутствовал и нездешний свет. Спаси нас, Господи, пусть наша любовь не мешает, а споспешествует душе отца Георгия, пусть водворится она в месте благостном и святом, в селеньях праведных.

p.s. Когда я наклонилась к пеленам, окутывающим, прячущим отца Георгия, только руки были обнажены и скорбно доступны для целования, мне вдруг послышался его голос: «Христос посреди нас». И это целование стало не прощанием, оно стало соединением, началом нового неявного общения во Христе с нашим возлюбленным братом, с дорогим отцом Георгием.

Июнь 2007 год.

Под звон колоколов

Поездка в Никольское. Храм Николая-Чудотворца в Никольском

Из дневниковых записей

Лев Николаевич Толстой как-то в беседе заметил, что когда в голову лезут преступные,

жалкие и черные желания и мысли хорошо бы

представить себе ярко, что мы смертны.

«Я хочу подробно написать, что пройдет

в душе человека, в моей душе за один только день»

А теперь о вчерашней поездке в Никольское. (Это было 21 мая 2006 года).Встали рано. Не ели, готовясь ко причастию. Дорога вначале хорошая. Ухабы начинаются прямо за поворотом от станции к поселку. Улицы, несмотря на ранний час, не пустынны, и погода обещает быть хорошей. Приехали заранее. Храм мраморный и много картин небольшого размера висит вокруг по периметру: «Воскрешение дочери Иаира», «Христос и Магдалина», «Христос и Самаритянка», это все Поленов. И у каждого над головой нимб сияет. Над алтарем сквозь Царские ворота просвечивает не традиционное изображение «Тайной вечери», а картина Поленова «Христос и грешница». Это необычно и заставляет задуматься. А «Тайная вечеря» висит напротив на противоположной стене. От мраморного пола идет холод. Захотелось сразу затеплить свечи: на праздник, за упокой, поставить Серафимушке Саровскому, Богородице. И мысленно перед Николаем-угодником, чудотворцем Мирликийским, завтра его праздник. Перенесение мощей. Они захоронены в храме в Венеции, по-моему на острове Сан-Джорджио.

Многие писали записочки. Помню, как в Оптиной пустыне меня захватила волна написания, и у меня получились пять листочков «За здравие» и четыре «За упокой». Порадовалась, что «За здравие» больше. Некоторое неудовольствие помню у женщины, которая ждала карандаша и удивленно сказала: «Вон Вы скольких понаписали». А как же иначе, вспоминать так всех. Чтобы тепло нам всем вместе было под крылышком у Господа.

Служба началась примерно в десять с четвертью. Священник в белой одежде, отец Илия вышел и, поклонившись, попросил прощения у всех за свои грехи. Потом он с улыбкой ходил там за Царскими вратами, поклоны делал, целовал иконы: Спасителя, Богородицы. Будто творил тихо одному ему ведомую Литургию. Никого кроме него; подумалось, как же, без алтарника, без хора и сладостного церковного пения. Постепенно они все образовались – мальчик, высокий, с рюкзаком за спиной, перекрестившись, вошел за завесу – и вот они выходят оба со свечой и Евангелием.

Он творит свою Литургию, в которой кроме традиционных молитв и жестов есть и молитва, собственно, отца Илии. Творя покаянный 50-ый псалом, он с кадилом обходит всю церковь и с ласковостью смотрит на каждого, словно говоря: «Ты хороший, Бог тебя любит». Но не ждет ответных улыбок, он будто споткнулся в ответ на мою. Мне-то все-таки полагалось ощущать себя греховной и смиренной. Но главное даже не это.

Когда ехали в машине, всю дорогу думала, а вдруг мне удастся пойти на личную исповедь, что говорить-то. Главное я уже сказала и даже почувствовала, в общении с отцом Георгием. Когда после страшных дней, в которые чувствовала себя оставленной, ничтожной и ненужной вдруг пришло чувство, нет, твердое убеждение, что я – Божья, что я ценна и нужна для Бога, какое-то радостное пасхальное чувство близкого присутствия Христа. И это заполнило меня, мою душу до краев. И больше ничего и не надо было. Это было в Великую среду Великого поста. Отец Георгий тогда с тихим радостным изумлением сказал: «Бог благословил». Что же еще можно было сказать на исповеди. Все казалось мелким. Но прошло уже достаточно времени с того дня. И это чувство притупилось и чуть потускнело, и я знала, что нужно молиться, чтобы его удержать, и нужно что-то делать, вернее его удержать, чтобы делать то, что я хочу, исполнять мои планы. И вот, думая об этом, я ощущала какую-то порочность этого круга. Я смутно предчувствовала такой оборот мысли, и об этом и решила спросить отца Илию. Но то, что произошло – превзошло все мои ожидания.

Вдруг, почти в самом начале службы, он начал проповедовать. По-моему, даже хор еще не собрался, и нас было еще немного, постоянных прихожан и приехавших гостей, небольшой группкой стоявших посреди на холодном мраморном полу и слушающих Его исповедь перед нами.

– Простите меня грешного, – так он начал.

– Я вот тут, когда шел сегодня на службу, подумал: А где мой дом? Где прошло детство? Нет, он не там. Где жил долгие годы? И не там. Вот здесь мой дом, в Храме. Чего хотим мы все, люди, каждый из нас?

– Нет в нас смирения. Надо предаться Его воле – и тогда все будет как надо.

Не помню, когда он это сказал, но словно подслушал и осознанно, или нет, повторил слова Антония Сурожского. Мысль была о том, что мы молимся, но разве это молитва? Надо сесть и почувствовать себя перед лицом Господа, и сказать: «Да будет воля Твоя», – и постараться услышать его волю.

– Обязательно услышите, – проговорил отец Илия.

Народ набирался, сияло за окошком солнышко, и верхушки сосен видны были в окошечке. Пел хор, небольшой, но очень молодой и слаженный. Хорошо, очень хорошо говорил священник.

– Чего хотим мы все, люди, каждый из нас. Да, мы все очень похожи, мы хотим одного и того же. Почувствовать любящие объятия. Да, нам хорошо рядом со Христом. А что для этого надо. Да ведь только любить и покаяться, сказав: «Да будет Воля твоя».

И, хитро улыбнувшись:

– А то, как мы приходим – со списочком просьб и желаний. Их у нас куча. Вот, Господи, сделай то-то и то-то. Пребуду в Твоем духе. Но в этом духе Ты дай это обязательно. Не мы Его рабы, а Он наш.

Мы захихикали.

– И смотрите, как непонятливому ребенку, который раз тебе говорю, двадцать первый, а ты все не делаешь. Знакомая интонация, правда? Так мы все время что-то просим. Нет в нас смирения.

– Пусть простит меня православный мир, – опять заговорил Илия, – но я хочу вспомнить китайского поэта Лао Дзы. Его притчу. Монах заснул и видит во сне, что он превратился в бабочку. Когда проснулся, подумал: кто я – монах, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она – монах. Представляете, если бы мы были бабочками и летали вот тут под куполом, какая бы Литургия была!

Ах, незабываемые часы той стародавней армянской Литургии, когда моя душа, словно бабочка, летала под куполом нашей скромной часовни на кладбище.

И снова продолжается служба. Ноги застыли на холодном мраморном полу, маленькие дети копошатся. Кто-то из малышей спит в плетеной корзиночке – люльке, я на минуту выхожу, надеваю носки потеплее. Народу уже порядочно. Но частной исповеди нет. Отец Илия каким-то неуловимым образом отвечает на мою вопрошающую исповедальную ноту. И я понимаю то, что знала и чувствовала всегда. Любовь и доверие к Богу освобождает душу от греха, и направляет ее на путь сотворчества (любимое выражение Араика), и что главное в этом творчестве – усиление чувства и состояния Божьего присутствия, строительство тех самых кущ, о которых мечтал Петр. Как сказал потом во время игр отец Илия: «Надо не говорить, а петь, надо не ходить, а танцевать, надо не смотреть, а любоваться».

А в Храме он говорил про Эхо. Бог во всем. И если смотришь на мир с любовью, то и он отвечает любовью, каждая веточка, каждая букашка, как многоголосое эхо: «Я Тебя люблю-ю-ю».

И основная тема следующей проповеди была о смирении. О Самаритянке и Христе. О встрече у колодца. Как Христос начал, не сказал сразу: «Вот я тебе хочу дать живую воду», – не навязывал, как делают сейчас многие.

А Он сказал: «Дай мне напиться», т.е. подчеркнул, у тебя есть то, что мне нужно, что надо другому. У каждого есть что-то свое особенное, что может понадобиться другим. И только потом заговорил о живой воде. И открыл, кто Он. А она в своем смирении поверила и оставила свой водонос.

– Братья и сестры, дорогие мои, оставьте свой старый водонос и обратитесь к воде живой. Это очень трудно, но вы все постарайтесь.

В какой-то момент он сказал:

– Ну, теперь во всей церкви не видно будет ни одного унылого лица, и вы можете поздравить друг друга с этим.

Это он так возвестил: «Христос посреди нас».

И мы кинулись целоваться троекратно и поздравлять друг друга с этим чудом Литургического явления Христа.

Потом после короткой, покаянной за всех нас молитвы, Илия будто покрыл нас платом и отпустил грехи, и пригласил подходить к Библии и кресту. Мы подходили и целовали сначала крест, потом Книгу и вскоре началось Причащение. Причащал он с радостной улыбкой и ласковыми словами. Литочке сказал «солнышко». Она обрадовалась очень. А когда нам дали с просвирой и шоколадку, тут мы совсем почувствовали себя детьми, и любимыми детьми…

Бог мой, как давно это было, уже семь лет прошло. Я люблю эту память, но сама уже неспособна на такое «храмовое действо». Вероятно, это все живет во мне в ином измерении. Я замечала, что когда читаешь дневниковые записи прошлых лет, будто встречаешься со своей тенью, ты оставила ее, сама уже изменилась, идешь дальше, а ее рыдания и радости неумолимо отчуждаются и несовместимы с настоящим моментом. Странно все это.

Снова смотрю записи, и будто слышу голос отца Илии. Он вспоминает апостола Петра, что на горе Фавор во время Преображения Христа говорил в экстатическом, в счастливом состоянии духа: «Господи, давай сделаем кущи и будем здесь жить, хорошо нам здесь».

Да, нам хорошо рядом со Христом.

И будто снова увидела ту прелестную девочку, что сидела справа от батюшки и все время говорила ему что-то, и было слышно: «Ты добрый, я хочу быть с тобой». Словно чувствовала Христа через Илию. А его голос звучал бодро, но твердо. И в ответ на слова пожилого мужчины, главного оппонента, как же вы говорите, что не надо просить, а как же «Блаженны нищие духом», ведь они о Духе просят, ответил: «Так ведь „Да будет Воля твоя“ и есть упование нищих духом и просьба. Не такими словами. Но в этом смысл».

А, уходя, сказал в ответ на благодарность за проникновенную службу:

– Ну, значит, я не испортил, не очень испортил то, что Господь дал нам сегодня.

За трапезой отец Илия почти не ел и снова проповедовал. Он не мог иначе, это его длящаяся песнь-молитва-толкование. Как я там раньше писала – «орфическое истолкование Земли», «орфическое истолкование Евангелия».

Веселое разнообразие, но отнюдь не диссонанс, внес анекдот про ксендза и епископа. Епископы, как известно, не любят ксендзов. А наш ксендз оказался особенным, и храм восстановил, и приход оживил, и все хорошо стало рядом с ним. Приезжает епископ, надо ему что-то сказать, все слишком очевидно. Он и говорит: «Как же прекрасно Святой дух действует через нашего ксендза». А ему тут кто-то отвечает: «Посмотрели бы Вы, что тут было, когда Святой Дух один действовал». И это очень подходило к храму, в котором мы находились. В каком же страшном запустении он был, пока в нем не стал действовать человеческий дух отца Илии. Саше, всегдашнему оппоненту отца Илии, удалось все это сказать. Но о. Илия улыбнулся, ничего не ответил и встал из-за стола.

P.S. Потом начался детский праздник. Ну, в свое время мы сильно поднаторели в этом. И у меня было такое чувство, что я опять в наших счастливых моментах, и мы опять участвуем в сотворении детского праздника.

Под звон колоколов