Читать книгу: «Эголи», страница 2
Здесь в баньке во дворе, в которой стояла печка с баком на сто литров и свет был только от огня, Эголи купалась вечером в ванной, испытывая тревогу от темноты, смешанную с теплом и потрескиванием огня, в ожидании бабушки с огромным полотенцем, в котором она на руках относила её в дом.
Здесь она впервые посмотрела фильм «всадник без головы», жутко интересный и пугающий своим долгим ожиданием развязки.
Здесь она ела малину и персики так, что после не могла вздохнуть. И здесь, в будущем, она стала чемпионом по прогулам в школе.
Бабушка почти всегда днем была на работе, и оставляла в холодильнике стакан рыночной сметаны и коржик. Эголи сбегала с уроков и шла к бабушке, съедала сметану с коржиком и читала в запой все книги подряд. Три мушкетера, На краю Ойкумены, Таинственный остров, Отверженные и многие другие истории заменили ей реальный мир и уроки, на которых было тоскливо и неинтересно.
Так вот, помимо книг у бабушки был очень красивый и притягательный комод, в котором Эголи и обнаружила запонки с горным хрусталем.
И когда она предложила их уже взрослому знакомому парню с этой улицы, сидя на зелёном деревянном заборе, её личный дьявол повернулся к ней своей обратной стороной.
Парень с подозрением посмотрел на Эголи и вечером принёс запонки бабушке.
Когда об этом узнали родители и заставили просить у неё прощения, Эголи, наверное, впервые почувствовала стыд и вину, как какую-то ущербность, страх наказания и осуждения со стороны. То, что в этом был некий акт предательства любящего и любимого человека, как цель некой более крупной игры, Эголи ещё не понимала.
Сначала люди учатся предавать себя и близких, чтобы затем научиться в море страхов и соблазнов, в итоге, выбирать себя. Ну, тогда я надеялся на это.
Одним из любимейших занятий Эголи было сидеть на дубе, который рос у калитки в палисаднике и частью своих веток нависал над дорогой. Можно было тихонько сидеть и наблюдать за похожими или лазить по толстым веткам, по одной из которых Эголи перелазила на крышу, покрытую серым асбестовым шифером. Дуб для неё был одним из источников силы, но она тогда об этом не знала, что совсем не мешало этим источником пользоваться. И дуб, как антенна над городом ловил и проводил что то, что Эголи чувствовала, как любовь. К чему или кому она не понимала.
Когда впервые бабушка закричала, что нужно слезть и не ломать шифер, увидев Эголи на крыше, она поняла, что, что-то не так и даже испытала чувство обиды от неожиданности. Позже от мамы Эголи узнала, что бабушка заболела.
Это было на самом деле неожиданно, ведь даже когда Эголи тайком привела собаку и поселила её на чердаке сарая, бабушка не сказала ни слова. Эголи приходила, когда бабушка была на работе, пролезала через заваленный дровами и досками вход на чердак. Там было темно, и пыль, которая струилась в лучах, пробивавшихся сквозь щели чердака, щекотала в носу.
Эголи отвязывала собаку от ножки старого комода и вела её гулять. Так продолжалось неделю. И как-то раз, забравшись на чердак, Эголи обнаружила его пустым. Она думала, что могло произойти, но тишина со стороны бабушки вводила Эголи в заблуждение, а спросить она не решалась.
Бабушка не могла или не захотела рассказать ей, как стала по ночам слышать вой не понятно откуда, и несколько дней не могла спать. Затем бабушка определила источник звука и пошла проверять. Она увидела пса, который на вытянутом поводке лежал у стенки, протащив на нем комод метра четыре от самой середины чердака, миска для воды была пуста, как и желудок собаки.
Эголи не думала, что кормить и поить собаку раз в день недостаточно, и при этом держать её привязанной на чердаке сутками напролёт жестоко.
Она несколько раз просила бабушку завести собаку, но та отказывалась. У неё был когда-то очень любимый пёс и его смерть бабушка когда-то пережила очень тяжело. У неё никогда не было своих детей, после перенесенного аборта она перестала иметь такую возможность, поэтому своих детей заменили ей Эголи с братом.
Последнюю пиковую точку в развитии воровского аспекта тени Эголи сыграла смерть бабушки. Она умерла в больнице после не удачной операции на мозг. Всё время пока бабушка отсутствовал Эголи была предоставлена в большом доме сама себе и могла лазить везде, где ей вздумается.
Обследовав её любимый шкаф, Эголи обнаружила пачку денег, свернутую пополам. Опять её поглотило то самое чувство обладания, чем-то запретным и притягательным, с чем она не могла бороться. Она представила, как купит себе все, чего не могли ей дать родители.
Когда Эголи пришла к бабушке в больницу, села рядом и смотрела на её перевязанную голову, бабушка стала говорить, что вот, выздоровею и отвезу тебя в Ленинград, Эголи ощутила холод в груди.
Когда бабушку везли хоронить, её гроб подняли и уложили в грузовик, расставив табуретки вдоль бортов. Машина тронулась, Эголи смотрела на мёртвую бабушку и когда на ухабах её голова подпрыгивала, почему-то улыбалась. Мне было жаль её, но сердце Эголи меня не слышало.
Часть вторая
Незадолго до поступления в школу Эголи начало казаться, что она осознает себя в каком-то новом качестве. Оно как далёкое воспоминание тревожило её и разделяло реальность на две половины. В одной она была человеком с обычными страхами и желаниями, в другой она была частью чего-то большего, и оно проявлялось тогда, когда Эголи улыбалась, наблюдала или мечтала.
Это осознание началось с одного ярчайшего и запомнившегося на всю жизнь сна. Ей снился ледяной каток, на котором каталась «снегурочка» и Эголи смотрела на неё с такой непередаваемой любовью, что казалось в ней был заключён весь смысл её жизни. Затем Эголи обратила внимание на фигуру мужчины, с которым «снегурочка» каталась в паре. И, вдруг, «снегурочка» стала таять пока не превратилась в лужицу воды на поверхности льда.
Эголи проснулась, а щемящая тоска по, казалось, утерянной любви, долго ещё напоминала о себе, затаившись в сердце. Тогда Эголи, как будто бы вспомнила события прошлого, не имевшего ничего общего с реальностью, в которой она осознавала себя, как Эголи.
С этого времени она потихоньку начала вспоминать.
До вспоминания каких-то конкретных событий было ещё далеко, а вот свои интересы и творческие способности прорывались наружу, не смотря на все стремления к удовольствиям и развлечениям её тёмной стороны.
В школе Эголи всегда было неуютно, впрочем, как и в институте. Её эго, разделённое на мать и отца, было слабо и полно страхов и поэтому личности ничего не оставалось, как искать поддержки в стране грез. Она тогда не понимала, но чувствовала, что её сила, где-то рядом и одновременно так далеко, как далеко может находиться параллельная вселенная. А я мог всего лишь подавать знаки и ждать, когда сознание Эголи окрепнет и начнёт искать контакта со своей душой.
Однажды Эголи пришлось сделать выбор, который определил её дальнейшую судьбу, на многие годы вперед.
Как то, дед с бабушкой со стороны мамы, приехав в очередной раз в гости. Они привезли золотое обручальное кольцо и наручные часы.
Как старшему ребёнку первый выбор дали сделать Эголи. Я почувствовал, как её сердце потянулось и выбрало кольцо.
На летних каникулах после окончания третьего курса, Эголи взбунтовалась против очередного предложения отца провести их на даче с лопатой в руках. Её душа рвалась в другой город погостить к тетке, к которой она уже ездила прошлым летом и впервые вдохнула запах свободы.
Без малейшего сомнения Эголи продала золотое кольцо, купила билет и уехала. Ровно через день она встретила человека, с которым они поженились.
С тех пор прошло ни много, ни мало, двадцать семь лет.
Самое главное – это почти физическое ощущение любви, которое сначала пряталось в стихах, затем в дороге к новым местам и новым знакомствам, потом в ревности, в деньгах, после в детях, которые не рождались, и затем рождались целых три раза. А в промежутках или параллельно с этими событиями, это ощущение пряталось в поиске или как ещё говорят, познании себя. Но все это было про одно и тоже, как бы не называл этот процесс человеческий ум.
Постепенно взрослея, Эголи понимала, что никогда, никогда, никогда ей не вернуться в чрево матери. И одно из важнейших её решений было двигаться только вперёд. Вперёд не в смысле направления, а в смысле, того, что проросшее семя может только расти, и опять стать семенем, только в своих плодах. И даже если это утраченная человеческая любовь, вернуть её можно только в новом качестве и никогда ту, которая уже была прожита.
Вообще любовь для Эголи была и смыслом, и краеугольным камнем, который становится философским, когда перестаёшь искать его в ком-то другом. Другой может стать лишь активатором, как пусковой крючок пистолета, каждый выстрел которого приводит к смерти эго, и личность постепенно становится аватаром души. Если повезет. Если же не повезет, она так и остаётся аватаром эго до смерти физической.
Эголи, как прирождённый организующий элемент, довольно поздно приняла свой талант в исследовании человеческой природы и получив диплом психолога продолжила увлекательное путешествие вглубь себя. Теперь ей стало легче делиться добытым с другими.
Карта внутреннего мира человека предстала для Эголи в развёрнутом виде, что позволило быстрее проводить его уже по знакомой территории и расширять её, если приходилось вступать на неизведанные просторы.
Единственный корабль, который может пуститься в плавание по ним называется сознание. Но так часто этот корабль так и остаётся стоять на привязи у берега освоенного и обжитого острова. Капитан корабля, устав от ожидания, подаёт сигналы на берег, но сознание их или не видит или видеть не хочет.
Сознание человека обычно застревало на островках безопасности, удовольствий, комфорта, выгоды и правил, которые были символическими пристанищами эго или ловушками его ума, за которыми начинался неизведанный и поэтому опасный океан.
Я часто наблюдал Эголи за отдыхом на том или ином острове. В отличие от капитана, я всегда был рядом и мог подавать ей знаки, и она видела их все чаще. Единственной преградой служил лишь страх.