Читать книгу: «Строптивый ветер»

Еще вчера была война

 
Еще вчера была война,
ее следы – повсюду.
Звенит в душе ее струна,
пока живой я буду.
 
 
Нет, я на фронте не бывал,
я был еще младенцем,
когда наш флаг затрепетал
над пораженным немцем.
 
 
Винтовку в руки я не брал,
не знал страды походной,
но с молоком грудным впитал
я вкус беды народной.
 
 
…И студебеккер тарахтел,
нас мчал к Саур-могиле.
Донецкий ветер песни пел
нам о войне и мире.
 

В дымке детства

 
Тополь, твой зеленый китель,
сапоги и галифе…
Ты как будто мой родитель,
в дымке детства, вдалеке.
 
 
Моды шик послевоенной —
вечный сталинский мундир:
фронтовик и бывший пленный,
кто-то даже не военный,
бывший зэк и конвоир…
 
 
Помню, солнце пригревало,
становилась жизнь добрей.
Мать Россия выползала
из советских лагерей.
 

Портреты

 
В детстве времени помню приметы:
на меня со страниц букварей,
отовсюду, глядели портреты
знаменитых советских вождей.
 
 
Ленин в галстуке черном, в горошек,
как у птицы весенней крыло.
Столько мыслей внушало хороших
благородное это чело!
 
 
Рядом Сталина, вполоборота,
вид торжественный, грудь в орденах.
Беспримерного духа работа,
всех врагов повергавшая в прах!..
 
 
Но становится тайное явным,
из щелей выползает и нор:
то, что было в семнадцатом главным, —
узурпация власти, террор…
 
 
Беззакония грех изначальный
обернется великой бедой
и для многих дорогой печальной,
вместо будущего – в перегной…
 
 
И развенчаны будут кумиры —
их портреты поди обнаружь! —
надзиратели и конвоиры
наших пленных, обманутых душ.
 
 
… Свято веря в красивую сказку,
в школу звонко печатаю шаг.
И портрет Ильича на раскраску
на асфальте разложен в растяг.
 

Мавзолей

 
Тщетно бьется Егорий,
упирается змей…
Кремль, стена-крематорий,
словно храм мавзолей.
 
 
Вдоль стены – погребенья,
изваянья вождей.
Их суровые тени
с каждым годом бледней.
 
 
Не вождя, не мессию —
вы на площади сей
хоронили Россию
и ее палачей!
 

На смерть Солженицына

 
Как будто отрезали руку
и смерть загляделась в упор…
Товарищи, дайте мне рупор:
«Оркестр, ре минор, ре минор!..»
 
 
Пусть Моцарта грянут гобои!
Но реквием слушать нет сил…
Россия хоронит героя,
кто к жизни ее воскресил.
 

Герб

 
Шесть часов. По стойке смирно
стрелки встали на часах.
Дым из труб встает надмирно
в заполярных поясах.
 
 
Просыпается планета.
Всходит солнце за бугром,
как стозвонная монета
с отчеканенным гербом.
 
 
Нет, постой, вся сцена эта —
он и есть, советский герб!..
Только молот сгинул где-то
и прошел по яйцам серп.
 

Вечерний звон

 
Сошли как будто с полотна:
плёс, церковь и лесок,
богатый на полутона…
Вечерний свет высок.
 
 
Но где же сам вечерний звон,
что Левитан воспел?
В какую бездну канул он?
В советский беспредел?
 
 
Я знал и чувствовал давно:
ко мне вернется он,
с родным закатом заодно,
и колокольный звон.
 
 
Тогда отступит время вспять,
туда, где был он нем.
Кого он будет отпевать,
увы, понятно всем.
 
 
…Закат эпохи. Eй вдогон
горит лучей шафран.
Вечерний звон, вечерний звон…
А где же Левитан?
 

Сквозь дождь

 
Полнометражный шум дождя,
гул несмолкаемый турбины,
а если вслушаться, с трибуны —
речь пролетарского вождя.
 
 
Все это было, было, было,
да вот по кладбищам остыло.
Не остывают только в сердце,
сквозь дождь, былого килогерцы.
 

Я помню

 
Я помню, как сдвинулись сроки
и предначертанье сбылось
и номенклатурные щеки
уже раздувать не пришлось.
 
 
Я помню, как сдвинулись вехи,
как сыпались искры из глаз…
Смежила таинственно веки
эпоха, взрастившая нас.
 
 
И сделалось небо с овчинку!
И заговорили гроба…
И малою, тонкой былинкой
качнулась под ветром судьба.
 

Я был черепахой

 
Мне нравится дождь:
я был рыбой,
ихтиозавром, может быть,
рептилией,
а может, черепахой…
 
 
А еще я был…
советским человеком!
 

Строптивый ветер

1

 
Ночного неба облачность, заочность
планет и звезд – до них не докричусь!
Очнулся ветер, пробует на прочность
граниты зданий, силу наших чувств.
 
 
Приходит всё в другое состоянье,
не то чтоб в состояние войны,
но близко, и мучительно сознанье,
что мир идет в объятья Сатаны.
 
 
Былые перечёркнуты дороги,
а новых днем с огнем не отыскать!
Но верю: Богородица в итоге
путь истинный укажет нам опять.
 
 
Ночного неба облачность, заочность
иных миров – поди их обнаружь!
Строптивый ветер пробует на прочность
граниты зданий, силу наших душ.
 

2

 
О век двадцатый, самый безобразный
и самый для страны кровавый век!
Не вырулили. Cнова в буржуазный
залив судьбой заброшен наш ковчег.
 
 
Судьбой, а может, промыслом Иуды?
Соображенья есть на этот счет!
Большой приватизации причуды,
гайдарами обманутый народ.
 
 
И снова зреют те же предпосылки,
что в прах повергли нас сто лет назад.
И топчется Россия на развилке,
ее не расцветает вертоград!
 
 
А если чудо все-таки случится,
не чудо – ход истории самой!
Так вслед за черным днем Аустерлица
был день Бородина с Березиной.