Узнала я о существовании у Ю.Олеши произведения "Зависть" ("Три толстяка" знакомы всем, а вот больше...) с подачи Ксении Собчак, выразившей свой восторг по отношению к нему в интервью у Дудя. Несмотря на никуда не исчезающую ассоциацию ведущей-политика с печально известным проектом "Дом 2", а теперь еще и катафалком, ее вкусу я более или менее доверяю - далеко не глупая женщина вряд ли будет рекомендовать нечто пустое и "кустарное". Поэтому как только выпала возможность причислить эту книгу к категории игр на нашем сайте - не теряя ни минуты, я не преминула ею воспользоваться.
У "Зависти" нет главного героя, хотя если смотреть поверхностно исключительно по структуре это - Николай Кавалеров. Однако и ненавистного идола этого человека Андрея Петровича, и брата его Ивана с точно такой же серьезностью необходимо причислить к основным персонажам. Им всем свойственно низменное чувство зависти, которое абсолютно не просто так послужило поводом для названия повести. Иван Бабичев страдает от нереализованности своих фантазий, Николай Кавалеров - от непринятости в роли родного человека своим кумиром, Андрей Бабичев - от неустроенности в жизни в роли отца. И хотя Андрей успешен в работе и "усыновил" молодого человека, Николай обрел того, кто оказал ему никак не меньше, чем родительскую, поддержку, а у Ивана есть прелестная дочь - эти люди никак не могут найти себе места в жизни, успокоится и обрести хотя бы на минуту чувство удовлетворения. Но не всех их тяжелое существование толкает на странные поступки и жестокие замыслы - Андрей остается при своем, однако Иван находит утешение в сумасшествии иллюзий, а Николай - в ненависти к переоцененному объекту страсти. Не совсем зависть в чистом виде правит над этими персонажами, скорее сквозит она в каждом их чувстве ноткой и легким ветерком...
В этом произведении стиль повествования до ужаса напоминает набоковский ("Защита Лужина"), но (но!) от "Зависти" не тошнит, здесь нет высокопарности вокруг смысловой пустоты и пафоса от неумения выразиться. Ю.Олеша демонстрирует в данной повести талант "не переборщить", поднимаясь к трудно и редко достижимой высоте "писать просто о сложном", добавляя витиеватости воплей) Маяковского и отнимая мусор надутости воздушного шара Набокова.
Роман «Зависть» я склонна воспринимать вне контекста той конкретной эпохи, когда он был написан, так как он кажется актуальным и в наше время.
Главным завистником является 27-летний неудачник Николай Кавалеров. На мой взгляд, Кавалеров – это какая-то странная смесь бездействующего и пассивного романтика-мечтателя из произведений Достоевского с его же загадочным и парадоксальным подпольным человеком. Выброшенного из пивной пьяного Николая подобрал директор треста Андрей Бабичев, предоставив ему жильё и работу. Однако герой отплатил своему спасителю чёрной неблагодарностью, возненавидев его. Чувство зависти не давало покоя Кавалерову: «Именно в этом мире я хочу славы! Я хочу сиять так, как сиял сегодня Бабичев».
Но есть в романе и ещё один завистник – Иван Бабичев (старший брат Андрея), возомнивший себя великим учителем-проповедником, создателем фантастической машины («дал ей имя девушки, сошедшей с ума от любви и отчаяния, - имя Офелии») и разработчиком теории заговора чувств. Обвиняя людей в бездушии («чувства выбрасывают они»), он мечтал организовать и возглавить последний парад прославленных поэтами великих чувств и страстей, встряхнуть их, «вызвать мгновенный прекрасный блеск» и навсегда закрыть занавес. Однако позже он признался дочери (которую когда-то в разговоре с братом грозился задушить собственными руками): «Я ошибся, Валя… Я думал, что все чувства погибли – любовь, и преданность, и нежность… Но всё осталось, Валя… Только не для нас, а нам осталась только зависть…».
В результате заговор чувств провалился, а удивительная машина (реальная она или лишь воображаемая, не имеет значения), подобно чудовищу Франкенштейна, поглотила все лучшие силы своего создателя. И лишёнными поэтических чувств оказались не окружающие люди, а сами завистники и обвинители. То есть в других они раньше видели лишь собственное зеркальное отражение, не понимая этого. Кстати, случайная встреча двух завистников произошла именно у уличного зеркала (сначала – в его отражении), возле которого стоял Кавалеров, думая «про оптические обманы, про фокусы зеркала». «Непонятное кажется смешным или страшным».
Как известно, самыми яростными гонителями часто бывают люди, не осознающие теневую сторону в самих себе. Ведь намного проще и приятнее испытывать к другим справедливый и праведный гнев, чем заглянуть в лицо собственным трудностям в процессе выявления своего уязвимого места.
«Ужасна изжога зависти. Как тяжело завидовать! Зависть сдавливает горло спазмой, выдавливает глаза из орбит». Зависть, являясь следствием сравнения, актуализирует имеющиеся на данный момент проблемы личности и показывает, насколько человек доволен своей жизнью. Завистник сознательно обесценивает чужие достижения и морально негодует, чтобы понизить уровень своей тревожности, возникшей от ощущения личной несостоятельности на фоне успешности другого. Отрицание системы ценностей этого другого и создание из него образа врага помогает временно избавиться от чувства вины за собственные неудачи.
В романе красочно обрисованы дороги, ведущие к разрушению и деградации личности. Они проходят через густые заросли ненависти, озлобленности, враждебности, нарциссизма, болезненного самолюбия. Ну, и, конечно, зависти. Все эти «сгустки зависти» и вызванных ею негативных чувств и эмоций перекрывают путь в царство свободы и духовности. И оба героя, соединившись вместе, с ещё большим ускорением продолжают скатываться вниз. Кавалеров наконец-то «понял степень своего падения. Оно должно было произойти. Слишком лёгкой, самонадеянной жизнью жил он, слишком высокого был он о себе мнения, - он, ленивый, нечистый и похотливый…». Но воли к действию и изменениям у него не хватало. И в финале завистники пытаются обрести покой с помощью равнодушия (парализующего и убивающего все чувства), объявляя именно его лучшим из состояний человеческого ума.
На этой неделе все звёзды сошлись на зависти. Закончив прослушивание "Зависти" Олеши (в исполнении Николая Козия), сегодня же начала слушать "Завидное чувство Веры Стениной" Анны Матвеевой (в исполнении Ларисы Луганской). Интересно будет провести сравнительную характеристику этого чувства, описанного разными авторами. Но это будет позже, потом. А сейчас о произведении Юрия Олеши. Провела подсчёт: слово "зависть" встречается в тексте всего 14 раз и десять из них в разговоре Кавалерова с Иваном Бабичевым как раз на эту тему. Не так много (производные от этого слова не подсчитывала), но для подобного сильного, пожирающего чувства достаточно, чтобы ощутить, как оно отравляет жизнь героям. "Выколи мне глаза, Валя, я хочу ослепнуть…" - обращается Иван Бабичев к дочери, признаваясь, как тяжело ему смотреть на мир, когда внутри всё выедает зависть. Когда любовь, и преданность, и нежность остались другим... Олеша наполняет книгу гиперболами, ярко изображая характеры, портреты, чувства героев. Иван и Андрей Бабичевы, Николай Кавалеров и Володя Макаров - воображению легко представить их, но сложно принять чью-либо сторону. Каждый мне казался одиноким и оторванным от мира. Само произведение не сложилось в одну историю, а смотрелось зарисовками из жизни, словно выдернули несколько фигур и продемонстрировали читателям: вот этот добился чего-то в жизни, изобрёл новый сорт колбасы, тот поймал мяч, стоя в воротах, а эти вызывающе демонстрируют жалкий вид, неустроенность и неуспешность. Возможно, причина в том, что слушала: вдруг ловила себя на том, что упустила момент перехода от одной картины к другой, потеряла нить повествования. Не виню чтеца, исполнение Козия качественное, душевное, неспешное. Не плохо было бы перечитать книгу глазами и отыскать причины рассеянного внимания.
Очень неоднозначная вышла для меня книга. Я долго думала над оценкой и над тем, поняла ли вообще, что хотел сказать автор. Чем-то мне даже напомнило прозу . Тот же витиеватый стиль, красота слова и слога, затейливые эпитеты и неповторные сравнения и метафоры. Та же неуловимая притягательность текста с некоторой замашкой на магический реализм.
Роман, написанный в 1927 году, но ни за что об этом не догадаешься, если бы не упоминания некоторых особенностей эпохи. Да, это та самая не стареющая классика. И она никогда не выйдет из моды, потому что бьёт по самым язвительным чувствам и по слабым местам каждого из нас.
Чего скрывать, рано или поздно, нас иногда накрывает зависть. К чему-то, к кому-то, к местам, действиям, поступкам, положению в обществе, к успехам на работе, да мало ли. Чёрная, белая, накрывающая с головой, едва уловимая… Мы прогоняем её стремлением стать лучше, отмахиваемся, как от надоедливой мухи. Но никому не приходит в голову холить её и лелеять, взращивая, как цветок.
Николай Кавалеров болен особым видом зависти. Она у него в такой концентрации, что даже скрывать не имеет смысла. Она переливается в радужках глаз, сверкает в каждой улыбке, просачивается в каждом слове и с каждым движении. Кажется, он завидует всему и всем. Успеху, молодости, достижениям, далеко идущим планам и мечтам. Неудачник по жизни, он находит ещё одного такого, по странному стечению обстоятельств брата своего благодетеля, и весте они начинают строить планы мести счастливому и успешному Андрею Бабичеву. Просто потому, что тот состоялся, как человек, что у него есть план в жизни, что его уважают люди, что он целеустремлён и деятелен.
Кавалеров же с Бабичевым-младшем мечтатели. Я бы даже сказала - горе-мечтатели. Ведь всегда легче, сидя в кафешке, грезить о чём-то возвышенном и нереальном, чем снизойти до простых земных дел. А потом обвинять кого-то более успешного в своём невезении.
Занавес закрывается. Персонажи должны сбежаться к авансцене и пропеть последние куплеты.
Последние куплеты у Олеши - это смесь фантасмагории, сюра, надуманной и потерянной любви, и бредовых снов. А на этих обломках - серая, банальная реальность. Непризнанный, как в настоящем, так и будущем поэт и великий человек Николай Кавалеров, поверженная чудо-машина Ивана Бабичева. И жалостливая вдова Анечка, приземленная сорокапятилетняя мадонна на двоих. Вот оно счастье.
Для клуба ПЛСЛ
Символика этого романа мне кажется довольно простой. Андрей Бабичев — это колбаса, олицетворение материализма. К тому же, несмотря на то, что само слово женского рода, она является символом грубой животной силы, здоровья. Про форму и говорить нечего.
Иван Бабичев — это Офелия, олицетворение идеализма. Офелия — это мечтательность, сильные чувства, но слабые характер, психика. Офелия — это не изобретение Ивана, это его сущность. Как и свой прототип, он закончит жизнь самоубийством. Пускай и не физическим. .
Когда случилось петь Офелии, — А жить так мало оставалось, — Всю сушь души взмело и свеяло, Как в бурю стебли с сеновала.
Да, перед окончательным самоубийством Иван Бабичев испытывает всплеск активности, но скоро он уже захлебнется своей завистью.
Когда случилось петь Офелии, А горечь грез осточертела, С какими канула трофеями? С охапкой верб и чистотела.
С какими трофеями канули Иван Бабичев и Николай Кавалеров? У них нет ничего. У Ивана была дочь, у Николая — молодость, здоровье. Зависть ничего не пощадила
Дав страсти с плеч отлечь, как рубищу, ходили с сердца замираньем В бассейн вселенной, стан свой любящий Обдать и оглушить мирами. @Пастернак
В отличие от пастернаковских героинь Шекспира, герои Олеши не входят в бассейн вечности, а навсегда выходят из него. Кавалеров и Иван уже давно были оглушены завистью в этом мире. . В той или иной мере она присуща всем. Но масштабы, которых она достигла у Кавалерова и Ивана Бабичева выходят за норму допустимого. Один озлобляется на предмет своей зависти, становится "буйно помешанным", другой сходит с ума тихонько, становясь "тихо помешанными". . Зависть (как и другие грехи — гнев, похоть, гордыня) ослепляет, оглушает, отупляет. Она парализует то конструктивное, что есть в людях. . Но с другой стороны, разве зависть в умеренных количествах не является определённым мотиватором? Есть песня о зависти, любимого мной Тимура Шаова (далеко не лучшая его песня, но просто в тему). Как и яд, в маленьких количествах она может быть даже полезна. Как и холод, она может побудить человека быть более активным. Пока не придут настоящие арктические морозы. Где же проходит эта грань? . Как человек, знающий о зависти не понаслышке, могу только позавидовать тому, с каким изяществом Олеша описал проявления этого чувства. . P.S. кстати, сам Гамлет (тоже слегка завистливый мечтатель и борец за справедливость) обещал любить Офелию "больше, чем сорок тысяч братьев"
Изящная, тонкая, умная небольшая вещь, но настолько концентрированная, что залпом проглотить не получится - лучше растягивать, смаковать этот волшебный язык, метафоры, эпитеты, сравнения, иначе может случиться передоз. Вещь написана в 1927 году и от нее прямо-таки веет одновременно воодушевлением и страхом. Воодушевлением, потому что это время расцвета, строительства нового мира, нового человека - а страхом, потому что автор, как и его герой, боится, что в этом дивном новом мире для него места не найдется.
Николай Кавалеров и Иван Петрович - это люди старой эпохи, люди слов, люди фантазий, которые дальше прожектерства не идут никуда, а Андрей Петрович - человек старой закалки, но с оптимизмом смотрящий в будущее и готовый это самое будущее строить делом, а не бла-бла. Многие говорят, что читать книги про андрейпетровичей и володьмакаровых было (не бы, а да) скучно, и я с ними согласна, но ведь мы их видим глазами завидующего Кавалерова и ненавидящего брата Ивана Петровича, а кто знает, что за демоны там внутри. Это с виду они все такие положительные до картонности, но если человек не в курсе, кто такая Иокаста, и выражается канцелярским штилем, что ж теперь, у него нет души?
Повесть отражает эпоху, эти безумные двадцатые со стихами Маяковского, бурным ростом, свободой творчества, огромными масштабными замыслами. Как будто плакатная живопись тех времен, только буквами по строчкам тонким почерком.
Юрий Олеша - советский писатель, сценарист, драматург, журналист. Роман "Зависть" написал в 1927 году, которое стало одним из знаменитых советских произведений о роли интеллигенции в послереволюционной России. Чуть позже Олеша выступил сценаристом, написав пьесу, на основании своего романа. Было даже организовано коллективное прослушивание книги и потом быстро было принято решение о публикации. И название то какое яркое, прямо так и манит прочитать книгу! В голове возникает одна фраза за другой - "не делай добра, не получишь зла", "не кусай руку кормящего тебя" и подобное в том же духе. Хотелось донести до главного героя эти мысли. Итак, сюжет рассказывает нам о двадцатисемилетнем Николае Кавалерове. Это из тех людей, которые себя считают лишними в этой жизни. Он хочет быть известным, но для этого ничего не делает, а только бегает по пивнушкам. Возле одной из них его подобрал Андрей Бабичев - директор треста пищевой промышленности. Он их тех людей, который брызжет фонтаном идей и, самое главное, он их воплощает в жизнь. Глядя на успешного человека, Кавалеров начинает испытывать второй грех в перечне смертных грехов человеческих - зависть. Хотя должен благодарить Бабичева за то, что приютил его, дал ему работу. Когда негативное чувство "сжирает" тебя изнутри, копится и накаляется с каждым днем все больше и больше, в конечном итоге выливается в такое же отвратительное действие. Иногда все же стоит смириться с тем, что всех звезд с неба не достанешь, кому-то просто может не вести в этой жизни и не стоит озлобляться, а стараться жить хорошим и добродушным человеком. И важно знать, что часто богатство несет за собой еще большие проблемы! Особое очарование было от голоса чтеца Ивана Шевелева, так как часть книги пришлось прослушать, а не прочитать. Очень часто мнение о книге меняется только благодаря им. Чтение разными голосами, интонация, звуковое сопровождение - все это поменяло мое мнение за книгу с трех баллов до пяти.
«Зависть» Юрий Олеша опубликовал в 1927 году, в том же году появилось огромное количество шедевров мировой литературы, и в частности, советская литература обогатилась такими шедеврами, как «Град Градов» и «Эфирный тракт» Платонова, «Морфий» Булгакова, «Седьмой спутник» Лавренева, «Хорошо» Маяковского. В двадцать седьмом НЭП покидал страну, а вместе с ним уходили смешные, герои, успевшие вырасти в инкубаторских условиях НЭПа - где-то наивно-балаганные, где-то утомленные воспоминаниями и грустью, уходили, уходили «осколки» - герои Ильфа и Петрова, которые, кстати, именно в этом году издали свой знаменитый роман «12 стульев». Семимильными шагами наступала жесткая индустриализация всей страны. Уходили, уходили, уходили… И вновь уходили… Стык эпох, стык новых порядков всегда вызывает в обществе взрыв эмоций, чувств, настроений - и сентиментальная ностальгия, фантасмагория чувств, идеализация прошлого.
Юрий Олеша. Неповторимый, непревзойденный. О любимом писать трудно. И даже необязательно. И не хочется, чтобы объяснения в любви стали всеобщим достоянием, а желание такое, чтобы в тишине, чтобы помолчать, чтобы никто не услышал, не спугнул. Я много раз начинала свой рассказ о любви к Юрию Олеше, к самым моим любимым произведениям «Зависти» и «Трем толстякам», и не могла и не могу найти нужные слова, не могу выдохнуть от счастья новой встречи с этим особенно моим автором и его «Завистью». Я не могу сосчитать всех новых, с каждым годом увеличивающихся находок в его текстах образов, слов, сравнений, метафор. Стиль таков, что никому не удалось так четко, конкретно и выразительно выразить невыражаемое. Он смог раскрасить самыми разными красками чувства, эмоции и даже ощущения у него в разноцветной палитре.
В этот раз перечтения я влюбилась в то « крыло, которое выросло от сквозняка. Одно крыло, которое бешено вертится над плечом, придувая веки. Ко всему прочему, сквозняком анестезирована половина лица. Моего, лица, конечно. А бинокль, повернутый на удаление, вдруг делает вещь до смешного маленькой, непривычной и вызывает у человека детские представления (я проделывала это на практике), и действительно ты счастливо, по-детски улыбаешься. Ты попал в новый мир. На удаление. И тогда ты можешь выдумывать все, что тебе пожелается. Ты даже можешь выдумать себя. Ах, как много вариантов себя я знаю!!!!
Выдумка – это возлюбленная разума.
А когда закрываются ворота, слышите ли вы шипение створок? Не рвитесь за закрытые ворота. Остановка – это гордость. А раки, их можно сравнить с кораблем, поднятым со дна морского. Одним словом, мне всегда хотелось и сейчас хочется особенно обостренно искать и находить неведомые тропинки и видеть, и чувствовать как дышат ели, и целуются с позолоченными лучами яркого (у нас зимнее солнце ослепительно яркое) солнца, и чувствовать, что, если сильно-сильно затаить дыхание, оно непременно поднимет тебя над деревьями, и ты будешь летать, как птица, и тебе будет смешно, что кроме тебя никому в голову не приходит эта мысль, а когда ты удачно приземлишься, то вдруг все чувства твои, сконцентрированные, вдруг распахнутся веером, и ты крикнешь: « Розовый шиповник грусти или смородина мелкого тщеславия, остановитесь! Вы нужны мне».
Сколько же оттенков счастья в мире Юрия Олеши, сколько расцветок грусти, а печать в складках иллюзий…. Это произведение никогда не перечитать, никогда не расшифровать, никогда не догнать во времени. Оно есть и, оно манит, оно раскрывает новые горизонты твоих возможностей. Его много и мало.
А зависть? Она тоже бывает разных оттенков…
Рецензия написана в рамках "Игра в классики".
У меня сложилось мнение, что этот небольшой роман совсем не о зависти, вернее - не совсем о зависти. Можно, конечно, разделить героев на представителей старого и нового мира, навесить ярлыки: "плохой", "хороший", но, лично у меня, эти "новые люди" никаких положительных эмоций не вызвали (зависти тоже). Зато я заметила как Николай Кавалеров - герой, от лица которого ведется повествование в первой части, не может найти место в социуме. Его вышвыривают из пивной, у Бабичева он проживает временно, комнату его заняли. Даже у Анечки ему приходится подвинуться. Именно это чувство ненужности и обреченности роднит Кавалерова с автором. В этом и состоит автобиографичность романа.
Книгу я прослушала в исполнении Валерия Глебова. И о его чтении хочу сказать пару слов. То, что он оговаривается и поправляет себя - пол беды. Я была очень удивлена, когда услышала, когда по ходу чтения декламатор начал вставлять собственные ремарки и комментарии. В моей практике слушателя такое случилось впервые.
Фома Пухов не одарён чувствительностью: он на гробе жены колбасу резал, проголодавшись в следствии отсутствия хозяйки.
( Андрей Платонов. "Сокровенный человек")
Часть 1 ( для узкого круга друзей)
В чудесных воспоминаниях Олеши "Ни дня без строчки", есть удивительные, почти набоковские строки о его дочери... которой у него никогда не было. Олеше иногда казалось, что его комната ласково вспыхивала, и сквозь лёгкие, полупрозрачные страницы стен, которые листает ангел, проступают голубые очертания детской: игрушки на полу, сирень обоев. Да, это комната детей дочери Олеши. Дверь открывается... старый Олеша входит с тортом в руках... Боже, как он помнит этот белый квадрат торта, похожего на окошко в рай! Эта боль наваждения писателя в конце жизни... ведь тоже, зависть. Зависть к чему? Что всё это время в нём жило творческое начало, вполне себе счастливое, холёное даже, создававшее чудесные миры, в которых у мужчин были дети, у детей, чудесные игры в цветах: закрой глаза, протяни руку в тишину белого листа, и ощутишь тёплую улыбку щекотки и счастья - это мураши бегают по стебельку изогнувшегося и тоже словно бы улыбнувшегося пальца...
Подумать только! Ничего этого нет, зима за окном, детей нет, никого нет... а по пальцу бегут мураши, которых толком то и не видит ребёнок, нагнувшийся к цветам. Открываешь глаза: палец в кляксах чернил, и правда похожих на мурашей. Чудесная и стройная осанка первой строки на песочке белого листа: цепочка мурашей, прилежно бегущих куда-то, неся на спинке дольку радуги от моей ручки, сквозно и прозрачно блеснувшей на солнце. А у меня на спине - мурашки. Закрою глаза... я старый и седой писатель, без детей, страдающий алкоголизмом: боже, если бы я только знал, что в далёком 1927 г., совсем ещё юный, полный сил и надежд, я предскажу в этой книге себя... трагический образ постаревшего и пьющего человека с волочащимися по земле крыльями альбатроса, словно в стихе Бодлера! Вся жизнь прошла. Все музы, словно мотыльки, разлетелись от гаснущего сердца, похожего на догорающий, перевёрнутый фонарь, забытый кем-то в вечернем поле.
Сколько мурашек на спине, плечах, ногах даже: не меньше чем звёзд за окном! Если нежно сойти с ума и подойти к себе сзади, с изумлением счастливого идиотизма, то можно увидеть яркие, словно звёзды, мурашки на спине, перемигивающиеся в полумраке комнаты; более того, можно разглядеть Большую медведицу и созвездие Ориона ( слева от проступающей и густой тучки правой лопатки). Да, закроешь глаза, целиком погрузившись в мурашки.. так что кажется, что тебя, словно раненого ангела, этого звёздного мотылька, несут на своих ярких спинках мириады мурашей-мурашек... несут сквозь уставшие вспышки прозрачных вещей, стены чужих комнат, смех детей и поцелуи влюблённых... несут вон в то открытое в звёзды окно. Почему у этого творческого начала во мне было всё, а у меня - ничего? Может.. меня ещё и не было толком на земле? Я не родился ещё вполне?
Часть 2
Кто бы мог подумать, что "подполье", так усердно вырытое героем Достоевского в 19 веке в сумерках человеческого существования.. окажется сквозным, и в 20 веке, в творчестве Сартра, Олеши и Набокова, проявятся мрачные выходы-входы этого подполья, обратившись в дивный и звёздный муравейник: предельная и чудная концентрация в романе поэзии и аллюзий ( да что там аллюзий, многие романы вышли из этого романа, включая Мастера и Маргариту!). Есть в романе одна дивная строка, из которой целиком вышел гениальный роман Саши Соколова "Школа для дураков". Но ещё более удивительна связь романа Олеши с повестью Набокова "Соглядатай", вышедшего всего через 3 г. после романа Олеши: в некотором смысле их можно назвать разлучёнными в мире искусства братьями.
Напомню, что в повести Набокова, болезненного и маленького человека доводит до самоубийства некто Кошмарин, муж его любовницы. ГГ умирает... но, не понимает толком: умер он, или нет? Далее повествование ведётся от лица Смурова, в которого вселилась душа гг, страдающего от неразделённой любви. В романе Олеши, если посмотреть на него соглядатствующим взором его героя - Кавалерова, как бы всецело обратившегося в зрение и напряжённый глаз, лишённый крайней плоти заалевшей складочки век, дело обстоит так же: это роман о мёртвом человеке, реющим душой среди сумерков вещей, он ищет тело, себя, чтобы родиться, но родиться не может: ему причиняет боль сама вещность мира, касаясь его и словно бы смеясь над ним: он так на них похож! - Безмолвие - душа вещей! А его душа, проплывающая среди отвернувшихся к нему спинами вещей ( молчания!), безмолвна, в немой попытке выразить себя, быть!
Итак, представьте себе беседу Достоевского и Набокова. Представили? Забудьте... Далее представьте Татьяну Ларину и Беатриче в Аду. Декорации сна Татьяны смешиваются с адом Данте. Беатриче, сама душа - Эвридика, сидит за столом среди настоящих монстров: её бесстыдно и развратно трогают, целуют: она у них в плену, она страдает... но как бы в дурмане опьянения: её опоили, она не помнит, что она - душа, Эвридика!
Её бессовестно пользуют все, вот-вот выдадут замуж за самого главного монстра в аду... А как же он, её... кавалер? Орфей, поющий ей красоту мира. Есть ли ему место в этом мире, где... в душу не верят, насилуют её со смехом сытым и мерзки... где душа - боже!, - сама не верит в себя, и... ухмыляясь под развратными ласками, смотрит на Орфея... пятящегося в ужасе назад: каждый её стон - как кнутом по сердцу!
Да, Орфей, несчастный и спившийся, искавший её уже тысячи лет.. в разных телах поэтов, безумцев, влюблённых... нашёл её в вечернем притоне. Она окликнула его, сама не зная почему... окликнула среди монстров, с улыбками сидящих с ней за столом ( интересно, хватит ли у читателя страдания своей души и эстетического сострадания, чтобы разглядеть эту Эвридику... в поруганной и несчастной женщине в конце романа?) Орфей оглянулся, уже выходя из этого ада. Обернулся с кружкой пива... и подошёл к ней, почти уже забыв, что искал её 1000 лет: поверх яркой и тающей пены он посмотрел на женщину: да, вот она.. Афродита, поруганная красота мира, которая должна была спасти мир... и что с ней стало? Трагический образ Анечки, грустной вдовы, моющейся в своём жалком тазике с мыльной пеной, пожалуй...самый мучительный образ Афродиты в искусстве: это та любовь, которую мы... заслужили.
Разве можно завидовать чудесному шёлковому платью с цветами голубыми на нем? Но когда.. эти искусственные цветы, поглощают душу человека, словно земля, поглощающая тело, когда человек умирает... Завидовать земле и цветам? Разве что.. хочется быть такими как цветы... но живыми. Хочется мотыльковой нежностью розоватых подушечек на лапках кошки чувствовать по весне доверчивую и улыбающуюся теплоту земли! Нет, это не зависть, а отчаяние... Отчаяние видеть, как эта красота земли изменяет тебе, Орфею, влечётся к другому... к чему-то чудовищному, механическому... которое - боже! - чувствует себя на земле, как у себя дома, а всё нежное и ранимое на ней - словно бы далеко от дома своего: куда обернуться Орфею? Пещера ада и эпохи осыпается от смеха чудовищ - тьма.
Да, зависть к цветам... лепестки поруганного цветка, как осколки разбитого окна: кто-то хотел выпрыгнуть в небо, прямо из ночи земли? Если это так, то это чудесная зависть безумных, считающих себя деревьями, цветами, птицами.. Да, умереть, и прорасти цветком из тёмной груди земли. Не чувствовать, не сознавать добра и зла, насилия и бреда мира; просто прорасти... нет ничего страшнее и прекраснее первых цветов по весне: из разъятых простыней снега, из тёмной и влажной земли, к небу тянутся бледно-розовые ноготки лепестков... так похожих на совсем ещё детские ноготки! Ах, Эвридика!!
Набоков планировал написать удивительную пьесу о Дон Кихоте. Не сложилось. Саша Соколов в своей "Школе для дураков", думается, во многом развил этот замысел, но ещё раньше... Олеша в "Зависти" придал этому образу метафизические черты, и, как и в романе Соколова - коня Росинанта заменил - велосипед, блеснувший однажды возле коленочки мальчика, подобно очкам на переносице ангела.
Вы когда-нибудь подставляли ладонь под вечерний и словно бы чуточку ослепший, вечерний дождик под фонарём ( идёт пошатываясь по улице, опираясь ладонью о стену дома и как бы опустив голову, втянув её в плечи), наблюдая за тем, как он, словно полупрозрачный и хромающий на одно крыло в воздухе маленький ангел, словно на батуте растянутого тёплого утра, упруго отталкивается от ладони вашей, с улыбкой крыльев делая сальто назад? Но это ещё нужно разглядеть... А ещё лучше не пить. Да. Так и с романом Олеши. Здесь будет несколько метафизических сальто: из Карамазовых, Дон Кихота, Медного Всадника и Тараса Бульбы. С чего начать? С Карамазовых?
Итак: было три брата. Старший - Роман. Революционер, расстрелянный ( Олеша играл с огнём: этот маленький роман и правда был революционным, и если бы критики были повнимательней и поумней, то расстрелять могли, вслед за книгой, братом Романом и самого Олешу, особенно учитывая образ Володи ( о нём позже скажу), с настойчивой символикой рождённой из яичка - Елены прекрасной: Владимир Ленин ( сравнение лысой головы Ленина с яйцом... это сильно. Похоже на экзистенциальную попытку самоубийства из ненаписанного и чудного романа Набокова) Средний сын - Иван. Эдакий Мармеладов из ПиН, раздавленный лошадью и непутёвый философ, страдающий алкоголизмом и... шизофренией. И, наконец, младший брат - медвежеподобный Андрей ( из сна Татьяны Лариной!) Гоголь бы сказал - Андрий. Чтобы написать его в полный рост, потребовалось бы несколько ведёрок жирных красок Рембрандта и несколько кисточек Микеланджелло, только что оторвавшихся от фресок со Страшным судом и покусанных райскими пчёлами несчастных людей, с их бугристостью припухшей плоти.
Андрей - это пушкинский кошмар 20-го века, эдакий Царь Пётр на медном ̶с̶е̶б̶е̶ коне: чудовищный кентавр, наводящий ужас на город и несчастного Кавалерова. Андрей завидует империей... колбас.(Внимательный читатель подметит экзистенциальную и мрачную улыбку бессознательного в романе: фрейдистская тема "анальное и пустота") Андрей - эдакий Алёша Карамазов... ставший вполне себе сытым и пышущим жизнью инквизитором, к которому ради хлеба насущного пришли страждущие, положив у его ног свободу, в обмен на хлеб и сытость судьбы.
Андрей подберёт однажды ночью лежащего пьяным на дороге Кавалерова, и заберёт его к себе домой, уложив на диван, похожий на футбольные ворота зелёной замшевой травкой: сбитое сердце, простёртое на дороге, на зебре белой рёбер: Кавалеров лежит лицом на канализационном люке ( довольно новый и экзистенциальный взгляд на посмертный туннель - не забываем и Фрейда). Это Дон Кихот, сражённый в конце книги Сервантеса на землю. То, чем заканчивает Сервантес свой роман, Олеша - начинает. Более того, если Сервантес развенчивает ложный романтизм рыцарства, то Олеша (слёзы сквозь смех!), развенчивает.. ненужные и, видимо, устаревшие в мире - любовь, доброту, поэзию.
Для гурманов искусства: тема футбола вспыхнет в романе эллинической нотой чудесного таинства. Кавалеров борется против колбасника Бабичева, у которого он временно живёт, ночуя на его диване, который, в свою очередь, принадлежит Володе, влюблённого в Валю, дочку сумасшедшего брата Бабичева - Ивана. Володя играет в футбол, на воротах, против... немцев, т.е. - колбасников. Таким образом, внимательный ( ну ладно, и не очень трезвый) читатель понимает, что никакого Володи нет, как нет и Кавалерова: они суть сны ( откуда эта стилистика Ленина в моей рецензии?) несчастного Ивана в доме своего брата Бабичева на обломовском диване). Но главное в другом: тема поруганной красоты незримо вспыхнет в образе Валентины, в чьём имени - эхо Елены прекрасной. Футбольный мяч, похожий на яйцо, из которого родилась Елена - избиение красоты её рождения на глазах у всех, под смех счастливых и сытых людей: любовно ловящий его вратарь, грустно прижимая его к груди...
Если бы раскрытые листы книги были ладонями ангела, то буквы были бы силуэтами замерших капель дождя, во всех дивных фазах луны, коснувшихся листа: целые соцветия лунных фаз! Время остановилось, как и положено в соприкосновении с вечной книгой. Давайте взглянем на ладонь ангела, на голубой почерк дождя.
Душа умершего брата Романа возвращается обратно на землю, вселяясь в тело пьяного, простёртого на чёрном, как ночь, асфальте, мерцающего усталыми, талыми звёздами. Три брата вновь воссоединяются. Два из них - замышляют убийство третьего брата, не зная ещё, что они хотят убить брата; братья не узнают и друг друга. И, как высшая нота этого абсурда, Иван, как и полагается Карамазову, беседует с чёртом, своим братом: а может... он просто говорит со своим безумием?
Бессознательное Олеши делает экзистенциальное сальто, достойное Платонова: образ Ивана - это Христос, трагическое эхо первого "Слова" бога, уставшее и поруганное, пыльное слово, замызганное слово, упавшее на землю, всей грудью и лицом своим - в звёзды отражённые в луже. И если у Достоевского второе пришествие Христа в Испании 16 века оканчивалось заключением его в тюрьму, то в безумном 20 веке, в России... второе пришествие Христа, грозит закончиться.. в сумасшедшем доме, или же... в вытрезвителе. Т.е., полусумасшедший Иван общается с чёртом... возможно, с самим собой. Христос общается с чёртом. Христос сошёл с ума от страданий земли: он общается с собой на два голоса: бога и чёрта. Это сильно... и до безумия грустно. Ангел, не плачь, твои ладони страниц дрожат, а я ещё не всё прочитал на них.. в том числе и о тебе.
Олеша персонифицировал мучительную борьбу в мире материи и духа: в разлуке друг от друга - они равно обречены, но слиться, обняться, они могут - по Набокову, - лишь в любви. А есть ли любовь в мире, где истины нет и красота осуждена на поругание и насилие? Странная и женская фамилия Бабичев ( чудный обыгрыш Макара Девушкина из "Бедных людей). Андрей Бабичев... как бы беременен смертью своего брата и мукой его рождения: неужели ему суждено умереть для этого? Да, он пошляк и без-образен. Его мечты - сны ребёнка в утробе: алая, влажная плоть, сплошной эрос плоти разъятой, ртутные шарики эха зачатия и томления плоти при родах: колбасы... пуповина... похожая на кошмарную сосиску: голодный ребёнок в утробе перекусывает со слезами на глазах пуповину, и, словно космонавт в открытом космосе, оступается с голубой, последней ступеньки Земли, и падает спиною в звёзды, чувствуя, как по руке змеится пустоту спасительный трос: солнечный зайчик округлой тишины от разбитого зеркала звука и слова дрожит в голубой и звёздной траве наступающего утра: раненый солнечный зайчик.. Но что это? зайчик чудесным образом выздоравливает, растёт... это уже холёный солнечный заяц.
Но этот чудовищный андрогин ( жизнь), смутно тянется к прекрасному: так мать касается в ночи лунной округлости своего живота, глядя на звёзды: блаженное и тёплое касание изнутри... словно таинственный сигнал с далёкой звезды. Но что это будет за новая жизнь? Не причинит ли ей боль новый мир? Слишком много прекрасного предано насилию, поруганию. Это не зависть к новому и юному миру... а боль за красоту. Каждая новая эпоха рождает тех, кто стремится к звёздам... стараясь с жадностью оттолкнуться от земли, опрокинув много прекрасного. Не важно: Достоевский это, Пушкин, Рафаэль, пострадавший от "нового и дивного мира" - Платонов. В воздухе сверкают залитые светом новые ступеньки-имена, и это прекрасно... но когда глумятся над прежней красотой, над вечной красотой, отражающей звёзды... каких звёзд достигнет новый мир? Тления мира или звёзд в луже, куда он упадёт целиком?
Конь апокалипсиса несётся... каменный гость. Половодье неба: всё заливает синева. Обнажённая душа, обезумев от страха, грозит чудовищу, прижавшись к кресту на куполе храма, похожего на рею затонувшего корабля. По разлившемуся небу Невы, по городу Пушкина и Достоевского, плывёт безумная и несчастная Офелия среди цветов - любовь, искусство, покончившее с собой. Грустный человек идёт по воде, синеве, с облаком подушки в руках, похожей на торт. Он идёт за Офелией, Афродитой вернувшейся в пену, уносимой течением. Человек плачет и жалобно, со слезами на глазах обращается к ней: милая моя, вот... я подушечку тебе принёс. Помнишь... ты спала на ней? Дочка... я люблю тебя. Что же это... случилось с тобой и... миром? Вернись, родная!
Кадр из фильма Ларса фон Триера - Меланхолия
Отзывы на книгу «Зависть», страница 3, 55 отзывов