Отзывы на книгу «Свет в августе», страница 3, 71 отзыв

Мужское - женское. Один из основополагающих вопросов модерна, в свое время блистательно (так ему самому казалось) решенный Отто Вейнингером. Модерн склонен к фашизму в том смысле, что заместо рушащихся культурных устоев старается выстроить свою, уникальную у каждого направления этого разномастного арт-нуво, ось. Ось, необходимую для ответов на вопросы, стоящие перед культурой на протяжении всего существования человечества, ставшие в торопливом кровавом XX веке вопросами безотлагательными. Вейнингер упомянут неслучайно: главный роман спешащего уродливого века был написан будто бы по его методичкам: упорядочивающий рацио Стивена Дедала и истерический монолог Молли Блум. К чему вспоминать об "Улиссе", если Фолкнер, мечтавший пообщаться с Джойсом, в итоге так этого и не сделал? В том-то и дело: вопрос мужского-женского он решает совершенно иначе.

Фолкнер вообще многие вопросы решает иначе, часто предлагая в качестве решения то встречное вопрошание, то красноречивое молчание. Не ясно, как в ближайшем будущем будет обстоять дело с изданием его вещей в Америке, однако есть ощущение, что о расовом вопросе он понял гораздо больше, чем многие и до, и после него. В конце концов, любые социологи, политологи, адепты gender studies и пр., и пр. чаще всего понимают много меньше людей, изливающих свои нервозы на бумагу (холст, кинопленку, ect.); трагедия Юга, которую Фолкнер воспевал всю жизнь, в "Свете в Августе" сужается до трагедии отдельной личности, раздираемой всю жизнь вопросом крови, личности, прожившей неслучайные 33 года и носящей неслучайные инициалы J.C. История Кристмаса - это житие-мартирий, исход которого ясен задолго до того, как молодой патриот выпустит обойму в сторону опрокинутой столешницы и возьмется за мясницкий нож. Но это житие говорит о трагедии Юга и - шире - Америки - много больше, чем то, что можно наблюдать много лет спустя этих произошедших в вымышленном (разве?) Джефферсоне событий. И это только одна линия романа.

К слову - а сколько в нем линий? Сколько в этом стремительном повествовании, растянувшимся на добрые четыре сотни страниц и содержащим в себе всего пару-тройку значительных событий, но - все равно - стремительном, нелинейном и буйном потоке времени основных течений? Житие-мартирий Кристмаса, вечный бег его ученика Брауна-Бенча, вечная проверка себя на прочность Байроном Банчем, вечное возвращение Хайтауэра к практически ветхозаветной легенде об убитом деде... исступление Дока Хайнса, ведомого одному ему известным провидением, равно как и полубезумное материнское заступничество его супруги; странные пороки и не менее странная смерть г-жи Берден; параноидальные метания безымянной диетсестры и оскорбленная, пусть и будто отсутствующая честь официантки, именуемой Бобби; Гэвин Стивенс, из участника событий времен эпопеи о Сноупсах окончательно превратившийся в стороннего наблюдателя, знающего, что и как надобно рассудить... А, впрочем, ничего ты не знаешь, Гэвин Стивенс, и ничего вы все вместе не знаете.

Мужское-женское. Мужское - всегда не-цельное, раздвоенное (как минимум), мечущееся, в той или иной степени одержимое своими противоречиями (иногда мнимыми), а на другой чаше весов - вечное, природное, хтоническое женское. Фолкнер во многом противоречит Джойсу, но, как у того путь Леопольда Блума начинался с призывного зевка проснувшейся неверной супруги, так у Фолкнера все страсти и одержимости жителей Джефферсона оказываются лишь фоном для древней животворящей богини, занимающейся тем, чем должна заниматься первопричина всего - вечным порождением, вечным Рождеством. Лина Гроув, искавшая блудного отца, который ей не так уж и был нужен, останавливается в этом хлеву фолкнеровских животных, чтобы, разродившись, отправиться дальше в сопровождении новоприобретенного апостола, который, только заметив ее, встал - и пошел. Мать-земля продолжает свое движение, не взирая на мучающие муравьишек вопросы крови, расы, веры. И потому псевдодетективной интриге романа никогда не раскрыться.

...столько страстей пережито людьми, одержимыми собственной жизнью, а она, ступив на новую для нее землю, только и может сказать, что: "Ну и ну. Носит же человека по свету. Двух месяцев нет, как мы из Алабамы вышли, а уже - Теннесси".

А Отто Вейнингер - сумасшедший мерзавец. И он тут, в общем-то, не при чем.

Очень атмосферная, мрачная, тяжелая книга, из тех, что кричат со своих страниц о несправедливости мироположения... Фолкнер режет по живому, не щадя никого, ни своих героев, ни читателей, не приукрашивая выкладывает всю правду-матку. Вскрывает все нарывающие язвы на теле общества.

Американский юг. Дрожащая в знойном мареве, бесконечная, уходящая вдаль дорога предстает как аллегория пути самопознания человека, вечного поиска гармонии с самим собой, своего места в этом мире... Герои Фолкнера непростые, мятущиеся личности. Кристмас, с небольшой примесью негритянской крови, но уже этого достаточно, что бы быть отвергнутым обществом, сам для себя не может решить кто же он, черный или белый, одинаково ненавидя и тех и других, в себе так и не может принять ни белого ни негра... Хайтауэр, самый полюбившийся герой, болезненно справедливый, терпящий все издевательства над собой, но неприемлющий несправедливости по отношению к другим. Байрон Банч, стремящийся помочь всем и вся, закрывая глаза на собственные страдания. Все герои наделены мучительным осознанием несправедливости, изменить которую они не в силах, обречены до конца дней своих искать ответ на вопрос: кто же мы люди или...

Непростую тему поднял Фолкнер. Разве можно простить миру вопиющую несправедливость - разделение людей по цвету кожи?

Очень понравился роман, намного больше, чем прочитанный ранее "Шум и ярость". Чем-то он мне напомнил мой любимый роман "Песнь Соломона" Тони Моррисон - своим сюжетом, атмосферой, настроением и силой. Я прониклась чувствами многих героев, фигурировавших в книге - Кристмаса, Байрона Банча, и особенно почему-то той женщины, в доме которой переночевала Лина и которая дала ей денег из разбитой копилки. Ее внешняя суровость и, вместе с тем, деятельное милосердие создали такое необычное сочетание..

История убитой Кристмасом любовницы тоже небезынтересна, и чувства "перезрелой" отчаявшейся женщины, дорвавшейся до страсти, как голодный до еды, ярки и даже экзотичны. А поведение Лины Гроув так же непостижимо, как ее глубочайшее спокойствие и стальная вера в то, что Господь о ней позаботится (и он ведь заботится, да как!). Неординарная, сильная книга.

Человек делает, порождает несравненно больше того, что может или должен вынести. Вот так он и узнаёт, что может вынести всё.

В очередной раз убеждаюсь, что Фолкнер - мастер человеческих трагедий. Его роман "Свет в августе" вобрал в себя столько боли, столько страданий, что кажется, будто они не могут уместиться в одной книге, пытаясь выплеснуться через край. Это не история одного человека - нет, это история нескольких людей и в то же время целого города, всего Американского Юга. И столько горечи они познали в своей жизни, что вот-вот превратятся в гротескные фигуры или, наоборот, станут действующими лицами в каком-нибудь невообразимом фарсе.

Вот Лина Гроув, которая целый месяц шла пешком из Алабамы в Миссисипи. У нее скоро родится ребенок, и она пришла в Джефферсон, чтобы найти отца этого ребенка. Она уверена, что "Господь позаботится, чтобы все было по справедливости", и старается в чужом доме выглядеть и кушать, как дама-путешественница.

Вот Байрон Банч, который пять дней в неделю работает на строгальной фабрике, а потом еще сверхурочно в субботу. В своей жизни он ни разу не познал любовь и озабочен лишь тем, чтобы не причинить кому-нибудь вреда. По воскресеньям он уезжает за много миль от города, чтобы руководить хором в сельской церкви, больше ему ничего не нужно.

Вот священник Гейл Хайтауэр, Д.Б. - Дрянной Безбожник, которому изменила жена и которого отстранили от церкви. Теперь он обитает в захолустном домишке на окраине города - обрюзгший и запустивший себя. По-настоящему он никогда не жил, ибо вся его жизнь оборвалась еще за двадцать лет до его рождения, остановленная "пулей, в седле, на скаку, ночью на джефферсонской улице". Его история еще ужаснее, чем кажется поначалу, и полностью мы узнаем о ней только в предпоследней главе, читать которую было труднее всего.

Вот Джо Кристмас, который был предан проклятию с самого своего рождения и всю оставшуюся жизнь был обречен на страдания. Его история является здесь ключевой, ей посвящено больше всего глав. Его жизнь превратилась в улицу длиною в пятнадцать лет, с которой нельзя свернуть. Примесь негритянской крови в нем стала важнее всех его поступков, она-то и определила всю его судьбу. Она толкает его на злодеяние, и кара будет слишком суровой, хуже даже самой смерти.

Вот Джоанна Берден, старая дева сорока лет, которая родилась в Джефферсоне и прожила в нем всю жизнь, так и оставшись здесь чужой. Трагедия ее семьи настолько глубока, что остается лишь содрогаться от человеческой жестокости и того, на что способны пойти люди, если кто-то не разделяет их взглядов. Она пишет письма "с советами духовника, банкира и медицинской сестры в одном лице" различным людям во многие города, но по-настоящему ее жизнь не нужна никому из них. В своем одиночестве она постепенно сходит с ума.

Вот Юфьюс Хайнс и его жена, которые погребли себя заживо много лет назад - он под слоем непоколебимой убежденности в своей правоте, она - под слоем безмерного горя мученицы. Они являются инициаторами тех событий, которые в дальнейшем определят судьбы остальных действующих лиц, и именно поэтому их фигуры становятся еще более зловещими и наиболее отдаленными от реальности.

Так где же свет в конце тоннеля, "свет в августе"? Читателям сами предстоит найти ответ на этот вопрос. Для меня этим светом стала последняя глава, которая дает надежду хоть на какое-то будущее, но одновременно с тем в очередной раз доказывает: люди не меняются, что бы с ними ни произошло и что бы им ни пришлось вынести на своем жизненном пути. Фолкнер, как обычно, виртуозно сталкивает нас с жестокостью и несправедливостью, отчего порой кажется - это конец, человек не может столько страдать, но оказывается, это было только начало, так как человек способен выдержать все.

Другая сквозная мысль всего романа - это религия и значение ее в жизни простого обывателя. По большей части вера предстает здесь в самом неприглядном виде: это и фанатичный Макихерн, и еще более фанатичный Хайнс; и отец мисс Берден, рисующий ей образы белых младенцев, распятых на черных крестах; и, наконец, Хайтауэр, вобравший в себя все это и расставивший по местам в предпоследней главе. И открывшаяся перед ним картина нисколько не радует читателя. Конечно, с этой точки зрения можно воспринимать Кристмаса как образ Иисуса Христа - это и инициалы J.C., и его возраст, и многие другие намеки, о которых можно прочитать в соответствующих источниках. Для меня же он был простым человеком, на которого люди обратили свой гнев только из-за того, что в нем была примесь негритянской крови. И, по-моему, это делает его фигуру еще более трагичной.

По-хорошему, «Свет в августе» заслуживает не какой-то там рецензии, а серьезной литературоведческой монографии. Количество поднятых автором тем (а это «южная готика» с прилагающимися расизмом, религией, насилием, законами крови, застывшими в безвременьи маленькими городками) сплетено здесь в объемный и запутанный клубок. Литературная обработка - виртуозна, хотя требовательна и способна выжать из читателя все соки. Неудивительно, что среди современников Фолкнера нашлось немало таких, кто роман не принял.

Мир «Света в августе» – это мир, вывернутый наизнанку, где любовь, вера, идеализм оборачиваются наказанием, самоистязанием и не порождают ничего, кроме злобы и нетерпимости. Это сиротский мир, в котором персонажи оторваны от своего прошлого, от своих корней, и пытаются казаться теми, кем не являются на самом деле. Это мир изгоев, маргиналов, фанатиков, неоправданной жестокости. Его нельзя переделать, из него можно только сбежать. Здесь неважно, кто убил, важно казнить того, кого назначили виновным. Важно, какое клеймо поставить или не поставить. Даже свет здесь – это не обещание надежды, но предвестие осени.

Фолкнеровская манера подачи – это отдельная субстанция. Мне показалось, что она идеально ложится на формат аудиокниги. Как будто одновременно говорят несколько человек, перебивая друг друга, то торопясь забежать вперед, то возвращаясь назад. В итоге же из разрозненных, казалось бы, обрывков складывается полная картина. Фолкнер не тратит время на вводные, он ныряет с места в карьер, краткими стремительными штрихами набрасывая удивительно объемные портреты и характеры своих персонажей.

Вряд ли это книга из категории тех, которые можно прочитать запоем, но со мной случилось именно так. Она как пружина, которая сжимается все сильнее и сильнее, как морок, который сгущается все больше, не отпуская тебя до самого конца. Как удар кирпичом по голове. Единственное, с чем у меня возникли проблемы – это множество христианских аллегорий, уловить которые непросто, если не разбираешься в нюансах Писания и библейских персонажах.

Фолкнеру сама судьба уготовила стать певцом ярости. В любой, с виду тихой и непримечательной, американской южной глубинке кипит котёл яростных страстей. Бедность, невежество, необразованность, фанатичная поверхностная религиозность, пуританство, ненависть, сплетни. Распять, что ближнего, что дальнего, как нечего делать. Был бы человек, а повод найдется. Что уж говорить, если в самой *демократичной* стране последний дискриминационный расовый закон был отменён лишь в 1964 году. Это на бумаге. А во времена, описываемые Фолкнером нетерпимость цвела и пахла. В центре сюжета судьба сразу нескольких персонажей.

Роман написан в 1932 году, в антураже любимого автором американского Юга, в вымышленном городе Джефферсон штат Миссисипи, за основу которого взята родина Фолкнера, Лафайет Каунти, штат Миссисипи.

Житейская история Лины Гроув, не редкая и греховная, явилась основой для сюжета книги. Лина идет пешком из Алабамы, где на ферме дяди забеременела от сезонного рабочего, искать отца своего ребенка, в штат Миссисипи. То-ли наивно глупа, то-ли глупо наивна, Лина почему-то повсеместно встречает добрых людей, помогающих молодой женщине в ее поисках.

В ходе действия добавляются другие герои. Байрон Банч, маленький человек, помогающий Лине найти Лукаса Берча, отца её ожидаемого ребёнка, на самом деле назвавшим Лине другое имя. Священник без паствы, Гейл Хайтауэр. Человек с темным прошлым Джо Кристмас , внешне белый, но никто не знает, какой крови его отец, и потому и он сам поверил, что он - ниггер. Старая дева, Джоанна Берден, последняя из семьи аболиционистов, нелюбимая никем. Америка, Юг, 1932 год.

Герои "Света в августе" - изгои, преступившие Закон стаи, Закон Божий и Закон страны.Долгое, тягучее повествование, с отступлениями в истории героев: почему они такие?

Роман начался и закончился Линой Гроув. Одинокая белая женщина с новорожденным ребенком, белая рвань, но она - Белая..Фолкнер рассматривает множество социальных проблем: семьи, общества, религии, воспитания, этнические и расовые проблемы, но главное в романе это быт и культура населения американского Юга четвертого десятилетия ХХ века. Ни одна линия в романе не завершена, все остались подвешены в воздух и отданы на суд и фантазию читателя.

Сегодня роман считается одним из лучших, изданных на английском языке. На самом деле, мощное реалистичное произведение, где минорное и депрессивное звучание текста не перебивает слабый проблеск намёка автора на надежду лучшей доли для Лины Гроув.

Не жаль никого.

Такое гипнотическое воздействие на меня имеет только Фолкнер. Я проваливаюсь в его книги полностью. А с учетом того, что в этих романах редко когда происходит что-то хорошее, то и ощущения от чтения соответствующие – гнетущая тоска, боль, удушающее ощущение безысходности. Беспросветный "Свет в августе". Зачем же я его читаю? Почему ставлю такие высокие оценки и стараюсь растянуть его романы на один в год? Потому, что этот мир – он такой живой, такой реальный, что будто ты переместилась во времени и пространстве и, будучи невидимкой, нахожусь прямо там, среди этих людей, среди этих полей.

Литература Фолкнера – она для читателя, который готов открыть все свои чувства для восприятия Слова. Когда он описывает этот самый предосенний свет в августе, сжимается сердце и выступают слезы от переполняющих чувств. Ведь в это самое мгновение, даже если я еду серым утром ноября в электричке, я оказываюсь в самом настоящем августе, именно с таким солнцем, именно с таким светом. И именно с такими чувствами. Весь описательный Фолкнер такой. Даже если вы не были в таких местах, не чувствовали эти ароматы и не слышали эти звуки, он несколькими словами может окунуть вас в этот щемяще-реальный "котел жизни". Это потрясающее ощущение – чувствовать каждой порой кожи то, чего на самом деле в настоящий момент нет.

Но если пропускать через свои усталые ступни легкую прохладную воду ручья очень приятно, а чувствовать аромат увядающей осенней природы хоть и грустно, но очень светло, то слышать голоса его героев в своей голове – точно удовольствие не для слабонервных. Конечно, это не "Шум и ярость", с тройным потоком сознания. Но и в этом романе можно услышать четкие голоса нескольких главных героев. И тут еще одно преимущество Фолкнера – он все-таки серьезный и тяжелый писатель. Взять и читать несколько часов подряд его очень сложно. Иначе можно было бы поймать у себя начинающиеся симптомы шизофрении.

Я старалась закрывать книгу, если заканчивалась речь одного рассказчика и начиналась другая. Фолкнер потрясающе распределяет роль рассказчика, передает её от одного свидетеля другому. Мы не получаем никакой информации от автора, только антураж. Все события до нас доносятся практически из первых рук. И каждый раз рассказ идет по новому пути: это исповедь или признание, сплетня или журналистский репортаж. И только в одном случае это был рассказ от первого лица. Да и тот скорее не повесть, а внутренняя беседа самим с собой. Сначала такая форма сложно воспринимается, но потом ты впускаешь себе в голову персонажа, наделяешь его голосом и слышишь уже его. Из-за того, что каждый из рассказчиков обладает уникальными чертами, уникальной тональностью, то весь роман пронизан полифоничностью. Вроде бы в нем почти нет прямой речи главных героев. Но при этом роман насыщен жизнью, реальностью, настоящими людьми. Фолкнер создает уникальный формат литературы, не когда перед глазами читателя проходит история, как фильм. А когда ты, читатель, стоишь рядом с каждым из рассказчиков, сидишь напротив них за разваливающимся столом, едешь в одном поезде. И слушаешь историю. Которая происходит прямо сейчас, тут же, рядом.

C.R. У меня Фолкнер в собрании сочинений, с лаконичной черной обложкой. Поэтому совершенно ничего не затмевает мне воображение. Никакие пейзажи не заменяют то, что описывает Фолкнер. И это прекрасно. Хотя обложка на указанном тут издании неплоха.

Очень странная основная обложка американского издания – какой-то инопланетный "свет в августе. Пожар, хоть он и важен в этом романе, но вовсе не центр его. А вот обложка советского издания – шедевр. Стопроцентное попадание в суть и эмоцию.

"Свет в августе" - пятый роман Фолкнеровской Йокнапатофы.

В произведении автор продолжает развивать Конрадовский прием (Лорд Джим) с размытыми границами между повествовательными линиями и сменой рассказчиков. Собственно основных нарративных линий две - Джо Кристмаса (Иисуса) и Лины Гроув (Девы Марии).

Джо Кристмас - белый негр, изгой и в стане белых (хотя герой сам выбрал этот путь (путь самопожертвования), большинство считали его иностранцев, пока он сам не говорил о своем происхождении), изгой в стане черных (из-за цвета кожи). Фолкнер намеренно изобразил фигуру новоиспеченного "Иисуса" гротескно: говорящая фамилия, нежелание учить катехизис, убийство отца, убийство женщины, бутлегерство, но - путь саможертвования, распятие после тридцати. На фоне консервативного Юга в 30-е годы прошлого века - это выглядело (как правильно сказала sa_t_i , коллега по литклубу) этаким смелым "троллингом".

Лина Гроув - изначально девушка могла быть изгоем, в отличие от Кристмаса, все-таки беременность без женитьбы - пощечина пуританскому сознанию. Но девушка таковой не была. К ней относились с пониманием, ей помогали. Возможно девушка с ребенком в конце на фоне дороги - надежда на то, что когда-нибудь ситуация изменится, что расизм будет пройденным этапом и жертва Кристмаса не была напрасной.

Роман композиционно сложен, в нем несколько линий, на первый взгляд не связанных между собой. Основных – две, но все прочие представляют собой цепочку, общность которой определяется к финалу, что дает глубину роману в выражении авторских идей.

Одна из главных линий – история Лины Гроув, появляющейся уже на первой странице. Даже при большой смысловой нагрузке, вложенной в этот образ, ей отведено не так много места. Лина бесхитростна и доброжелательна, она не видит в людях зла, для нее все вокруг чисты, также как и она сама. Состояние беременной женщины, собирающейся родить ребенка вне брака, для нее естественно. В ней нет предрассудков и предубеждений, существующих в обществе. Она не кается, потому как не чувствует себя грешницей. Ей присуще чувство внутренней гармонии. Она не от этого мира. Она символ жизни, потому что бесплодная женщина – несчастная женщина, что следует все из того же романа. Образ Лины – гимн женщине-матери, ее история - гимн великому чуду, новой жизни, рождению нового человека, приходящему на эту землю, неважно в согласии с нормами морали или нет. От нее исходит свет святости.

И в противовес этой истории – еще одна основная, воплощенная фигурой Джо Кристмаса. История Кристмаса – история расизма, но расизма, поданного Фолкнером очень необычно. Фолкнер преподносит эту проблему сложным, причудливым, запутанным способом. Вот уж где мощь авторского воображения и таланта! Джо рожден вне брака, также как и ребенок, появившийся у Лины. Но в отличие от нее, живущей в мире и согласии с собственной душой, Джо полон противоречий. Ничего не знающий о своем отце, но уверенный, что должен услышать голос негритянской крови. Должен ли? И есть ли она – эта кровь? Чудовищное положение его внутреннего состояния. Он не знает кто он. Воспитанный в обществе, полном расовых предрассудков и религиозного фанатизма, впитавший это в себя, даже не желая того, - он жертва расизма, но эту травлю создает себе сам. Джо Кристмас жертва конфликта в самом себе. Его жизнь – бегство от самого себя. Но разве это возможно?! Когда и кому это удавалось?!

Рай или ад в своей душе – как часто это собственноручное творение.