Читать книгу: «Я – сваха. Из личного опыта»

Шрифт:

«Глупые учатся на своих ошибках, умные – на чужих».
Книга написана для умных… Ничего личного…
Все истории правдивые, изменены только имена.

Корректор Сергей Барханов

Дизайнер обложки Мария Ведищева

ISBN 978-5-0059-3547-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Всё, о чем хочу рассказать, произошло на самом деле. Часто в начале книги можно прочитать, что описанные события выдуманные, совпадения случайны. Тут всё наоборот. Если вы узнали себя – значит, это про вас. Возможно, имя другое. Или даже имя ваше, но подробности истории отличаются от произошедшего с вами. В чём-то похоже, в чём-то нет. Большинство же не поверят и скажут: «Выдумки. Так не бывает!» Однако вы же знаете: самое невероятное происходит не в вымыслах писателей, а в жизни. Не зря частенько, выслушав чью-то историю, говорят: «Ну и дела… Нарочно не придумаешь!» Поэтому и я не стала напрягать фантазию, а просто записала всё, чему стала свидетелем, действующим лицом и даже организатором.

Всё дело в том, что я – сваха.

Я расскажу, в чём разница между свахой и брачным агентом, вы узнаете, что происходит за кулисами этой жизнедеятельности, как пришла я к тому, чем занималась многие годы. Раскрою тайны чужих судеб, расскажу, какие ситуации – иногда трагические, иногда комические – случаются во время свиданий и встреч. Сколько «подводных камней» поджидает страждущих найти своё счастье. Эти преграды иногда кажутся непреодолимыми, хотя частенько их можно легко перешагнуть. Но наше воображение, наши внутренние тормоза и страхи возводят такие стены, от которых хочется убежать, вместо того чтобы их не заметить. Каждая история, свидетелем которой я стала, претендует на отдельный роман. Поделюсь самыми яркими эпизодами. Лишь короткими зарисовками из больших романов.

Кому-то чтение будет полезно – вы сможете сделать выводы из ошибок тех, кто «наступил на грабли». А тем, кто не против заглянуть в «замочную скважину» или даже под одеяло соседа, случаи, рассказанные мной, станут увлекательным чтением. Перед вами реальные истории – иногда романтические, иногда трагические, а порой и комические, но точно все они очень личные. Истории, о которых не очень любят делиться их герои. Даже с близкими.

Глава 1
У вас товар, у нас купец,
или
Немного в глубь веков

Сваха… Слово неупотребляемое нынче. Отжившее понятие. Отголосок прошлого. Слово, может, и ушедшее, но дело свахи живее всех живых. Нет, конечно, методы поиска невест и женихов сегодня не те, что были раньше. Институт «сватовства» видоизменился по сравнению с тем, каким был, скажем, в девятнадцатом веке. Но он существует и сегодня, в веке двадцать первом. Рассказы о его смерти явно преувеличены. Или многочисленные «брачные агенты», предлагающие помочь одиноким людям встретить «суженого», не есть те же самые свахи в современной модификации? Да, согласна, разница есть. В эпоху развитого капитализма «сватанье» перешло на коммерческую основу, превратилось в бизнес, то есть в средство заработать. Стремление получить прибыль зачастую преобладает над желанием помочь одиноким сердцам. Подбор «половинок» поставлен на конвейер. Быстрее, больше… О качестве думать некогда.

Впрочем, частенько помогать бесполезно. «Свои мозги не вставишь», – гласит народная мудрость. Сложно, порой невозможно объяснить человеку, кто ей/ему подходит. Потому что вы оцениваете ситуацию «со стороны», знанием психологии, накопленным опытом, а он/она – сиюминутными чувствами и желаниями. Попробуйте втемяшить влюблённой в очередного казанову, что он не женится, а «поматросит и бросит». Даже если привести сто примеров, она, влюблённая, будет говорить, что с ней он поступит иначе, что она… ну и прочее, прочее, прочее. Скучно слушать. Может, потому агенты теперь и не пытаются подобрать подходящих – отчаялись. И свели дело к продаже контакта. Нате, получите, распишитесь… Вот вам телефончик страждущего, а дальше… сами с ним разбирайтесь.

Где искать партнёра? Можно, конечно, как героиня Муравьёвой в фильме «Москва слезам не верит», искать в баре, в библиотеке или на кладбище. Но проще зайти в агентство, полистать каталог с фотографиями, выбрать и… А дальше что? Обо всем этом я и расскажу. Сначала вспомним, как дело со сватовством обстояло раньше. Ведь новое – это хорошо забытое старое.

До XVIII века услуги свахи были не нужны (оговорюсь: речь о России, хотя, думаю, в средневековой Европе ситуация была аналогичная). Молодёжь в основном знакомилась на различных общественных мероприятиях, простите за современную стилистку. Славянские племена – вятичи, северяне, радимичи – устраивали «игрища межю селы». Иными словами, молодёжь разных селений выходила на поляну, где резвилась (мне кажется, это можно назвать предвестником сегодняшних дискотек, вечеринок или, на западный манер, корпоративчиков и «пати»). В процессе «плясок» на таких игрищах парни договаривались с девушками об «умыкании». Традиция гуляний, так называемых «хороводов», в процессе которых парень и девушка могли, выбирая спутника жизни, пообщаться вплотную, существовала многие века. Были, конечно, и вариации.

В традициях многих народов родители договаривались о будущем браке детей, когда те были ещё маленькими. Особенно когда дело касалось семей богатых, не желавших, чтобы «добро» утекало из дома. Те же, кто попроще, собирались на поляне и флиртовали, выбирая будущего мужа или жену самостоятельно. Потом оставалось заслать сваху. В этом случае она не была человеком, который подбирал подходящего партнёра. Роль той свахи была чисто номинальной: – исполнить традиционный обряд со словами «у вас товар, у нас купец», как говорится, только чтобы соблюсти традицию. Но в большинстве случаев результат такого сватовства был заранее известен. Такие свахи так и назывались — ритуальными.

Век XIX внёс коррективы. Девушек, особенно из «приличного дома», стали держать «под замком». Какие уж тут гулянья, хороводы или пляски у колодца? Нет, конечно, организовывались балы, куда вывозили молодую поросль на показ возможным женихам. Однако этого было мало. Самые красивые, привлекательные или богатые невесты «уходили» быстро, на такой «товар» купец всегда сыщется. Но те, кто поскромнее, победнее, с неброской внешностью, были обречены остаться в «старых девах». А в России это всегда было чуть ли не позором. Да и кто содержать будет, если от родителей наследства не предвидится, а работать благородной девице не к лицу? Да и кем в девятнадцатом веке девушке работать? Разве что гувернанткой у барчука. Чаще такие девицы оказывались «приживалками», не к ночи будь помянуто. Лучше за самого плохонького замуж, чем в девках. И вот тут понадобились свахи. Не те, которые приходили в дом к невесте свататься, когда дело сделано и нужно только «по рукам ударить» («рукобитье» – обряд, когда отцы невесты и жениха крепко били друг друга по рукам в знак согласия) и договориться о свадьбе. А те свахи, которые исполнят роль посредника и помогут найти подходящего жениха.

Впрочем, и мужчинам по разным причинам нужна была помощь в деле поиска невесты. Помните фильм «Женитьба Бальзаминова», снятый по мотивам комедии А. Н. Островского? Жених, которого сыграл Георгий Вицин, был не только стеснителен в поведении, но и стеснён в средствах. Он мечтал о богатой жёнушке, а сам не только не умел найти подходящую дамочку, но и совершенно не знал, как ей понравиться. Сваха же и невесту нашла, и научила незадачливого кавалера «жениховскому» поведению. Об этом же говорится и у Н. Лескова: «А уж Варька была такая сваха, что хоть какого робкого мальчишку жени, так она ему надаёт смелости и «доведёт до делов» («Житие одной бабы», 1863). Так что и робкому жениху, скромному, неуверенному в себе, требовалась помощь посредника. Тут уж кавалер становился «товаром», который рекламировала сваха.

В архивах Географического общества России сохранились сведения о появлении свах в России уже в XVII—XVIII веках, правда, данные об их существовании известны только в пределах средней полосы – в Поволжье и на Юге России. Но зато тут услуги свах настолько популярны, что в начале XIX века с их помощью заключался каждый четвёртый брак. Спустя пару десятилетий – к 1870-м годам – институт сватовства развернулся в больших масштабах. У свах появилась даже «спецодежда»: отправляясь «на работу», к родителям невесты, они украшали себя особым знаком – яркой накидкой. Пусть знают, кто и с чем явился к ним в дом.

К концу XIX века институт сватовства превратился в целую индустрию. Кроме «спецодежды» для свах, были организованы некие артели, типа профсоюза «свашеских» работников. Между собой обменивались информацией, делились новостями. Это была самая настоящая профессия, причём довольно прибыльная и весьма уважаемая. Свахе старались всячески угодить – от её настроения нередко зависело будущее всей жизни невесты или жениха. Должна сказать (забегая вперёд): когда я знакомилась с женщинами, желающими с моей помощью найти кавалеров для брака, то и меня они не знали, как ублажить. И пироги пекли, и маникюр с массажем предлагали сделать. Я, конечно, отказывалась, но женщины расстраивались, причитая: «Хочу, чтобы вы мои пироги запомнили и, когда с мужчиной обо мне говорить станете, рассказали, какая я замечательная хозяюшка». Человеческий фактор. Но вернёмся в прошлое.

Свахи, появившиеся в XVIII—XIX веках, отличались от так называемых «ритуальных». Эти искали/подбирали/сватали невесту (или жениха), за что получали вознаграждение. Работа была серьёзная и ответственная. Сватовство стало распространённым, я бы сказала, обыденным явлением, о чём свидетельствуют произведения писателей и поэтов.

«…Наутро сваха к ним на двор
Нежданная приходит.
Наташу хвалит, разговор
С отцом её заводит:
«У вас товар, у нас купец;
Собою парень молодец,
И статный, и проворный,
Не вздорный, не зазорный».

Это отрывок из поэмы «Жених» (1827) Александра Сергеевича Пушкина. Фраза «у вас товар, у нас купец», упомянутая Пушкиным, была известна уже тогда и служила рефреном вступительной речи свахи. Каждому человеку сразу становилось понятно: речь идёт не о продаже славянского шкафа или даже никелированной кровати с тумбочкой, а о сватовстве. И «товаром», конечно в переносном смысле, является невеста, которую предстоит сосватать (отдать) жениху.

Стоит также вспомнить многочисленные рассказы Антона Павловича Чехова, пьесы Островского «Бедная невеста» (1851), «Женитьба Белугина» (1877), всемирно известную «Бесприданницу» (1878), прозу Н. Лескова и, конечно же, Николая Гоголя.

«Не выбирай невесту, выбирай сваху», – гласит народная мудрость. Устройство брака дочери – первейшее дело для матери, а потому для свахи были открыты сердца и кошельки. Как же Арина Пантелеймоновна в пьесе Гоголя «Женитьба» (1842) холит и лелеет сваху Фёклу Ивановну, любую её прихоть готова уважить, любое желание исполнить, лишь бы счастье дочки устроилось.

«…Домна Платоновна занималась приватными делами… сватала, приискивала женихов невестам, невест женихам; заносила записочки в самые известные салоны и будуары, куда городская почта и подумать не смеет проникнуть, и приносила ответы от таких дам, от которых несёт только крещенским холодом и благочестием». Это из произведения Н. Лескова «Воительница» (1866).

У Чехова (1880-е годы) есть занятная юмореска «К свадебному сезону». «Записная книжка комиссионера» – база данных клиентов. Дело поставлено на поток. Сватовство – рутина, организованная почти по-промышленному. И это в конце девятнадцатого века! Через сто лет – в конце века двадцатого – «записная книжка» свахи модернизировалась и компьютеризировалась. Но сути не изменила. Тут есть всё – от привычек и причуд невесты и до её пожеланий, даже если они самые странные. А что? Кто платит (свахе), тот и заказывает музыку (жениха).

Перечень литературных произведений, отражающих тему брака и сватовства, огромен. Также не прошли мимо этой увлекательной темы и художники. Известны полотна мастеров изобразительного искусства, посвящённые свахам или сватовству. Кто не знает картины Павла Федотова «Сватовство майора» (1848), «Неравный брак» Василия Пукирева (1862) или «Выбор царской невесты» Ильи Репина (1884). Матримониальные дела, знаете ли…

Глава 2
Страна, в которой не было
ни секса, ни свах,
или
Откуда «выросли ноги»
моей профессиональной ориентации

В Советском Союзе, где я родилась и выросла, не было ничего такого: ни секса, ни свах. Впрочем, официально не было, а реально всё же было. Просто было это спонтанно и подпольно. Более того, тех, кто пытался помочь засидевшейся в девках или излишне скромному парню найти свою половинку, называли сводней. И звучало это постыдно. Поэтому на вопрос родни: «Девочка, кем ты хочешь стать, когда вырастишь?» – ответить, мол, хочу стать свахой, в голову прийти не могло. Но с тех пор прошло много лет. Двадцать, тридцать… Много или мало? В эпоху доисторических динозавров – одно мгновение. Сейчас же история, природа, люди меняются с катастрофической скоростью. За годы, прошедшие со времён моей молодости, всё вокруг перевернулось с ног на голову. Жизнь, казавшаяся для меня предопределённой, совершила такие повороты, о которых нельзя было предполагать даже во сне. Всё изменилось коренным образом. Живу в другой стране. Говорю на чужом языке. Вынуждена понять и принять иные порядки и традиции. Да и в России теперь всё не так, как было, когда я уезжала. Тридцать лет… Мгновение? Вечность? Целая жизнь…

Вспоминаю что-то о себе той, прежней – и удивляюсь. Неужели про меня? Как я могла на такое решиться? Переезд из России в Германию для меня был почти как открытие Америки Колумбом. Выросшей в советские времена, для которой поездка по профсоюзной путёвке в Болгарию была событием, взять вот так – и уехать. В руке зажата ладошка дочки, рядом – муж, и две сумки шмоток. Практически без денег. Не зная немецкого. С дипломом преподавателя марксистско-ленинской философии в кармане. То есть без перспективы работать по специальности. Да и без специальности, по сути. Разве философ, в дипломе которого чуть ли не все предметы начинались со слов «марксистско-ленинский», это профессия? Авантюра чистой воды. Но как бы там ни было, я сделала это. И сколько бы ни произошло изменений, я всё та же. Русская женщина с советской ментальностью. Правда, немного набравшаяся опыта. И сделавшая ряд выводов.

Никто сейчас не знает, о чём я думала, на что рассчитывала, решив уехать из страны. Был страх, охвативший сознание пеленой серой дымки. Но было желание двигаться, не сидеть на месте, не утопать в рутине. Пелена, застилавшая разум, видимо, помогала желанию преодолеть страх. Чем я буду заниматься в новой стране? Как смогу зарабатывать? Ведь нужно поднимать дочку. Не задумывалась об этом. Боялась – да. Но это меня не останавливало. Понеслась по течению огромной волны под названием эмиграция. Тогда многие уезжали по принципу «Все побежали – и я побежал». Когда на протяжении нескольких поколений никуда особо дальше огорода никто не ездил, при малейшей возможности захотелось поехать. Когда нельзя, но очень хочется, то… можно.

«…Что ищет он в стране далёкой?
Что кинул он в краю родном?»

Это про меня. Так же и мне было неясно, куда и зачем еду. Чего искать в стране далёкой? Ответ, видимо, как и в упомянутом стихотворении Лермонтова, в следующих строчках:

«А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!»

Может, и я бури хотела. Надеясь, что в ней покой? Но покой нам только снится. Потому что мы, любители жизненных экспериментов, жаждем бури. Такой вот внутренний когнитивный диссонанс. Неразрешимое противоречие. И страшно, и хочется. И хочется так сильно, что перестаёшь бояться, а просто прыгаешь в будущее без парашюта и страховки.

В Германии я и стала свахой. Не то чтобы совсем случайно. Мне всегда нравилось «покопаться» в чужих жизненных историях и сподвигнуть к браку «одинокое сердце». Ещё в глубокой студенческой молодости хотелось кого-то с кем-то познакомить. Понравился молодой человек, решила, что он вполне подойдёт подруге. Прямо из кожи лезла, чтобы помочь им встретиться. В итоге родила от него дочку. Не подруга. А я сама. Так получилось. Подруга вышла замуж тоже. Без моего вмешательства. Но всё же моя тяга к сватовству проявилась и тут. Муж подруги по прошествии тридцати лет вспоминал, как я её «сватала»: «Такая она замечательная, такая умная и совсем никогда не болеет». Смеётся сейчас, вспоминая. Говорит, понимает, как жертвенно я рекламировала «невесту», «себе в убыток». Ведь, выдав замуж, теряла подругу – уезжала она в первопрестольную из моего родного Ростова, где душа в душу мы продружили с ней несколько лет. Во времена отсутствия интернета общение на таком расстоянии сводилось к минимуму. Но чужое семейное счастье всегда было для меня важнее собственных интересов, простите за бахвальство. Сватовская жилка коренилась во мне, видимо, на уровне подсознания.

Тяга к сватовству вывела меня и к получению соответственного образования. В университете выбрала «семейно-брачные отношения» темой диплома. По окончании учёбы, в далёкие восьмидесятые, пыталась устроиться на работу в единственное тогда в Ростове брачное агентство. Не взяли. Штаты быстро укомплектовали нашими же выпускниками. Мне места не хватило. Да и брали психологов, а я хоть и специалист по брачным отношениям, но философ. Тогда в России только появлялись подобные конторы. Конкуренция между желающими получить в них работу была огромная. Поэтому, когда в Германии пришла в себя после первого шока и поняла – надо думать о работе, посетила идея заниматься именно этим… сва-тов-ством! Тем более что спрос на женщин в Германии прослеживался. А уж спрос на женихов у россиянок – и подавно. Оставалось свести одних с другими.

Так оказалась я внутри чужих судеб, стала свидетелем множества историй, героями которых были мужчины и женщины. Немецкие мужчины и русские женщины. Многое перевернулось в моей голове за эти годы. То, что десять лет назад казалось белым, сегодня видится чёрным. И наоборот. Годы бегут, на стержень жизненного опыта наворачиваются новые и новые впечатления и ощущения.

Интересно узнать, кто же он, «немецкий мужчина», или кто она, «русская женщина»? Думаете, знаете? Поверьте, «множество открытий чудных» о наших женщинах раскроется перед вами из моих рассказов о них. А может, и о себе… Поделиться хочу с теми, кому важно понять, в чём мы похожи, а чем отличаемся друг от друга. Расскажу истории, свидетелем которых пришлось стать мне. Истории любви, ненависти, непонимания, недоверия, восторгов и разочарований. А вам судить, «who is who», кто прав, кто виноват, кто умный, а кто не очень. Часто приходится слышать: «Какие они (немцы, французы или англичане) идиоты». И так и хочется спросить: «Не хотите ли задуматься, кто же из нас больший идиот?» Ведь мы, со своими привычками и ментальными особенностями, им тоже кажемся не совсем адекватными. Мы – разные, хотя и такие, на первый взгляд, похожие. Немцы – народ логичный, рациональный, в отношениях с ними редко происходят форс-мажоры. Это не загадочная русская душа, непредсказуемая в своей алогичности. Конечно, все люди разные (простите за штамп), но всё же есть правила, а есть исключения. И если у русских исключения, скорее, составляют само правило, то, говоря о немцах, вполне можно полагаться на правила.

Глава 3
Путь в Германию,
или
Как я очутилась в стране средневековых бургов и современных бюргеров

Именно так называется моя книга, посвящённая тому, каким образом я с мужем и маленькой дочкой попала в Германию¹. Это большой роман, и я не стану сейчас его пересказывать, в подробностях описывая все наши метания и скитания, продолжавшиеся несколько лет. Но для понимания ситуации, для полноты картинки… всё же придётся кое-что рассказать, как говорится, цитатно.

В начале девяностых от СССР одна за другой начали отделяться республики и сама аббревиатура рассыпалась, сначала из четырёх букв сократившись до трёх (СНГ), а потом и вовсе растворившись в других сочетаниях. В это время в стране стало всё трещать по швам, «всё смешалось в доме Облонских», вернее, в огромном советском доме, долгое время считавшемся «нерушимым». С площадей стаскивали памятники вождям мирового пролетариата, к которым незадолго до этого приносили цветы по праздникам. Переименовывались организации, главки и даже министерства. В конце восьмидесятых объявленная Горбачёвым перестройка хотя и не сильно, но приоткрыла створки «железного занавеса» и дала толчок народу, готовому уехать из страны.

Одни ненавидели систему и мечтали свалить куда подальше, лишь бы скорее забыть «прелести недоразвито́го социализма». Другие вдруг вспомнили про корни предков и зов сердца, которое призывало вернуться к истокам. Третьи побежали в сторону государственной границы просто потому, что было интересно посмотреть, «а как там, за кордоном», скорее из любопытства. Ведь там было запретное, а запретный плод сладок. На протяжении нескольких поколений почти вся страна, за исключением номенклатуры, была невыездной и видела мир глазами Сенкевича в программе «Клуб кинопутешественников» по единственному в стране телевизионному каналу. Сенкевич путешествовал, остальные смотрели телевизор. Были ещё и четвёртые, которые потянулись за первыми, вторыми и третьими. В этом водовороте бегущих оказалась и я. Надо сказать, сначала понятия не имела, куда бежать. По большому счёту, было всё равно куда. Из Ростова-на-Дону в конце восьмидесятых убежать можно было только в Москву. «Не догоню, так согреюсь», – решила я. То есть не уеду дальше столицы, так проветрюсь, а может, и узнаю кое-какую информацию о возможностях выезда и куда подальше. В Москве всё знают. Итак, напоминаю: речь о далёких 80-х.

Первой страной, приходящей в те годы в головы неосведомлённых претендентов на выезд, была вожделенная Америка. Джинсы и доллар – две голубые мечты наших розовых вожделений того времени.

«Когда умолкнут все песни, которых я не знаю,

В терпком воздухе крикнет последний мой бумажный пароход.

Goodbуe, Америка,

Где я не был никогда.

Прощай навсегда…

Мне стали слишком малы твои тёртые джинсы.

Нас так долго учили любить твои запретные плоды.

Goodbуe Америка,

Где я не буду никогда…»

Эта песня группы «Наутилус Помпилиус», хотя и написана об Америке, стала гимном перестроечного времени для тех, кто мечтал уехать. В ней чудесным образом передана наша мечта о далёкой стране, в которую никогда не попасть. На самом деле эта страна – несуществующая фантастическая планета. Но мы-то тогда этого не знали. И свои фантазии помещали в рамки конкретного государства. Прежде всего Штатов. Я окончила школу с английским уклоном, где тщательно изучали английский язык и рассказывали всякие подробности из жизни джентльменов и леди. Но Англия для меня долгие годы оставалась на уровне сказки про королеву, не имеющей ничего общего с реальностью. Об Англии я тогда не мечтала даже во сне. А вот Америка все же, в связи с тем что туда каким-то образом попадали наши люди, могла рассматриваться как вариант.

Естественно, и я первым делом отправилась в американское посольство. На подходе к величественному белому зданию с призывно торчащим американским флагом на фронтоне в самом центре Москвы поняла, что слухи об эмиграции за океан не преувеличены. За пару кварталов толпились люди. Оказалось, народ записывался на выезд в страну грёз, заполняя выданные служащими анкеты. Заполнила и я. Америка с манящими каждого нормального человека возможностями вполне могла меня устроить. А почему нет? Манхэттен. Майами. Голливуд. Вот ключевые слова американского счастья. Я уже видела себя гуляющей по Пятой авеню, почему-то в белом платье и в шляпе с красными бумажными маками, похожими на настоящие. Или бегущей по жёлтому песку калифорнийского побережья… Красиво жить не запретишь. Во всяком случае, в мечтах можно многое себе позволить. Да-да, улыбаетесь, вспоминая Остапа Бендера, гуляющего в белых штанах по Рио. Согласна, я в своих мечтах не сильно отличалась от Остапа.

Заполненные анкеты улетели в Штаты без меня. Никакого ответа я не получила. В силу молодости и темперамента я не стала долго печалиться и ждать, когда в Америке сочтут необходимым пригласить меня в Майами, а занялась поисками другой страны возможной эмиграции. Из России-то нас худо-бедно стали выпускать. Если раньше требовалось разрешение на выезд от такой милой организации, как ОВИР (отдел виз и регистрации), то теперь достаточно было получить въездную визу в ту страну, куда «намылил лыжи». В аббревиатуре ОВИР главным словом было «виза». Без разрешения этого «отдела» выехать было нельзя. Именно там сидели вершители судеб советского человека, возжелавшего выехать на экскурсию даже в такие дружеские страны, как, например, Болгария или Польша. Не говоря уже про Париж, после посещения которого многие были готовы умереть. Но грозные работники ОВИРов пресекали эти желания на корню и давали разрешение на поездку исключительно надёжным людям, которые не подвержены суициду на почве увиденного на капиталистическом загнивающем Западе.

И вот свершилось. ОВИРы упразднены. Вернее, они перестали давать разрешение на выезд. Хочешь – вали на все четыре стороны. Нас стали выпускать! Но ровно в это время нас перестали впускать в эти самые вожделенные страны. Вот же напасть. Раньше уговаривали: приезжайте. Наши ОВИРы не пускали. Теперь ОВИРам до нас нет дела, но нас перестали куда-либо зазывать. Ситуация патовая. Это сильно застопорило мой порыв выехать как можно быстрее. Пришлось включить мозги и собрать информацию.

Оказалось, что и в Австралии, куда я, без сомнения, тоже была готова переехать, правда с меньшим рвением, нежели в Америку, меня не были готовы принять. Австралийское посольство также приветливо, как и американское, выдавало анкеты возможным эмигрантам. Но если американцы просили лишь заполнить бланки опроса, отослать и ждать результата, то австралийцы сразу предупреждали не суетиться напрасно, если желающий эмигрировать не имел необходимого количества баллов.

– Вот те на… Какие баллы? – удивлённо вопрошали страждущие увидеть кенгуру на их родной территории, а не по телевизору, вчитываясь в вывешенные листки с пояснениями.

Оказалось, австралийцы устроили что-то типа естественного (вернее, неестественного) отбора. Они были готовы принять вас, если вы хорошо говорите по-английски, имеете нужное для них (читай: дефицитное) образование и многолетний опыт работы по специальности, то есть стаж. Всё бы ничего, если бы этот список не дополнялся баллами за возраст. Тем, кому стукнуло тридцать пять, баллы сбавлялись до минимума – понятное дело, зачем стране люди предпенсионного возраста? И высокие баллы за образование и опыт вкупе с минимумом за возраст недотягивали до необходимой общей суммы. А те, кто имел максимум за молодой возраст и знание английского, получив минимум за стаж (какой стаж, если ты только окончил вуз?), опять-таки не набирали нужной суммы. В отчаянии я подсчитывала свои возможности, но проходила только лишь суммировав свои баллы (за английский и образование) с баллами мужа (за опыт работы и нужную австралийцам профессию краснодеревщика). Однако такой вариант – два в одном – их не устраивал. А другого мы предложить не могли. В результате пришлось отказаться и от кенгуру.

После первых неудач я занялась обработкой других вариантов. И даже задумалась по поводу Израиля, немного пугающего жарким климатом и военными действиями на своей территории.

– Страшно как-то! – поёжилась я, вступив в обсуждение вопроса возможной эмиграции в Израиль с народом, кучкующимся около рассадника империализма – американского посольства.

– А где нынче не страшно? – услышала в ответ.

Аргумент был в пользу обсуждаемой страны. Но и с Израилем оказалось всё не так просто. Выяснилось, что в Москве вообще нет их посольства (конец 80-х!). Ходили слухи, что евреи базируются в здании голландцев, находясь в Москве на полулегальном положении. Говорили, что израильтяне дают «добро» на въезд к ним без проблем и дополнительных вопросов.

– Главное, прорваться к посольским из Израиля, которые сидят у голландцев, а там уж… Прямых рейсов нет, все летят через Вену, потом рассасываются по Европе, в Израиль долетают единицы…

В очередях рассказывались увлекательные истории рассеивания и рассасывания нашего люда после прибытия в Вену. Звучало достаточно авантюрно, но я всегда помнила, что кто не рискует, тот не пьёт шампанское. А мне ой как сильно хотелось этого самого шампанского напиться до самой макушки. Впрочем, если честно, то столько шампанского, сколько я пила, живя в России, больше не приходилось пить никогда. Но не в шампанском дело, тем более что много лет позже я узнала, что то шампанское, которым упивались в России, было вовсе не шампанское, а шипучее вино. А настоящее шампанское – это совсем другая песня. Но вернёмся к евреям. По версии, ходившей в народе, принимали-то они легко. Вот только найти их оказалось сложно. Вернее, невозможно. Во всяком случае, я не нашла. И жаркий Израиль со своим вечным палестинским кризисом также остался недосягаемой мечтой…

Некоторые, так же, как и я, не сумевшие проскочить в почти уже прикрытые дверки Америки, Австралии и Израиля, решили удовлетвориться меньшим и выехали в Польшу и Чехию. Что ни говори, синица в руках лучше журавля в небе. Всё ж как-никак тоже заграница. Мои мысли стали работать в направлении стран бывшего Варшавского договора, но тут… в одной из российских газет я прочитала статью. Вернее, даже не статью, а заметочку. А ещё точнее – это была рубрика «Письма читателей», и один молодой человек делился со своими согражданами опытом эмиграции в Германию.

«Вау! Германия. Это же Европа, совсем рядом, пара часов на самолёте, от дома рукой подать…» – занервничала я, учуяв носом наводку.

Как я могла раньше не подумать об этом? Да как… просто… Америка, Австралия и Израиль – страны эмигрантские. Во всяком случае, слухи о переехавших в эти страны ходили в народе. А Германия… Каким же боком туда можно втиснуться? В заметке давался абсолютно конкретный совет: надо переехать через границу (абсолютно любым способом, включая пешеходный переход или взятие реки Одер любым плавсредством) и заявить в полиции, что ты не хочешь возвращаться назад. Ну, то есть, типа, ты невозвращенец. Человек, написавший заметку, не ограничился советом ехать в Германию. Он подробно описал прелести первого этапа: «Вас поселят в общежитие и дадут денег на жизнь, на питание и одежду».

1.Путь в Германию. Краснодар: «Библиотека Вавилона», 2007.