Читать книгу: «Москит. Крах и пепел», страница 2

Народу здесь было не меньше, за открытыми дверями кабинетов сидели, стояли и сновали люди, слышались чужие голоса, смех, крики. Илья прошел через весь второй этаж, боком пробрался по лестнице мимо оккупировавшей широкий подоконник компании явно нетрезвых мужичков и через ступеньку запрыгал на третий этаж. Здесь потише, вся основная тусовка осталась внизу, многие двери закрыты наглухо. Как и дверь его класса – Илья дернул за круглую металлическую ручку несколько раз и отступил к окну. Все, здесь делать нечего, можно топать домой. Десятый «А» в этом году вечер встреч проигнорировал в полном составе, он ничего не потерял. «Домой» – об этом напомнил и сведенный голодными спазмами желудок, голова слегка гудела от выпитого, от тепла навалилась сонливость и апатия. Илья достал мобильник, посмотрел на темный экран – ни пропущенных звонков, ни смс-ок, никто не искал его сегодня, не интересовался, как его дела, самочувствие и все такое. Правда, он и сам никуда не звонил, и даже не собирался, но это решение, помнится, принято было давно, еще утром… Апатия сменилась обидой, вернулась злость – на себя, на окружающих, на урода с «розочкой» и трусливого хорька – надо было им морду все же разбить, чтобы запомнили надолго, но поздно пить «боржоми». И на эту полную щенячьего восторга толпу переростков – оплывших, неловких, с лысинами и двойными подбородками. Чему вы радуетесь, люди? Прошлое должно оставаться в прошлом, когда вы были молоды и относительно хороши собой, когда весь мир лежал у ваших ног, а что вы предпочли всем его сокровищам? О чем вы расскажете друг другу? Вот то-то, нечего вам сказать. Флаг вам в руки, а я с вами не играю…

Илья сбежал вниз по лестнице, невежливо расталкивая встречных. Кто-то отступал к стене сам, кто-то ворчал вслед недовольно, но Илья не оборачивался. Кто только придумал эти вечера, кому они нужны, люди не видят друг друга годами и при случайной встрече не узнают соседа по парте, у которого математику списывал… К черту, а все Саня виноват, сам, поди, уже где-нибудь догоняется. Ну, хоть у кого-то вечер сегодня удался.

Снизу поднималась большая и явно подогретая спиртным компания. В коридорах и классах, как заметил Илья, не пили, травить организм табаком и алкоголем выбегали на мороз. Эти, снизу, делали уже не первый заход, двигались неуверенно, хохотали и спотыкались на каждой ступеньке. Пришлось возвращаться и ждать, пока компашка соберет себя в кучу и в полном составе соберется на площадке. Как назло кто-то в задних рядах не удержал равновесия, плюхнулся на ступеньку и немедленно заржал. Собутыльники обернулись, и загоготали, кто-то пополз товарищу на выручку, цепляясь для верности за перила. «Да чтоб вас» – Илья развернулся и двинул через два бесконечных коридора к лестнице в противоположном конце здания. Толпа здесь поредела, но все равно было шумно, душно, чужое веселье раздражало, кровь стучала в ушах, стало жарко. Илья несся сквозь толпу, уже не глядя по сторонам, а только вперед, над головами встречных и не сразу смог затормозить, услышав свое имя. Кто-то окликнул его раз, другой, на третий он сообразил, наконец, что пора остановиться. И голос знакомый, только непонятно, где его обладатель. Вернее обладательница – не эта же коротко стриженая тетенька с бесформенной тушкой, упакованная в черные тугие джинсы и сиреневую тунику с блестками по вырезу декольте. А тетенька улыбалась ярко намазанными губами и, грохоча каблуками, шла навстречу Илье.

– Привет, – она остановилась напротив и теперь смотрела снизу вверх, продолжая знакомо улыбаться. – Вижу, ты меня не узнал. Значит, я буду богатой.

«Я вас не знаю» – едва не ляпнул он, но прикусил язык. Эту женщину он видел впервые в жизни, но что-то в ее лице, улыбке и, главное, в голосе, заставляло усомниться в поспешных выводах. Они встречались в этой жизни, но давно, очень давно и не видели друг друга лет десять, если не больше. Да, больше, много больше – сразу после выпускного он уехал поступать в училище, потом армия: срочная плюс два года на контракте, потом…

Женщина улыбнулась – растерянно и виновато одновременно, поправила волосы и отступила на шаг. Улыбка исчезла, на лице появилась гримаса недовольства и лукавства одновременно, чтобы сразу исчезнуть, но этих мгновений хватило. И он узнал Гришину Наталью, свою первую (и единственную) школьную любовь.

– Наташка, – протянул Илья. – Обалдеть, я тебя и, правда, не узнал. Ничего себе, сколько ж я тебя не видел?..

Его толкнули в спину, Наталье кто-то наступил на ногу, но оба не обращали внимания на окружавшую их толпу. Время остановилось и рвануло назад, исчезло и без того туманное будущее, сгинуло настоящее, без следа пропал вчерашний день – они вернулись почти на четверть века назад, им снова было по шестнадцать лет, и впереди была вся жизнь. И стояла перед ним не молодящаяся тетенька средних лет, а тонкая, зеленоглазая девчонка с длинными каштановыми волосами. Серьезная – спасу нет, лишний раз не улыбнется. Зато если повезет – глаз не оторвать и готов горы свернуть, лишь бы смотреть на нее часами.

Из дальнего конца коридора громыхнула музыка, рев попсы перекрыл общий гул, кто-то негодующе засвистел и наваждение исчезло. Посреди коридора улыбались друг другу два взрослых, состоявшихся человека.

– Изменилась, знаю, – первой заговорила Наташа. – Ты тоже, я тебя еле узнала. Пойдем, все наши там собрались, – и махнула рукой куда-то в сторону учительской.

– А я вас в нашем классе искал, – Илья взял Наташу под руку и повел через толпу.

– Мы в другом кабинете, в старом окна меняют, там грязно, – пояснила Наташа. – Почти все собрались, сейчас увидишь.

«Почти всех» оказалось полтора десятка человек. Своих, остальные были из параллели. После «официальной» части – узнаваний, приветствий и ответов на ритуальный вопрос «как сам?» и обязательного глотка вискаря со дна пластикового стаканчика Илья утащил Наташу на заднюю парту. Сидевший по соседству тихий, словно пришибленный, неопределенного вида мужчинка вежливо улыбнулся паре и пересел на свободное место, уставился на распахнутую дверь.

– Кто это? – шепотом спросил Илья. – Что-то не припоминаю такого.

– Он с нами только полгода проучился, в восьмом классе, – тоже шепотом пояснила Наташа. – Непонятно, зачем притащился. Может, скучно человеку…

– Может, – Илья уже потерял к странному дядечке интерес, и откровенно оценивающе разглядывал Наташу. Та отвечала взаимностью, пауза длилась почти минуту, они словно заново привыкали друг к другу, к новым себе – повзрослевшим, набравшимся если не ума, то жизненного опыта, умудренных, если угодно.

– Как ты? – первой спросила Наташа, и было видно, что ей действительно интересно.

– Нормально, – немедленно отозвался Илья. – В армии отслужил, работаю. Женился, детей двое. Три года с родителями жены жил, думал – повешусь, потом мать умерла, мы сюда переехали.

– Молодец, – о себе Наташа говорить не торопилась, крутила в пальцах ремень сумки и то смотрела в сторону веселившихся у доски одноклассников, то мельком – на Илью. – Говорят, ты в ФСБ служил. Это правда?

«Далось им это ФСБ» – подумал Илья, а сам удивился второй раз за этот длинный вечер. Надо же, кто-то еще помнит о том, к чему стремился Илья Кондратьев двадцать с лишним лет назад. Чудны дела Твои, иначе и не скажешь…

– Не служил, только собирался, – признался он. – Готовился два года: качалка, рукопашка, бег, лыжи, языками занимался…

– Помню, помню, – заулыбалась Наташа. – Как ты и стометровку лучше всех бегал, и «солнышко» на турнике крутил. А мы в сторонке стояли и на тебя глазели. А все парни тебе завидовали.

Илья тоже улыбнулся, глянул в темное окно. Сейчас его не видно, но турник там, на спортплощадке за школой, никуда не делся за прошедшие годы. «Солнышко» он изобразить уже не рискнет, но раз десять подтянется запросто. Тем более, что руководство родной конторы частенько устраивает проверку физических кондиций своих сотрудников, а по результатам испытаний и коэффициент к зарплате повышается, и премии разовые случаются, и прочие приятные бонусы помельче. Так что хоть сейчас иди и сдавай норматив. Но вместо этого придвинулся поближе к Наташе и проговорил вполголоса:

– Не все. Валерка не завидовал. Не помнишь случайно, почему?

– Помню, – также беззаботно отозвалась Наташа. – Сам-то не забыл, за что ему рожу два раза бил? И не побоялся, он же на два года нас старше был…

– Плевать, – интонация в голосе была та же, что и два десятка лет назад. Оба почувствовали это, рассмеялись. На них обернулись, особенно строго смотрел невзрачный дяденька. Наташа в притворном ужасе прикрыла ладонью рот и прошептала:

– Так что с ФСБ? Врут или служил? Ну, не хочешь – не говори, мне просто интересно.

– Да чего там интересного, – сдался Илья. – Не поступил я тогда. На курсы еще за год до поступления записался, на знакомство съездил. Офицер со мной побеседовал, спросил, есть ли в семье люди из их конторы или судимые. Я сказал, что отец врач, а мать не работает, других вопросов не было. Потом пришло подтверждение, что я зачислен на курсы при Академии ФСБ. Отучился, перед поступлением медкомиссию прошел – всего изучили, как под микроскопом. Отклонений не нашли, допустили к психологическим тестам, потом физо. Все сдал – подтянулся, сколько требовалось, стометровку в двенадцать секунд уложился, три километра за тринадцать минут пробежал. А на полиграфе срезался.

– На полигарфе? – Наташино удивление было неподдельным. – Ерунда какая. Языки, физподготовка нормально, а на такой ерунде все завалить. Обидно.

Ей действительно было обидно, Илья видел сочувствие в глазах Наташи. Опоздало оно на двадцать лет, но это ерунда, мелочи. Вздохнул и договорил:

– Да, на полиграфе. Я еще раньше понял, что вопросы будут простые, но с непростым подтекстом, и был морально готов. Но когда оказался один на один в темном помещении с серьезным мужчиной в погонах, меня оторопь взяла. Не мужик, а воплощение Будды, или как там у них называется, забыл, лама какой-то… То ли он помер, то ли жив, сидит в одной позе и сквозь тебя смотрит. И вопросы задает вроде: «как вы относитесь к смерти?». В общем, мямлил я там что-то, запинался, краснел, как школьница. А когда вышел, то узнал, что мое поступление закончилось. Вот так. Выдержки мне не хватило и самообладания, нервы подвели. Но я потом узнал, что следственный факультет или контрразведывательный мне все равно не светили, туда только своих берут, потомственных разведчиков. В армию пошел, срочку отслужил, по контракту потом на два года остался. Женился, дочь родилась, Лизка, ей сейчас шесть. Потом Мишка появился, ему одиннадцать. Он приемный, мы его из детдома усыновили. Работаю в конторе одной по перевозке особо ценных грузов, в сопровождении…

– Золото, бриллианты? – не преминула уточнить Наташа.

– А как же, у нас этого добра навалом, – гордо заявил Илья, словно только и делал, что перевозил из одного конца страны в другой свои собственные драгоценности. – Антиквариат еще, технику ценную, оружие старинное, и обычная инкассация. Лошадь однажды везли, сами чуть по дороге не сдохли…

– Лошадь? – поразилась Наташа. – Какую лошадь, куда, зачем?

– Дорогую, как сволочь, – поморщился Илья, вспоминая чудовищную неделю, проведенную рядом с капризной скотиной. – Стоит, как два мерса, или как три, уже не помню. Но красивая, рыжая, а грива и хвост белые. Мы ее в Кельн везли. Так у лошади всю дорогу истерика была, сами обалдели. С ней два конюха ехали, думали, мужиков потом отпаивать придется – так нам эта тварь арабская мозги вынесла. Но мы до Кельна и обратно, а мужики с лошадью в Лондон двинули, не завидую я им… Теперь про себя давай, – потребовал Илья.

– Обычно все, – Наташа смотрела в стену на портрет то ли великого химика, то ли биолога, и обращалась, скорее, к ученому, чем к Илье. – Институт закончила, замуж вышла, сына родила. Развелась, второй раз замуж сходила, еще один мальчишка появился. Муж от меня сбежал, живу с матерью и детьми. Работаю бухгалтером. Слушай, пойдем подышим. А я покурю. Держи, – она бросила Илье на колени свою сумку и направилась к парте, заваленной куртками и пальто. Солидный мужчина с блестящей макушкой и круглым брюшком галантно помог Наталье раскопать общую кучу и подал ей черный полушубок. Илья поднялся со стула и, помахивая сумочкой с заклепками, направился к обоим. Мужчина, в прошлом троечник и раздолбай Гошка Митрофанов, с трудом получил аттестат, никуда не поступил, и угодил прямиком в армию. А оттуда – в тюрьму за продажу «неустановленным лицам трех автоматов Калашникова с запасными магазинами в количестве шести штук». Отсидел два с половиной года, вернулся домой, сейчас содержит в городе три палатки с пивом и весьма доволен жизнью. Прошлым своим гордится и в каждом разговоре словно невзначай упоминает: «когда я сидел в Крестах…».

Все это сообщила Наташа, пока шли по длинному коридору, пока спускались по лестнице и пробирались через забитое народом фойе. Вышли на крыльцо, нашли свободное местечко возле перил. Илья привалился спиной к ледяным поручням, отвернулся от ветра. Наташа закурила и встала рядом с ним. Затянулась глубоко, выпустила струйку дыма и принялась разглядывать толпу.

– Не повезло тебе, – проговорил Илья, и пояснил, заметив удивленный взгляд Наташи. – С мужиками, в смысле.

– Не повезло, – легко согласилась та. – Но я не жалею. Ни о чем. Вообще.

Жалеет, еще как жалеет, только вида не показывает. За двадцать лет характер не изменился – тот же гонор, никуда не делся. Разбавленный уже, конечно, и пережитыми бедами, и слезами, но яда пока хватает, чтобы вот так отвечать.

– Правильно, – одобрил Илья. – Жалеть надо о том, что сделано, а не о том, что могло быть. И вспоминать пореже о прошлом. Я вот, например, дано забыл, как ты мне изменила, – он обнял Наташу за плечи, привлек к себе. Она не отстранялась, улыбнулась только странно и молчала.

– Помню, помню, – в том же тоне продолжал Илья. – И как с другим тебя застукал, и как поговорить, обсудить все потом звал. И прождал почти два часа, как дурак по парку до темноты шлялся. Чего не пришла-то тогда? Некогда было или маньяка испугалась?

Наташа не отвечала, курила, смотрела в толпу перед собой. Кто-то сосредоточенно лез к перилам, сопел сбоку, Илья покосился в ту сторону. Невнятный дяденька из их класса в накинутой на плечи облезлой кожанке на меховой подстежке рылся в карманах в поисках зажигалки, и жутковато скалился, сжимая зубами сигарету. Наталья по-прежнему молчала – то ли обиделась, то ли не знала, что ответить: соврать или правду сказать. А, может, она и в самом деле тогда испугалась. Ведь весь город лихорадило от слухов: якобы раз или два в месяц в окрестностях находили свежий труп. Совсем еще дети и подростки, самому старшему из которых едва исполнилось четырнадцать лет – изуродованные так, что Чикатило отдыхает. Жуткая новость немедленно обрастала еще более жуткими подробностями, кто-то даже лично повстречал монстра, с руками по локоть в крови, милиция отмалчивалась и делала вид, что ничего не происходит, зато сарафанное радио работало на всю катушку. О жертвах было известно только одно – они не местные, не из города, родственников у них нет и опознать погибших некому. Пришли из ниоткуда, ушли в никуда, вернее, известно куда – на городское кладбище, к самой дальней стене, где в бурьяне и крапиве хоронили неопознанные тела.

Чтобы успокоить общественность, лес, ближние берега озера и тот самый парк патрулировали менты и скромно одетые люди в гражданском, общими усилиями они отловили одного браконьера, ловившего рыбу сетями и начинающего педофила. Не говоря уже об ораве мелких хулиганов и воришек. И все бы было ничего, но слухи об изуродованных трупах продолжали появляться, пугать особо впечатлительных и нервных граждан. Последняя новость, которую слышал Илья, была чудо как хороша: труп девочки лет пяти нашли уже поздней осенью, когда в облетевших кустах недалеко от городского пляжа бомжи обнаружили обглоданные собаками детские останки. И после этого все стихло месяца на три, чтобы весной возобновиться вновь. Но Ильи уже не было в городе, окончания той истории он не знал. Да и не верил он в бабские сказки и сплетни, голова тогда другим была занята, все мысли только об Академии. С языками у него не ладилось, потом мать отличного репетитора по немецкому нашла, надо было пропущенное наверстывать…

– Да какая теперь разница, – произнесла вдруг Наташа. – Не пришла и не пришла, чего вспоминать. А маньяк… Я его видела, но не тогда, позже, через год или полтора, а потом все закончилось.

– С руками по локоть в крови невинных жертв? – немедленно уточнил Илья. – Расскажи, расскажи, мне очень интересно. С детства страшилки люблю. Про черный гроб в черной комнате, про шкаф-убийцу…

Странно, он почему-то разозлился на Наталью, словно она была в чем-то перед ним виновата. Нет, за ней водились, конечно, грешки, да и приврать она была горазда что тогда, что сейчас. Вернее, приукрасить. Но через двадцать-то лет могла сказать правду, что-то вроде: дурак ты, Кондратьев, мне деньги были нужны, а не ты. Чего, спрашивается, врет и изворачивается, к чему это?..

– Можешь не верить, твое дело, – Наташа бросила окурок в снег и подняла голову, посмотрела на Илью. – Я видела его только один раз и очень испугалась. Так страшно мне не было никогда в жизни, ни до этой встречи, ни после. Хорошо, что он меня не заметил, и я смогла удрать. Могу рассказать, если хочешь… Танюшка! Привет! Я уж думала, ты не придешь!

       Как она разглядела Татьяну в толпе – уму непостижимо. Вывернулась ловко из объятий и бросилась навстречу худой блондинке в светлой норковой шубе и на чудовищных «шпильках», особенно актуальных на льду и снегу. Объятия, поцелуи, визг и даже аплодисменты – собравшиеся на крыльце бурно выражали свое одобрение воссоединившимся школьным подругам. Помнил Илья эту Танюшку и сразу узнал. В детстве толстая, нескладная, в очках и вечным учебником под мышкой Татьяна преобразилась кардинально. Исхудала до половины себя шестнадцатилетней, выглядела охренительно, и не обращали внимания ни на кого, кроме Натальи. Впрочем, объятия быстро распались, подружки обменялись номерами телефонов, и Танюшка кивнула Илье и в пелене одуряющих французских ароматов упорхнула в школу. Наташа вернулась к перилам, жала на кнопки мобильника.

– Запиши мой телефон, – зачем-то попросил ее Илья. – Так, на всякий случай.

– Давай, – согласилась Наташа, записала, нажала «вызов», и на экране своего мобильника Илья увидел ряд высветившихся цифр.

– Отлично, – пробормотал он, отошел на пару шагов назад и включил камеру. Наташа подобралась, расправила плечи и вздернула нос.

– Внимание, – Илья щурился одним глазом. – Снимаю. Улыбайся!

Наташа улыбнулась, раздался щелчок затвора, потом еще один, потом телефон отказался подчиняться на морозе. Пришлось прятать аппарат в нагрудный карман. «Дома посмотрю» – Илья подошел к Наташе, оперся ладонями о перила, наклонил голову.

– Пойдем отсюда, – предложил он негромко. – Посидим где-нибудь, выпьем. А то уже темно и страшно. И холодно.

«И есть хочется» – но надежда быстро заглушить голод сдохла, едва родившись.

– Не могу, – отказалась от приглашения Наташа и набросила на голову капюшон шубки. – Уже поздно, а я матери сказала, что к девяти вернусь, нам с пацанами еще уроки делать. И пить мне нельзя, уже почти два года. У меня панкреатит, после приступа еле-еле в реанимации откачали. Теперь только минералка, сок и шампанское на Новый год и день рождения. Извини, как-нибудь в другой раз.

И шагнула к лестнице

– Ладно, – буркнул Илья. – Пошли, провожу. А то вдруг маньяк какой привяжется.

Толкнул невежливо трущегося поблизости очередного невнятного мужичка с острым носиком и бровками «домиком» над узкими глазками, и затопал следом за Натальей.

Погода размеренным прогулкам не благоприятствовала, до Наташиного дома добежали быстро. Ни маньяков, ни нариков с «розочками» в руках, ни прочей нечисти по пути не встретили, никто на их жизнь и кошелек не покушался.

– Спасибо, – уже перед хорошо знакомым подъездом сказала Наташа и посмотрела на окна третьего этажа. Два светятся, в третьем темно. – Ты позвони мне, поболтаем.

– Обязательно, – пообещал Илья. – Ты тоже звони.

Наташа вошла в подъезд, грохнула железная дверь. А двадцать лет назад здесь висела деревянная, и закрывалась она только с наступлением холодов. И деревьев во дворе было больше, и солнце ярче, и трава зеленее…

Илья развернулся и поплелся на проспект, миновал освещенные витрины закрытых магазинов и салонов красоты, свернул, огляделся по сторонам и побежал к дому, остановился у парковки напротив своего подъезда. Ольгин «матиз» аккуратно припаркован рядом с его «ровером», лобовое стекло белой машинки припорошило снежком. Илья глянул на окна пятиэтажки. В комнатах «двушки» на втором этаже темно, в кухне светится лампочка под сливочного цвета плафоном. Понятно, Лиза и Мишка уже спят, а Ольга устроилась на кухне. В желудке снова заурчало, вспомнилось нехорошее утро, Илья вдохнул ледяной, с колючими снежинками воздух и решительно направился к подъезду.

Одуряющий запах оладий встретил его на лестнице, усилился у входной двери и стал совсем уж невыносимым в коридоре. Под ноги кинулась Фиска, мявкнула недовольно и скрылась в кухне, Илья повесил куртку рядом с розовым пуховиком дочери, разулся и пошел следом за кошкой. Ольга стояла у плиты спиной к двери, на столе рядом в широкой плоской тарелке возвышалась горка румяных оладий. Илья подцепил сразу две штуки, свернул трубочкой и запихнул в рот. Обжегся, конечно, но вида не подал, прожевал, потянулся за следующим. Ольга бросила на тарелку свежий блин и вылила на сковороду остатки теста.

– Наши где? – с набитым ртом спросил Илья.

– Спят, конечно, – отозвалась Ольга. – Устали после горок, поели и заснули, бедолаги, не дождавшись папашу. Пришлось им сказать, что ты на работе, и у тебя срочное дело. Вы хоть закусывали?

– Да я к Сане ходил, долг отдал, – попытался оправдаться Илья, схватил горячий блин, оторвал кусок и закинул в рот. Фиска терлась черно-рыжим боком о штанину и прицеливалась запрыгнуть на хозяйские колени. Но передумала, устроилась на подоконнике и принялась умываться.

– Ага, я вижу, – Ольга окинула мужа насмешливым взглядом, запахнула на груди голубой халат и сосредоточилась на сковородке.

– Честно, я долг отдал, – Илья утащил из-под рук жены тарелку, уселся на табурет, поставил блюдо перед собой на разрисованную подсолнухами скатерть. Оладьи исчезали стремительно, по телу разлилось тепло, настроение резко пошло вверх. Ольга вытащила из духовки противень с жареной курицей, положила кусок на тарелку и поставила перед мужем.

– Москит, ты всегда так: пошел в баню чистый и трезвый, а вернулся грязный и пьяный, – Ольга сняла сковородку с огня и принялась поправлять собранные в хвост длинные черные волосы. Илья отодвинул пустую тарелку с обглоданными костями, поднялся с табуретки, намотал на ладонь концы пояса Ольгиного халата и притянул жену к себе.

– Уйди, алкаш, – она попыталась отстраниться. – Стоит из дому на денек уехать, а ты по кабакам, по девкам… Кстати, почему тебя Москитом в армии звали? Ты мне так и не сказал.

– Жужжал много, – игнорируя первую часть предъявы, на ухо жене произнес Илья и принялся нащупывать заколку в густой гриве на Ольгином затылке. Нашел, нажал защелку и волосы разлетелись, словно их раздуло ветром.

– Не ври, – проговорила Ольга. – Сколько можно, семь лет одно и то же…

– Я не вру, – свободной рукой Илья нашел на стене выключатель, хлопнул по нему ладонью. В кухне стало темно, на стене дрожало синеватое пятно света от дальнего фонаря, поблескивало стекло в дверцах кухонных шкафчиков. Илья плюхнулся на табурет у стены, посадил Ольгу себе на колени, уткнулся лбом ей в спину.

– Отпусти, – шепотом потребовала жена, но не шелохнулась. Илья молча расстегивал скользкие пуговицы, боролся с тугим узлом на поясе халата.

– Кондратьев, ты сдурел, – проговорила Ольга, на подоконнике что-то зашевелилось, оба застыли, как громом пораженные.

– Фиска, мать твою, – рыкнул Илья. – Проваливай нафиг или я тебя сам обратно на помойку выкину, где нашел…

Ольга фыркнула, вскочила на ноги и схватила сонную кошку на руки. Выскочила с ней в коридор и все стихло. Илья, чертыхаясь, ринулся следом. Темно, тихо и очень тепло, дверь комнаты в конце коридора плотно закрыта, из-за второй падает синеватая полоска света.

– Ты идешь? – услышал он шепот Ольги и метнулся в комнату, едва успев захлопнуть перед Фискиным носом дверь. Привычка чертовой животины проникать в спальню, устраивать засаду под кроватью, а потом лезть под одеяло выводила его из себя. На этот раз повезло, он успел первым, повернул язычок замка и обернулся. Ольга сидела на краю кровати и расчесывала волосы. Илья на коленях подобрался к жене, взял за плечи и уложил на спину.

– Кому-то завтра на работу, – успела произнести Ольга.

«Плевать, времени еще полно». На самом деле его было не так и много, и грех тратить драгоценные минуты на пустые слова, благоразумнее будет побыстрее перейти к делу. Так он и поступил.

Смена выдалась спокойной – ничего срочного, экстремального по двойному или тройному тарифу. Инкассация, ломбард, ювелирка – все по графику, все вовремя и привычно. Как и тяжесть оружия и снаряги, как чуть гудящая голова после бессонной ночи. Отписались, отчитались, сдали груз по назначению после очередного выезда и вернулись на базу.

– Кондратьев, телефон твой достал, – встретил группу дежурный. – Раз пять звонил, пока вы ездили.

Илья положил «укорот» в кресло и вытащил из шкафа свою сумку на длинном ремне, нашел мобильник. Да, несколько пропущенных вызовов, и все с незнакомого номера. «Черт его знает» – крутил он трубку в руках, уселся на мягкий валик и набрал номер жены.

– Все в порядке, Лиза в саду, Мишка в школе, – сообщила она с оттенком недовольства, и даже раздражения. – У меня занятия, я тебе перезвоню.

– Я сам тебе позвоню, – Илья нажал «отбой». Ладно, здесь все в порядке, Ольга вдалбливает в голову очередному раздолбаю неправильные английские глаголы, и делает это терпеливо и вдумчиво. И через пару часов все повторится, только это будут уже правила спряжения или тому подобная мура. Индивидуальные занятия с репетитором хорошо оплачиваются, учеников у Ольги полно, да и деньги всегда нужны… Ладно, продолжим, – Илья нашел в телефонной книге номер отца, когда мобильник задрожал в пальцах. Тот же номер, что и предыдущие, надо ответить.

– Слушаю, – произнес он.

На той стороне помолчали пару секунд, что-то лязгнуло, потом зашуршало, потом раздался уверенный голос молодого человека.

– Старший лейтенант Логинов, – представился человек. – Я звоню вам с телефона Гришиной Натальи Владимировны. Вам знакома эта женщина?

– Да, – ответил Илья. – Я ее знаю, мы учились в одном классе. А в чем…

– Хорошо, – не дал договорить ему Логинов. – Гришину сегодня нашли на рельсах в районе железнодорожного вокзала. Несчастный случай, она попала под товарняк. Была в состоянии алкогольного опьянения и уснула на рельсах. Нашли прохожие, когда шли на первую электричку. Вы не знаете, у нее есть родственники? А то я звоню, звоню – то абонент временно недоступен, то телефон выключен, то не отвечает… Ваш номер был одним из последних, на который она звонила.

– Да, есть, – еще плохо понимая, что происходит, ответил Илья. – Мать есть и два сына. Еще брат был, кажется. И два мужа, но она с ними давно развелась. А когда… как… Как это случилось?

В голове не укладывалось – Наташа, ночь, рельсы, поезд… «Заснула на рельсах» – это зимой-то, в мороз? Сколько же надо было выпить, такое количество даже Сане не осилить…

– Бывает, – уклончиво ответил следователь и снова зашуршал чем-то. – Шла, шла, устала, прилегла, заснула. А тут поезд… Она вообще часто спиртное употребляла? Или наркотики?

– Не знаю, – как на духу признался Илья. – Я ее давно не видел, со школы, мы на вечере встреч встретились, в воскресенье.

– Понятно. Что пили? – деловито поинтересовался Логинов.

– Ничего, мне на работу утром, я за рулем…

– Спасибо, – из трубки понеслись короткие гудки. Илья повертел телефон в руках, бросил его в сумку и снова уселся на валик кресла, сдавил виски, вцепился в короткие волосы. Бред какой-то, так не бывает. Или бывает? Как она оказалась ночью одна в районе железнодорожного вокзала? И почему уснула на рельсах? Да еще и в состоянии алкогольного опьянения. Позвольте, ей же пить вообще нельзя, она сама говорила, что после болезни ей можно только минералку и шампанское на Новый год. Даже со старым другом выпить отказалась, а тут – рельсы, товарный поезд… Откуда она пришла, во сколько, с кем? Нет, так не пойдет, надо узнать все подробности. Следак, понятное дело, лишнего не скажет, а дело здесь явно нечисто. Что заставило ее ночью пойти на вокзал уже никто никогда не узнает, это можно опустить. Наталью запросто могли ограбить и бросить под поезд – тоже возможно. Ага, и напоили перед этим. И уж точно не грабили, раз телефон на месте. И почему следователь уверен, что обнаружен труп именно Гришиной, а не Ивановой или Сидоровой? Это что угодно, только не несчастный случай. Но кому могла помешать почти сорокалетняя тетка с двумя оболтусами на шее и панкреатитом? Все – не все, но кое-что выяснить можно.

Саня ответил незамедлительно, словно только и делал, что ждал звонка.

– Привет, – деловитым голосом отозвался он. – Как сам, как здоровье? Ольга как? Я после того домой в шестом часу утра пришел, довели добрые люди…

– Нормально все, – оборвал воспоминания о похождениях пьяного хирурга Илья. – Слушай, тут такое дело. Я слышал, в городе женщина под поезд попала…

– Ага, под товарный, в половине пятого утра на Москву шел, – подтвердил Саня. – К нам привозили на экспертизу. Вернее, к соседям, за стеной, ты знаешь, мы у них спирт покупаем. Ребята сказали, что концентрация алкоголя в трупной крови составила больше трех промилле. Смертельная доза, если по-простому, литра полтора паленой водки в одно лицо тетенька уговорила. Она могла поезда и не дожидаться, сама бы через час-другой загнулась. У нее с поджелудочной какие-то проблемы при жизни были, я толком не вникал. А тут прикинь – рельсы, масса электровоза и вагонов, скорость, колеса… До полудня собирали, – с профессиональным цинизмом сообщал Саня подробности гибели Натальи.

– А как ее вообще опознали? После колес и прочего? – по коже под футболкой и форменным черным комбезом побежали мурашки, Илья поежился, перехватил заинтересованный взгляд дежурного за столом, подхватил с кресла автомат и вышел в коридор.