Читать книгу: «Москит. Крах и пепел»
На стук дверь никто не открыл, не предложил проваливать, не поинтересовался, кого там принесло на ночь глядя. Странно было это, странно и неправильно. Тем более, за дверью жизнь есть, слышен стук, звон и негромкие голоса. Незнакомые, надо отметить. Снова грохот, треск, короткая пауза и снова кто-то гнусавит – требовательно так, и, как показалось Илье, нагло. И плохо, что Саню не слышно, либо сказать ему нечего, либо… Придется на горло своему воспитанию наступить и войти без стука.
Илья рванул на себя дверь и остановился на пороге. Вот оно что, как все, оказывается, просто. Гости к нам пожаловали, минут на пять-семь всего и опередили, иначе нарвались бы на совсем другую встречу. Ничего, сейчас и познакомимся.
Один – длинный, нескладный, в черной с белыми полосами на рукавах куртке – грязной, порванной на локте, в синих джинсах и кроссовках – стоит спиной к двери, второго не видно, но прекрасно слышно: звон, грохот металлических крышек, хлопанье дверок в шкафах. Первый среагировал на звуки за спиной, повернул башку, прищурил близоруко карие глаза с расширенными зрачками и мотнулся к стене, держа в поле зрения уже обоих – человека в синей врачебной «спецухе» за столом и застывшего на пороге. И суетливо замахал «розочкой» из мутно-белого стекла. С собой снаряд приволок, не иначе, на улице подобрал или в урне выкопал. И здесь же об угол стола и раскокал, чтобы морально противника подавить – осколков на полу и на столе полно, у телефона лежит отбитое донышко с зубчатыми краями. Из-под водки бутылка, не иначе, но здесь такого добра отродясь не водилось, а Саня – с коллегами, приятелями или в одиночку – если и употребляет, то почти всегда в нерабочее время, но в полном соответствии поговорке «пить как хирург». И не сомнительную сорокаградусную жидкость, а благородный, проверенный медицинский спирт, полезный, как известно, в минимальных дозах для всех органов и систем организма сразу. Пьет-то то Саня пьет, хоть и редко, зато метко, и вы не смотрите, что сейчас он бледен и неловок – все оттого, что не понаслышке знает, как выглядит лицо человека после контакта с острыми краями разбитой бутылки. Поэтому ведет себя осмотрительно и грамотно – не дергается, руки держит на виду, делает вид, что рад гостям и в то же время огорчен, что не может предложить им достойного угощения.
– Наркотиков здесь нет, – проговорил Саня, глядя строго перед собой. – Так как помещение не соответствует требованиям, предъявляемым к хранению учетных препаратов. Согласно требованиям Госнаркоконтроля помещение должно быть с сейфом, железной дверью, решетками в стенах и на окнах, кнопкой тревожной сигнализации…
Ага, откуда у них сейфу взяться, это ж роскошь, бюджетникам недоступная. А также решетки на окнах и железная дверь. Бригада медицины катастроф занимает две крохотные комнатенки в здании невдалеке от больничного корпуса, за стенкой судебный морг с постояльцами в холодильниках и на столах, кому в морозилке места не хватило. «Двухсотым» решетки ни к чему, а вот живым КТС сейчас не помешала бы. Ничего, обойдемся, задачка так себе, средней сложности. Только бы не вошел никто – сутки Саниного дежурства истекают через двадцать минут, а гости задерживаются. То ли забыли, где выход, то ли ориентацию в пространстве потеряли. Ничего, сейчас поможем, подскажем, проводим. Лишь бы никого не принесло раньше времени, свидетели нам ни к чему, а Саня не в счет.
Под ноги подкатилась пустая металлическая банка, Илья прижал ее подошвой ботинка к полу и прикрыл дверь. Оба налетчика дернулись одновременно к посетителю, Саня привстал из-за стола, но, перехватив взгляд Ильи, плюхнулся на место. «Сиди, эскулап, руки береги и башку» – Илья сосредоточился на верзиле в черном, вернее, на разбитой бутылке в его кулаке. А ручонки-то подрагивают, тремор явно выражен – плюс вспотевшая рожа и расширенные зрачки. Диагноз ясен, к доктору не ходи. Второй или третий день без дозы пошел, лихо ребяткам, до невозможности лихо, да так, что сейчас им ни своя жизнь не дорога, ни чужая.
Илья пнул банку носком ботинка, жестянка пролетела через комнату и врезалась в плинтус под радиатором на стене. Верзила, вылупился на грохочущий по полу снаряд, отвлекся на мгновение, но этого хватило. Илья врезал по запястью верзилы носком ботинка, «розочка» взмыла к потолку, отлетела по крутой дуге и рухнула на заваленный барахлом подоконник, налетчика в черном отбросило к стене. Опомниться ему Илья не дал, одним прыжком оказался рядом, сгреб за грязную куртку и от души приложил затылком к стене. Повторил, добавил еще разок – здесь пришлось отвлечься. Второй, с рожей как у хорька, с ног до головы в «цифре» нарисовался справа, заметался у закрытой двери, вытер замызганную белую створку задом и успокоился, выставив перед собой руку с ножом. «Красавец» – Илья продолжал держать верзилу за грудки и не сводил с хорька взгляд. Тот ухмыльнулся, надвинул на глаза сползшую черную шапку, смахнул на бок взмокшие от пота застилавшие глаза рыжеватые пряди волос. Шмыгнул носом, сделал выпад и застыл, словно его за поводок сзади дернули. Илья насторожил уши – из длинного гулкого коридора за дверью доносились голоса людей, кто-то ржал в голос, кто-то бухтел что-то неразборчиво. Кишка за дверью длинная, акустика отличная, в кабинете слышно, что у входных дверей творится. Только вошли, значит, по коридору бывшего морга им топать минуты три, времени мало, и надо заканчивать этот балет. Тем более хорек тоже выводы сделал и ручку дверную за спиной у себя нашаривает, про дружка и думать забыл. А тот уже в себя приходит, мычит над ухом что-то матерное и косит мутными карими глазенками в сторону окна. А что, это мысль…
От двух ударов в живот верзила успокоился, коленки в грязной джинсе подогнулись, но упасть ему Илья не дал. Развернулся и швырнул длинного башкой вперед, тот плашмя грохнулся на стол перед обалдевшим Саней. Дверь слабо скрипнула, голоса за ней стали громче, веселились уже несколько человек, недовольный голос пропал в дружном ржании коллег. Хорек вспомнил, что в руках у него имеется нож, обернулся, вытер мокрый нос и ощерился в лицо Илье, но дернуться не успел. Получил снизу и слева в подбородок так, что зубы лязгнули, а нож грохнулся из разжавшихся пальцев. Илья пнул складень к продавленному дивану и одним броском отправил хорька к подоконнику. Ринулся следом, обернулся на глухой дребезжащий звук. У стола все по-прежнему: верзила упирается макушкой в календарь с полуголой девкой и гнусавит что-то. Саня стоит над ним и держит в руках древний дисковый телефонный аппарат, озадаченно рассматривает треснувший после контакта с башкой верзилы корпус, перемотанная скотчем трубка валяется на полу, тянется за белым спиральным шнуром. Здесь ситуация под контролем, можно не отвлекаться.
Створка окна открылась со второй попытки, в лицо полетела пыль и чешуйки краски, на пол рухнули набитые бумагами коробки, стопа газет, какие-то пластиковые обломки. С улицы в комнату немедленно ворвался ветер и снег, Илья глубоко вдохнул морозный воздух и дернул хорька за ворот куртки. Наркоман не сопротивлялся, перевалился через подоконник и полетел вниз башкой прямиком в жесткий сугроб под окном, исчез в снежной круговерти. Верзила в черном отправился следом еще через несколько секунд, Саня перевесился через подоконник и уставился в ледяную тьму.
– Быстро, быстро, – Илья рванул Саню за лямку синего комбеза. – Живы, оба, не переживай. Домой пойдешь – проверишь.
Вышвырнул следом за налетчиками «розочку», оглянулся, кинулся к столу и подобрал отлетевший в драке нож хорька. Едва успел захлопнуть складень и сунуть себе в карман куртки, а Саня закрыть окно и вернуть в исходное бардак на подоконнике, как дверь в кабинет открылась. Сразу стало душно, тесно и весело, Илья поздоровался со знакомыми и уселся на продавленный диван у окна, отвернулся, глядя на стучавшую в стекло метель. Февраль в своем репертуаре, метет третий день и конца-края непогоде не видно, а еще только начало месяца, впереди последние три недели зимы, до первых теплых деньков как до Луны…
Сдача смены не затянулась. Саня старательно сохранял спокойствие, пока что-то объяснял ночной смене, куда-то звонил и расписывался в многочисленных журналах. Потом переоделся в соседней комнатенке, потоптался у выхода и решительно направился к холодильнику.
– Я тебя там жду, – Илья был уже за дверью. Сколько раз тут бывал, а всегда одно и то же – еле сдерживается, чтобы не ускорить шаг. Слишком тихо тут и холодно, впрочем, покойникам за стеной все равно, а вот живых тоска берет и хочется бежать без оглядки. За спиной раздались звуки шагов – Саня топал следом, в руках у него Илья заметил небольшой сверток.
У выхода оказались одновременно, остановились под козырьком крыши. Куда ни глянь – мрак и снег, сугробы вдоль забора, деревья машут голыми ветками, и звук жуткий, словно сухие кости стучат. Илья шагнул, было, к воротам, но Саня окрикнул друга, дернул за ручку дверцу скучавшего в одиночестве новенького «форда». Это чудо техники с полной медицинской начинкой подарил Центру спасенный ими крутой местный «авторитет». Реанимация была успешной и дядя, на радостях, что жив остался, расщедрился по-взрослому. За такое дело грех не подарить, если возможность есть. Заслужили!
В темноте салона микроавтобуса пахло лекарствами и бензином, Илья уселся на жесткую скамейку у ледяной стенки, Саня устроился рядом, зашуршал свертком.
– Сдуреть, – бормотал он, сражаясь с пакетом. – В первый раз со мной такое. Политравму сколько раз видел, живых из машин всмятку доставал, на вертолетную катастрофу один раз выезжали. Блевал потом сутки, вот гадом буду, если вру. Но чтобы так…
Сверток, наконец, сдался, на скамье появилась пластиковая поллитровая бутылка, накромсанный широкими ломтями черный хлеб и остаток вареной колбасы в целлофане с веревочным хвостиком. О мелкой посуде Саня подумать не успел, покрутил в руках бутылку и подал ее Илье. Тот взял наполовину полную емкость, открутил зеленую крышку, принюхался. Ну, да, он самый, спирт этиловый, что является депрессантом, психоактивным веществом, угнетающим центральную нервную систему человека. Или, проще говоря, чистейший медицинский спирт, градусов семьдесят, или немного больше. У Сани стресс, и лечить его надо немедленно, по возможности не отходя от рабочего места.
– Твое здоровье, – Илья отхлебнул из узкого горлышка и проглотил жидкость. Слизистые немедленно обожгло парами спирта, он ухнул вниз и упал в желудок тяжелой ледяной каплей. Она мигом исчезла, растворилась, проникла в кровь, и сразу стало тепло, словно в «форде» включили печку. Илья передал бутылку другу и потянулся за хлебом.
– Ты чего выделывался? – спросил он с набитым ртом. – Жить надоело? Отдал бы им, что просили, списали бы потом.
Саня ответил не сразу – пока выпил, пока закусил, пока прожевал, времени прошло с минуту. Бутылка вернулась в руки Илье, он откинулся к стенке «форда» и принялся неторопливо скручивать колпачок.
– Нечего мне им отдать, – яростно зашипел из полумрака Саня. – Нет у нас наркоты, помещение не позволяет. Сейфа нет, двери нет, сигнализации тоже. У нас из обезболивающих только анальгин и феназипам. Я им предлагал – оказались. Дай. – Бутылка вернулась в руки Сани, он расправился с крышкой, сделал хороший глоток. И продолжил, забыв, что надо бы сначала закусить, хотя бы и символически:
– Эти два персонажа – что в окно улетели – на героине сидят или на метадоне. Им хоть ящик фентанила подарить можно, только фентанил им нафиг не нужен. Ни кайфа не даст, ни ломку не снимет. Только передоз вызовет и угнетение дыхательного центра в продолговатом мозге. Да эти уроды наркоши нам до одного места, пусть хоть обширяются. Нам людей лечить нечем!
Руки хирурга подрагивали, спирт в бутылке нежно плескался о пластиковые стенки. По стеклу задней дверцы резанул свет фар, Илья и Александр обернулись одновременно. Но черная иномарка уже сдавала задом, буксовала в колеях, разворачиваясь, из приоткрытых окон неслись обрывки шансона. Саня выдохнул, сделал еще глоток и пихнул бутылку в руки Ильи. Тот поднял емкость, качнул ее – жидкости едва хватало, чтобы прикрыть дно. Допил, посидел, зажмурившись, и потянулся за остатками колбасы.
– Нихрена у нас нет, – Саня от выпитого зверел на глазах, рванул ворот свитера и скомкал служивший скатертью пакет. – Как уроды последние: в укладке одна ампула промедола и кетамина! И все! В том числе на осложненные инфаркты, и массовую на политравму! Это и на ДТП, и на падение самолета, и на железнодорожные аварии – когда пострадавшие орут, кости торчат, кровища течет… Извлекайте их без обезболивания как хотите, а я вам не доктор Менгеле, в концлагере не работал. Отойду в сторонку к кювету, проблююсь и горько заплачу…
Пакет исчез в кармане синего пуховика, Саня отобрал у Ильи бутылку, покрутил ее пальцах и принялся запихивать следом за пакетом. В салоне «форда» заметно похолодало, зато стало светло, как днем – охрана на воротах включила мощный прожектор. Илья запахнул куртку, чтобы тут же расстегнуть ее снова. Полез во внутренний карман, достал несколько аккуратно сложенных купюр, положил на скамейку. И подвинул деньги Сане.
– Это чего? – после пережитого стресса хирург соображал неважно.
– Я у тебя в долг брал, – напомнил ему Илья. – Пересчитай.
– Еще чего, – попытался отказаться Саня. – Я теперь тебе сам должен.
И отпихнул деньги обратно. Силы были неравны, купюры оказались в нагрудном кармане пуховика расстроенного хирурга. Саня первым вылез из «форда», задрал голову к небу и протяжно выдохнул. Илья выбрался следом, разверну тощего, на голову ниже себя эскулапа в сторону ворот и оба двинули к вмерзшей в снег цепи, заменявшей собой шлагбаум. Прошли мимо темной глухой стены и дружно, не сговариваясь, повернули головы на яркий теплый свет из окна на первом этаже. В сугробах никого, вокруг вообще никого, даже собаки бродячие от ветра попрятались – черный вечер, белый снег, ветер, ветер, на ногах не стоит человек… Саню основательно поматывало от резких порывов – неудивительно, на пустой желудок грамм двести чистого продукта принял, вот и ответку получите. Хотя что такое двести грамм с его закалкой – еще смену простоит, не шелохнется. И пострадавшего с того света вытащит, проверено. Что уж скрывать, всяко бывало, работа у него такая.
Больничный корпус остался позади, они вышли на открытое место и двинули к остановке. Ветер здесь зверствовал не по-детски, завывал меж высоток, лез под пуховик. Илья почувствовал, что продрог и ускорил шаг, дернул Саню за рукав. Того снесло, было, с тропинки, но приятель помог выровняться, и теперь хирург топал рядом.
Хмель уже почти выдуло ветром, Саня натянул на голову капюшон и даже откопал в карманах перчатки. Пакет, бутылка и складень «цифрового» хорька закинули в оказавшийся на пути мусорный контейнер, места пошли обитаемые, дороги расчищенные, поэтому дальше по морозу топали рядом.
– А ловко ты их, я аж засмотрелся, – от комплимента Илья ухмыльнулся, пряча лицо от порыва ледяного колючего ветра.
– Говорят, ты в ФСб служил, – не отставал Саня. – Или врут?
«Кто говорит?» – докапываться до друга Илья не стал. Мало ли болтунов на свете, коих хлебом не корми, а дай чужие косточки перемыть. Раз говорят – пусть говорят, не его дело. Он сам в родной город только полтора года вернулся – то армия, то работа, то женитьба. Вернее, не вернулся – сбежал от совместного житья с родителями жены, и семью с собой на опустевшую жилплощадь перевез. До Москвы добираться, правда, почти на полтора часа дольше, зато квартира своя и над душой никто не стоит, нервы не треплет. Сами себе хозяева теперь, жизнь только и началась, можно сказать.
Вместо ответа Илья потащил Саню за собой через дорогу, не обращая внимания на красный свет. Больница с каморкой, где притулился на птичьих правах по соседству с моргом местный центр медицины катастроф (в народе – спасателей), находился на окраине города. Транспорт с наступлением темноты в эти края добирался редко, поэтому ловить приходилось каждую маршрутку. И как раз одна длинная белая «газель» уже собиралась отчалить от павильончика у закрытого по случаю позднего времени магазина рыболовных принадлежностей. Водила попался отзывчивый, автоматическая дверь «газели» отъехала в сторону, Илья запрыгнул на ходу в образовавшуюся щель, втащил за собой Саню.
В тепле хирург быстро оттаял и активно крутил головой по сторонам. Илья смотрел в одну точку перед собой и боролся с подступавшей дремой. У самого завтра смена, пора бы домой двигать, но что там делать – жена с детьми уехала к своим родителям, да и поцапались они с Ольгой сегодня утром. Несильно, но ощутимо, осадочек остался и до сих пор напоминает о себе. Все, как бывает в таких случаях – ни криков, ни истерики, а просто оделась, забрала детей и укатила на своем «матизе», и ни одного звонка за целый день… «Вот язва» – Илья тоже уставился в окно. Настроение резко пошло вниз, адреналин вместе со спиртом выветрился из крови, на их место просачивалась тоска и безнадега. Саню, похоже, терзали похожие чувства, он не отлипал от окна. За толстым стеклом мелькали знакомые с детства улицы, дома, но в темноте и метели все выглядело нереальным и почему-то, как казалось Илье, таило в себе опасность. Маршрутку мотнуло на повороте, хирург едва не врезался носом в стекло и вскочил на ноги. Схватился за спинку кресла, удержался на ногах и ринулся по проходу к двери.
Выходить им еще через две остановки, но Илье было все равно. Они выпрыгнули из салона у замерзшего пруда, Саня покрутил головой и решительно двинулся к перекрестку.
– Место знаю, – непререкаемым тоном заявил хирург. – Хорошее местечко. Все тихо и прилично, правда, я давно там не был. Месяца три. То с деньгами проблемы, то работы невпроворот…
Сане можно было верить – свободный от семьи и детей хирург после скандального развода и дележа имущества довольствовался случайными связями, и регулярно, в свободное от дежурств время, обходил местные кабаки. В них Саню хорошо знали, в некоторых отлично помнили, а в пару заведений вход ему был заказан. Харчевня поблизости в список заведений, где охрана объявила хирурга персоной нон-грата, не входила, и Саня уверенно двигал к цели.
– Пошли, – поддержал порыв Илья. – Зайдем, посидим. Сто лет не виделись.
– А Ольга? Как она, ничего, если…
– Ничего, – оборвал друга Илья. – Я сегодня холостой. Веди, я тут ни разу не был.
Народу в заведении было полно, свободный столик нашелся под здоровенной плазмой. На экране кривлялись полуголые девицы, в зале плавали клубы табачного дыма, с кухни несло гарью и чем-то сладким. Зато было тепло и как-то свободно, Илье нравились такие места – вроде в толпе, а вроде и один. Поэтому на сконфуженное Санино бормотание «как все изменилось» он внимания не обратил, уселся на мягкий диван и притянул к себе поданное вертлявой официанткой меню. Заказали еще по сто грамм, дождались, выпили, посидели, прикончив закуску, и решили, что можно еще по одной – и уж после сразу двигать по домам. Но перед этим хорошенько поесть.
Официантка приняла заказ и умчалась, Саня внимательно посмотрел ей вслед и развалился на диване. Под влиянием алкоголя жизнь понемногу налаживалась, в заведении было тепло и весело, вкусно пахло, а пережитый час назад страх отступал под воздействием новых раздражителей. Которые так и грозили остаться раздражителями, ибо у каждой особы женского пола, попавшей в сектор обзора хирурга, имелся спутник. Одиночек не было вообще, Саня загрустил, без энтузиазма встретил поданное официанткой горячее. Илья напротив – сразу ухватил свою тарелку, поставил перед собой, занес над мясом нож и вилку. Поесть сегодня толком ему не удалось, в холодильнике не то, что пусто, а как-то сиротливо: ни одной кастрюли, одни свертки. Пришлось целый день бутербродами перебиваться, а это, граждане, никуда не годится. Общепит тоже не бог весть что, но все лучше хлеба с колбасой и сыром. А все, что лежит в тарелке и пахнет приятно и выглядит неплохо…
От мощного толчка между лопаток Илья едва не влетел носом в аппетитный гарнир, завис в миллиметре над ломтиками обильно политой подливой картошки. Вилка вылетела из руки, зазвенела по полу, нож чудом остался на месте. Саня успел подхватить обе доверху наполненные рюмки и убраться вместе с ними на безопасное расстояние. Позади и справа раздался короткий смешок, кто-то бросил ехидную реплику, впрочем, почти сразу об инциденте забыли. Рев музыки из плазмы над головой слился с общим гулом и звоном посуды, Илья положил нож на салфетку и обернулся.
И встретился взглядом с перекормленным пучеглазым юношей. Тот весело смотрел на Илью, одновременно втискивая свое обтянутое клетчатой рубашкой брюхо между столом и бюстом крашеной спутницы. Видимо, в процессе продвижения к недоеденной пицце юноша не рассчитал и локтем врезал Илье по спине. И, видя, что пострадавший претензий не предъявляет, счел инцидент исчерпанным.
– Вы бы поосторожнее, молодой человек, – произнес Илья, рассматривая курчавую поросль над взмокшими от пивного передоза залысинами жирдяя.
– Рот закрой, – бросил тот, сделал последний рывок и рухнул на не успевшее остыть место напротив недопитой литровой кружки темного пива. – Или я …
Деловито выдал короткий перечень направлений и вариантов извращений, помянул живых и умерших близких родственников Ильи, высказал свое мнение о них и отвернулся. Илья спорить не стал, глянул мельком на оторопевшего Саню. Снова мерзкий смешок, пара хлестких комментариев, хихиканье крашеной блондинки за спиной. Хирург отхлебнул из своей рюмки и осторожно поставил ее на скатерть. Послышался негромкий стук каблучков по плитам пола, официантка пробиралась боком между столами и тащила тяжеленный поднос. Хотела проскочить мимо них, но не успела, Илья преградил ей путь, взял с подноса литровую кружку с «портером», и, пока девчонка хлопала ресницами, вылил пойло на голову клетчатому юнцу. Вернул пустую кружку на поднос и потянулся за деньгами.
– Сколько с меня? – вопрос остался без ответа. Вообще в зале стало очень тихо, примолкла даже плазма, не говоря уж о соседке клетчатого. Ей явно очень хотелось орать, визжать, истерить, но приключившийся паралич речевых центров позволял выдать только еле различимый, похожий на мышиный, писк. Ее кавалер тоже молча обтекал с набитым ртом, соседи через проход и напротив таращились на принявшего пивную ванну юношу, посуда на подносе в руках официантки дрожала и неприятно позвякивала.
– Сколько? – повторил Илья, и махнул потянувшемуся к карману на рубашке Сане – сиди, без тебя разберусь.
– Сто пятьдесят, – официантка вытаращила глаза и дернулась назад, Илья мгновенно переместился на край лавки и перехватил просвистевшую у правого виска руку, чуть вывернул запястье и рванул клетчатого кабана на себя. Звук получился такой, словно через спинку дивана перебросили мешок с гнилой картошкой, юноша омерзительно хрюкнул и уперся лбом (или носом, черт его знает) в покрытую пятнами обивку. Илья завернул жирную короткопалую лапу юнца в область лопаток, еще немного дожал, но этого хватило. Хрюканье усилилось, туша дрожала, как качественный, сдобренный отменной порцией желатина холодец. Вокруг по-прежнему было тихо, Илья наклонился к мокрой от пива башке юноши, локтем надавил на область невидимого под жиром кабаньего хребта, подмигнул протрезвевшему Сане и заговорил вполголоса:
– Я тебя понял, друг. Понял даже лучше, чем ты думаешь. Ты, вижу, с фантазией, да и я тебе пару фокусов показать могу. Удивлю до невозможности, обещаю. А вот друг мой тебя подержит. Он в ФСБ служил, его там людей голыми руками убивать научили. Потом сам с тобой порезвится, потом снова я, потом снова он. И так, пока не надоест. Нам не надоест, – уточнил Илья. Хирург согласно кивнул, подцепил со стола тупой нож и зажал его в пальцах на манер скальпеля.
Переброшенное через диванную спинку тело трепетало, дергалось, издавало протяжные и отрывистые звуки, чередовало их, как в морзянке. К столику подтягивались зрители, но приближаться не решались, замерли в отдалении, вытягивали шеи. Туша рыпнулась сильнее, свободная лапа выдралась из-под могучей груди, и с размаху снесла обе тарелки с остывшим мясом и картошкой.
– Урод! – выдохнул Саня. – Вот скотина, жертва аборта. Отпусти его, пусть живет, он же убогий на всю башку. Я их семейку знаю – папу «белочка» забрала, у мамы наследственная шизофрения. Его стерилизовать надо, но это только по показаниям… – и ловко осушил свою рюмку, даже не поморщился. Покосился на пол и встал на ноги.
– Живи, придурок, – Илья разжал пальцы, взял со стола салфетку и принялся брезгливо вытирать руки, одновременно осматриваясь. Шоу закончилось, посетители заведения потеряли к происходящему интерес, и уже возвращались к своему пиву. Носитель бракованного генетического материала грузно шевелился рядом, от него несло солодом и, как показалось Илье, дешевой сивухой. Крашеная фея всхлипывала, гневно пялилась на Илью и обеими руками вцепилась в пояс джинсов своего кавалера, помогая ему подняться. Илья выбрался из-за стола, переступил через размазанный по полу ужин, по примеру расчетливого хирурга выпил свою рюмку и направился к официантке – рассчитываться.
– Кондратьев, у нас с тобой как в том анекдоте, – пробормотал Саня, пока забирали из гардероба куртки. – Сидят медвежонок Винни и ослик Иа за столом. Оба в хлам, разумеется. На полу – остатки недоеденной свиньи. Винни говорит: а хорошо посидели. Жаль, Пятачок рано ушел.
– Вот именно, что на полу, – отозвался Илья. – Поесть-то не успели. Я бы сейчас целую свинью съел.
На улице ничего не изменилось – ветер, снег и ранние сумерки. Прохожие бежали, пряча лица от ветра, Илья с Саней постояли на пороге и, не сговариваясь, побрели по улице, подставив ледяным порывам спину. В висках стучала кровь, щеки горели от выпитого, в голове откуда ни возьмись появилась легкость, пришел кураж.
– Мало ты ему врезал, – хирург, определенно, умел читать мысли ближнего. – В больнице мне больше понравилось, красиво у тебя получилось, как в кино.
– В чем проблема? – отозвался Илья. – Можно вернуться и все повторить. Посуду побить, стекла и лица присутствующих. Потом поджечь что-нибудь, подраться с подъехавшим нарядом и закончить вечер в отделении полиции. Пошли, пока та парочка не слиняла, повеселимся…
Злость, обиду и даже горечь, терзавшие его с самого утра, теперь подхлестывал адреналин. Вскипевший коктейль не давал стоять на месте, требовал движения, резких слов, переходящих в крик, драки – всего, что позволило бы вскрыть этот нарыв. Илья ринулся обратно, дернул Саню за рукав, но хирург неожиданно уперся.
– Глянь, – пробормотал он из-под надвинутого едва ли не на самые глаза капюшона, – это ж наша школа. А чего это там? И людей полно…
– Где? – Илье пришлось обернуться. Действительно, школа – длинное трехэтажное здание с высоким крыльцом, на котором действительно собралась целая толпа. И все курят, что само по себе вызывает некий разрыв шаблона. И гогочут так, что через дорогу слышно.
– Не понял, – Илья подался вперед, остановился, зацепившись носком ботинка за край бордюра. – Ну, да, школа. А почему…
– Я понял! – выдохнул оказавшийся рядом Саня. – Сегодня же вечер встреч выпускников. Там же все наши… наверное. Блин, я их с выпускного не видел! Пошли, посмотрим! – его мотнуло на бровке, но хирург силой воли удержался на ногах.
– Не пойду, – отказался Илья. – Кого я там увижу. Двадцать лет прошло, все толстые и лысые. Не хочу, – теперь пришла его очередь упираться.
– Да и фиг с ним, я тоже лысый, – самокритично отозвался Саня. – Многие процессы в организме, особенно процесс старения, могут начаться в том возрасте, когда биологический объект… Пошли, это ж наше прошлое – славное, светлое. Школьные годы чудесные…
Хирурга вынесло на проезжую часть, он старательно обходил тормозившие машины и безропотно выслушивал проклятья водителей. Илья бросился следом, схватил Саню под руку и выволок его на противоположный тротуар. Еще десяток шагов по льду и снегу и здравствуй, школа. Вот она, родная, десять лет как один день. Саня прав: стоит подняться по скользким широким ступеням, пересечь крыльцо и войти в двери за ним – и ты вернешься на двадцать лет назад. Впрочем, Сане проваливаться дальше, он старше Ильи на два года, но сейчас, когда обоим уже хорошо за тридцать, эта разница снивелирована до нуля, или близких значений. И, правда, когда, если не сейчас? Спецом бы он вряд ли собрался, придумал бы себе кучу неотложных дел…
– Пошли, – хирурга влекло вперед, к смеху, крикам и табачному дыму с крыльца, Саня пер по ступеням с упорством первопроходца. Илья не отставал, высматривал на ходу в толпе знакомые лица. Но фонарь под сохранившейся еще с «тех времен» крышей навеса моргал, лампочка в нем оказалась слабосильной, Илья ничего толком разглядеть не смог. Кто-то подрезал их, бросился к двери, хирурга качнуло, Илья успел подтолкнуть Саню в спину. Тот мотнул головой, стряхнул с нее капюшон и потянул на себя тяжелую дверь. Створка подалась со второй попытки, позади уже напирала толпа замерзших курильщиков.
– Спокойно, граждане, – пробормотал сражавшийся с дверью хирург и ввалился, наконец, в светлый и тесный от толпы вестибюль. Покрутил головой, расплылся в довольной улыбке и словно сквозь землю провалился. Илья остался один посреди круговерти незнакомых лиц, голосов и чужих воспоминаний.
Он напрасно крутил головой по сторонам и проталкивался через толпу – хирург в общей толчее сгинул бесследно. Орать, шарахаться по вестибюлю бесполезно – наверняка увидел пару знакомых лиц и ринулся навстречу своему прекрасному прошлому. Илья приподнялся на носках, глянул влево-вправо и смирился, отошел в уголок к могучему растению с мрачно-зелеными листьями и осмотрелся еще раз, уже осмысленно. И по-прежнему бесполезно: ни одной хотя бы отдаленно знакомой физиономии. Народу полно, все довольные, смеются, возбужденно выкрикивают восторги и приветствия. Возраст собравшихся самый разный – от детишек, расставшихся со школой не далее, как прошлой весной до солидных тетенек и дяденек, снисходительно глядевших на пеструю толпу и друг на друга.
Сидеть под фикусом было глупо, возвращаться на холод и мороз пока не тянуло. Илья расстегнул куртку, еще раз просканировал толпу на предмет наличия в ней хирурга, и вновь поиск не дал результатов. «Пойду пройдусь» – Илья вышел из-за гигантской кадки, служившей цветку домом и через толпу зашагал к лестнице на второй этаж. Его класс был на третьем, но туда Илья пока не торопился, решил, раз уж оказался в школе, обойти ее всю, знакомую когда-то до последнего уголка. Оказался на втором этаже, свернул с площадки направо и зашагал по длинному коридору. Все, как и двадцать лет назад, даже стены выкрашены в тот же цвет, только линолеум на полу новый. По старому, помнится, во время дежурств по школе приходилось ползать на коленях, оттирая ластиком черные полосы от подошв несознательных учеников.
