Читать книгу: «Когда начинается всё самое интересное»

Шрифт:

ISBN 978-5-4498-6144-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Дорогие читатели, наверняка с вами тоже такое случалось: какая-то мысль, частичка какого-то важного знания попадаются на глаза в самых разных образах и ситуациях, словно сверхусмотрящий настойчиво подаёт тебе знак – «да пойми же ты наконец насколько это важно», но ты упорно отмахиваешься, не желая принять очевидное. И только спустя время, иногда годы, вдруг осознаёшь – «надо же как просто и правильно устроено то, что поначалу казалось странным и неприемлемым».

Именно так ко мне пришло понимание позитивной составляющей столь актуального сейчас слова «кризис». Ещё в детстве меня зацепила нелогичность песенки из знаменитого советского фильма «Доктор Айболит» с участием Ролана Быкова, помните – «это очень хорошо, это очень хорошо, что пока нам плохо». Я никак не могла понять, и что же хорошего в том, что нам плохо.

Позже, в юности, когда моя мудрая бабушка в трудные моменты, которые в жизни молодой девушки неизбежно случаются, мне говорила «помни, когда тебе кажется, что всё кончено и хуже уже не будет, именно тогда и начинается всё самое интересное», я только возмущённо фыркала. Как это? Мне так плохо, хуже некуда, а она «всё самое интересное» обещает.

И только потом, работая в Китае в статусе приглашённого профессора, от моих китайских коллег я узнала, что это противоречивое на первый взгляд утверждение отражено в китайском написании самого слова «кризис», которое состоит из двух иероглифов: один обозначает опасность, зато другой – возможность, надежду на выход, тот самый «свет в конце тоннеля», который нам всем бывает так необходим.

И рассказ «Когда начинается всё самое интересное», давший название предлагаемому вашему вниманию сборнику, всё о том же – какой бы сложной не была ситуация выход обязательно найдётся.

Приятного вам чтения, enjoy!

Когда начинается всё самое интересное

Интересно, сколько секунд лететь с пятнадцатого этажа? И шибанувшись об асфальт, она умрёт сразу или успеет почувствовать боль? Хорошо бы сразу. Только надо переодеться, нельзя портить любимое кремовое кружевное платье, которое она специально надела для встречи с Митей. В надежде, что сегодня вечером он придёт и скажет «милая моя Ника, прости я всё понял, и больше тебя не предам, и мы всегда будем вместе».

Но возлюбленный пришёл не один, а со своей новой пассией, коллегой по оркестру скрипачкой Лерой – тощая, длинная, очкастая. Сказал «мы тут с Лерунчиком к тебе зашли за моим старым ноутом, не возражаешь?» От этих слов душа омертвела, и, оцепенев от внутреннего холода, Ника перенесла визит стоически, вежливо напоив парочку чаем с любимыми Митенькой пирожными от Волконского и выслушав восторженные рассказы скрипачки о том, какой же «наш» Митя талантливый.

Теперь всё. Надо снять платье и надеть джинсы с майкой. А это волшебной красоты платье надо оставить подруге Маше, с которой они вместе его же и покупали в Милане всего месяц назад. Маша очень хотела купить точно такое же, но платье было всего одно, и она очень расстроилась. Ничего, теперь получит в подарок. Чтобы не особо горевала по поводу Никиной смерти.

А никто кроме Машки особо и переживать-то не будет. Родители умерли, воспитывала бабушка, прошлым летом тоже ушла – тихо, спокойно, достойно. Мудрая была женщина, единственно верный и правильный человек, девяносто лет прожила.

Ника вгляделась в притягивающую ночную бездну – внизу светлячками то там то здесь мелькали огни проносящихся по шоссе машин. Свержу тёмный купол неба сверкал яркими точками звёзд. И Луна такая необычно большая и ясная, полнолуние в начале лета. Вот почему душе нельзя сразу улететь наверх к звёздам? Почему, чтобы попасть в вечный космос нужно сначала упасть вниз?

Ника убрала руки с бортика лоджии и пошла переодеваться. Раздался звонок мобильника. Это Митя, Митя всё-таки решил вернуться – мелькнула абсолютно невероятная мысль и она судорожно схватила смартфон.

– Ника, добрый вечер, ты приедешь? Мы договорились на девять вечера, сейчас уже одиннадцать, у тебя что-то случилось?

Она не сразу узнала голос господина Баркли, американца, к которому она три раза в неделю утром в понедельник, среду и пятницу приходила заниматься русским на двадцать восьмой этаж одной из высоток в Сити. Ника никак не могла понять, чего хочет её дотошный ученик и почему она должна к нему явиться на квартиру в столь позднее время и уже была готова распрощаться, как обиженный голос господина Баркли сообщил, что он уже перевёл ей на карточку тысячу пятьсот долларов за совместный weekend, пусть она проверит и выполнит данное ему обещание.

Боже, вот это да! Конечно, она знала, что у американцев плохо с юмором, но чтобы до такой степени! От такого неожиданного «возвращения в реальность» Ника опешила. Ничего себе пошутила, называется. Вот это поворот. Её ученик, Дэвид Баркли, холёный сорокалетний американец, начальник отдела банковского аудита в известной консалтинговой компании, всегда был с ней предельно вежлив, сдержан, никаких эмоций, только иногда сквозь ровный холод серых глаз проскальзывал хищный блеск – волк, умный породистый волк, как на её любимой открытке, которую она привезла из Канады.

И когда в понедельник в конце занятия господин Баркли сказал, что из-за командировки ему придётся пропустить среду и пятницу и не могла бы она приехать к нему на квартиру в субботу-воскресенье в Крылатское чтобы восполнить пропущенные занятия, Ника в ответ решила пошутить и сказала, что её время в выходные стоит ну о-о-очень дорого.

– И сколько же стоит провести с вами выходные? – невозмутимо поинтересовался Дэвид.

– Тысяча долларов, – не моргнув глазом ответила Ника.

– А если с вечера пятницы, ну чтобы ты приехала в пятницу часов в девять и осталась до вечера воскресенья? – уточнил американец.

– Ну тогда вообще тысяча пятьсот, – рассмеялась Ника и мгновенно забыла об этом разговоре.

Проверив счёт по мобильному банку, Ника убедилась, что господин Баркли принял её шутливый ответ за чистую монету: ещё утром на её карточку Visa, на которую он перечислял ей деньги за уроки русского, пришли тысяча пятьсот долларов. Мама дорогая, ну и дела! Нет, уходить из жизни с такими долгами как-то неприлично, надо сейчас же перевести деньги обратно этому непонятливому американцу или… или поехать к нему на квартиру и… будь что будет. Совершенно неожиданно в её застывшей душе зажглась крохотная искорка интереса.

А вот интересно, что будет? И как всё это будет? Стыдно признаться, но у неё в жизни всего-то два мужика было. Двадцать восемь, из них четыре года с Андреем, четыре с Митей. И всё, никаких сексуальных контактов на стороне, верная чистая женщина. И что теперь? С пятнадцатого этажа головой вниз? Как решила? А может перед этим стоит попробовать? Как раз господин Баркли под номером три получается, а как известно, Бог троицу любит. Почему-то пришла в голову одна из присказок любимой бабули – «Ника, когда ты думаешь, что всё кончено и хуже уже не будет, помни, именно в этот момент и начинается всё самое интересное».

Уже через полчаса Ника в своём роскошном кружевном платье стояла на пороге квартиры господина Баркли в Крылатском, благо она живет близко в Кунцево, домчала быстро.

– Wow, you look gorgeous! – Дэвид застыл от изумления, увидев свою преподавательницу в неотразимом облике обольстительницы, который она так старательно создавала специально для любимого Мити.

– Можно я пройду? – насладившись произведённым эффектом наконец сказала Ника.

– Да, да, конечно, сейчас покажу тебе твою комнату, – поспешно подхватил её сумку Дэвид.

– А что, разве мне полагается отдельная комната? – удивилась Ника.

– Конечно, ты же не на один вечер приехала, должна чувствовать себя комфортно.

Ничего себе квартирка, – отметила про себя Ника, осматривая просторные апартаменты, оформленные в стиле хайтек, – неплохо компания своих начальников обустраивает. Пройдя в отведённую ей комнату, Ника сразу обратила внимание на шикарный букет роз в вазе на столе, цветы были редкого персикового оттенка, именно такого, какой ей нравился.

– Это тебе. (разговор шёл на английском, удобно объединившим «ты» и «вы» в одном местоимении, но как чуткий к языку человек Ника понимала, что оказавшись в квартире господина Баркли на его условиях они неизбежно перешли на «ты»).

– Мне? А как ты догадался, что это мой любимый цвет?

– Я особо не гадал, просто мне показалось, что персиковый – это твоя цветовая гамма. Разве не так?

– Да, да, конечно. Ой, а что это? – воскликнула Ника, заметив на столе рядом с букетом два билета со знакомым консерваторским символом.

– А это билеты на завтрашний концерт трио роялей Bel Suono в консерватории. Ты как-то упоминала, что любишь классическую музыку, я тоже. Стараюсь по субботам куда-нибудь на концерт выбраться. Мне мои московские коллеги посоветовали, сказали, отличное исполнение. Пойдём?

От удивления у Ники пропал дар речи. Bel Suono. Да она уже сто лет как мечтала ещё раз пойти на их концерт, после того как первый раз послушала в Доме Музыки. Митю упрашивала её сводить, всё-таки музыкант, свой человек в консерватории. Тщетно, по его мнению, Bel Suono – это издевательство над классикой и не заслуживающая внимания дешёвая попса. И вот уже завтра она снова услышит это замечательное трио роялей, и они наверняка исполнят её любимый Венгерский танец Брамса. Нет, не зря она надела свои воздушные кружева, именно в этом кремовом платье и пойдёт завтра на концерт. А пока… пока что-то очень хочется есть.

От неожиданных «подарков судьбы» в виде персикорозового букета и билетов на Bel Suono застывшая Никина душа начала оттаивать и позволила ей вспомнить о нуждах телесных. «Боже, как я же голодна! – вдруг спохватилась Ника, вспомнив, что у неё с самого утра маковой росинки во рту не было. Такой длинный полный забот и переживаний день, что она и поесть то не успела. Ужас как голодна, даже на пиццу по доставке согласна. Ну что ещё от этого американца можно ожидать, кроме заказной пиццы?

– Ты, наверное, проголодалась, – сказал Дэвид, словно считывая её мысли своим пристальным взглядом, – ты пока переоденься и приходи на кухню. Я нам стейки из мраморной говядины приготовлю, а ты мне с салатом поможешь. Если конечно ты не против. У тебя что-то casual из одежды с собой есть? А то такое шикарное платье не для кухни.

– Слушай, а как ты мои желания угадываешь? – не удержалась от вопроса Ника, отметив: «надо же какой у Дэвида взгляд внимательный, прямо как у того канадского волка». – Я действительно очень голодна и хочу именно мяса, потому что у меня первая группа крови.

– Какое совпадение, у меня тоже первая группа. Охотники, любим мясо. А что касается угадывания твоих желания, то я стараюсь, – и заговорщицки улыбнувшись, Дэвид отправился на кухню.

После отменного стейка и бокала красного Никина израненная душа пришла в полную гармонию с напитавшимся земными удовольствиями телом. С благодарностью взглянув на человеческое воплощение своего канадского волка, Ника заметила в его серо-зелёных глазах хищный блеск и поняла, что всё «самое интересное» скоро начнётся и не ошиблась.

– Кто первый пойдёт в душ? Тебе как удобнее? – голос Дэвида звучал так обыденно, как будто они уже лет десять прожили в браке.

– Я после тебя, если не возражаешь. Я люблю долго плескаться, – стараясь говорить также буднично ответила Ника.

Пройдя в спальню после душа, Ника к своему удивлению застала Дэвида уже спящим. Она осторожно устроилась рядом и стала разглядывать лежащего на спине ученика. В свете ночника Дэвид ещё больше походил на её канадского волка, породистый такой волк, холёный. Мышцы на руках сильные, сразу видно тренированные, наверняка в спортзал ходит. Даже подшёрсток на груди небольшой имеется. Не удержавшись от любопытства, Ника осторожно приподняла покрывало: м-да, настоящий самец, со всеми соответствующими причиндалами. Она тронула Дэвида за плечо, но тот не проснулся, а лишь с протяжным вздохом улёгся на бок, повернувшись к ней спиной.

Наверное, волк устал, – подумала Ника и удобно устроившись на своей половине огромной кровати, закрыла глаза. Какой же сегодня необычайно длинный день – день подготовки к решающей встречи с Митей. Подъём в шесть чтобы успеть к восьми на стрижку-укладку в салоне, надо, чтобы Митя увидел её неотразимо красивой, с десяти до трёх на защитах дипломных на родном журфаке, с четырёх до семи – по магазинам, наводила лоск в квартире к приходу любимого, готовилась. В восемь заявился Митя с «лерунчиком», разрушив последние надежды на воссоединение и слопав Волконские пирожные, к одиннадцати душа умерла, заодно решив расстаться с телесной оболочкой путём сбрасывания её с лоджии пятнадцатого этажа. Потом этот звонок господина Баркли и череда совершенно непривычных для неё исполнений желаний: розы любимого нежно-персикового оттенка (Митя никогда не мог угадать цвет и обычно дарил темно-бордовые), билеты на концерт Bel Suono (Митя презрительно называл их опошлением классики, «все эти твои Ванессы Мэй, Дэвиды Гэрреты и прочие Bel Suono») и наконец вкуснейший стейк из мраморной говядины с бокалом красного.

«Как ты угадываешь мои желания? – Стараюсь», – вспомнился обрывок их с Дэвидом разговора. По мере того, как сознание Ники устало перебирало события дня, её дыхание становилось всё более сонно-ровным, в какой-то момент она почувствовала, что вновь оказалась на своей лоджии на пятнадцатом этаже и, не раздумывая, прыгнула вниз прямо в темноту ночи, но почему-то её невесомое тело не расплющилось об асфальт, а легко устремилось вверх и полетело над ночной Москвой.

«Боже, красота какая, – сквозь сон отметила Ника, – как всё подсвечено, высотки, Сити, площадь Пушкина, Тверская, Большой театр, а вот и консерватория». Услышав знакомые звуки сороковой симфонии Моцарта, она беспрепятственно влетела в Большой зал, на сцене которого расположился симфонический оркестр. Отыскав глазами среди музыкантов Митю с «лерунчиком», она помахала им рукой и вылетела в окно, поднимаясь всё выше и выше, пока наконец не оказалась рядом с огромным Лунным диском цвета топлёного молока. К её удивлению, молочный лунный свет оказался вовсе не холодным, как это принято считать, а неожиданно тёплым, вдоволь понежившись в его бело-желтых волнах, Ника наконец забылась.

На следующее утро она проснулась от солнечных зайчиков, которые весело играли на зеркальной поверхности шкафа и отражаясь светили ей прямо в лицо. Взглянув на спящего рядом Дэвида, она улыбнулась: «надо же как крепко спит, всю ночь проспал на одном боку, даже не повернулся». Она пошла в душ, вернувшись, обнаружила Дэвида всё ещё спящим. «Удивительно, сколько можно дрыхнуть, прямо не волк, а лев какой-то, это львы столько спят, а волки охотятся», – подумала она и пользуясь преимуществом бодрствующего перед спящим, стала разглядывать Дэвида уже при дневном свете. «Действительно, порода чувствуется, такие черты лица правильные, даже чуть на Роберта Редфорда похож, и как это я раньше не замечала».

Почувствовав на себе пристальный взгляд, Дэвид наконец открыл глаза. Увидев Нику, улыбнулся, и тотчас осознав, что непростительно проспал всё самое интересное, возмущённо хлопнул себя по лбу:

– Черт, черт, черт. Кажется, я проспал всё самое интересное. Боже, какой я дурак, извини.

Слушая торопливые оправдания виновато улыбающегося Дэвида, как «вместо того, чтобы заниматься с ней любовью, о чём он так долго мечтал, он полный идиот просто вырубился и непростительно проспал всю ночь like a log, потому что командировка была очень сложная и ответственная, две ночи подряд не спал, готовил документы по контракту, потом из аэропорта сразу на работу, и он законченный дурак, потому что проспал всё самое интересное», Ника почувствовала как её душа расправляет крылья, готовясь к полёту, и подумала – «ничего ты, господин Баркли, не проспал, всё самое интересное только начинается».

Надёжный способ
преодоления страха

«Господи, ну за что ей такое наказание? Не нужен был ребёнок – залетела, пришлось сделать аборт. Теперь вот страсть как хочет малыша, а не получается. Врач сказал, что после того неудачного аборта шансов забеременеть вообще практически ноль», – выйдя из поликлиники Лиза понуро брела через парк и, присев на ближайшую скамейку, расплакалась. «Ну почему мне так не везёт с личной жизнью, уже тридцать три, ни семьи, ни детей, даже ребёнка для себя родить и то не могу оказывается».

От грустных мыслей оторвал звонок коллеги по работе и по совместительству близкой подруги Маши:

– Лизок, привет! Хочешь на свой любимый Байкал на недельку смотать? Тут как раз прекрасная возможность образовалась – фотограф из Ирландии едет туда на съёмки, нужен переводчик-сопровождающий. Лучше тебя никто не справится, ты же все эти Слюдянки-Листвянки и прочие Ольхоны как свои пять пальцев знаешь. И оплата более чем достойная, так что соглашайся, подруга.

Конечно, поедет, какие сомнения, Байкал для неё сейчас – это именно то, что доктор прописал, лучшее лекарство от хандры.

Ирландский фотограф Дункан Росс оказался высоким симпатичным мужчиной лет тридцати пяти с серьёзными серыми глазами и огненно-рыжими волосами. «Вот это да, – не в силах оторвать взгляд от яркой шевелюры ирландца, – отметила про себя Лиза, – я таких рыжих в жизни не видела, просто пожар на голове какой-то».

За шесть часов полёта до Иркутска Лиза смогла убедиться, что Дункан Росс не только профессионал высшего класса, но ещё и экстремал. Глядя на снимки дымящегося жерла вулкана, огненных потоков лавы, захлёстывающих дома цунами, машин, увлекаемых потоками воды, пальм, согнутых под напором урагана, зубастую пасть огромной акулы, и слушая увлекательные рассказы ирландца о том, как он чуть не свалился в раскалённый поток лавы и как ему едва не отхватила руку вместе с камерой вот эта самая акула, Лиза поняла, что с этим сумасшедшим фотографом ей скучать не придётся. Тем более он уже намекнул, что хочет снимать не только Байкал, но и лесные пожары, которых в начале лета в иркутском регионе бывает предостаточно.

«Да, дела, – вздохнув отметила про себя Лиза, – но будем надеяться, что всё обойдётся».

Однако проблемы начались уже в Иркутске. Вместо опытного экскурсовода Светланы их встретил молодой разухабистый парень Илья, который с места в карьер стал предлагать иностранному гостю типичный набор местных развлечений – водка, банька, рыбалка, и т. п. К счастью, ирландец отнесся к предложенным сверх утверждённой программы мероприятиям весьма прохладно, попросив иркутского сопровождающего уточнить рабочий график поездок по дням и часам.

В первый же вечер Дункан разрушил стереотипное представление об ирландцах как пьющей нации, ограничившись в ресторане одной стопкой водки под предлогом что завтра предстоит много работы и ему нужна ясная голова. К великому разочарованию Ильи идею попариться в бане с девочками также не удалось реализовать.

– А что, в России так принято в баню ходить? Мужчины и женщины вместе? – с подозрением спросил ирландец.

– Ну как сказать, по взаимному согласию можно, – уклончиво ответил Илья.

– А ты с нами пойдёшь? – обратился Дункан к Лизе.

– Я? – не в силах скрыть возмущения воскликнула та, – нет, я не по этой части. Я переводчик, а не…

– А не кто?

– Сам догадайся.

– А как переводчик пойдёшь? Вдруг мне в бане переводчик тоже понадобится? – попытался пошутить Дункан.

– Обойдёшься.

– Понятно. Ну тогда предпочту чисто мужскую компанию.

Наблюдая как вечером на берегу Байкала у костра Дункан щёлкает камерой, стремясь запечатлеть каждый момент фантастических красок заката, Илья скептически заметил:

– Неправильный какой-то этот ирландец, не настоящий. Водку не пьёт, баб не е – т. Одним словом – рыжий.

– Дурак ты, – спокойно парировала Лиза, – разве не видишь, что его кроме фотографии больше ничего не интересует. И вообще отстань от человека со своими сомнительными предложениями.

Яркий байкальский калейдоскоп быстро вытеснил московские проблемы, с каждым днём Лиза оживала, наполняясь энергией новых впечатлений: экскурсия по Иркутску, концерт юных музыкантов в центре Дениса Мацуева, прогулка по водной глади озера на катере, путешествие на историческом поезде по старой железной дороге вдоль байкальского берега, пеший поход через лес к горной речке, купание в освящённой воде заповедного озера, подъём на скалу Чёртов палец, на которую Дункан сначала не хотел взбираться, но всё-таки полез, соблазнившись кадрами потрясающих видов. И, конечно, везде традиционные байкальские угощения – омуль солёный, омуль копченый, омуль печёный, бозы такие, бозы сякие, бозы всякие разные. А ещё клубника, которая из-за какого-то особого климата растёт возле Байкала как на дрожжах – крупная, сладкая, ароматная.

На четвёртый день паром доставил команду на Ольхон, от новой встречи с которым Лиза погрузилась в состояние абсолютного счастья: разместились в деревянном коттедже прямо на берегу и в первый же вечер она наконец смогла вдоволь наплаваться в кристально прозрачной воде священного озера.

Ольхон подарил поход на мыс Бурхан, посещение музея шаманов, полёт на спортивном самолётике вокруг острова, от видов которого Дункан пришёл в полный восторг, посиделки-разговоры у вечернего костра в интернациональной компании почитателей Ольхона. Вечером перед отъездом, когда Дункан в очередной раз щёлкал камерой, ловя краски заходящего солнца, а Лиза старательно вязала разноцветные ленточки на один из четырёх высоких деревянных шестов, установленных для всех желающих обратиться с просьбой к духам на мысе Бурхан, к ней подошёл пожилой похожий на бурята мужичок, явно из местных:

– Счастья хочешь, красавица? Будет тебе счастье, скоро исполнится твоё самое заветное желание, только ты ничего не бойся. Найди способ как страх преодолеть, тогда всё у тебя получится.

«И чего это мне не бояться», – удивилась Лиза, но к словам шамана отнеслась серьёзно.

В сувенирной лавке, соблазнившись уникальными свойствами камня под названием шунгит, Дункан накупил брелков-магнитиков и уже собрался возвращаться в гостиницу, как заметил, что Лиза вертит в руках фигурку лягушки ярко розового цвета:

– Нравится? Это что за красота такая?

– Это арбузный кварц, очень редкий и красивый камень, его так из-за необычного цвета спелой арбузной мякоти назвали. Именно арбузный, а не розовый, розовый кварц другой, гораздо светлее.

– Можно я тебе этого симпатичного лягушонка куплю?

– Да зачем мне эта безделушка, какая от неё польза.

– А разве красота обязательно должна быть полезной?

– Предпочитаю красивым вещам полезные, – ответила Лиза и вышла из магазина.

Возвращение в Иркутск после Ольхона напомнило апокалипсис, город заволокло жёлтое марево лесных пожаров. «Слава Богу, завтра в ночь обратно в Москву», подумала Лиза. Но провести следующий день спокойно не удалось, упрямый ирландец вовсе не собирался отказываться от своих планов по съёмкам горящего леса. Заметив у гостиницы авто с узнаваемыми буквами TV, он буквально вцепился в переводчицу, чтобы та договорилась с местными телевизионщиками, которые собирались ехать делать репортаж о выгоревшей деревне, взять их с собой. Оказавшись на месте Лиза ужаснулась: от деревянных домов остались одни почерневшие столбы, возле которых копошились лишившиеся крова жители, тщетно пытаясь найти что-то из уцелевшего скарба.

«Ужас какой, прямо как на войне», подумала она, с осуждением глядя на щёлкающего камерой Дункана, – у людей горе такое, а он снимает. Вот интересно, если бы у него на глазах кто-нибудь тонул, он бы спасать бросился или продолжал свои картинки щёлкать?»

На обратном пути Дункан сказал, что поведёт машину сам, пристроившись вслед за телевизионщиками. Не раскусив подвоха, Лиза согласилась, и как оказалось, напрасно. На полпути, вместо того, чтобы следовать за машиной ТВ, Дункан лихо свернул на шоссе, ведущее прямо в сторону пылающего леса.

– Ты что делаешь?! Совсем что ли? Там опасно, – тщетно попыталась остановить любителя экстрима Лиза.

– Не бойся, я только несколько кадров поближе сделаю, ты оставайся в машине, я всего на пять минут, не больше.

Ну уж нет, ещё не хватало, чтоб этот дурной ирландец здесь сгорел, потом с неё в Москве за него три шкуры спустят.

Дункан подошёл к горящим деревьям совсем близко, несмотря на страх, Лиза последовала за ним. Они уже собирались вернуться к машине, как сильный порыв ветра в момент перекинул огонь на верхушки ближайших деревьев, и Лиза с Дунканом оказались в самом центре огненной воронки, всё скрывшей в жёлтом угарном дыму. Скорее обратно, но как – стена огня отрезала от шоссе, куда бежать, как спасаться из этого раскалённого ада. Лиза в ужасе застыла, чувствуя, что ещё немного и у неё от жара вспыхнут волосы. Схватив совершенно растерявшуюся Лизу за руку, Дункан рванул в образовавшееся в огненном вихре «окно», и через мгновенье они оказались на берегу малюсенького почти высохшего от жара озерка в центре которого возвышался крохотный островок.

– Вот он, остров спасения, давай туда, – Дункан втащил Лизу на чудом сохранившийся клочок всё ещё покрытой зелёной травой земли.

Пытаясь отдышаться и глядя на полыхающий вокруг лес Лиза поняла, что им не выбраться и ей придётся сгореть заживо как Жанне Д"Арк, и виноват в этом бешеный ирландец, любитель экстрима. Она разрыдалась:

– You fucking idiot, гад, сволочь, всё из-за тебя. Из-за твоего дурацкого упрямства мы сейчас погибнем, сгорим заживо. Ну, что же ты не фотографируешь? Что?! Страшно? Да кто теперь увидит эти твои картинки, из-за которых ты душу дьяволу продал? И сгоришь ты в аду, как самый худший грешник! Только почему я должна вместе с тобой сгореть? Я не хочу, я жить хочу, мне страшно! – от бессилия Лиза начала хлестать рыжего ирландца руками по лицу, колотила в грудь, пока Дункан не схватил её и крепко прижал к себе.

В сильных мужских руках Лиза затихла, интуитивно почувствовав, что нужно сделать, чтобы преодолеть страх перед лицом неизбежной смерти. Если им суждено уйти, то легче уйти вместе, вдвоём не так страшно, и судя по действиям Дункана, он подумал о том же: обнять, прижать, соединиться, проникнуть друг в друга и раствориться, превратившись в одно целое, в туго сплетённый человеческий клубок, пульсирующий в предсмертной любовной судороге. Быстрее, быстрее, быстрее, ещё чуть-чуть, и всё, сейчас они вознесутся… Да! Кончено.

«Никогда не думала, что переход в состояние небытия может быть таким адски-божественным», -Лиза вдруг совершенно чётко поняла, что имел в виду Высоцкий, когда пел о «гибельном восторге». Вот где она сейчас? В аду? В раю? Или всё ещё на этом клочке земли в окружении пылающего леса?

Неожиданно к трескучему звуку лесного пожара присоединился низкий гул, и на спасительный островок упали капли дождя. На самом деле это был вовсе не дождь, а остатки долетавших до земли тонн воды, сброшенных с самолёта пожарной авиации. Очнувшись, Лиза с Дунканом вскочили с земли и бросились сквозь рассеявшийся на какое-то время дым к оставленной на шоссе машине.

По дороге в гостиницу оба сосредоточенно молчали, пытаясь переварить случившееся. И Лизе, и Дункану казалось, что на какое-то время они словно попали в другую параллельную реальность, и теперь, возвратившись обратно, просто не знали, как вести себя друг с другом после произошедшего. Чудом успев на свой ночной рейс, путешественники проспали в самолёте до самой посадки.

Прощание в Шереметьево было кратким: Дункан спешил на стыковочный рейс до Кейптауна, где его ожидал очередной экстремальный проект.

– Прощай, мышь, – с чуть виноватой улыбкой сказал он.

– Почему мышь? – удивилась Лиза.

– Джон Фаулз, «Башня из черного дерева» (The Ebony Tower). Помнишь, почему художник называл Диану мышью, mouse?

Конечно она помнит, The Ebony Tower её любимое произведение. Надо же, какие интересные аналогии.

– Дурак, – покраснев, сказала она.

– Пусть я «дурак». Мне Илья сказал, что на русском дурак не всегда обидное слово. Дураки в России счастливые.

– Дуракам на Руси счастье?

– Ну да. И знаешь ещё почему ты мышь? Потому что эта поездка на Байкал была самым лучшим опытом в моей жизни (the best experience in my life, конечно, разговор шёл на английском, просто для удобства читателей перевожу). И не только из-за Байкала, из-за тебя. Ты была рядом и мне было хорошо, ты моя муза, мышь. (Muse, mouse). И кстати, вот тебе на память – та самая лягушка из арбузного кварца, которая тебе понравилась на Ольхоне. И поверь мне, красота полезна всегда, даже если ты её не можешь оценить сразу.

Спустя девять месяцев у Лизы родился мальчик, копия того самого ирландского фотографа, такие же внимательные серые глаза и огненно-рыжая шевелюра. Лиза назвала подарок судьбы, а именно так она, напуганная диагнозом «бесплодие», восприняла рождение ребёнка, Денисом.

Денис, Динька, звонкоголосый колокольчик Динь-Динь сразу стал любимцем всех её подруг и коллег по работе. Только неугомонная Машка иногда доставала: сообщи своему рыжему ирландцу о сыне, а то не по-человечески как-то. Такой малыш замечательный, тем более копия отца, разве что пока без фотоаппарата. Но Лиза не торопилась следовать советам, она родила ребёнка «для себя», как и хотела. И сейчас они с Динькой вполне счастливы и никакой экстремальный папаша им не нужен.

Со времени байкальского приключения прошло два года. Как-то в конце мая позвонила Маша, таинственным голосом сообщив, что в конторе Лизу ожидает сюрприз, только пусть она приходит с Динькой, потому что ребёнку сюрприз тоже будет интересен. «Наверное, друзья-коллеги столы к моему дню рожденья накрыли. Как никак почти юбилей, тридцать пять лет», подумала Лиза и, нарядив сына, поехала на работу.

Открыв дверь в просторный офис, где обычно собирались переводчики, она обомлела: посреди комнаты стоял рыжий ирландец Дункан Росс и о чём-то увлеченно беседовал с Машей. Увидев Лизу с ребёнком, он замер, не в силах отвести глаз от своей уменьшенной копии, маленького рыжего мальчика с большими серыми глазами. Справившись с шоком от первого впечатления, ирландец подхватил Диньку на руки, и они с интересом стали рассматривать друг друга. Глядя как сын крепко вцепился в рыжую шевелюру отца, Лиза поняла, что этот «союз рыжих» ей уже не разорвать никогда.