Читать книгу: «Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 1»

Copyright © Tang Qi

Cover illustration by Xiong Qiong through the agency of Tianjin Mengchen Cultural Communication Group Co., Ltd

All rights reserved.

© ООО «Издательство АСТ», 2024

© Воейкова Е., перевод на русский язык, 2024

Пролог

В третьем месяце года поднялись молодые травы, в четвертом небеса заполонили иволги ¹. За необъятным Восточным морем расцвел лес Десяти ли персиковых цветов, наполняя свежий воздух ароматом тысячи цветов.

В это время властвующий род Девяти небесных сфер и клан девятихвостых лис Цинцю готовились скрепить союз между семьями браком. После двухсот двадцати трех лет изматывающих переговоров старейшины с обеих сторон наконец пришли к согласию в один из первых дней года.

День свадьбы выбирали тщательно. Он совпал с концом весны, порой цветения персиков.

Теми же, кто спустя двести лет страданий наконец смогли пожениться, были не кто иные, как наследный принц Небес Е Хуа и владычица Цинцю, высшая богиня Бай Цянь.

Мир давно ждал их свадьбы. Небожители всех рангов пророчили, что в счастливейший для любимого внука и сиятельной богини Бай Цянь день Небесный владыка не изменит своим привычкам и устроит празднество с огромным размахом. Непременно быть и роскошному убранству, и щедрым угощениям. В конце концов, как еще Небесному владыке подчеркнуть собственное величие?

Тем не менее, когда процессия жениха возникла у озера Возрождения, что на вершине горы Дождей, бессмертный владыка Ми Гу, ожидавший гостей на другом берегу с полотенцем в руках, подумал, что, возможно, он недооценил Небесного владыку.

Размах празднества не просто удивлял. Он разил насмерть.

Ми Гу давно сопровождал Бай Цянь. Как страж земель Цинцю, он многое повидал за свою долгую жизнь.

По правилам Небес жених не мог сам отправиться за невестой. Обычно эту обязанность брал на себя кто-то из его старших родственников.

Мо Юаня, возглавлявшего шествие, можно было назвать старшим братом Е Хуа. Вполне разумно, думал Ми Гу, что такой уважаемый бог встречает невесту младшего брата.

И закономерно, рассуждал Ми Гу, что почтенного бога должен сопровождать кто-то из влиятельных, но не слишком высокопоставленных небожителей. Как, например, идущий в процессии следом за Мо Юанем звездный владыка Сы Мин, бессмертный, чьей пищей были чернила, вершитель человеческих судеб и один из приближенных владыки Чан Шэна – Великого повелителя Южного полюса.

Логичным было даже то, что подле владыки звезд вдруг обнаружился годами неуловимый дракон, третий сын Небесного владыки, его высочество Лянь Сун. Он приходился наследному принцу дядей, и, хотя веского повода присоединиться к процессии у него не было, кто мог обвинить его в желании посмотреть на веселье?

Ми Гу долго ломал голову, но все же нашел причины, почему трое овеянных столь грандиозной славой небожителей вдруг снизошли в Цинцю.

Но почему рядом с Мо Юанем шел сребровласый мужчина, этот облаченный в пурпурные одеяния вечный затворник, тысячелетиями не покидавший Небеса без серьезной на то причины, герой из преданий, коего видели только на портретах или на самых важных торжествах Девяти небесных сфер, недостижимый идеал многих поколений? Почему Верховный владыка Дун Хуа прибыл вместе с встречающими невесту?

В голову Ми Гу не пришло ни одного мало-мальски разумного объяснения.

Из-за беспокойных вод озера Возрождения даже острое зрение подводило Ми Гу.

Пышная процессия остановилась у залива Полумесяца. Похоже, достопочтенные гости не собирались немедленно пересечь озеро, а вместо этого расположились у берега. Местные младшие духи тут же установили чайные столики и подали чай.

Ветер гнал рябь по темно-лазурным водам озера Возрождения. По берегу залива неспешно раскрывались сочные зеленые бутоны дождевых цветов – последние вздохи уходящей весны.

Третий принц Небес и по совместительству дядюшка жениха Лянь Сун поднял крышку чашки, скучающе посмотрел на плавающую в ней чайную крошку и непринужденно обратился к сидящему рядом Сы Мину:

– Перед отбытием я узнал, что в Цинцю, оказывается, две владычицы. Кроме богини Бай Цянь, которая сегодня выходит замуж за Е Хуа, есть еще младшая?..

Хотя по статусу Сы Мин многократно уступал владыке Дун Хуа, ему посчастливилось обладать той же славой: на Небесах имелось только два говорящих трактата. Правда, Дун Хуа был ходячим сборником буддийских наставлений, а Сы Мин – сборником сплетен. Казалось, ему ведомы все секреты – даже те, о которых не подозревали и сами их обладатели.

Весь день этот прирожденный сплетник проходил с серьезным видом, чувствуя на своем горле железную руку церемониала. Наконец ему предоставили шанс высказаться. Хотя его так и распирало от нетерпения, он все же с самым торжественным лицом сложил руки в знак почтения и, лишь отдав дань всем приличиям, медленно заговорил:

– Вы правы, третий принц. В Цинцю действительно две владычицы. Младшую зовут ее высочество Фэнцзю, она единственная внучка семьи Бай и единственная в мире алая девятихвостая лисица, рожденная в браке между белым лисом и алой лисицей. Как на Небесах у каждой из пяти сторон света есть правитель, так и у каждой из пяти областей Цинцю имеется свой владыка. Поскольку богиня Бай Цянь рано или поздно вышла бы замуж в клан небожителей, двести лет назад она передала свой трон ее высочеству Фэнцзю. Когда та вступила в права, ей едва исполнилось тридцать две тысячи лет. И все же Верховный владыка Бай Чжи доверил ей власть над Цинцю. Такая ответственность в столь юном возрасте… Одно только странно.

Юный дух подлил гостям чая. Сы Мин замолчал и, пользуясь тем, что поднявшийся от чашек пар скрыл его за туманной завесой, осторожно взглянул на Дун Хуа. Тот отрешенно пил свой чай.

Лянь Сун, кажется, был не на шутку заинтригован. Откинувшись на спинку каменной скамьи, он взмахнул рукой и улыбнулся одними глазами.

– Продолжай же.

Сы Мин кивнул, немного подумал и заговорил вновь:

– По правде, я давно знаю ее высочество Фэнцзю. Когда мы познакомились, ей было всего двадцать тысяч лет. Она ни на шаг не отходила от дедушки, владыки Бай Чжи, и тот души не чаял в единственной внучке. Все вокруг ее баловали, отчего выросла она бойкой девчушкой. Кто только не становился жертвой ее проказ – что там птицы да рыбы! Даже меня, вашего покорного слугу, она не раз дразнила. Только… – Сы Мин запнулся. – Более двухсот лет назад она спустилась в мир смертных. В один миг пролетел десяток лет. Не знаю отчего, но вернулась она совершенно другой – серьезной и спокойной. Говорят, в день возвращения на ней были траурные одежды. Минуло двести лет, юная госпожа выросла. Поскольку ей предстояло унаследовать Восточную пустошь, владыка Бай Чжи, беспокоясь, что рядом с ней нет верного спутника, который стал бы ей опорой, сотню лет искал для нее подходящего мужа. Но она…

– Что она? – с живейшим интересом переспросил Лянь Сун.

Сы Мин покачал головой, взгляд его вновь невольно упал на Дун Хуа. Звездный владыка натянуто улыбнулся.

– Ничего особенного. Утверждала, что у нее уже есть муж и, хотя он умер, она не может выйти замуж вновь. Слышал, за двести лет не было ни дня, чтобы она показалась без шпильки с белым цветком. Ни на миг она не сняла траур.

Лянь Сун подпер руку щекой.

– Вот послушал тебя и вспомнил один случай. Семьдесят лет назад у почтенного небожителя Цан И с горы Чжиюэ была невеста. Кажется, из Цинцю?..

Сы Мин задумался и хотел было ответить, но его опередил молчавший до того Мо Юань. В тишине отчетливо раздался спокойный голос высшего бога:

– Бай Чжи хотел выдать Фэнцзю за Цан…

– Цан И, – подсказал Сы Мин.

– За Цан И, – невозмутимо продолжил Мо Юань. – Фэнцзю связали и усадили в свадебный паланкин. Естественно, ей это не понравилось, поэтому той же ночью она попросту разрушила дворец на горе Чжиюэ.

От его невозмутимого «попросту» у Сы Мина прошел мороз по коже. Эту часть истории он не знал. Нужно было как-то ответить, и тысяча слов крутилась у владыки звезд на языке, но все, что он смог выговорить, уместилось в емкое:

– Вот как…

Лянь Сун перехватил веер покрепче, улыбнулся и, чуть наклонившись к Мо Юаню, заметил:

– Помнится, кто-то упомянул при мне, что в том году вы будто бы выступали распорядителем на их свадебной церемонии. Однако поговаривают, что уважаемый Цан И действительно был влюблен в свою несостоявшуюся жену и правда желал того брака. Фэнцзю разнесла его дом, а он увесил вновь возведенные стены ее портретами и до сих пор не может ее забыть.

На сей раз Мо Юань промолчал. Вместо него со вздохом ответил Сы Мин:

– Одно дело – желать, другое – жениться. Слышал, дева Цинь с горы Чжунху возжелала выйти замуж за четвертого брата богини Бай Цянь, Бай Чжэня. Но кому на всем свете хватит сил и наглости украсть его у лучшего друга, высшего бога Чжэ Яня?

Ветер лениво качал дождевые цветы. Вдоволь перемыв чужие косточки, почтенные небожители вернулись на свои места и приняли благопристойный вид. Кто-то предался медитации, кто-то продолжил пить чай, а кто-то бесцельно любовался открывающимися вокруг видами. Только младшие небожители, стоявшие в стороне, после таких-то откровений никак не могли сохранить даже видимость спокойствия. Уши у них алели. Не смея иначе поделиться друг с другом впечатлениями, бессмертные только и могли, что обмениваться многозначительными взглядами. Над озером Возрождения повисла звенящая тишина.

Дух из местных услужливо подал Сы Мину чашку чая, чтобы звездный владыка промочил горло. Сы Мин отогнал крышкой несколько плавающих на поверхности молодых чайных листов и вновь искоса взглянул на владыку Дун Хуа. Между его бровей пролегла складка.

Лянь Сун покрутил свою чашку.

– У тебя мышцы лица свело, Сы Мин? Почему с Дун Хуа глаз не сводишь?

Сидевший от них в двух чжанах ² владыка Дун Хуа отставил чашку и спокойно поднял взгляд. Сы Мин смутился. Выдавив из себя неловкий смешок, он хотел было уже объясниться, как вдруг по озеру Возрождения прошла огромная, в десять чжанов высотою, волна.

Когда вода успокоилась, на берег залива Полумесяца шагнула красавица в белоснежных одеяниях. Рассветные лучи очертили ее силуэт.

Влажные черные волосы облепили ее руки цвета снега, прическу украшала шпилька с белым цветком. Похоже, одежды красавицы соткали из водонепроницаемой материи, потому что ни капли воды на них не осталось. Утренний ветер едва шевелил мокрые волосы юной госпожи, непослушные пряди липли к ее нежным щекам. От девушки веяло холодом, но в чуть изогнутых уголках ее глаз таилось тепло.

С нечитаемой улыбкой она посмотрела на Сы Мина, который не так давно весьма бодро делился с окружающими последними сплетнями.

Непослушными руками тот поторопился закрыть лицо чашкой.

Лянь Сун заботливо протянул ему веер:

– У тебя слишком большое лицо, чашка тут не справится. Возьми.

У Сы Мина подкосились ноги, и он почти рухнул на колени. В его кривой улыбке отразилась сотня оттенков страдания.

– Презренный не ведал, что ее высочество Фэнцзю здесь купается. Я был груб и неосторожен в речах. Прошу вас принять во внимание нашу многолетнюю дружбу и пощадить недостойного.

Мо Юань посмотрел на Фэнцзю:

– Зачем ты пряталась на дне озера Возрождения?

С мокрых волос Фэнцзю уже натекла целая лужа воды, но девушка невозмутимо ответила:

– Тренировалась.

– Зачем тогда вышла на берег? Хотела напугать Сы Мина? – с улыбкой спросил Мо Юань.

Фэнцзю повернулась к владыке звезд, все еще преклонявшему колени с мученическим видом.

– Той деве Цинь с горы Чжунху, о которой ты говорил, правда приглянулся мой четвертый дядя?

Часть 1
Деревья прозрения и возрождения

Глава 1
Фэнцзю из Цинцю

Много позже, когда по всему Рассветному дворцу зацвели деревья прозрения и возрождения, чьи цветы росли столь густо, что, подобно плывущим облакам, укутывали гребни дворцовых стен, Дун Хуа вспоминал свою первую встречу с Фэнцзю.

Тогда у него еще не сложилось никакого впечатления о ней. Отстранившись от мирских забот, он тысячелетиями жил в Рассветном дворце, отмечая только смену времен года, течение небесных светил да значимые изменения в судьбе мироздания.

Хотя сам Небесный владыка особо просил Дун Хуа прервать на время уединение в Рассветном дворце и присоединиться к свадебной процессии наследного принца Е Хуа, бывший повелитель всего сущего не придал этому делу особого значения. Вполне естественно, что он почти не запомнил ни юную девушку, вышедшую из вод озера Возрождения, ни ее чистый, как весенний дождь, голос. И едва ли он помнил, как она ласково, но с толикой насмешки спросила у Сы Мина: «Той деве Цинь с горы Чжунху, о которой ты говорил, правда приглянулся мой четвертый дядя?»

* * *

По-настоящему Фэнцзю впечатлила владыку на застолье в честь свадьбы Е Хуа.

Наследный принц клана небожителей женился на уважаемой во всем мире высшей богине Бай Цянь. Разумеется, их свадьба не могла быть заурядной. На Небесах бессмертные делились на девять рангов. Помимо родичей правящей семьи, на застолье допустили только небожителей не ниже пятого ранга: десять совершенных владык, совершенных людей и около тридцати духовных бессмертных.

Свет вечерней зари растекался по залу Пурпурной чистоты. Застолье подходило к концу.

Нынешний Небесный владыка знал толк в показной любезности и картинных жестах. Он покидал любое застолье после третьей чаши вина под предлогом того, что быстро пьянеет. Даже свадьба родного внука не стала исключением.

Да и счастливый новобрачный, владыка Е Хуа, всегда быстро пьянел. Сегодняшней ночью он пал жертвой вина даже быстрее обычного. Не успели гости пойти по третьему кругу, как мелкому небесному чиновнику пришлось подхватить полубессознательного наследника и сопроводить его в Платановый дворец. Впрочем, Дун Хуа подметил, что для «мертвецки пьяного» наследный принц двигался поразительно уверенно.

Как только Небесный владыка и наследный принц покинули зал Пурпурной чистоты, несколько совершенных владык также откланялись под разными предлогами. Торжественная обстановка переставала быть удушающей. Дун Хуа лениво покрутил в руке пустую чашу и тоже собрался уйти, чтобы бессмертные, сидевшие в его присутствии почтительными истуканами, наконец смогли отмереть и пить вдоволь.

Но только владыка отставил чашу и привстал, как у входа в зал вдруг из ниоткуда появился горшок с суманом ³. За россыпью желтоватых цветов смутно угадывалась девушка в белых траурных одеждах. Пригнувшись и тщетно стараясь слиться со стеной за колоннами, она пробиралась к столам родственников невесты, одной рукой придерживая юбку, а другой – цветочный горшок.

Дун Хуа оперся о подлокотники, сел обратно на свое пурпурно-золотое сиденье и, устроившись поудобнее, приготовился наблюдать.

Танцовщица на сцене завершила выступление, а дева в белых одеждах, постоянно спотыкаясь, наконец добралась до нужного стола, нашла свободное место и остановилась у него. После выглянула из-за горшка и осторожно огляделась. Убедившись, что никто не обратил на нее внимания, она спокойно села. Потом, пользуясь тем, что все взгляды устремлены к сцене, торопливо опустила цветы на пол и как ни в чем не бывало присоединилась к рукоплесканиям, одновременно заталкивая горшок ногой под стол.

Выходило плохо, и девушка пнула его еще раз.

И еще.

Последний пинок оказался особенно сильным, и многострадальный горшок вылетел из-под стола, чуть не снеся его, перемахнул через всю сцену и угодил прямо в отложившего свой уход Дун Хуа.

По залу пронесся слаженный испуганный вздох. Горшок завис в трех цунях от лба владыки.

Дун Хуа подпер щеку одной рукой, а второй подхватил горшок с растерявшим часть великолепия суманом. Потом перевел скучающий взгляд на виновницу произошедшего.

Все небожители повернулись в ту же сторону.

Девушка на миг замерла, но быстро опомнилась и повернулась к сидящему рядом бессмертному в грубых одеждах.

– Ми Гу, что это у тебя за шутки такие! Как ты мог запустить горшок кому-то в лоб! – горячо, но не слишком сурово отчитала она его.

После пира сопровождающий Дун Хуа бессмертный чиновник рассказал ему, что девушку в траурных одеждах зовут Бай Фэнцзю. Она и есть та самая владычица Цинцю, унаследовавшая Восточную пустошь в столь юном возрасте.

Празднования в честь свадьбы Е Хуа шли семь дней.

Сразу по истечении этого срока должна была состояться церемония Тысячи цветов, проходившая раз в шестьдесят лет. Устраивал ее сам владыка Лянь Сун. Поэтому большинство небожителей, приглашенных на свадьбу наследного принца, попросту пересели из-за одних столов с угощениями за другие.

Девять небесных сфер, некогда славившиеся божественной чистотой и, что важнее, тишиной, пребывали во власти праздничного хаоса. Разве что пруд Белых лотосов на Тринадцатом небе сохранил былую безмятежность – в основном благодаря близости к Рассветному дворцу Верховного владыки Дун Хуа, чье спокойствие мало кто мог безнаказанно нарушить.

И высшая богиня Бай Цянь, недавно вышедшая замуж на Небеса, к числу этих счастливчиков не относилась.

Семнадцатого дня четвертого месяца подули теплые ветра, и высшая богиня Бай Цянь сочла это лучшим временем, чтобы устроить смотрины для своей племянницы Фэнцзю. И провести их решили именно на берегу пруда Белых лотосов.

Бай Цянь вышла замуж за Е Хуа в сто сорок тысяч лет. Она находила их брак весьма своевременным и мерила всех по себе. Разговоры о поиске жениха для юной Фэнцзю, которой едва исполнилось тридцать тысячелетий, казались богине неуместными, однако таково было желание Бай И, отца Фэнцзю, и старшего брата Бай Цянь. Он доверил ей судьбу своей дочери, поэтому, не имея действительно веских причин для отказа, Бай Цянь принялась за дело, заглушив совесть.

Последние дни Небеса сотрясала радостная суматоха, и найти подходящее место для небольших смотрин в непринужденной обстановке представлялось той еще задачкой. К счастью, Бай Цянь вспомнила, какие слухи ходят о владыке Дун Хуа, который давно жил в Рассветном дворце. Говорили, он редко бывает за пределами своих покоев и даже массовая резня прямо у него на пороге не привлечет и малейшего внимания хозяина Рассветного дворца.

Недолго думая, Бай Цянь со спокойной душой выбрала для смотрин берег пруда Белых лотосов.

Фэнцзю ждало два свидания одно за другим.

Однако Бай Цянь просчиталась. Дун Хуа не просто вышел за ворота дворца, он направился прямиком к пруду Белых лотосов, облюбовал место под раскидистой ивой в пятидесяти шагах от места будущих смотрин, удобно расположился на лежанке, накрыл лицо буддийской сутрой и, закинув в пруд бамбуковую удочку, задремал.

Фэнцзю позавтракала, выпила утреннего чая и не торопясь отправилась на Тринадцатое небо.

На изумрудной поверхности пруда белели лотосы. Они таяли в бесконечности – будто на темном полотне пруда облаками выткали цветочный узор.

В маленькой беседке Фэнцзю уже ждал нетерпеливо обмахивающийся веером небожитель в лазоревых одеждах. Заметив ее неспешное приближение, он со щелчком закрыл веер и расплылся в улыбке.

По правде говоря, Фэнцзю мало что знала об этом бессмертном. Только то, что был он молодым господином из какой-то боковой ветви ныне правящего на Небесах рода, совершенствовался на какой-то горе в мире смертных, отличался нравом спокойным и добродушным. Что в нем было плохо, так это его одержимость каждой черточкой небесного церемониала. Он осуждал бессмертных, им пренебрегающих, и терпеть не мог тех, кто опаздывал. Фэнцзю нарочно пришла позже на целый час.

Пир предполагался небольшим, без особых изысков, и потому они, вежливо поприветствовав друг друга, заняли свои места.

Потревоженный их любезностями, Дун Хуа сдвинул с лица сутру и бросил взгляд сквозь завесу ивовых ветвей. В пятидесяти шагах от него Фэнцзю чуть склонила голову и хмуро рассматривала веерообразный деревянный поднос перед ней.

На нем теснились винный чайник из дунлинского нефрита ⁴ и несколько красиво украшенных блюд.

Для небольших застолий на Небесах тоже имелся свод правил. Каждому небожителю подавался отдельный набор блюд, и, хотя блюда у всех были одинаковыми, вино к ним выбиралось в соответствии со вкусами каждого.

Бессмертный в лазоревых одеждах отложил веер и попытался начать разговор:

– Какое совпадение – в древние времена семья этого скромного небожителя следила за выправлением небесного ритуала. Слышал, высшая богиня Бай Цянь как-то упоминала, что ваше понимание церемониала достигло…

Бессмертный запнулся. Слово «совершенства» так и не сорвалось у него с языка, так как он заметил, что сидящая напротив него Фэнцзю уже приговорила целую тарелку свиных ножек и теперь палочками соскребала с тарелки остатки соуса.

Сыто икнув, она вопросила:

– Так что там с пониманием?

И улыбнулась испачканным в соусе ртом.

Знаток церемониала посмотрел на Фэнцзю в священном ужасе.

Фэнцзю вынула из рукава небольшое зеркальце, всмотрелась в него и будто бы самой себе пробормотала:

– У меня что-то на лице?

Замерев на миг, она произнесла:

– А, правда.

И решительно вытерла рот рукавом. На белоснежной ткани остался жирный след.

Лицо поборника чистоты приобрело нежно-салатовый оттенок.

Фэнцзю еще раз взглянула в зеркало и невозмутимо сунула его обратно в рукав. На сандаловой рукоятке остались маслянистые отпечатки пальцев.

Лицо ее собеседника побагровело.

В этот момент с палочек для еды на стол упала пара капель соуса.

Фэнцзю сунула палочки в рот и попыталась соскоблить соус со столика ногтями. Когда ей это не удалось, она вытерла его рукавом.

Рука бессмертного с протянутым шелковым платком замерла в воздухе.

Повисло долгое молчание. Наконец бессмертный с почерневшим лицом выдавил:

– Наслаждайтесь едой, ваше высочество. У этого скромного небожителя вдруг возникли очень срочные дела, вынужден покинуть вас незамедлительно. Продолжим нашу беседу в другой день.

Едва последние его слова отзвучали, бессмертный поспешил прочь, чуть ли не срываясь на бег.

Дун Хуа убрал сутру с лица. Фэнцзю помахала вслед бессмертному палочками, всем своим видом показывая, как ей не хочется расставаться. Однако в глазах ее не было ни капли печали, напротив, в них светилась с трудом скрываемая улыбка.

– Обязательно продолжим. И как можно скорее, не заставляйте меня ждать, – нежно проворковала она.

Как только бессмертный окончательно пропал из виду, Фэнцзю тонко улыбнулась, неторопливо вытащила из рукава белый платок с вышитыми на нем дождевыми цветами и спокойно вытерла руки, попутно расправив испачканные и мятые рукава.

Пожалуй, за двести лет постоянной практики ее высочество Фэнцзю из Цинцю научилась мастерски избавляться от женихов – стремительно, как текущая вода, и безжалостно, как нож в руках постигшего дао ⁵. Второй предполагаемый жених пришел преисполненным уверенностью в своем успехе, а ушел разбитым и поникшим. После него остались только разбросанные по столу винные чашки, сверкающие отраженным светом.

За большой час Фэнцзю съела два блюда свиных ножек и наконец насытилась. Ожидая, пока переварится пища, девушка налила себе чай и повернулась к пруду Белых лотосов, любуясь слепящим великолепием Рассветного дворца. К этому времени Дун Хуа поймал две рыбки и перевернул последнюю из семи тысяч семисот восьмидесяти восьми страниц писания. Солнце начинало припекать, поэтому владыка подхватил книгу и направился к своему дворцу. Разумеется, ему пришлось пройти мимо беседки у берега пруда.

Фэнцзю, державшая чашку обеими руками, точно старушка, замерла, услышав за спиной чьи-то легкие и медленные шаги. Решив, что это Ми Гу, который в последние дни все больше напоминал ворчливого деда, она сбросила оцепенение и заговорила:

– Почему пришел так рано? Боялся, что я их побью?

Она отошла в сторону, освобождая место для вновь прибывшего.

– Вкусы тетушки становятся все более странными. Поверить не могу, что она пригласила таких задохликов, у меня даже рука не поднялась бы их ударить. Пришлось немного приврать и припугнуть, чтобы эти болезные сами сбежали. И все равно я ужасно устала.

Фэнцзю сделала паузу.

– Посиди со мной немного. Я давно не любовалась местными восходами и закатами. Оказывается, я еще не забыла их.

Дун Хуа остановился. Решив не отказываться от щедрого предложения, он сел у нее за спиной, придирчиво осмотрел стоявшую перед ним пару чайников и, выбрав один, небрежно плеснул себе остывшего чая, чтобы промочить горло.

Фэнцзю вновь затихла. Похоже, белые лотосы пробуждали в ней особые воспоминания.

Наконец она выдохнула:

– Говорят, в пруду Белых лотосов каждый лотос – это отражение человеческого сердца. Пусть у нас не так много знакомых смертных, как думаешь, Ми Гу, достоин ли такой человек, как Цинти, иметь здесь собственный белый лотос?

Затем, будто в раздумьях, протянула:

– А если да, то как бы он выглядел?

Еще один вздох.

– Такой человек, как он…

Фэнцзю отпила чая.

Дун Хуа тоже отхлебнул из своей чашки. Ми Гу он смутно помнил. Кажется, так звали стража земель Цинцю, сопровождавшего Фэнцзю. Похоже, она приняла его за него. Однако кто такой Цинти, он не знал.

В пруду отражались деревья. Фэнцзю глядела на воду, и голос ее звучал невнятно:

– Полмесяца назад принц Западного моря Су Мое пригласил моего четвертого дядюшку выпить. Я пошла с ним. По дороге мы пролетали над миром смертных. – Она на миг замолчала и продолжила: – Оказывается, династия Цзинь давно уничтожена. Она пала спустя семь лет после смерти Цинти. Честно говоря, я всегда знала, что та страна не продержится долго.

Фэнцзю вздохнула и повернулась, чтобы подлить себе чая.

– Как же там называется этот новый сорт чая Су Мое? – пробормотала она себе под нос. – Вспомнила! «Изумрудные спирали весны». На вкус и впрямь неплохо. Как вернемся, найди мне бамбуковую корзинку. Когда в следующий раз навестим Западное море, попрошу…

Фэнцзю подняла голову, и слова встали у нее поперек горла. Последовал приступ судорожного кашля. Она так и замерла в наливающей чай позе, твердо решив онеметь на ближайшую жизнь.

Дун Хуа постучал длинными тонкими пальцами по светло-зеленой крышке кружки. В солнечном свете его пальцы казались почти прозрачными, их кончики окутывало теплое сияние. Владыка скользнул нечитаемым взглядом по испачканным в соусе рукавам Фэнцзю, затем посмотрел на ее раскрасневшееся от кашля лицо. Щеки девушки пламенели, как кленовые листья.

Когда Фэнцзю оправилась от шока, на ее губах медленно появилась вежливая и слегка вымученная, но все же улыбка.

– Не знала, что Верховный владыка почтил ничтожную своим присутствием. Прошу прощения, мне недостает манер. Фэнцзю из Цинцю приветствует владыку, – с прохладной вежливостью проговорила девушка.

Дун Хуа выслушал приветствие, смерил взглядом замершую в поклоне Фэнцзю и коротко разрешил ей сесть. Когда она с поникшей головой подошла и присела, он отставил чашку с плавающими в ней чаинками и неторопливо спросил:

– Мое появление лишило вас дара речи?

Только Фэнцзю чуть расслабилась и просчитала дальнейшие шаги, как новая фраза владыки пошатнула ее с трудом обретенное спокойствие. Удивленно подняв голову, она все же взяла себя в руки и с той же отстраненно-вежливой улыбкой ответила:

– Я впервые лицезрю Верховного владыку. Недостойная скорее онемела от радости. Прошу меня простить.

Дун Хуа кивнул, принимая ответ, а про себя подумал, что, несмотря на вежливые слова, ни один внимательный человек не разглядел бы в застывшей улыбке владычицы Цинцю радости. Он налил ей давно остывшего чая.

Двое продолжали сидеть в неловкой тишине. Вскоре Фэнцзю опустошила свою чашку и потянулась за чайником, чтобы налить себе еще. Дун Хуа проследил, как чашка наполняется до краев, а потом вдруг неведомым образом опрокидывается на светлые одежды Фэнцзю. По ее юбке растекалось водянистое пятно.

Дун Хуа положил руку на стол, пристально наблюдая за девушкой.

Изначально ему просто было любопытно. Она так увлеченно созерцала восход солнца на Тринадцатом небе, что он подумал, будто отсюда открывается какой-то необычный вид. А потом она пригласила его присесть, и он не стал отказываться.

Теперь же, глядя на разворачивающийся перед ним театр одного актера, он по-настоящему развеселился. Видимо, она приняла его за еще одного соискателя ее руки и сердца, но из-за его высокого статуса не могла прогнать его так же, как двух предыдущих. Поэтому, чтобы сбежать, ей пришлось прибегнуть к такой отчаянной уловке, как «страдание плоти» – пролить чай на себя же.

От юбки Фэнцзю поднимался пар. Похоже, в чайнике и впрямь был кипяток. Она совсем не жалела себя.

Дун Хуа подпер щеку, совершенно верно полагая, что сейчас Фэнцзю попытается сбежать. И действительно: она пару раз взмахнула рукой, чтобы убрать пятно, и у нее, разумеется, не получилось. Тяжело вздохнув, она очень церемонно, почтительно, вежливо-отстраненно – и с тщательно скрываемой радостью – воскликнула:

– Как неудачно дрогнула рука, моя юбка непоправимо испорчена! Прошу прощения, вынуждена покинуть вас первой. Надеюсь, вы не против обсудить писания мудрейших наставников в другой день.

Ветер окутал их ароматом белых лотосов. Дун Хуа поднял на Фэнцзю взгляд и плавно протянул ей большой фарфоровый чайник.

– Вы пролили всего чашку. Не стоит так мелочиться. Я проверил: вода остыла. Если ваша рука дрогнет и на этот раз, ваш наряд будет испорчен действительно непоправимо.

Верховный владыка Дун Хуа давно не покидал Рассветный дворец. Молодые небожители еще не успели испытать на себе его ядовитый язык, а бессмертные постарше тщетно пытались забыть об уже пережитых унижениях. Хотя владыка Дун Хуа говорил мало, каждое его слово разило так же точно и больно, как его меч.

Ходили легенды, будто один своенравный юнец из демонов, прознав о воинских заслугах Дун Хуа, проник на Небеса, чтобы вызвать того на поединок. Разумеется, стража повязала демоненка еще на подходе к Рассветному дворцу.

Как раз в это время Дун Хуа играл сам с собой в вэйци ⁶ у лотосового пруда неподалеку.

Схваченный юнец разразился руганью, желая задеть владыку за живое.

Дун Хуа сложил вэйци и собрался уходить. Путь его лежал мимо плененного демона. Завидев владыку, тот раскричался еще больше. Мол, небожители так носятся со своей нравственностью, кто ж знал, как бесстыден их повелитель! Если у Дун Хуа осталась хоть капля добродетели, он должен немедленно очистить свое имя в бою, а не позволять слугам набрасываться на честного демона всей толпой…

Уже ушедший с коробкой вэйци Дун Хуа даже вернулся на два шага и переспросил у распростертого на земле демоненка:

– Капля чего, говоришь?

– Добродетели! – немедленно заорал тот. – Я говорю о добродетели!

Дун Хуа неспешно продолжил путь, бросив через плечо: