Читать книгу: «Волхвиня»

© Светлана Июньская, 2023

ISBN 978-5-0059-7704-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Крылья

Круглые ноздри раскрылись и чуть сжались, втягивая болотный дух. Вслед за запахами гнили и плесени в грудь вошёл приятный, свежий холод. Она приподняла рогатую голову над поверхностью маслянистой жижи, и та беззвучно стала стекать по чёрной шкуре, обнажая маленькие, торчащие между загнутыми кзади рогами, треугольнички ушей, прикрытые выпуклые глаза, выдающуюся пасть на длинной шее.

«Дааа, порааа…», – нехотя подумала она и принялась разминать своё залежавшееся за долгое лето, тело. Поднялась на лапы, потянулась назад, словно кошка, задирая и сворачивая прямо к голове шипучий хвост. Выгнула могучую спину с острыми вершинками позвонков и стала быстро крутить головой и хвостом, сбрасывая с себя и застоялую трясину, и надоевшее спаньё. Сделала шаг вперёд, потом ещё, ещё, нащупывая под лапами твёрдую землю. Наконец, выбралась на сушь, на пригорок с ягодным кустом.

После крепкой летней спячки дикая калина оказалась очень кстати, и она, блаженно улыбаясь, бережно захватывала алым языком целую гроздь таких же красных ягод, раскусывала, перебирала зубами, высасывала кровяной сок, слушала, как пасть наполняется слюной в ответ на кислоту, а потом медленно проглатывала, чувствуя, как нутро пробуждается, набрасывается на кисло-сладкий нектар и заводит каждую клеточку тела для жизни сначала.

Когда куст был очищен, она огляделась. Ранний воздух был наполнен белыми снежинками, что сыпались с чёрного ещё неба и тут же таяли, лишь касаясь земли. Видимо, это был тот самый первый снег, который срабатывал как будильник, поднимая её из любимого болота каждую осень.

«Ну чтооо ж… Для начааала… Умоооюсь, пока водааа жидкая…» – она по-хозяйски посмотрела по сторонам, будто хотела убедиться, что все её дорожки за лето не исчезли, и двинулась в сторону старых ивовых деревьев, что окружали небольшое, но глубокое озеро. Она никогда не могла донырнуть до его дна, сколько ни пробовала. Только ноздрями чуяла как оттуда, из тёмной глуби, струилась холодная, обжигающая свежестью, струйка чистой воды.

Она подошла к самому краю, окинула объёмным взглядом округу. Тихо. Ни души. Ни ветерка. Тёмное небо только начинало светлеть, но было затянуто тяжёлыми тучами, которые и не думали расплываться. «Сооолнца не бууудет… Вот и слааавненько…», – она растянула пасть в довольной улыбке и маленькими шагами, стараясь не пропустить мимо себя ни единой капельки удовольствия, вошла в холодную воду. Нега, охватившая её большое тело, быстро стала нестерпимой, вызывая кашель и заставляя выталкивать из себя старый болотный дух и очищать дыхалку.

Хорошенько прокашлявшись, она перевернулась на спину, выставив из воды все лапы и задумчиво стала их разглядывать. Лапы её радовали. Они были изящными, длинными и заканчивались будто налакированными когтями. Она чувствовала, как нежные перепонки между пальцами насыщаются свежей влагой и к ним возвращается чувствительность – её собственное шестое чувство. Она старательно вылизала шершавым языком каждую перепоночку, и от этого любовного действа они наполнились тонкими сеточками красных капилляров и превратились в нежно-розовые лепестки между чёрными когтистыми пальцами.

Она чутко оглядела собственное тело. Шкура, чистая от озёрной воды, сияла безупречной чернотой. Хвост, длинный и жилистый, был красив и подвижен. Мягкий живот был лёгким, а спина – свободной. Каждый шип, каждая колючка могли ужалить или проколоть любое живое существо и вернуть удар любого оружия его хозяину. Жёлтые глаза замечали каждую снежинку, а нос чуял каждую рыбёшку под тёмной водой озера. «Дааа, хорошааа…», – подумала она, медленно переворачиваясь в ласковой воде.

Оставалось одно – крылья. Она сбрасывала их – прозрачные, кожаные, похожие на два дельтаплана – каждую весну, когда укладывалась в летнюю спячку, а каждую осень, как сейчас, из особых тонких полостей, располагавшихся по обеим сторонам от позвоночника прямо над передними лапами, раскрывались новые крылья, что сформировались в теле за лето. Она прислушалась к своей спине. Осторожно поскребла кончиком хвоста нужные места, освобождая от надкожицы верхние края полостей. В ответ хребет вдруг зачесался так, что пришлось вылезать из воды и идти к большому дереву. Она слегка потёрлась спиною о твёрдую кору, закрыв глаза от удовольствия, потом покаталась по холодной земле, встряхнулась и почувствовала, как они выправляются – молодые, тонкие крылья. Помахала, полюбовалась ими и взмыла в вышину, расслабив лапы и проверяя, как они слушаются хвоста и её намерений. Крылья были – что надо. Несли её ввысь, сквозь наполненные снегом облака, прямо туда – к свету. Она вынырнула из плотного тумана, мигом взглянула на солнце и метнулась вниз, облетая кругом озеро, и дальше – лес и родное болото.

«Дааа, слааавненько…», – улыбка не сходила с блестящей морды. Пора было начинать новую зиму и новую жизнь.

Глава 2. На крыше

Как всякий озёрный дракон, Офа жила в лесной глуши, наполненной влагой – болотом, озером, рекой. Когда шкура её намокала, она блестела и была видимой во всей сияющей красе. Но если воздух был сух, она могла подолгу кружить над людскими селениями и даже опускаться на землю, оставаясь незаметной. И только чуткий человек мог заподозрить её присутствие по едва уловимому искажению воздуха.

Её привлекали люди. Она любила наблюдать за ними. Осенью, а особенно зимой, когда они не копошились в земле, не жгли костров, не водили шумных хороводов, а были поглощены своими мыслями, своими домами и семьями, устраивали свадьбы и зачинали детей, словом, жили по большей части в своём, внутреннем. Офа умела различать их чувства и знала ароматы сомнений и страхов, злобы и неприязни, обмана и доброты… да много ещё чего из мира людей. Нельзя сказать, что она выискивала какие-то определённые человечьи переживания. Ей просто нравилось смотреть на самые разные струны чувств и видеть, как люди словно по нотам выводят свои жизни – мелодии.

Могла ли Офа влиять на людей? Да. Это было её излюбленным развлечением. Однако, она всегда подходила к этой затее весьма серьёзно. Долго выбирала «жертву», присматривалась, наблюдала, чем живёт человек, о чём думает. И только если чувствовала симпатию к «игрушке» и любопытство к результату своей забавы, принималась за дело. Терпеливо и настойчиво, по капельке, подстраивая мудрёные ситуации для «подопечного», она вела его к Случаю – происшествию, которое круто меняло музыку его жизни. И тогда, рассматривая метаморфозу, словно обыкновенное превращение куколки в бабочку, она прикрывала глаза и растягивала морду в довольной улыбке: «Дааа… Ты мне нрааавишься…». А после уходила на летний покой, в своё болото.

Сейчас, чувствуя на себе мокрый снег, она поднялась в небо и решила посмотреть на ближнюю деревню – под таким снегопадом люди обычно из домов не высовываются и даже голов не поднимают. Весь светлый день кружила она над усадьбами, над рекой и лесом, наслаждаясь и юными своими крыльями, и свободой, и холодным свежим воздухом, что обещал долгую и душевную зиму.

Окрестные земли до самого горизонта отдыхали, чернея и впитывая в себя густой снег. Казалось, небо касалось земли – над самыми крышами висели серые тучи, а воздух белел нескончаемым роем пушистых снежинок. Тишина, пропитавшая пространство, была так глубока, что Офа слышала своё дыхание и взмахи обычно беззвучных крыльев.

Она оглядывала деревню, что оставалась прямо под ней. С прошлой весны тут ничего не изменилось – всё те же усадьбы, огороженные низкими плетёными заборчиками с каменными домами под черепичными крышами, над которыми струился голубой печной дым, конюшнями, хлевами, банями. Офа даже пересчитала крыши – все на месте, все живые, даже из трубы того крайнего дома, что пустовал прошлой зимой, поднимается бодренький дымок. Что-то привлекло её внимание в этом окраинном доме. Она устремилась вперёд и скоро почуяла исходящий из трубы аромат тлеющего можжевельника. Глаза её раскрылись от удивления, а крылья сами опустили тело на крышу. Она обвилась вокруг тёплой трубы, положила морду на верхний край и стала вдыхать вкусный запах, что пьянил голову и расслаблял её насквозь, до самых костей.

Можжевельник, росший в окрестностях, был её любимым деревом. Она не только знала каждое, но и берегла их все от налётов местной стаи щеглов, охочих до созревших к зиме ягод. Лакомство это, сладковатое и возбуждающее, приводило Офу в сущее блаженство. Гроздочка ягод, аккуратно собранная на язык, таяла в пасти и расползалась по горлу, ударяла в нос и в голову, и тогда веки тяжело опускались, исчезали пределы, она путешествовала по совершенно незнакомым и красочным ярким мирам, телом оставаясь под вечнозелёной, мягкой, душистой хвоей.