Читать книгу: «Сборник стихов и поэм»

Шрифт:

ISBN 978-5-0059-5832-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сборник стихов

Голод

Я знаю сытость только телом,
Но мучим гладом по-другому.
И тот лишь счастлив в мире целом,
Желудку служит кто драгому.

Не бойтесь: он вас не коснётся,
Коль пища ваша лишь в еде;
Сей глад по-разному зовётся,
Но всё ж живёт он мало где.

Чтоб разум оставался чист,
Пореже трогай книжный лист;
Чтоб уберечь от глада всех,
Не знай ни дня ты без утех.

Старая влюблённость

Зимой на ум явилась та,
Что чувств моих не приняла.
Я думал, сердцем та пуста —
Пустилась мимо чувств стрела.

Благодарю судьбу за то,
Что не сошлись мы ни во что.
О ней мне незачем писать:
Прошло всё – славься, Благодать!

Уж не грущу я по отказу.
Его я принял как проказу,
Как будто дань я Ловеласу
Плачу мужскую по наказу.

Пустота

Старик, что болен, одинок,
Что знает в жизни лишь богатство,
Направил глазки в потолок,
Поняв, что нет ему лекарства.

Лежит с душой, давно пустой,
И знает, что совсем один;
И, как отец, сын молодой
Себе единый господин.

Дружба

Довольно много тех вокруг,
С кем делишь весело досуг;
Но мало вкруг тебя людей,
В ком увидал бы ты друзей.

Человек. Луна. Любовь

Устав от мира суеты,
Оставил старый тёмный град,
Ведь там, где истины просты,
Дорога следует лишь в ад.
В пути последуем за ним,
Что начал новый пилигрим.

Желал найти души смиренье
В примерах Божьей доброты,
Но находил лишь прегрешенья,
Людей лишь смрадные плоды.
Тогда же, странствуя в чужбине,
Поверье он узнал в пустыне.

Что коль пройдёт песков поля,
Коль после он найдёт равнины
И вслед узрит, в холмах бродя,
Из камня крепкие вершины
Как раз в ту ночь, когда Луна
Кругла всецело и полна,

Тогда, как сей гласит рассказ,
Луною будет одарён
Там всякий путник, но лишь раз.
Герой в то место занесён;
Он, духом сделавшись сильней,
Смиренно речь направил к ней:

«Мне жизни укажи дорогу,
Какую должен я пройти,
Тем усмирив свою тревогу,
Что гложет всё в моей груди.
И есть ли истины отрада
Хоть где-то средь людского стада?»

Как говорили мудрецы,
В людской что жизни есть земной:
Святые люди, подлецы —
Всё это было подо мной». —
«Прошу, открой людей черты,
Мне расскажи, что видишь ты». —

«Открыто всё мне, как всегда:
Я вижу сцену дальних стран,
Куда нахлынула беда,
Ведь трусом град родной был сдан;
Богач-отец из глаз льёт град
О смерти первенца, чей брат,

Держа отраву за спиной,
Отдался лживым утешеньям;
И где-то стал судья пустой,
Не наказав по преступленьям;
И вижу я: грустит жена,
К неверному любви полна;

Святой отец, прикрывшись Богом,
В Его же доме всласть грешит,
Когда влечёт монашек слогом
И с ними сладострастно спит;
И та рука, что кто-то жал,
Вонзила в сердце вслед кинжал.

Очисти лик свой от печали,
Ведь в людях не одно лишь зло,
И часто случаи бывали,
Когда добро людей вело:
Не дал главарь свершить разбой
Кареты с милою семьёй;

Двух милых вижу ребятишек,
Богат один, другой же беден,
И делит бедный из мальчишек
Свой хлеб с ним, что ещё не съеден,
Богач хоть был и без монет,
Но зрел улыбку лишь в ответ;

И где-то муж пришёл с войны,
И бушевала в сердце ревность,
Не верил в верность он жены,
Но только взгляд – узрел вмиг честность,
И грудь его теперь полна:
Горит любовь в ней и вина». —

«Так, значит, всех сильней Любовь!
Но вечно ли живёт она?» —
«Тебе отвечу, путник, вновь:
Хоть я бессмертная Луна
И вечного нет подо мной,
Живёт Любовь ведь надо мной.

Над нею сила не моя,
Тем превосходнее она,
И бесконечна власть ея». —
«Прекрасна речь твоя, Луна!
Людей я зреть хочу дела
Лишь только чрез твои глаза!».

Его услышала она,
Герою силы даровала;
И засияло в нём сполна
Души пречистое начало.
И озаряется среда,
Где есть Луна, а с ней Звезда.

Паломничество Теодора

I
В границах пребольшой державы
Пылал юнец желаньем славы,
Хранил всю пылкость он за льдом,
Себе лишь верен был во всём.
Наш распустившийся цветок
Во всей людской оранжерее
Увидел в людях лишь порок,
Его порок же всех смелее.
И тот, кто был для всех укор,
Был назван славно: Теодор.

II
За спесь и гордое мышленье
И за людей всех осрамленье
Теперь же кара ниспадёт:
Коль не очистит, то убьёт.
Пропала вдруг под ним земля;
Решил герой, что это сон;
Теперь бежит, главу сломя,
Но вдруг пред ним явился он.
Не от Морфея заблужденья,
То новой жизни повеленья.

III
«Противна мне твоя природа.
Теперь ты будешь жить три года,
Но в каждой жизни, коих сорок:
Иль станешь чем-то Богу дорог,
Иль просто сгинешь без прозренья;
Спасенье лишь в твоих руках» —
Исчез вслед голос провиденья.
Герой же начал путь в веках,
Пройдя сквозь мрак, меж звёзд вратами,
С небес он принят был морями.

IV Первая жизнь
Герой-юнец с небес упал
Близ моря каменистых скал.
Его достали из воды:
Крестьян спасли его труды.
Ему паденье нипочём:
Не знала плоть его воды.
Те молвят: «Мы тебя спасём,
Не наложил Аид узды!»
Но без усилий ожил он —
Теперь над ним иной закон.

V
Он, ощутив в себе покой,
Вмиг понял, на земле какой,
Ведь то написано везде:
На небе, в скалах, на воде.
Он загорелся сердцем страстно,
От вида родилась отрада,
Ведь видел пред собой он ясно:
Стояла мысли Мать – Эллада!
И здесь, средь греческих селений,
Рассказ начну я приключений.

VI
Его ничем не обделили
И в том селенье приютили.
Тем людям в голову пришло,
Что в воду божество вошло,
С вершин олимповых слетая.
Я не сочту сие за вздор,
Ведь, в волны дикие ныряя,
Был сух и цел наш Теодор
И ожил вмиг, как вышел к ним.
Мы нравы сих людей не зрим.

VII
Стал покровителем селенья,
Чьи исполнялись повеленья.
Мечтали знать, кто ж из богов
Приходом освятил их кров:
«Коль Аполлон, где ж лук и лира?»
И продолжалося гаданье,
И всякий называл кумира,
К кому питал он почитанье.
Одним из сыновей Зевеса
Назвался он, прошла завеса.

VIII
Герой явил себя пред нами
Вновь малодушными делами;
Ещё свой нрав не обуздал
И сил к тому не прилагал.
В том месте Тео, где спасён,
Стал жить покамест той порой,
И был идеей осенён
Довольно хитрой, но пустой:
«Исполню всё же приказанье,
Чтоб не ухудшить наказанья».

IX
Теперь герой наш день-деньской
Работой занят был людской.
Но, несмотря на званье бога,
Работал жалко и убого
И чуть у плуга не издох.
Тогда сомненье их накрыло,
А точно ль юноша тот бог;
Но ожил он, когда кобыла
В висок без промаха лягнула
И тем сомненья люда сдула.

X
«Он не кичится силы чудом
Пред недостойным нашим людом».
Герой же ждал уже прощенья
За лживое своё смиренье,
Не видя, что ведом обманом,
Впустую тратил силы, время,
Ведь укрепился только станом,
Душою не познал же бремя.
И видел он всю эту ложность
И всю спасенья невозможность.

XI
Когда в селенье тесно стало,
Герой работать начал мало;
От скуки и для глаз услады
Пойти решил он в град Паллады.
А между тем идут всё годы,
Что потерял он здесь без прока,
От жизни сей уж ждёт свободы,
Совсем не выучив урока.
Быть может, для его спасенья
Ему укажем направленье.

XII
Любовью к сим местам пылая,
Забыть судьбу свою желая,
Мечтал узреть архитектуру
Страны, что родила культуру,
Для многих на века родную.
И лишь духовные сады
Наполнят душу в нём пустую,
В пустыне как глоток воды:
Так оживут в нём чувств остатки,
Что в ужасающем упадке.

XIII
Герой держаться впредь не в силах:
Он вмиг в Акрополь, что в Афинах;
И, совершив туда поход,
Увидел красоту работ,
Чей величавый вид, к несчастью,
В плачевном нынче состоянье
И нам доступен слабой частью,
А остальное – лишь мечтанье.
И чьё бы сердце не желало
Узреть, как всё тогда стояло?

XIV
Узреть Европы всей начало
До действий всякого вандала.
Наш Тео, от восторга млея,
Проходит тихо пропилеи
И одаряет восхищеньем
Всё то, что вмиг объемлет взор:
И самым лишь колонн строеньем
Уж наслаждался Теодор.
Художество златого века
Хранила там Пинакотека.

XV
Победоносной Ники храм
Увидел вслед герой наш там,
Затем другой смотрел откос,
Пройдя Афину Промахос.
Там осмотрев храм Посейдона,
А с ним Паллады, Эректея,
Пошёл красу зреть Парфенона,
В душе царя того жалея.
Теперь на храм с ним поглядим,
Что впредь для нас недостижим.

XVI
Но наш герой, пройдя порог,
Вмиг страха ощутил ожог:
Афина, что пред ним была,
Ударом молний ожила.
Она взглянула с омерзеньем
И с жалостью на Теодора
И, чтоб помочь и с очищеньем,
И с исполненьем приговора,
Метнула с ловкостью копьё,
Чтоб тем пресечь его житьё.

XVII Вторая жизнь
Теперь попал наш Тео в Рим,
Что силой был необозрим.
И стал со временем герой
С своей смириться впредь судьбой,
К себе стал более он строг.
Он посетить решил страну,
Где первой жизни вёлся срок;
Но всю свою величину
Утратила его Эллада,
Что нынче лишь раба для Града.

XVIII
Во время римского хожденья
Уж начал Бог своё ученье,
И свет Господь дарить стал миру,
Что кланялся дотоль кумиру.
И понял сразу мой герой,
Что должен он в своём пути
В ту землю, что зовут святой,
Без промедления идти.
Пред Ним явился Теодор,
И состоялся разговор.

XIX
Лишь о прощении слова,
И лишь от сердца шла молва.
Его к себе Он подозвал
И тихо лишь в объятьях сжал,
В которых всяк душой пустой
Познает счастье очищенья
И ощутит на миг покой,
А с ним и радость от прощенья.
Совсем гордыня погибала,
Тем новое в нём дав начало.

XX
Господней впредь ведом рукой,
Ему впредь верным стал слугой
В путях людского всеспасенья
И от греха их исцеленья.
Он с целью начал жить одной:
Спасать извечно всех от беса,
Что жаждет власти над душой
И грех скрывает, как завеса,
Чтоб заблуждался всяк народ.
И завершён второй приход.

XXI
Вершит впредь сам приход, уход,
Уж не летит сквозь небосвод,
Сгорая от жестокой боли:
Минует срок, тогда по воле
Герой мой только лишь своей
Вмиг лёгким пеплом обернётся
И будет приведён скорей
Он в новый мир, где вновь займётся
Людской извечной лишь нуждой,
Чтоб укрепиться добротой.

XXII Десятая жизнь
Настал жестокий перелом,
И прежний мир явил нам слом.
В том мире властвует чума,
А с нею смерть, её кума.
Иной счёл это наказаньем
За все свои грехи пред Богом,
Иной считал пустым терзаньем,
Утратив трепет пред Чертогом.
Коль тел даровано спасенье,
Те утвердятся в самомненье.

XXIII
Стоял он часто у постели
Больных людей, и все хотели
Иль от болезни исцеленья,
Иль, коль не тел, хоть душ спасенья.
Когда душа в них отходила,
Герой мой слышал в их словах
Лишь то, как трусость убедила
Лукавить о своих грехах.
Издать мог горечи он вздох:
Не разрешит спасти их Бог.

XXIV
Но всё же мог явить порой
Пред смертью честность всяк больной,
Тогда дана герою власть
От Бога, чтобы снять напасть:
Вбирал чумную мерзость в тело
И умирал, а тот больной,
Чьё тело крепло, здоровело,
Вновь жизни пожинал покой.
Герой же мой спустя мгновенье
Восстанет в пепле воскресенья.

XXV Тринадцатая жизнь
Другая жизнь его нашла,
За океан перенесла.
Открыты новые пространства,
И возрастают вмиг богатства
Европы властным дележом,
Что в мир приходит тех людей
С мечом, обманом, грабежом
И там большим числом смертей
Искореняет их поверья,
Их людоедство и безверье.

XXVI
Герой же мой в грехе уверен
И оттого весьма растерян,
Ведь зрит противное явленье:
Людей пустое убиенье.
Он оценил его терзанья
И ниспослал герою сил,
Тем претворив его мечтанье:
Герой без крови победил
В тех людях прежнюю греховность
И к Богу возродил покорность.

XXVII Двадцатая жизнь
Героя нашего он вновь
Послал туда, где льётся кровь,
Где без числа всё гибнет люд,
Где грех нашёл себе приют.
Узнал герой те времена:
Они полны кровавой славы
(Как, впрочем, всяка старина)
И там людей открыты нравы.
Герой в безумной сей пучине
Увидел казнь на гильотине.

XXVIII
На все в истории эпохи
Различны Теодора вздохи.
Он делает их боль своей,
Чтоб духом стал всяк люд сильней.
Наш друг является с той целью,
Чтоб за обманами людей,
За их обманчивой свирелью
Число шло меньшее смертей,
Чтоб, защищая всех собой,
Всё меньший люд пускать в убой.

XXIX Двадцать первая жизнь
Теперь пришёл судьбы паром
Туда, где наш с героем дом.
Привет вам, земли и моря,
Привет, родные нам края,
Где первой твердь зрит луч восхода,
Где не видать конца широт.
И рад он от судьбы привода
Туда, России где народ
Тирана встретил всей Европы,
Что на Руси померил стопы.

XXX
Вступил в народные ряды,
Чтоб иноземные следы
С земель всех наших вмиг умчать
Смогла народная та рать.
И в ужас всё приведено
В душе француза при паденье:
Он не забыл Бородино,
Оставшись и один в селенье.
Но всё ж сгорела и Москва,
Народа нашего глава…

XXXI Двадцать вторая жизнь
Теперь же мы с моим героем
Шагаем с декабристским строем.
И не стоял пред ним вопрос,
И он с уверенностью врос
Меж сосланных рядов людей,
Чтоб тяжкое делить их бремя,
Чтоб защитить ему детей,
На коих обозлилось Время.
И Кроном так поглощены
Все те, кто им разведены.

XXXII
Его души смирят раздоры
Руси могучие просторы.
Когда ещё он был пустым,
Уже был обществом томим,
Питал в себе одно желанье:
Узреть природы чистый храм,
Его заветное мечтанье,
Оставив всякий шум и гам.
В мечтах сменил уединенье
Он на людское окруженье.

XXXIII
Людей он слушал, чьи умы
И до сих пор ведь ценим мы.
Души нашёл освобожденье,
С людьми вступая в обсужденья.
Героя вечно поражала
Любовь у каторжной жены,
Что участь мужа разделяла,
Уехав с ним на край страны.
И над любовью двух сердец
Рыдал наш грешник и мертвец.

XXXIV Тридцать шестая жизнь
Увы, родная нам страна
Вся в войнах уж разорена.
И были мерзости войны
Всегда ужасны и страшны,
Но хуже в сотни раз война,
Под чьим жестоким повеленьем
Внутри себя разведена
Страна одна с ожесточеньем.
Но с красными лишь сохраним
Её своей, не продадим.

XXXV Тридцать седьмая жизнь
И не отпущен он судьбой
Всё из страны своей родной.
И новое теперь вновь зло
В сём мире гордое взросло
Чрез силу многих адских слуг.
Теперь же, чтоб смирить стада,
Готов людей Господних друг
Явить и гнев, как иногда
Явить мог Бог за ослушанье
Не мести в Нём горит желанье.

XXXVI
Считал он, что герой – страна,
Ему ж при этом грош цена,
Ведь жизнью жертвуют одной,
Как будто им то не впервой.
Хоть был на зло весьма сердит,
Спасал не только лишь своих,
Ведь сердце то ему твердит,
Что должен он спасать чужих.
Те люди в грех лишь введены
И дьяволом ослеплены.

XXXVII
Но слишком всё ж герой был зол,
И гнев в нём верный путь нашёл:
Узреть решил он зла позор,
К нему направил весь укор.
Исполнил он своё желанье:
К злодею вмиг переместился,
Что миру причинял страданье
И пулей с миром тем простился;
Злодея силой оживил,
Пытал, и резал, и травил.

XXXVIII Сороковая жизнь
Сидел теперь он в тишине
При расслабляющей луне;
Герой мой видел мир вокруг,
Исчез тщеславный в нём испуг.
И вскоре истечёт закон,
Которым Тео связан прочно;
Сойдёт к герою вскоре он,
А что потом, не знает точно.
Мечом он воздух разодрал,
Тем сделав из него портал.

XXXIX
Стояли долго в тишине,
А меч в руках блестел в огне.
– Тебе здесь говорю с упрёком:
Не весь очищен был я сроком, —
Заговорил наш Теодор. —
И поддержал его он речь:
«Весьма мне ясен твой укор:
Ты зло в себе не смог пресечь.
Не все ты одолел пороки,
Не все усвоены уроки.

XL
Хоть Бог не любит зла свершенье,
Но, признавая прегрешенья,
Души твоей крепчает сила,
А Богу искупленье мило».
– Ты знаешь, прожил я немало,
И был я Господом ведом,
И хоть от зла душа страдала,
Смог обрести я где-то дом
И обрести души друзей,
Что сделали меня добрей.

XLI
Друзья уж съедены червями,
А я доныне со слезами
Храню у сердца их кладбище,
Что уж сгорело в пепелище. —
«Исполню я твою мечту