Читать книгу: «Жить в мире глухих»

© Стэйси Кюсти, 2022

ISBN 978-5-4498-7328-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Больше всего от трагедий страдают те люди, которые выстраивают свой мир отдельно от окружающего, считая, что их экосистема находится под полным контролем. И как только внешний мир вкалывает в этот «пузырь» дозу неподвластных им событий, начинается паника.

Можно пытаться изобрести антидот. Или пробурить второе отверстие, чтобы вывести их обратно. Но, кажется, самый логичный исход – покинуть его.

Глава 1

«Воспоминания»

Выстрел.

Тишина.

А так хотелось услышать треск движения крыльев, сказать папе: «В следующий раз» – и элегантно откосить, притворившись больным, или выдумать аллергию, противоречащую нахождению в лесу. Например, на деревья или, может, на траву. Есть ли вообще аллергия на траву?

– Чего стоишь, беги за птицей, – сквозь наполовину выкуренную сигарету пробормотал отец.

Все о чем я мог подумать – это то, что я теперь убийца. Превратить чью-то жизнь в историю казалось мне чудовищным торнадо, вымывающим человечность из моей души. Уже гудят вдали сирены, наверняка меня определят прямиком в Алькатрас, там мне и место.

В следующую секунду я уже лежал на колючей подушке из засохшей травы, а отец бил мне по щекам, не удосужившись даже стряхнуть пепел с уже истлевшей сигареты.

– Вот так и случился мой первый обморок, Миссис Купер, – сказал я школьной медсестре.

– Вообще-то на вопрос о том, были ли у тебя обмороки ранее, стоило ответить количеством раз и возрастом, – саркастично подметила она.

– Один раз в одиннадцать лет, – отрезал я.

На самом деле, я думаю, что Миссис Купер просто не так сильна в жестовом языке, поэтому попыталась колко замаскировать свое невежество, но выглядело это как солдат в синем камуфляже среди пустыни: не к месту и откровенно бросалось в глаза.

По дороге домой я прокручивал в сознании этот момент, произошедший минут тридцать назад, пытаясь вспомнить детали.

Ранее этим днем в кафетерии я, как обычно, отделял перец в салате от других овощей, ведь мама никак не может запомнить, что я его ненавижу. Но я не виню ее, после развода она стала особенно растерянной, порой это даже оказывалось угрозой для жизни. Например, как в тот раз, когда мы ехали по серпантину и она остановилась прямо перед обрывом, чтобы «очень вовремя» взглянуть на карту, а после забыла выкрутить руль в обратную сторону, и мы чуть не попали в мир Джона Леннона, Принцессы Дианы и Патрика Суэйзи. Однако рассеянность моей мамы дошла до такого уровня, что она перепутала тормоз с газом, и мы не сдвинулись с места, оставив бронь на том свете попылиться еще чуть-чуть.

Направляясь к мусорному контейнеру или, как я его называю, «кладбищу сладкого перца» я почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, я увидел Кэрри. Рыжеволосую девушку с бальзамом для губ, пахнущим персиками, которую от меня беспощадно отделяли Джо и Кэмерон на уроках алгебры.

– Кевин, ты забыл, – с непривычки вслух заговорила она со мной.

Последовали извинения, но, конечно же, я прочел все по ее губам, а ручка, которую она протянула, не оставила никаких сомнений. Я поделился с ней на уроке, а потом «нечаянно» забыл попросить обратно.

Я улыбнулся и одобрительно кивнул ей.

Видимо, она настолько сильно чувствовала вину за этот мелкий инцидент, что у нее пошла кровь из носа. Тут-то я и повалился на пол, оказавшись в плену у кусочков болгарского перца, упавших из моего контейнера прямо на холодный кафель, к сожалению, ни капли не смягчив падение.

Вид крови не всегда вызывал у меня обмороки. Даже не знаю, как это работает. Да, мне неприятна ее тягучесть, то, как она обволакивает человеческую кожу, но в кабинете забора крови мне ни разу не плохело. Наверное, важен контекст.

На ступеньках у главного входа в школу мы еще раз пересеклись с Кэрри, но она даже не взглянула на меня. Может, не заметила, а может я показался ей чересчур чудаковатым из-за этого дурацкого обморока. Впрочем, молчание лучше отказа. Я знаю, каково жить в тишине. Я умею с ней работать.

Я сел на велик и окрыленный очередной встречей, закрутил педали, что есть силы. Каждый поворот я знал наизусть, каждый ухаб и каждую машину на парковке. Как же мне хочется покинуть этот город и открыть для себя что-то новое. Удивиться увиденному, заблудиться. Но здесь мама, а одну ее я оставлять не хочу. Да, мне, как выпускнику, уже давно пора было выбрать колледж, но этот момент я оттягиваю, как могу. Смешанные чувства.

Придя домой, я налил себе стакан ледяной воды и с каждым глотком вспоминал запах персиков, окутывающий тусклые уроки алгебры.

Там на кухне, перебирая стакан из одной окоченевшей руки в другую, я думал лишь о том, как слепо мог бы повиноваться Кэрри, будь она хоть немного заинтересована мной. Каким невероятно блаженным стал бы мир, в котором она меня замечает. Мы бы ходили за ручку, я бы фотографировал ее в заброшенном парке аттракционов, а она бы подтягивала меня по всем предметам. Да, я хорошо учусь, но ради нее завалил бы все тесты.

Я, к слову, далеко не новичок в делах сердечных, тому подтверждением является коллекция романтических комедий моей мамы, которые она смотрит со мной каждый вечер. Конечно, я не всегда рад смотреть на то, как она плачет, вылупив глаза на идеального главного героя, но я нахожу довольно интересным некоторые моменты. К примеру, знает ли рядовой школьник о том, что к дамам нужен индивидуальный подход? Ни одни «правила пикапа» не помогут тебе с двумя абсолютно разными личностями. Подтверждено не одним фильмом. Одни западают на мачо, другие – на ботанов. Одни любят тех, кому на них чихать, другие – безнадежных романтиков. Надеюсь, Кэрри из «других».

Взглянув на часы, я понял, что мои мечты могут ненароком привести к фатальной ошибке – встрече с мамой. После работы она особенно загружена, а сегодня медсестра наверняка позвонила ей и рассказала о случившемся, поэтому лучше всего прятаться уже сейчас.

Схватив французский багет, я сбежал по-английски. Прогулки на велосипеде и еда – это всё, что нужно такому отпетому хулигану, как я. Раньше в этот список входило прослушивание музыки, но, к сожалению, ушная инфекция отняла эту радость из моей жизни.

Мой дом находится рядом с парком, переехав через который, можно добраться до дороги, напрямую ведущей к реке. Путь занимает около часа. Несмотря на байкерский стаж, я всегда боялся не то, что ехать по дороге, вместо тротуара, а даже разгоняться. Поэтому, съезжая с гори, я перестаю крутить педали, притормаживаю и начинаю нашептывать молитвы, которые узнал за один день учебы в воскресной школе, в которую меня послали после «страшного диагноза».

Никогда не понимал религию. Я догадываюсь, что она создана быть эдакой подушкой безопасности для взрослых, которым уже поздно верить в Санту и единорогов, но всё же. Разве надежда не делает всё только хуже?

– Ехать с багетом в руке намного труднее, чем я думал, – решил я, и остановился посреди парка, дабы продолжить трапезу в более удобной позиции.

Несмотря на то, что вечер был ранним, парк был почти пуст. Возможно, кто-то еще на работе, а, может, я единственный не взглянул на прогноз погоды, в котором говорилось, что уже через секунду засверкают молнии. В тот момент лишние домыслы меня не сильно интересовали, поскольку я спешил к свободной лавочке, которая располагалась рядом с самыми восхитительно пахнущими цветами во всей округе.

У вас тоже бывают моменты, когда ты начинаешь верить, что счастье в мелочах? Хрустящий от свежести, а не от того, что мама забыла его выбросить неделю назад, багет, лёгкий солнечный свет, окутывающий природу и вдыхающий в неё новую жизнь, аромат цветов, название которых я всё никак не могу запомнить. Я действительно как будто понял все тайны человечества именно в это мгновение.

Но багет, как и всё хорошее, рано или поздно заканчивается, это и подтолкнуло меня поторопиться и добраться, наконец, до реки.

Пара рывков и я уже на светофоре. Машин намного больше, чем обычно, но ничто не способно отделить меня от триумфального глотка речного воздуха и возвращения домой с такой ухмылкой, будто мое имя решили выгравировать на аллее славы.

Я уже представил, как Опра берет у меня интервью и просит поделиться секретом того, как оторвать зад от дивана и совершить двухчасовую поездку на велосипеде.

Так много может произойти, пока ждешь окончание красного на светофоре.

Пара секунд способна вместить столько эмоций: безмятежность, радость, стыд, горе. Я повернул голову налево и понял, почему парк опустел. Машины скопились в одном месте, а между ними, как стая муравьев копошились прохожие. Наверное, не будь я глухим, сейчас я бы слышал самый громкий гул в своей жизни.

Толпа людей во главе с работниками скорой помощи слиплась в один большой сгусток, а лица их выражали грусть и тревогу. Мое же лицо в данный момент было белее облаков, которые как будто по щелчку успели сгуститься надо мной. Я прошел вглубь, придерживая велосипед, нехотя передвигающийся вслед за хозяином.

Я не знаю от чего злился больше: от того, что она перебежала дорогу в двадцати футах от светофора; или от того, что я не слышу ничего, кроме своего идиотского внутреннего голоса; или от того, что ни один из врачей не говорит на языке жестов. То ли по слезам, то ли по возрасту врачи поняли, что я ее сын, и позволили ехать с ними в больницу.

За все время мама ни разу не открыла глаза. Она умерла по дороге.

С тех пор прошло несколько месяцев. Похороны отец решил не устраивать. Мы исполнили ее желание, не к месту звучавшее на каждом ее дне рождении, и кремировали ее. Я тогда не поехал вместе с папой. В следующий раз после скорой, я видел ее уже в урне…

У мамы была мечта, которую она так и не успела осуществить: побывать в Нью-Йорке. Так и зародилось наше путешествие в «Город, который никогда не спит».

Глава 2

«Сочувствие»

Ненавижу жалость. Впервые я с ней столкнулся, когда пришел в школу после потери слуха. Все здоровались, а потом, одумываясь, кривили странные стыдливые улыбки и махали мне рукой. Даже те, с кем я в жизни ни разу не разговаривал. Я знал, что сейчас будет так же.

Я поднялся по ступенькам, схватился за ручку, перевел дыхание и открыл дверь в мир сочувствия. Плакаты были повсюду. Не знаю, как школьников заставили нарисовать столько за одни выходные. Наверняка сам директор обзвонил каждого родителя, а те наподдали как следует своим отпрыскам, пока те не выскребут «Соболезную» на куске завалявшейся дома цветной бумаги.

Первой ко мне подошла Кэт со своей бандой малолетних расхитительниц сердец. Типичные «крутые девчонки», которые есть в каждой школе. За масками лицемерия и тонной мейкапа скрывается давление родителей, всплеск гормонов и желание всем понравиться.

– Очень жаль, – умудрилась выдать на свежевыученном языке Кэт.

Я ответил ей самым длинным жестом, который только смог выдумать, чтоб взглянуть на ее бегающие в ступоре глаза. Она повторила те же слова, но уже вслух, шевеля губами так, чтобы даже такой глухой идиот, как я, мог прочитать.

К Кэт подбежал квотербек Нейтан с врожденным детектором ревности и сквозь зубы пробормотал что-то, что я даже не пытался прочесть по губам. Он схватил ее за талию и окруженный стаей дружков увел ее обратно в мир крутых.

Я вдруг вспомнил Джимми. Мы дружили в начальной школе. Именно он и помог мне в начале глухоты справиться с абсурдом, который на меня тогда навалился. Он разговаривал со мной, как обычно. Придумывал шутки про одноклассников, которые я мог четко прочесть по его губам. Может, он и специально подбирал слова, в которых побольше согласных, но это было так непринужденно, что все ощущалось, как прежде. Жаль, что он переехал. В нашем маленького городишке либо пускают корни с рождения, либо долго не задерживаются. Семья Джимми относилась ко вторым.

Я шел по коридору, увешанному плакатами и не понимал, какое чувство во мне преобладает: желание расплакаться или разорвать к чертям все эти соболезнования. Кажется, организм решил не дожидаться согласия и выбрал слезы. Я убежал в туалет.

Запершись в кабинке, я сел на крышку унитаза, и соленая горечь потекла по моим щекам. Я представлял картину того дня снова и снова. Видел ее, видел врачей, видел, как я держу ее за руку в машине скорой помощи, уже зная, что ничего не поможет.

В глазах потемнело, сердце застучало, как бешеное, я схватился за голову и зажал ее между коленок. К слезам в подарок шел страх. Я думал, что вот-вот умру, и боялся, что это чувство теперь останется со мной навсегда.

Я просидел так до начала урока. Когда вибрация телефона бестактно напомнила об алгебре, ноги уже привели меня к раковине.

– Ничего из этого не выйдет, – вслух сказал я опухшему от слез отражению в зеркале.

Выйдя из туалета, я свернул направо, оставив класс алгебры, окутанный ароматом персиков, позади.

Пройдя через злосчастный коридор сочувствия, я протянул руку вперед, чтобы открыть дверь, но она вдруг распахнулась сама. В лучах ослепляющего утреннего света нарисовался силуэт человека, которого я хотел видеть меньше всего.

– Мистер Грин! Доброе утро. То есть… Здравствуйте. Очень. Очень соболезную, – так четко, как он только мог, проговорил директор.

– Спасибо, директор Льюис.

– Вас проводить до класса?

– Худшего и придумать было нельзя, – вел внутренний диалог я, – Дурак, надо было взять себя в руки и идти на алгебру. Теперь абсолютно все обратят на тебя внимание, когда в класс ты войдешь под руку с директором. Кретин.

Директор Льюис остановился перед дверью и тактично попрощался. Самобичевание прошло зря. Теперь я весь на взводе.

Пару глубоких вдохов спустя я вошел и направился прямиком к своей парте. Отключив периферическое зрение, я позволил глазам видеть лишь стол, учебники и уравнение на доске.

Я проучился так еще несколько месяцев. Никого не слыша, никого не видя, ничего не замечая.

Глава 3

«Ночь перед отъездом»

Мой отец, как типичный обладатель кризиса среднего возраста, обзавелся спортивной двухместной машиной. Невозможность лечь на заднем сидении и провести эти дни поездки в покое не давала мне уснуть.

Все это время прах мамы стоял на полке, покорно дожидаясь, пока отцу позволят взять отпуск. Постоянные ссоры подливали масла в огонь, он несколько раз пытался меня убедить в том, что бессмысленно ехать в Нью-Йорк – она и так мертва и дорожное путешествие не увеличит ее шансы на счастливую загробную жизнь.

Правда ведь интересно, как сильно люди могут отталкивать друг друга, учитывая, что ранее были на редкость близки. Почему так случается? Некогда любящие становятся чужими, столкнувшись с преградой на пути. Я прекрасно знаю, что в разводе виноват не я. Беседы с онлайн-психологом, кажется, вырезали это на коре моего головного мозга, что явно вызовет недоумение патологоанатомов при вскрытии. Но шутки в сторону.

Решив, что самоистязание не лучшее снотворное, я решил прибегнуть к недавно открытому для себя действенному способу.

Сразу после кремации я начал курить. Хотя вид пепла ежедневно напоминал мне о смерти, я нашел что-то умиротворяющее в процессе. Мысль о том, что я заблуждаюсь никак меня не трогала. Знаю, что довольно эгоистично приближать свою смерть таким нелогичным образом. Наверное, отчасти виноваты фильмы. Именно они учат тому, что лучшими успокоительными являются: мороженое, кофе и сигареты. Но раз уж я решил уснуть, то вариант с кофе отпадает. К тому же, как бы иронично это не звучало, пинта моего любимого мороженого стоит дороже пачки сигарет. Получается, сам Господь подталкивает меня к этому долгосрочному суициду.

Я сменил шорты на джинсы, более подходящие для ночной погоды, схватил на ходу поддельные документы и мысленно уже сел на поезд Стресс-Мальборо.

Около полуночи я вышел из дома.

С тех пор я больше ни разу не садился на велосипед, даже придумал себе игру. Каждый раз, закуривая сигарету, я тушил ее об этот злосчастный кусок железа. На сидении не осталось и дюйма уцелевшего от всевластного пламени, а вся рама покрылась черными пятнами, напоминающими незажившие пулевые ранения.

Малость поскользнувшись на нашем газоне, я ступил на тротуар и пошел, резко отряхивая куски травы, прилипшие к некогда любимым кроссовкам.

Я люблю ночь, время, когда даже на улицах есть шанс побыть наедине с самим собой. Как будто ставишь все чужие жизни на паузу, чтобы оказаться единственным человеком на планете.

Проезжающая мимо машина нарушила мои права на эксклюзивные отношения с Землей, и я продолжил свой путь, прикрывая глаза от резкой перемены освещения.

Старенький пикап остановился рядом, и водитель привлек мое внимание руками, размахивая ими будто на рок-концерте. Я предположил, что единственное, что могло оправдать его энтузиазм – это тот факт, что он уже несколько раз безуспешно окликнул меня ранее. Раз не знает о моей глухоте, значит, чужак.

Я махнул ему рукой, чтоб ехал дальше. В последнее время меня отторгало идти на контакт с людьми, тем более с незнакомцами, первая встреча с которыми всегда начиналась с неловкого распознавания ими моей болезни.

Вдруг он вышел из машины и резко зашагал в мою сторону, я схватил ключи из кармана покрепче, вспоминая уроки самообороны подручными средствами.

– Можно воспользоваться зажигалкой? – отчетливо прочитал я по его губам, благодаря тому, что он предусмотрительно оставил фары машины зажженными.

Я и не заметил, что все это время крутил зажигалку пальцами левой руки, а у этого джентльмена, видимо, очень хорошее зрение. Либо очень долгая никотиновая ломка.

– Ты мне зажигалку, а я тебе сигарету, – сказал он очень медленно, видимо, чтобы я разобрал каждую букву.

– Давайте, – ответил я, протягивая зажигалку, ожидая заветные пять минут самоуничтожения в ответ.

Он, видимо, сразу понял, что я не немой, поскольку его лицо не отражало ни капли недоумения, когда прозвучал мой голос.

Мы стояли и курили вместе, облокотившись на капот его машины. Как же странно, встретив всего минуту назад человека, уже спокойно стоять рядом с ним и делить на двоих одну привычку. Не знаю что такого особенного в машинах, но даже рядом с ней чувствуешь себя каким-то более властным. Как будто купил билет в свободу и можешь отправиться куда пожелаешь в любую секунду.

– Интересно, куда он едет? – задумался я.

– До свидания, – сказал он, улыбнувшись мне.

– Стойте! – выкрикнул я, протягивая зажигалку, – Мне все равно в супермаркет, убью двух зайцев.

– Ты хороший парень, я бы подвёз тебя, но мне в другую сторону. Будь осторожен.

Я проводил взглядом отдаляющуюся машину и задумался стоит ли идти до магазина.

Отец никогда не отличался заинтересованностью в моей жизни. Даже не знал, что у меня есть велосипед, не говоря уже о том, чтобы заметить отметины на нём. Но одно я знаю точно, он никогда не поощрял курение и стыдился своей вредной привычки. Он бы не простил себя, узнав о том, что я пошел по его стопам.

Решив не возвращаться обратно, я все-таки пошел к супермаркету.

Я не отличаюсь тягой к сладкоедению, но всегда любил в магазинах полки с конфетами. Эти разноцветные коробочки по одному доллару привлекают своей яркостью, и ты чувствуешь себя поглощенным в радугу.

– Привет, – сказал продавец на языке жестов.

Я махнул ему в ответ и зашагал в конфетный отдел, словно холостяк в Атлантик-Сити, нацеленный потратить каждый цент своих денег.

Я начал жадно хватать пачки со сладостями, думая о том, что они будут для меня отвлечением от жажды табака и защитой от нравоучений отца в ближайшие дни. После пятой пачки я решил остановиться.

Думаю, продавец решил, что у меня расстройство пищевого поведения, и поэтому не стал как обычно придумывать шутки, основанные на покупках.

На кассе я обвел глазами изгибы пачки Мальборо, а затем взглянул на стенд с зажигалками, но не поддался желанию. Выходя из магазина, я все-таки в последний раз оглянулся.

– Одну сейчас, четыре в машине, – решил я, на ходу открывая пачку мармелада в виде рыбок.

Я взглянул наверх, в надежде увидеть звезды, но небо было предательски черным. Даже луна была этой нелепой формы: когда уже не похожа на месяц и еще не стала полностью круглой.

И вот я снова один, если не считать сладости за компанию, хотя в последнее время они мне стали ближе кого-либо из людей.

Мне стало казаться, что найти друга – это лотерея, которую можно выиграть либо в очень юном возрасте, а потом пронести эту дружбу сквозь года, держась лишь за память о счастливом детстве, либо на «закате» лет, когда твое мировоззрение уже сформировалось и совпадает с теми, кто тебя окружает. Все отношения, начавшиеся в школе, спортивной секции, университете или работе, остаются в той локации, где и зародились, и умирают при выходе на следующей остановке жизни.

Я закончил школу несколько недель назад и с тех пор не говорил ни с одним из тех, кто так трепетно рисовал мне мотивирующие плакаты, после смерти матери.

Конфета выпала изо рта, мне как будто заблокировали дыхание. Я остановился, все сладости выпали из моих рук на тротуар, но гравитация не разрушила стопку коробок, и конструкция упала единой башней. Попытался сделать вдох, но безуспешно. Ненадолго растерявшись, я все-таки сделал глубокий глоток воздуха и выдохнул.

Я будто пережил все заново: велосипед, светофор, толпа и она…

Похоже, я переоценил себя, надеясь, что смогу даже с самим собой, внутри якобы безопасного места под названием «сознание», обсудить это событие.

Я вновь посмотрел наверх, где по-прежнему не было ни намека на звезды, но на сей раз я надеялся увидеть не их.

Демонстративно ударив себя слегка вспотевшими ладошками по щекам, я схватил коробки и поспешил домой.

В этот раз мимо меня не проехало ни одной машины и путь освещали лишь фонари. Мои кроссовки насквозь промокли от распрыскивателей, поливавших траву по ночам, и я переключился на бег, чтобы скорее добраться до дома и, наконец, уснуть.

Я уже десять раз пожалел о том, что не взял сигареты, но решил, что это во мне говорит тяга к никотину. Символично пнув велосипед, стоявший около крыльца, я зашел домой.